На "Забияке" все было исполнено в лучших традициях еще довоенных инженеров. Бронированный паровоз, два вагона еще и с шестью пулеметами, броневагоны. Не сляпали лишь бы быстрее, а точно знали спецификации. Одно удовольствие с ними работать было. Экскурсии ходили смотреть.
Вот и сейчас на путях стояло заводское чудовище, а не обычная для гражданской войны самоделка. И ведь вроде на вооружении армии бронепоезда не стоят. Или я ошибаюсь? Надо проверить. Ковалев сказал про наличие в ДОНе, но это не армия. С ними проблема. Очень удобно в качестве поддержки пехоты, но исключительно при наличии железки в нужном направлении. В Европе сеть намного более развитая, а здесь до сих пор однопутка.
Транссиб начали достраивать, а здесь дороги не очень. График перевозок выдерживают хорошо, но уже и постороннему видно: со скрипом справляются. Грузопоток вырос, пассажирский тоже. Правда, здесь не было особых потрясений и капитальный ремонт не требовался. Но железная дорога без нескольких путей - сплошное большое горе на войне. Один снаряд или диверсия - и привет. Отойти нельзя. Стой под огнем. Бронемашина лучше, но она не приспособлена для таскания стволов подобного размера. Вон тот, без всяких сомнений, стопятимиллиметровое морское орудие, а на площадке еще и зенитка. Серьезная сила.
Дверь в очередной раз распахнулась, и я поспешно вскочил. Не узнать знакомых лиц, даже в компании с еще несколькими посторонними, надо совсем мозги проспать. Я что, зря вместе с Красильниковым на "Забияке" воевал? Пусть посмеет не узнать старого приятеля.
Срочно "совершенно случайно" заступить дорогу. А то сейчас дружной толпой проскочат мимо - и вся поездка коту под хвост. Мой кореец давно испарился по служебным делам, и где его искать, не представляю.
- А! - сказал при моем виде разрекламированный Ковалевым деятель, притормаживая. - Совсем забыл.
Вид у Тульчинского был усталым и совсем не парадным. Старая полевая форма и капитанские погоны. У большинства офицеров из свиты звание повыше. Ну это если не вспоминать о разнице между копами и армейцами. У первых при переводе в общевоинские подразделения присваивали на два ранга выше. Конечно, если перевод состоялся не по служебным неурядицам. На этой почве они друг друга серьезно недолюбливали: завидно.
- Правильное освещение военных действий - это замечательно, - пожимая мне руку, сказал серьезно. - Ты же привирать не будешь, капитан Темиров, - с нажимом на звание говорит.
Вообще, если бы я точно не знал, встретив где-то в Руси, никогда бы не подумал, что он поляк. Такая обычная славянская физиономия. Я в курсе исторических сведений о происхождении от родственных народов, однако сидит в голове предубеждение. Слишком долго мы слушали о злобных католиках и их происках на нашу исконную землю. Так и представляется противный тип, лупящий невинных деток тяжеленным крестом по головкам и ничего общего не имеющий ни внешне, ни внутренне с благородным русским человеком. Мало ли что я в жизни видел не слишком много представителей данного народа. Мои знакомые поляки очень приличные люди, я точно знаю. А все остальные от рождения подлецы и гады, вынашивающие коварные планы по спаиванию добродушно-наивных русских. Натурально водка, произведенная в Сибири поляками, намного лучше. На себе проверял.
- Военная цензура не допустит, - с не меньшей серьезностью заверяю.
- Радогор говорит, за тобой не уследишь, - с усмешкой сообщил он.
Опа! А справки про меня всерьез наводили. Хочу взглянуть на собственное досье. Толщина волнует.
- Да нет, - подмигивая, говорит Тульчинский, - не интересовался специально. Мы с Нуялисом служили вместе. Прессе у нас почет и уважение. Она должна находиться в самой гуще жизни.
Я так и не понял - это он всерьез или издевается.
- А нельзя ли в таком случае посмотреть вблизи?
- Возьми его к себе, Перекрестов, - сказал Тульчинский полковнику в хазачьей форме. - Пусть посмотрит, на что конница годится.
- На коне сидишь? - недовольно поинтересовался усатый красномордый хазак.
- Приходилось, - дипломатично отвечаю. - Рекорда не поставлю, но и не упаду.
- Вот и прекрасно, - порадовался Тульчинский и двинулся дальше. Для него разговор был окончен.
- Простите, - сказал я уже на улице полковнику, рассматривая неказистого киргизского конягу, врученного мне, - но мы что, попремся прямо через мост? Он наверняка заминирован.
- А мы не догадались, - фыркнул тот. - Сначала пойдут спецгруппы. Пусть погранцы покажут, на что способны.
Они показали. Караулы сняли без выстрелов, если кто и пытался подпалить бикфордов шнур, то результатов мы не увидели. Скорее всего, диверсантам и утруждаться тушением не пришлось. Все было проделано настолько быстро, что на той стороне и проснуться не успели.
Бронепоезд влетел на китайскую станцию совершенно неожиданно для противника. Всего боя и было разоружение роты с двумя выстрелами в воздух. Китайцы покорно сдавали оружие и становились на колени. Самые забитые солдаты из всех, кого я видел. Достаточно начальственно заорать - и слушаются. В кратчайшее время станция была занята, доты захвачены, и длинные конные и пешие колонны двинулись через мост. Мы, Восьмой Маньчжурский, шли в первых рядах.
Полковник от меня лихо избавился - отправил в эскадрон. Сотник не менее сноровисто сплавил еще ниже. Всем я мешал. А вдруг случится что, кому отвечать? Последней инстанцией оказался стандартно усатый взводный сержант. Тот приставил ко мне совсем молодого парня по имени Яхуд и выкинул проблему из головы. Больше ему делать нечего, только следить за глупыми гражданскими. Вообще отношение было слегка настороженным. Никто толком не знал, чего мне надобно и какого привязался. Таким, как я, положено сидеть в штабах и переписывать победные реляции, не заглядывая дальше дивизионного тыла.
Если винтовок и боеприпасов было больше чем достаточно, то проблема была с лошадьми. Далеко не все соответствовали нормам. Вот Яхуду его конь совершенно не нравился. Был он какой-то угловатый, излишне высокий и казался старше своего возраста. Как он рассказывал, батя утверждал, что рысак, несмотря на свой неказистый вид, очень вынослив. Многие вообще ехали на гибридах с киргизцами. Для степи это лучший вариант. Неприхотливые, низкорослые и мохнатые. Все равно лучше, чем ничего.
- Вот когда старший брат перед призывом своего приобрел, совсем все по-другому было! - Глаза парня горели восторгом, и рассказывал взахлеб. - Ездили выбирать все мужики семьи, и встречали их у ворот, расстелив на земле шелковые кушаки. Гордый хозяин вел жеребца в поводу. Если конь наступал на кушаки, значит, все будет прекрасно.
Этого я не понял. Что за странные обычаи.
- Примета такая, - с превосходством честного хазака перед европейским шпаком пояснил Яхуд. - А тут, - скучнея, махнул рукой, - раз-два - и вперед. Никакого удовольствия. А… лучше не вспоминать. Брательник с войны не вернулся.
На рассвете сотни вышли к заранее намеченной высоте. Уже розовели облака, и метров на сто - сто пятьдесят просматривалась местность. Самое время. Караульные устали и потихоньку кемарят, успокоенные тишиной. Один бросок.
Китайцы уже почуяли грядущие неприятности и усиленно готовились. На сопках, прикрывающих Чаоян, были вырыты окопы, в которых засело до полутысячи человек. Лошадей оставили в овраге. Почему-то было решено атаковать в пешем строю. Может, берегли коней. Местность была вся перерыта не пойми зачем. Укрепрайон, что ли, китаезы начали строить? Припозднились, однако.
- Давай, робяты, - бодро говорил взводный. Тон был уверенный и деловой. Да и сам хорошо знакомый вид старого хазака успокаивал новичков. Не распихали молодняк, как иногда бывало раньше, по чужим полкам. Весь отдел мобилизовали, сразу четыре возраста, а два старших войну прошли и опыта не занимать. Сейчас почти сорок молодых хазачат специально разбросали по двум сотням, не сводя в отдельные взводы, чтобы у каждого был свой умелый наставник.
Восьмой Маньчжурский кавалерийский полк по штатам военного времени на восемь сотен клинков, с двумя двухорудийными конно-артиллерийскими батареями при пулеметной команде - в полной боевой готовности. Даже излишек людей имелся, и, чтобы не распускать по домам, сформировали еще одну дополнительную сотню. Все прекрасно знали: китаез в три раза больше, и единственный вариант - ударить самим.
- Сегодня будеми учиться воювати, - пояснил добродушно взводный. - Доси була одна сплошная прогулянка. Пешим ходом молча йодемо цепью. - Кучей не держаться. Перебежками. Чему вчились, еще помятуете? Ты тоже? - неожиданно спрашивает меня.
- Так точно, - подтверждаю на всякий случай. Кто его знает, погонит еще в тыл - к коноводам. А я не умею. Держать шесть-восемь лошадей сразу - непростая наука. Особенно если они пугаются.
- Со-о-отня, слухай мою команду! - закричал неподалеку знакомый голос командира эскадрона. - Вперед!
- Пишлы, - буднично сказал взводный.
Кто бы мог подумать, мелькало в голове у Яхуда, что война вот так выглядит.
Быстрей, быстрей, так что дышать уже нечем. Вроде и пробежал всего метров пятьдесят, но под свист пуль как-то очень резво получается. Упал, выставил в сторону окопов винтовку и дрожащими руками, не особо надеясь куда-то попасть, несколько раз выстрелил, прикрывая второе отделение. Они добегают до тебя, валятся рядом, вновь поднимаешься - и бегом вперед.
Слева бьет японский пулемет. Звук у него хорошо знакомый - прозвище "дятел" недаром получил. Тук-тук-тук. На дальних дистанциях очень приличная точность, однако обоймы всего по двадцать патронов: ленты японцы делать не умеют. Еще и весит больше полусотни килограммов. В обороне не так важно, а попробуй побегай с таким весом. Три-четыре человека необходимы.
Он переждал до очередной заминки с перезарядкой - и опять рванул вперед. Рядом свистнула пуля. Это ерунда. Если слышишь - не твоя. Хотя и стало очень неприятно. Где одна, там и другая.
И расстояние не слишком большое, но весь уже мокрый и, когда появилась насыпь окопа, как-то сразу и не понял, что уже достиг цели. Впереди мелькают спины убегающих желтопузых.
Яхуд мешком валится вниз, ногами прямо на тело, у которого пулей снесено полголовы. С мерзким звуком оно дергается, и он прыгает в сторону. Как ни удивительно, именно это и спасает от удара штыка слева. Он стреляет, и солдат с диким визгом валится вниз. Пуля попала тому в живот. Еще и еще раз палил в упор, пока обойма не кончилась и китаец не замер.
Из блиндажа выскакивает еще один с сумасшедшими глазами и пытается проскочить мимо. Он хочет просто убежать, но Яхуд стоит на дороге, и, пытаясь избавиться от помехи, китаец делает выпад, пытаясь его проткнуть очередным штыком. Отвратительное ощущение. Из-за спины несколько раз стреляет пистолет. Этот странный корреспондент оказался очень к месту. Почему он его до сих пор не видел? Ведь рядом бежать должен был. Дурной мужик - ради заметки в газету бегать под выстрелами. Расспроси потом людей, и все дела. А что приврут, так нормально. Красивше будет читаться.
В окоп прыгают еще несколько знакомых хазаков. Двое деловито устанавливают М-9 и открывают огонь по бегущим китаезам. Яхуд тоже стреляет.
Потом он молча сидел, привалившись к стене окопа. Мыслей не было, сил тоже.
- На, - сказал, присаживаясь рядом, взводный и протянул фляжку. Яхуд кивнул с благодарностью - Шамая он с детства уважал, и не зря. Отец еще когда говорил: будет возможность - просись к соседу. Научит и поможет.
Глотнул. Горло обожгло, и он невольно закашлялся. Он-то думал, что там вода, а не крепчайший первак.
Сержант отобрал флягу и сунул мне:
- Угощайтесь. На коне сидите як собака на заборе, а так видно - обстрилянный.
- Да уж, - отвечаю с чувством, - довелось повоевать.
- Напишешь теперча про подвиги наши? - спрашивает сержант с ехидцей.
- Для того и болтаюсь рядом. Специально приставлен. Вот повеселюсь еще немного - и все как есть отпишу.
- Ну-ну… 3 бойовим опытом тебя, - серьезно сказал сержант, хлопая Яхуда по спине. - Молодец. Буде з тебе толк. Браньские завсигда добре хазаки були.
- Ты про шо, дядьку? - недоуменно переспросил тот, начисто забыв, как правильно обращаться к старшему по званию. - Шо я такого зробив? Ничго не розумив, все робив не замыслясь. И боявси!
Я машинально отметил, что он заодно забыл все правила русского языка и заговорил по-местному. С появлением повсеместно радио, а возле общественных зданий уже несколько лет в обязательном порядке понатыкали репродукторов, для правильного освещения новостей и указаний, молодежь невольно подстраивается под общерусский (владимирский) диалект. Не хотят смотреться деревенщиной. Дикторы все говорят одинаково. Специально отбирают. А вот в быту говор серьезно различается. Да мне не привыкать. С детства научился разбирать жаргоны и фразы в самых дальних концах страны. При определенном навыке ничего сложного. Хазаки говорили на каком-то странном застывшем пару веков назад наречии. Не удивлюсь, если при первом Темирове так объяснялись.
- Вси боятися. Я тоже, - на изумленный взгляд подтвердил сержант. - И в перший раз, и в десятий, и в сотий. Только дурни не боятися, так вони долго и не живуть. Главное - в соби перебороти страх. Робить шо потребно, и усе. А шо не замысливался, а як требо зробив, так это дыже добро. Значит, добре вас учили, не пропала наука. Це тебе не школа. Замысливаться часу немае. Все должно быть… - Он подумал и продолжил: - Ну як землю ораешь. На повороти выбрасываешь плуг, так шоб было чисто и красиво. Ты ж не замысливаешься нажать сильныне или слабейше. Тело само прекрасно знае, и пидсказки ему не треба. Тисячу раз проведешь борозду, с нажимом не ошибешься. Так и здесь. Тисячу раз нажал на курок, тисячу раз ударил шашкоблюкой, и все выходи само собой. Опыт дело наживное, но без этого нельзя. Посылать неумех в бой - девять из десяти згинут не за таньга. Вас учили, и непогано учили, как я погляжу. Приде час, и голова подключится. Будешь не просто бегать и шукать для себя укрытие, но и размыслять про других.
Я слушал и вспоминал свое. Первый бой. Голова абсолютно пустая, и никаких мыслей. Ни шайтана в памяти не осталось. Несешься куда-то в сплошном хаосе под крики и приказы. И первый убитый с разинутым ртом и, что поразило, мокрыми штанами. До сих пор помню. Сколько их было потом - уже не задевает. Безразлично: привык. Это сегодня запросто смотрю на любые раны и увечья, а тогда стало очень нехорошо.
- А поки… Сегодняшнее дело - это наикрайшее, шо можно придумати для обучения молодых. Це тоби не австрийцы. Це резво побегли при первом же серьезном натиске. В нашей сотне только трое раненых, а мы победители! Завсегда бы так, - пробурчал сержант, доставая из кармана кисет и сворачивая самокрутку.
Он с наслаждением затянулся.
- Теперь конница беглицами займется. Само милое дело гоняти утикающего. Никогда, - с нажимом сказал, - не бежи вид верхового. Якшо попався - или стреляти, или мертвим притвориси. Все одно не втечешь, а якшо будешь стреляти - хоть який шанс. О! - глядя в сторону, сообщил довольно: - Наши едуть.
Поднялся и потопал по траншее дальше. У него таких молодых рядовых еще пяток, и каждого необходимо похлопать по плечу ободряюще. В первый раз необходимо - по себе знаю.
Я посмотрел и ничего не понял. Разглядеть с такого расстояния без бинокля ничего толком нельзя. Маленькие конные силуэты, да еще с той стороны, куда китайцы смылись. Может, это контратака?
- Не, - сразу ответил Яхуд на вопрос, машинально на почти правильном русском языке. - Я ведь не дядьку - городской, требуется перестроиться, - видно ж. Хазаки исстари носят винтовку через правое плечо, а не левое, как в армии.
- А зачем?
- Так это, - удивляясь моей тупости, сообщил широко известное, - рубят почти всегда правой рукой, и при таком положении ствол защищает шею и голову от удара. Раньше еще через левое плечо носили патронташ. И потому что мы - хазаки!
Последнее было особо весомо.
- Тильки я, может, и умею землю пахать, да нет желания всю жизня волам хвосты крутить, - неожиданно сообщил парень. Это, видимо, мудрые речи сержанта под первач так странно переломились.
- А чем ты заниматься хочешь? - спрашиваю с интересом. - Если не на земле работать.
- Летать буду, - уверенно ответил Яхуд. - Лошадь хорошо, но сверху смотреть гораздо лучше. Небо як степь. Края нет, и свобода! Вона якакая Сибирь огромная, а на аэроплане в любой конец без проблем и без всяких рельсов. Я уже летал. Наблюдателем на "Альбатросе", - сознался он. - Мне понравилось. А денег гораздо больше можно получить, чем горбатиться за плугом. И, - он обернулся ко мне и подмигнул, - все девки пищат и падают, когда по улице проходишь весь из себя красивый, в форме, и небрежно цедишь сквозь зубы про ветер в вышине.
- Так учиться надо!
- Надо - научусь. Потребовалось - научился во всех видах пулеметов разбираться, и чинить научился тоже. А куда денешься? Хазак оружие должен знать и быть готовым в любой момент заменить товарища в бою, - явно заученно выдал. - Механика из меня не вышло, но это ж не учеба была, как положено. Просто смотрел, что заменяют и как, и помогал. Так что без особых проблем. Было бы желание, а руки у меня имеются. Самолет не сложнее швейной машинки или пулемета. Механизм - он и есть механизм.
- И где возьмешь аэроплан?
- Будут у Вийска свои, - уверенно заявил Яхуд. Чем больше он говорил, тем речь становилась правильнее. Успокоился. - Если уж имеем собственные пароходы и мониторы на реках, так тепереча и аэропланы заведут. Другие времена настали. Без техники не обойтись. Аэропланы - это разведка, и бомбы можно сверху кидать. В начале Австрийской их и видели раз в год, а сейчас уже без них нельзя. Никак не обойдемся без этой машины. Это ж не завтра. Еще четыре года службы, но потом я направление у атамана в школу летчиков выбью обязательно. Всех распихаю, - серьезно сказал Яхуд, - но буду пилотом.
Утром полк подняли и на рысях погнали вперед. Мне, как особе, подсунутой из непонятных соображений напрямую от Тульчинского и поэтому крайне подозрительной, офицеры неохотно сообщили о рейде по тылам противника. На самом деле очень утруждаться не пришлось. Не особо сильное сопротивление продолжалось первые двое суток, а потом еще не разгромленные части китайцев начали поспешно отходить, бросая оружие и снаряжение по дороге. Попутно они, не стесняясь, грабили местное население, и, входя в очередной населенный пункт, мы неизменно обнаруживали пустоту, брошенные на улице вещи и разбитые магазины. Такая война меня устраивала. Никаких сражений, сплошные маневры и взятие пленных. Их было много. Очень много. Разговоры про шестидесятитысячную группировку меня больше не смешили. Вполне могло быть и больше.
Еще бы задницу кто выдал запасную - совсем прекрасно. Без привычки вечером слазишь с коня на манер мешка и ходишь с мозолями на мягком месте. А это очень неприятно. И смешки за спиной тоже. Обидно. Не мальчик все-таки и кое-чего повидал. Однако здешняя война - это нечто. Я привык к окопной, и даже наши карательные экспедиции против горцев не проводились в таком бешеном темпе.