Пока наши путники поднимались по лѣстницѣ, Ардеа спросилъ мага, не составляютъ ли черные на Марсѣ низшей расы?
- Нѣтъ! Какъ и у васъ, эта раса старѣе нашей. Она уже развилась, и дала много извѣстныхъ ученыхъ; у нихъ, какъ и у насъ есть сословіе маговъ. Вообще, эволюція человѣчества слѣдуетъ здѣсь правилу, общему для нашей системы. Вы, на своей планетѣ, представляете пятую расу, а мы - шестую.
Они вошли въ верхнюю залу, и разговоръ ихъ прервалъ молодой человѣкъ, который подошелъ къ Сагастосу и привѣтствовалъ его отъ имени правителя.
Такъ какъ Ардеа достаточно зналъ языкъ страны, въ которой они высадились, то и понялъ все, что они говорили, и могъ отвѣтить въ вѣжливыхъ выраженіяхъ, когда Сагастосъ представилъ его, какъ своего ученика и друга.
Князь зналъ уже, что Сагастосъ принадлежалъ къ народу Раваллисовъ, а что черные люди носили имя Таобтиловъ.
Пока они шли къ выходу, Ардеа замѣтилъ, какое удивленіе и любопытство возбуждалъ онъ въ окружающихъ; но онъ привыкъ къ нему, и оно не производило уже на него непріятнаго впечатлѣнія. Не обращая никакого вниманія на разглядывавшіе его любопытные взоры, князь самъ интересовался всѣмъ, что его окружало и значительно разнилось отъ того, что онъ видѣлъ въ столицѣ раваллисовъ.
Такъ, вмѣсто длинныхъ и широкихъ одеждъ, мужчины носили здѣсь узкіе штаны и короткія рубашки или куртки, которыя, какъ трико, обтягивало тѣло; а на головахъ ихъ были большія, плоскія шляпы.
Они сѣли въ четырехмѣстный экипажъ, тоже снабженный механическимъ двигателемъ, и быстро помчались ко дворцу правителя.
Здѣсь князь видѣлъ то же изобиліе садовъ, но только дома были совсѣмъ иной архитектуры; большая часть ихъ была въ одинъ, много въ два этажа, и съ плоской крышей.
Всюду царила лихорадочная дѣятельность. По улицамъ большія животныя тащили тяжело-нагруженныя телѣги. Всюду встрѣчалось множество дикихъ жителей равнинъ, которые катили телѣжки и несли тяжелые тюки.
Остановилась они передъ зданіемъ, которое было выше и красивѣе другихъ домовъ. Сопровождавшій ихъ молодой человѣкъ, оказавшійся секретаремъ правителя, провелъ гостей черезъ длинную галлерею съ колоннами, убранную растеніями, въ большую залу, выходившую на террасу и окруженную густыми деревьями. Въ этой залѣ находилось человѣкъ двѣнадцать мужчинъ, которые вели оживленную бесѣду. При входѣ гостей, одинъ изъ присутствующихъ всталъ и пошелъ къ нимънавстрѣчу.
То былъ правитель. Онъ казался молодымъ человѣкомъ, а красивое и правильное лицо его было необыкновенно симпатично. Онъ носилъ черные башмаки и камзолъ, обшитый краснымъ; на шеѣ у него, на красной же лентѣ, висѣла большая звѣзда, украшенная драгоцѣнными камнями.
Обнявъ мага, правитель дружески привѣтствовалъ князя, который былъ представленъ ему подъ тѣмъ же именемъ ученика и друга Сагастоса.
Всѣ сѣли и продолжали начатый передъ тѣмъ разговоръ. Вопросъ шелъ о возникшемъ съ сосѣднимъ народомъ несогласіи, для улаженія котораго хотѣли обратиться къ царю раваллисовъ, какъ третейскому судьѣ. Сагастосъ отнесся къ вопросу съ живымъ интересомъ; но Ардеа не принималъ участія въ разговорѣ и занимался тѣмъ, что слушалъ и изучалъ собесѣдниковъ.
Лица присутствующихъ были очень привлекательны и носили отпечатокъ высокаго ума. Князю невольно пришла въ голову не разъ уже посѣщавшая его мысль о томъ, до какой степени заблуждаются на Землѣ, обезлюживая вселенную; какое мелочное тщеславіе выказываютъ земные люди, предполагая, что, если даже на другихъ планетахъ и находятся живыя существа, то они должны быть или карликами, или обезьянами или пресмыкающимися, полу-людьми, полу-животными, лишенными культуры, цивилизаціи, благоустройства и науки. Словомъ, ни по уму, ни по своимъ знаніямъ они не могутъ будто бы возвыситься до обитателей Земли, - этой альфы и омеги творенія, якобы единственной и гордой представительницы человѣческаго разума и могущества.
А теперь вотъ, на этой другой планетѣ, онъ очутился среди такихъ же, какъ и онъ самъ, людей - цивилизованныхъ, утонченныхъ, имѣющихъ свои общественные и политическіе интересы, науки и искусства, одни словомъ, обладающихъ всѣмъ тѣмъ, что онъ прежде считалъ исключительной привиллегіей маленькаго, затеряннаго въ пространствѣ, но родного ему шара, который Сагастосъ назвалъ какъ-то, смѣясь: "вселенскій безумецъ".
Слуга, съ докладомъ, что поданъ обѣдъ, прервалъ разговоръ. Хозяинъ дома и его гости спустились въ садъ и по тѣнистой аллеѣ направились къ площадкѣ, передъ другой террасой. Въ тѣни деревьевъ накрытъ былъ столъ, защищенный отъ солнечныхъ лучей разбитой надъ нимъ палаткой.
На террасѣ появились двѣ молодыя женщины въ бѣлыхъ одеждахъ. Несмотря на черный цвѣтъ лица, обѣ онѣ были такъ чудно хороши, что Ардеа, положительно, пришелъ въ восхищеніе.
Это была вторая супруга правителя со своей падчерицей. Обѣ онѣ привѣтствовали Сагастоса, какъ стараго знакомаго, но казалось были поражены видомъ князя; особенно заинтересовалась имъ молодая дѣвушка, сидѣвшая съ нимъ рядомъ за столомъ.
Въ эту минуту Ардея совершенно забылъ, что онъ находится на Марсѣ. Черныя дамы поглотили все его вниманіе, и онъ съ любопытствомъ изучалъ ихъ наружность и костюмы.
На чернокудрой головкѣ жены губернатора, благородной Америллы, надѣта была маленькая, семигранная золотая тіара, которая придерживала длинный и широкій вуаль, сдѣланный изъ пурпурной ткани, прозрачной, какъ самый тонкій газъ. Плотно облегавшій корсажъ отороченъ былъ красной лентой и вышитъ золотомъ. Широкая юбка заканчивалась небольшимъ трэномъ. У хозяйки дома были большіе, бархатистые, каріе глаза. Руки и шея ея были покрыты массивными украшеніями, усыпанными драгоцѣнными камнями.
Сосѣдка князя, - очевидно, еще очень молодая дѣвушка, - была просто одѣта во все бѣлое и не носила драгоцѣнностей; только корсажъ и волосы ея были украшены свѣжими цвѣтами. Какъ онъ узналъ потомъ, вуали могли носить однѣ лишь замужнія женщины.
Зту очаровательную дѣвушку звали Нирдана. Въ большихъ лиловато-голубыхъ глазахъ ея блестѣло наивное любопытство и интересъ, возбужденные въ ней ея сосѣдомъ. Однако, она воздерживалась отъ вопросовъ, которые, видимо, горѣли на ея устахъ. Только къ концу обѣда, ободренная любезностью къ ней князя, она предложила ему показать садъ, а потомъ, когда спадетъ немного жаръ, покататься на лодкѣ.
Солнце садилось, и жара спадала, когда Нирдана, съ позволенія отца, предложила князю прогуляться съ ней.
Тотъ поспѣшилъ согласиться и съ понятнымъ интересомъ спустился въ громадный и прекрасно содержимый садъ, растительность котораго была гораздо богаче и разнообразнѣе той, которую онъ видѣлъ въ землѣ раваллисовъ. Климатъ, очевидно, былъ здѣсь теплѣе, и страна представляла изъ себя что-то вродѣ тропиковъ Марса.
Садъ заканчивался большимъ озеромъ, у берега котораго стояла на причалѣ лодка. Въ лодкѣ веселъ не было, но она была снабжена электрическимъ аппаратомъ, править которымъ взялась Нирдана. Они вошли въ лодку и быстро понеслись по гладкой и сверкающей поверхности озера.
Въ разговорѣ Нирдана пыталась удовлетворить свое любопытство и узнать, откуда явился, и кто такой онъ, Ардеа; но такъ какъ князь давалъ уклончивые отвѣты, то она не настаивала, и разговоръ вертѣлся на пустякахъ.
Но вотъ вдали показался покрытый лѣсомъ островокъ, на которомъ стояло небольшое зданіе съ пурпурнымъ куполомъ, и князь освѣдомился, что это такое.
- Это небольшой храмъ, посвященный нашему богу, великому Имамону, - отвѣтила Нирдана. - Хотите осмотрѣть его?
- Очень хочу, если можно.
- Конечно, можно! Но это только маленькая часовня, хотя все-таки и тамъ можно совершать жертвоприношенія. А что вамъ непремѣнно нужно посмотрѣть, до вашего отъѣзда, такъ это большой храмъ Имамона, воздвигнутый на томъ самомъ мѣстѣ, гдѣ погибъ богъ. Это несомнѣнно самое богатое у насъ святилище. Туда ежегодно стекаются тысячи паломниковъ; а въ большіе праздники, на великомъ богослуженіи бываетъ даже самъ царь. Одно изъ такихъ торжествъ будетъ происходить на-дняхъ.
Пока она говорила, лодка стала приближаться къ острову. Вдругъ на водѣ появились большія, бѣлоснѣжныя птицы, съ маленькимъ, въ видѣ короны, хохолкомъ на головѣ, и крыльями, обрамленными красными перьями. Птицы эти безъ страха окружили лодку и протягивали голову къ сидящимъ.
Нирдана вынула изъ кармана кусокъ хлѣба и раздала его птицамъ, которыя ѣли изъ ея руки, радостно при этомъ вскрикивая.
- Это ваши домашнія птицы? - спросилъ Ардеа.
Нирдана отрицательно покачала головой.
- Нѣтъ, онѣ живутъ на свободѣ. Во время жары онѣ прячутся въ гротахъ, по берегамъ озера, а при закатѣ солнца выходятъ купаться и кормиться. Онѣ посвящены Имамону, никто имъ не дѣлаетъ зла, и такъ какъ всѣ богомольцы ихъ кормятъ и ласкаютъ, то птицы безъ всякаго страха приближаются къ людямъ.
Въ эту минуту лодка подошла къ каменной лѣстницѣ, и Нирдана привязала ее къ желѣзному кольцу, а потомъ наклонилась и сорвала нѣсколько большихъ и красивыхъ голубыхъ цвѣтовъ, которые росли въ водѣ у берега.
Прямая аллея вела въ храмъ, внутренность котораго была освѣщена многочисленными лампадами. Стѣны, казалось, были сдѣланы изъ синяго сталактита; въ глубинѣ храма, въ убранной цвѣтами нишѣ, красовалась большая бѣлая птица съ распростертыми крыльями, державшая въ клювѣ длинный, острый ножъ. Передъ нишей, на жертвенникѣ, стояла большая ваза съ масломъ, служившая лампадой.
Нирдана положила въ нишу принесенные цвѣты, зачерпнула ложкой, лежавшей на жертвенникѣ, масла изъ большой стоявшей на ступенькахъ амфоры, и подлила его въ лампаду. Преклонивъ затѣмъ колѣна, она стала горячо молиться.
Изъ вѣжливости, Ардеа послѣдовалъ ея примѣру, тоже подлилъ масла и тоже опустился на колѣни. Но на этотъ разъ онъ не чувствовалъ того восторженнаго порыва, который охватилъ его въ храмѣ Вѣры.
- Эта птица изображаетъ, вѣроятно, бога Има-мона? Почему вы поклоняетесь ему въ этомъ видѣ? - спросилъ князь, когда Нирдана окончила молитву.
- Я разскажу вамъ все, что мы знаемъ о жизни и смерти бога, и тогда вы сами поймете, почему мы поклоняемся ему въ этой символической формѣ. Има-монъ, видите ли, былъ сынъ Аура, Невѣдомаго, Всемогущаго, создавшаго вселенную и правящаго всѣмъ видимымъ и невидимымъ. Имамонъ снизошелъ на землю проповѣдать великія, вѣчныя истины и добродѣтели, которыя открываютъ седьмое небо славы, гдѣ пребываетъ Ауръ. Имамонъ былъ добръ и чистъ, какъ сама сущность великихъ истинъ, завѣщанныхъ имъ міру. Онъ исцѣлялъ больныхъ, воскрешалъ мертвыхъ, усмирялъ бури, повелѣвалъ стихіями, духами свѣта и тьмы. Словомъ, онъ дѣлалъ только добро, и куда ни ступала его божественная нога, тамъ все процвѣтало.
Но проповѣдь Имамона и его многочисленныхъ учениковъ возбудила гнѣвъ жрецовъ жестокаго и кровожаднаго божества, которому поклонялись тогда въ этой странѣ. Они рѣшили отъ него отдѣлаться. Его измѣннически схватили, бросили въ темницу и осудили на смерть. Палачи сложили большой костеръ, возвели на него благодѣтеля рода человѣческаго, и самъ великій жрецъ вонзилъ ему ножъ въ сердце. Кровь Имамона брызнула и воспламенила костеръ прежде, чѣмъ недостойные успѣли подложить огонь. Когда таинственное пламя пожрало тѣло божественнаго сына Аура, изъ среды костра взлетѣла бѣлая, какъ снѣгъ, птица съ огненными крыльями, и въ клювѣ держала ножъ - орудіе казни бога.
Въ эту минуту, небо покрылось тучами и почернѣло, а земля гудѣла и сотрясалась. Скала, на которой гордо высился храмъ, откуда вышли жрецы, палачи Имамона, пошатнулась и, вмѣстѣ съ храмомъ, низверглась въ пропасть, разверзшуюся у ея подножія.
Изъ-подъ обломковъ скалы брызнулъ громадный потокъ и съ грохотомъ ринулся въ бездну. Но только воды его были красны, какъ кровь: то была невинная кровь божественнаго Имамона, пролитая человѣческой злобой.
Жрецы, жестокіе палачи благодатнаго бога, умерли у костра, пораженные небеснымъ огнемъ. Память ихъ предана всеобщему проклятію, а ихъ потомки, которые еще существуютъ понынѣ, презираются всѣми; ихъ избѣгаютъ, какъ людей, приносящихъ несчастье.
Испуганные всеобщимъ порицаніемъ, палачи Имамона пытались оправдаться, говоря, что они убили его, будто, по приказанію ихъ бога, Ассура. Но, гонимые всеобщимъ проклятіемъ, они принуждены были покинуть страну и удалиться въ равнины и лѣса къ народу работниковъ. Тамъ они возстановили культъ Ассура, и построили свои храмы.
Дикій и порочный народъ равнинъ, принялъ имя ихъ бога, и зовется теперь - Ассурами. Они фанатически поклоняется своему ужасному и кровожадному божеству, требующему человѣческихъ жертвъ и крови; всегда крови, въ обмѣнъ за кровь Имамона, которая не досталась ему, такъ какъ Ауръ, отецъ свѣта, претворилъ ее, и она течетъ на спасеніе смертныхъ.
Ассура изображаютъ отвратительнымъ существомъ, символомъ разрушенія; онъ сѣръ, какъ пепелъ, представляющій безформенный остатокъ того, что было. У него большія, остроконечныя крылья, руки въ формы когтей, съ которыхъ капаетъ кровь, и голова увѣнчана рогами, а хвостъ имѣетъ видъ трехголовой змѣи, которая кусаетъ все, что окружаетъ ее. Я забыла еще сказать, что Ассуръ держитъ въ когтяхъ сердце праведника, котораго пожралъ. На его жертвенникѣ горитъ одинъ только огонь, добываемый изъ камня или зажигаемый молніей.
Жрецы Ассура - жестоки, жадны и держатъ народъ въ страхѣ и раболѣпствѣ. Они страшно богаты; но, тѣмъ не менѣе, ведутъ дѣятельную торговлю зерномъ, скотомъ и разными лѣсными или полевыми продуктами, которые вымогаютъ у населенія.
Несмотря на наше къ нимъ отвращеніе и презрѣніе, они настойчиво стараются проникнуть въ нашу страну; гдѣ только можно, скупаютъ земли и строятъ дома. Но я уже сказала, что всѣ избѣгаютъ и сторонятся ихъ, какъ приносящихъ съ собой несчастье.
Во время этого разсказа они уже сѣли въ лодку и плыли домой.
Ардеа горячо поблагодарилъ Нирдану за разсказъ, но разговоръ какъ-то не вязался. Выслушанная только что религіозная легенда заставила князя призадуматься.
Очевидно, на Марсѣ, какъ и на Землѣ, борются два великихъ принципа, - зло и добро, - оспаривая другъ у друга сердца человѣческія. Здѣсь, какъ и тамъ, воплощаются божественные послы, указывающіе ослѣпленнымъ, нерѣшительнымъ людямъ дорогу къ небу, и кровью запечатлѣвающіе свое божественное ученіе.
Была уже ночь, и на темной лазури неба загорѣлись звѣзды. Ардеа невольно сталъ искать среди этихъ блестящихъ свѣтилъ крошечную, но гордую Землю, свою родину. Въ эту минуту лодка причалила къ берегу, и Нирдана со своимъ спутникомъ поспѣшно направилась къ дому.
Гостямъ отвели двѣ роскошныя комнаты, куда они и удалились послѣ вечерняго стола.
Князь находился еще подъ впечатлѣніемъ слышанной легенды объ Имамонѣ и не удержался, чтобы не поговорить о ней съ Сагастосомъ.
Бесѣдовали они долго, и Ардеа разсказалъ марсіанину священныя преданія про Озириса, убитаго Тифономъ, про Кришну, котораго враги поразили стрѣлой, и про борьбу, которую по вѣрованіямъ персовъ, ведутъ между собой Агура-мазда и Ангро-майнія.
Обсуждая и сравнивая міровые миѳы, Сагастосъ, въ свою очередь разсказалъ, нѣсколько преданій.
- Нирдана права! - сказалъ онъ. - Храмъ Има-мона, дѣйствительно, одинъ изъ самыхъ интересныхъ нашихъ памятниковъ, если даже отбросить его религіозный престижъ. Я думаю, что завтра намъ удастся его посѣтить, а дня черезъ три тамъ будетъ справляться одинъ изъ великихъ годовыхъ праздниковъ, на который я провезу и васъ. Мы отправимся съ семействомъ правителя, что дастъ возможность хорошо видѣть все, что будетъ тамъ происходить. Есть еще одно, большое святилище Имамона, но, по оригинальности и красотѣ, оно не можетъ идти въ сравненіе съ тѣмъ, которое мы увидимъ завтра.
V
На зарѣ Сагастосъ разбудилъ князя.
- Вставайте скорѣй, другъ Ардеа, - весело закричалъ онъ. - Я боюсь, что день будетъ очень жаркій. Поэтому нужно торопиться, намъ предстоитъ почти два часа ѣзды.
Подстрекаемый любопытствомъ, князь такъ быстро одѣлся, что полчаса спустя они сидѣли уже въ каютѣ небольшой, похожей на венеціанскую гондолу лодкѣ, приводимой въ движеніе электричествомъ.
Сначала они шли по озеру, но затѣмъ небольшимъ каналомъ вышли въ широкую рѣку, по которой легкая лодка понеслась противъ теченія съ необыкновенной быстротой.
Чѣмъ дальше двигались они впередъ, тѣмъ страна дѣлалась гористѣе. Крутые берега стояли по обѣ стороны, какъ стѣны; повсюду виднѣлись зубчатыя скалы причудливой формы и горы.
Затѣмъ лодка свернула въ сторону и вошла въ одинъ изъ рукавовъ рѣки, который становился все уже и уже, тѣснимый высокими горами. Окрестности были очень дики и мрачны, и впечатлѣніе это еще болѣе усиливалось, благодаря растительности темнаго, почти чернаго цвѣта.
Наконецъ, они подошли къ берегу. Одинъ изъ служителей храма причалилъ лодку, и оба путешественника начали подниматься по высѣченной въ скалѣ лѣстницѣ, которая, широкими зигзагами, вела на самую вершину горы.
Сагастосъ остановился передъ пробитою въ стѣнѣ дверью и трижды ударилъ въ висѣвшій металлическій дискъ.
Дверь отворилась, и наши путники вышли на большую, обсаженную деревьями площадку. Аллеи были устланы цвѣтными плитами.
Въ центрѣ этого дворика былъ устроенъ бассейнъ, въ которомъ плавали бѣлоснѣжныя священныя птицы. Въ тѣни деревъ, на извѣстномъ разстояніи другъ отъ друга, были разставлены чудной работы скамейки, а между ними устроены фонтаны, бросавшіе вверхъ снопы серебрившихся на солнцѣ струй.
Прямо противъ входа высились громадныя врата храма. Сагастоса и князя встрѣтилъ дежурный жрецъ, почтительно привѣтствовалъ мага и объявилъ, что готовъ показать имъ храмъ.
Ардеа съ любопытствомъ осмотрѣлъ этого служителя Имамона. Жрецъ былъ въ длинномъ бѣломъ одѣяніи; на плечахъ у него были привязаны лентами крылья огненнаго цвѣта, а на головѣ надѣто что-то вродѣ краснаго шлема, который увѣнчанъ былъ птицей съ распущенными крыльями.
Уже подходя къ храму, Ардея обратилъ вниманіе на доносившійся глухой рокотъ, который перешелъ въ громовые раскаты, когда они вошли подъ своды святилища. Въ храмѣ все поражало строгой простотой. Посрединѣ стоялъ большой каменный жертвенникъ, въ фбрмѣ костра, на которомъ горѣлъ огонь, тщательно поддерживаемый тремя юношами и тремя молодыми дѣвушками, которые подбрасывали смолистыя и благоухающія вещества. Въ воздухѣ чувствовался необыкновенно нѣжный и живительный ароматъ.
Въ глубинѣ, нѣсколько ступеней вели въ особую часть храма, закрытую тяжелой пурпурной завѣсой. На ступеняхъ, по обоимъ концамъ, стояли треножники съ курившимися благовоніями, и около каждаго изъ нихъ дежурила жрица.
Подойдя къ завѣсѣ, жрецъ палъ ницъ и сказалъ:
- Мы вступаемъ въ святое святыхъ!
Магъ и Ардеа послѣдовали его примѣру.
Затѣмъ жрецъ всталъ и, поднявъ край завѣсы, пропустилъ ихъ впередъ.
Князь ступилъ нѣсколько шаговъ и остановился, ошеломленный. То, что онъ увидѣлъ, превосходило самый смѣлый полетъ фантазіи.
Онъ стоялъ на небольшой площадкѣ, за краемъ которой зіяла ужасная, по ширины и глубинѣ пропасть; а съ противоположной стороны грозно высилась черная скала громадной высоты. Гладкая, точно срѣзанная бритвой вершина скалы дала широкую трещину, и изъ этой разсѣлины съ грохотомъ низвергался потокъ, вода котораго была красна, какъ кровь. Широкими каскадами пурпурныя воды падали въ бездну, разбрасывая далеко вокругъ багряныя брызги.