- Откуда в первые годы бабы на границе брались? - с насмешкой спросил сержант. - Из местных. С собой немногие привезли. Понятное дело, учили девок перво-наперво. Да сибирским племенам, откровенно говоря, в основном до задницы… кому молиться. Сейчас ученые стали, а тогда никакой разницы. Что бараньим салом идола мазать, что в мечеть или синагогу ходить. Наши это прекрасно знали и всегда заставляли учиться. У хазаков не как у русских - девочки тоже грамотные. Именно поэтому. Традиция. Жена должна знать, что можно и чего нельзя. Кто хотел - выучился. Особенно кто не прочь был родственные связи завести и жить получше. У нас ведь и приписанные к Войску местные имеются - и там давно половина на половину. Кто к ламам ходит, а кто и к раввинам. Так больше сотни лет и смешивались. У многих хазаков скулы и глаза не европейские. От прабабок досталось наследство. Это сейчас на железку садись и двигайся на мягком сиденье. А тогда год до Руси ходить, да по тайге и разбитой дороге. Разве что война очередная - так привозили потом с собой. Переселенцы не сразу появляются. Они приходят туда, где бывшие солдаты уже разных разбойничков повыводили. Да и соседей, падких пограбить, хорошо проучили. А мы идем первые! Мы - хазаки, и этим все сказано!
Скачки с препятствиями закончились неожиданно. Утром появился недовольный неизвестно чем сотник и отправил меня в штаб полка. Там я уже знакомой дорожкой прошел несколько ступенек наверх, и окончательно от меня избавились, сплавив на бронепоезд. Не сказать, чтобы особо недоволен был. Пора было приступать к выяснению мнения вышестоящих офицеров. Насколько удачно все прошло, потери, дальнейшие перспективы. Обсуждать столь интересные темы с Яхудом не имело смысла. Он хороший парень, но не тот уровень, да еще вечно боится лишнее сказать. А то я не знаю - у них и одноверный разночинец за полчеловека числится, а на любого русского заранее с подозрением смотрят.
Достаточно уже написал о хазачьем героизме и любви к Родине. Не хочется повторяться и заниматься вымучиванием текстов. Про взятие Мукдена вот доложил по телеграфу, а про казарму не стал. Уж больно это кроваво смотрелось. Такой почти нейтральный абзац в тексте о мятежниках, пошедших на службу к врагам Руси. Вот она, их истинная сущность. По заслугам и гибель. Лежал и смотрел мертвыми глазами в низкое тяжелое небо сбившийся с пути человек. Предатель, получивший по заслугам. Не потому что ушел за кордон. Его право жить хоть в Австралии, если не устраивают порядки. А потому что взял в руки оружие. Против своих воевать вздумал. Еще и фамилию назвал. Документы посмотрел и назвал. Вырежет военная цензура или нет, а если есть у него родственники - пусть знают. К лучшему или худшему - все честнее, чем неизвестность.
- Интервью желаешь взять, - хохотнул с трудом отловленный Тульчинский, падая на койку и вытягивая ноги на стул. - Я бы лучше поспал. Пиши про простых героических солдат. А мне светиться не положено. Или к генералу Ольшанскому. Он Особой армией командует и не прочь прославиться в "Красной Звезде".
- А ты - нет?
- Честно - нет. Больше лишней звездочки на погоны не упадет, а я ее и так заработал своим горбом. Бьемся об заклад, получу?
- На самом деле странно смотрится капитан, отдающий указания полковникам, - сознаюсь. - Давно пора повысить в звании. Должность не соответствует.
- Мы… э… нерусские народности на эти вещи страшно чуткие. Порой и там, где нет, дискриминацию обнаруживаем. Однако здесь все правильно. Откуда у меня выслуга, я ж аккурат послевоенного выпуска общевойскового училища, и совсем неплохо поднялся. Известное дело, у нормального солдата в вещмешке генеральский лампас приготовлен, но мне они обрыдли с детства. Вечно кругом желтые мелькали. Совсем не стремился в армию - течением понесло. А так двигаюсь… Потихоньку-помаленьку. Десять лет с младшего лейтенанта до майора - приличная карьера. А уж по должности меня никому не перескочить.
- Стоп, - сказал я в недоумении, - Нуялис по Западному Туркестану все больше гулял. В Семиречье. В Ташкенте. Где вы с ним служить могли?
- Поймал! - обрадованно вскричал Тульчинский. - С тобой ухо держи востро! Я у него старшиной на Австрийской в роте был. Он что, никогда не рассказывал?
- Да не очень-то мы и виделись в последнее время.
- Зря, такой классный собутыльник. Хоть бей, ничего не скажет про служебные дела. Зато выпить можно и расслабиться. Подчиненные и начальство вечно смотрят с интересом, и не всегда доброжелательно, а Радогор по другому управлению. Ему мои дела фиолетовы. Можно просто о бабах потрепаться. Или о знакомых.
- А это точно не по служебным обязанностям?
- Тьфу на тебя. Нужен ты мне. Как раз отчебучил что-то про турок в "Красной Звезде" особо занимательное - вот и попался на язык. А, эта замечательная история про арест двух совершенно невинных иностранных журналистов. Как там бишь второго звали?
- Сальвадор Диас, - автоматически отвечаю.
- Ну! Два горячих парня с разных концов континента избили восемь турецких полицейских, явившихся их арестовать по подозрению в шпионаже. Потом выглянули в окно и обнаружили еще взвод, окружающий гостиницу. Это им крайне не понравилось, и, выйдя на улицу, они пинками гнали не понимающих, с кем связались, представителей суверенной Турции до самых окраин. Выстрелами из отнятых у должностных лиц револьверов разогнали практически всю местную власть. Пришлось для утихомиривания мирных и крайне добродушных иностранных граждан поднимать дивизию по тревоге и объявлять военное положение в провинции.
- Не писал ничего такого!
- Ну это мы уже совместно восстановили не договоренное честным и постоявшим за честь Руси репортером… под вторую бутылку. Под тосты о вашем здоровье, и пусть знают наших. Мне особенно понравилось искреннее негодование в статье, описывающей отвратительную подготовку полицейских и незнание ими необходимых процедур. Вроде предъяви они правильно оформленные ордера на арест - и вы бы не стали нагло бить в растерянные лица. Покорно бы позволили себя связать и препроводить в кутузку. Гы. Да я бы таких ухарей в военное время непременно к стенке поставил. Просто на всякий случай.
- Мы не стали дожидаться подхода дивизии, - скорбно сообщаю. - Срочно уехали. А то и среди турок попадаются любители отрезать головы.
- Обычай у монголов такой, - сразу понял. - Ничего не поделаешь. Кто доложил?
В дверь постучали, и, не дожидаясь разрешения, заглянул Красильников.
Благодаря ему я пристроился на полное довольствие. Даже личную койку отхватил. А что? Старый хороший знакомый. Успевший закончить артиллерийское училище по первому разряду до войны и командовавший артдивизионом еще во времена, когда я только попал на фронт рядовым, после тяжелого ранения перевелся в формируемые бронеавтомобильные подразделения.
Сблизились мы, конечно, гораздо позднее, во время его командования наиболее боеспособной частью добровольческой бригады - бронепоездом. Стрелять они умели виртуозно, и не последняя заслуга в этом командира.
С виду простоватый, с совершенно не идущими ему маленькими усиками, вечно ходил в каком-то старом комбинезоне, иногда попадая из-за отсутствия признаков формы и знаков различия в дурацкие ситуации. Для нас важнее было умение точно попадать. Не раз бывало, "Забияка" накрывал мятежников первым же залпом. Видимо, неплохо учили артиллеристов в Саратовском заведении.
Зато и пили на бронепоезде по-черному. Это вообще была занимательная особенность добровольцев. Большинство не просто успело повоевать - основная масса состояла из офицеров или юнкеров. В бою вели себя очень грамотно, однако вне строя не считали важным соблюдать признаки дисциплины.
- Японцы прибыли, - доложил Красильников.
- Пошли, - сказал мне Тульчинский, поднимаясь. - Поможешь.
Перед штабным вагоном выстроилась шеренга молодцов при полном параде с выпученными от усердия глазами. Винтовки "на караул", на фланге офицеры во главе с Красильниковым. Оркестра вот не наблюдалось. Как-то не догадались с собой притащить.
Напротив почетного караула стояли трое в форме японской императорской армии. Даже с желтыми околышами на фуражках - вблизи никак не спутаешь с нашими доблестными хазаками. Совсем другой тип лица. Один чуть спереди, и по этим странным полупогончикам на плечах - майор. Какого шайтана нам в учебном полку в свое время кроме австрийских знаков различия вбивали еще и японские, мне и через годы не понять. Потенциальный противник. Однако пригодилось.
Майор подчеркнуто поклонился и застрочил по-английски. Я правильно сообразил, в чем помощь должна выражаться. Английского Тульчинский не знает. Запросто.
- Его зовут Окумура, - принялся бодро толмачить. - Он из Седьмой дивизии, стоящей в Люйшуне и Даляне. Он говорит, действия русской армии были блестящими, и по поводу разгрома китайцев японцы плакать не собираются. Однако они хотели бы уточнить, не полезем ли мы дальше и насколько далеко простираются наши претензии. Железная дорога на юг построена японским правительством, принадлежит ему, и имущество тоже. Да и вообще не мешало бы обсудить кой-какие хозяйственные и политические вопросы. Пока неофициально.
- Очень ворный перевод, - сообщил Окумура на почти нормальном русском языке. До меня не сразу дошло, что "ворный" - это вольный, он "л" не выговаривает. - Смысл тем не менее передан верно.
Японец оскалился, показывая мелкие кривые острые зубы.
- Русское командование стремится к скорейшей нормализации обстановки в этих районах, - с еще более широким оскалом сообщил Тульчинский. - Пожалуйте в штабной вагон - я вижу, переводчик нам не понадобится. - Он изобразил поклон, и воистину безупречно. Градусы наклона выверены абсолютно точно. Буквальное повторение японского.
Те дружно зашипели что-то непонятное. Не по-русски и не по-английски, но вроде довольно, и гуськом направились ко входу в вагон.
- Смирно! - дурным голосом заорал Красильников. Рожа у него была страшно довольная, и смотрел он на меня. Откуда мне было знать, что Окумура понимает русский? Чего вдруг его понесло на островном наречии объясняться, если прекрасно может по-нашему?
- Чего смешного, Иван? - зло спрашиваю Красильникова.
- Да не дуйся ты! Все вышло прекрасно. Я, как начальник автоброневого отряда, выношу личную благодарность за правильную атмосферу начала переговоров. Они теперь непременно пройдут в теплой дружественной обстановке. Пойдем хлопнем. У меня во фляжке натуральный французский коньяк… Соглашение о порядке охраны железной дороги на юг и нашем участии в эксплуатации, впрочем, как и о границах Монголии, было заключено еще правительством Китайской империи. Она не первый год отсутствует, - наливая по новой, сказал Красильников. - Заметил, мы рельсы старались не трогать? Никакого ущерба иностранному имуществу. Да и своему. Там русской доли не больше десяти процентов, но все же.
- За твое здоровье!
Чокнулись. Настоящий коньяк. Выдержанный.
Мы сидели прямо на подножке вагона, и не сказать про особое удобство. Зато лишних ушей рядом не имеется.
- Рано или поздно японцы все равно введут войска - якобы для охраны своих интересов. А там недолго и до оккупации всей провинции. Русь просто сыграла на опережение. Мукден нам выгоднее в качестве буфера. Генерал Фэн Юйсян получит власть…
То-то его войска даже не пошевелились, понял я.
- И в придачу наших советников. Но вот Токио оккупация не понравится. Потому они и приехали. Предварительные переговоры. И уровень такой. Наш майор Окумура - начальник разведки японской Северной армии. Той, что достаточно самостоятельна в действиях и имеет влияние на правительство. Выходить на более высокий уровень - показать заинтересованность. Зачем? Это Восток. Тут важно не потерять лица. Мы уйдем только после подписания договора об аннексии Внутренней Монголии. Фэн легко и сегодня подпишет, но нам нужна подпись Пекинского правительства. Для снятия в дальнейшем всех вопросов. Иначе потом китайцы в одностороннем порядке потребуют вернуть все к первоначальному состоянию. А так - правильно. Не чья-то марионетка подмахнула, а правильная печать стоит. И вот здесь начинаем давить на Пекин вместе. Мы и они. - Он кивнул на место, где раньше стоял Окумура.
- А что они получат?
- Вот этого мне не докладывали. Я человек маленький. Три бронепоезда, десяток броневиков и грузовики. А высокая политика не по моей части. Может, отдадим свою долю в Южной железнодорожной компании. А может, что другое. Я верю, - подмигивая, сообщил, - в добрую волю договаривающихся сторон и доброжелательность.
- Все это странно смотрится. Две армии между собой договариваются… Да какие армии! Майор с капитаном.
- Очень непростые майор с капитаном. Мог уже понять. И вообще вы, русские, странные люди. К чему глубокие раздумья? Смотри на облака и радуйся жизни. Все равно ничего цензура не пропустит. Пиши про подвиги рядового, насадившего на пику взвод китаез. Очень патриотично.
- Почему "вы, русские"? А ты кто?
- А я, - гордо сказал Красильников, - литвин. Из самых лучших.
- Кто?
- Уроженец города Молодечно, - подчеркнуто заявил.
- А где это? - тупо спрашиваю.
- Где святой Милонег похоронен, знаешь? - с обидой спрашивает.
- Конечно. Деревня Черный Яр. Так бы и сказал - саклавит. А то литвины какие-то.
- Издеваешься, - уверенно сказал Красильников.
- Слегка, - сознаюсь. - Ну правда, какие литвины? Ты еще про полян с древлянами вспомни. Или про мещеряков с муромцами. У меня вот в роду немцы с поляками имеются. А я русский. И ты… Кстати, ты легенду с "христосиками" знаешь?
- А, подумаешь, - отмахнулся. - В Забайкалье была история похуже. Часть стрельцов из сосланных тоже веру поменяла. Хорошо, не при Абдульвахиде дело было, а на двести лет раньше. Могли по закону и камнями забить. Додумались тоже истинную веру отвергать. И сейчас об этом немногие знают. Их быстренько разбросали в разные стороны - на Иртыш и Енисей. Почти три сотни человек. А там кого только не было. Башкиры, татары, русские, ногайцы. Еще ходили слухи, что воеводу зарезали, а то отписать во Владимир грозился. Кому неприятности нужны? Смерть как раз на те годы приходится, а точно причины уже никак не узнать. Документов нет, якобы напала на острог жесточайшая болезнь и все дружно померли. А во избежание распространения эпидемии все сожгли - иди проверь. И тогда, и особенно сегодня. Сибирская сказка. Я точно знаю - никакой эпидемии. Мне рассказывал человек, который врать не будет. И то имен не называл. До сих пор опасаются. Тоже сибирские хазаки. Нет, - разливая еще по одной, сказал, - история освоения Сибири еще ждет своего исследователя. В учебниках одна хрень понаписана. Откуда вот в туркестанской степи племя мадаров взялось, никто не знает. А я с ними говорил, и не мадары это - мадьяры. Полным-полно венгерских слов в языке. Я философских трактатов не прочитаю, но на базаре нормально с венграми объяснялся. И запросто со здешними понимали друг друга. Но это еще ладно. Те ускакали тыщу лет назад - эти остались. Почему мадары христиане? Смотрят на тебя пустыми глазами и говорят: "Так всегда было". Я еще медресе не забыл и уроки истории. Венгры в одиннадцатом веке приняли крест. До того язычники были. А эти, получается, раньше европейцев умудрились. Чушь! А куда девалась казна последнего бухарского эмира?
- Так все знают…
- Что? - спросил с насмешкой. - Увез, закопал и надпись написал? Да никто того места не видел! А на какие шиши Аминулла на трон уселся и предпочел не заметить присоединения к Руси северного Афганистана? То-то! Генерал-губернатор в те времена был полный владыка в Туркестане. Ежели не себе в карман, так вполне мог зажучить на полезное дело. Золото - тлен. Сегодня есть, завтра не будет. А земля останется навечно в государстве.
- Теория хороша - с доказательствами туго.
- Так можно о чем угодно сказать. Иной раз только на косвенных предположениях и строить теории. Нет другого объяснения. Аминулла вдруг разбогател и при этом замечательно дружил с русскими.
- Да сколько угодно! Пожалуйста. Он того же эмира бухарского грабанул. А заодно и кучу других беглецов. Не с пустыми руками уходили за кордон. А будучи сам пуштуном, не слишком заинтересован был в землях, населенных узбеками и таджиками. Лишняя головная боль. Мало ему было восстаний и английских экспедиций. Всю жизнь на жердочке сидел. Чуть сдвинешься - упадешь. От нас оружие брал против англичан, у них - против нас. Почему не зарезали - тайна глубока и темна. Уж точно не из-за денег.
- Но согласись, - невозмутимо сказал Красильников, - моя теория гораздо красивее, и можно гордиться замечательной разведоперацией и введением в заблуждение всего мира. До сих пор придурки клад эмира ищут.
- Ты мне еще потрещи про отсутствие Чингисхана. А что? Могилы нет - это раз. "Тайное сказание монголов" написано хорошо, если через сто лет и еще триста лежало в архивах богдыхана. Сколько там правды, уже не проверишь - два. При Кагане историки сошлись на трехстах тысячах пришельцев, однако ни в одной летописи цифр не обнаружишь при всем желании. Тьма и тьма. Да такая армия должна была растянуться на сотни километров. Дорог в несколько полос еще не сооружали. А у каждого, по источникам, не меньше трех заводных коняжек. Никакие армии в сто - двести тысяч человек с полумиллионом лошадей не могли ходить по степи. Сейчас такое невозможно. Наверняка от бескормицы передохнут. У нас снега совсем не здешние, на подножном корму не проживут, а с крестьян столько не собрать. Отнюдь не многотысячные деревни в те времена были. Десятку хватит, но не сотням или тысячам. Да и не верю в неумение прятать. Народ у нас ушлый, от налогов всю жизнь прятался - три. В считаные годы кочевники научились города брать - четыре. Государство без письменности существовать не может - пять. Ясу записали гораздо позже. Кто ее создавал и насколько она соответствует изначальной - шесть. Описывают его рыжебородым. Много ты рыжих монголов видел? Семь.
- Хной красил. Совершенно нормальное дело.
- А желтые глаза?
- Это поэтическое преувеличение, намек на хищника - глаза как у тигра. Но с внешностью исторических лиц действительно странные вещи творятся. Бату-хан на беременную бабу на рисунке похож. Нельзя все это всерьез воспринимать. В любой древней рукописи по части количества войск необходимо нолик отбрасывать. Десять - тридцать тысяч - вполне нормально. Серьезная сила. Не всякое древнее государство способно такую армию выставить в поле.
- А давай все остальное отбросим? Мало ли глупостей написано в древних свитках. Речи государственных деятелей, которых автор никак слышать не мог. Подробности взятия Ургенча или Козельска. Суздаль по размеру в пять раз больше за двое суток взяли, а возле Козельска топтались-топтались… Куда все умение подевалось - не понять.