- А пусть скажет, - потребовал голос из задних рядов.
- Я прибыл от генерала Морозова, - сказал Ян, не дожидаясь новых криков. - Армия нуждается в лошадях. Денег нет. Поэтому совместно будем оценивать лошадей, и я выдам хозяину расписку на нее. Или на будущий год за деньгами в город езжайте, или эту сумму из налогов отминусуют. Ну платить меньше.
- Ты ведь лях с Ярославля? - достаточно громко спросил мулла, сидевший в первом ряду. - Тот, что с вокзала?
- Да.
- Он это, - подтвердил из задних рядов мужик в гимнастерке.
- Он лях, - громко довел до остальных мулла. - Завтра.
Народ загудел возбужденно, и люди стали вставать, пробираясь к выходу. И что теперь делать? То ли орать, чтобы задержались, то ли юнкеров звать… Ян, ничего не понимая, вопросительно посмотрел на прапорщика и поразился его радостному виду.
Давно известно: любые крестьяне - и богатые, и бедные - в глубине души хотят одного: не платить налогов, не давать солдат, и вообще желательно, чтобы власть оставила в покое. Не суть важно, кто там наверху сидит. Любой мелкий чиновник или жандарм - в их глазах представитель власти. А от него хорошего не дождешься ни при каких обстоятельствах. Судьба государства волновала мужика меньше всего, и его интересы редко распространялись дальше околицы.
- Завтра пригонят лошадей из соседних деревень, - доложил прапорщик, причем опять без коверканья языка. - Штук четыреста наберется. Под седло пяток сойдет, полсотни под груз. Остальные клячи. Армии негодны. Знаю я прекрасно и наше село, и деревни вокруг.
- А зачем им было знать, кто я?
- Репутация.
- И? - не понял Ян, мысленно отметив слово. Деревенским такое в жизни не выговорить. Они его и не слыхали ни разу.
- Все знают: вы за рабочих в городе заступились. И к мужикам уважительно относитесь.
Это он про что? Про бесплатный кипяток на станции? Или скидку за место для торгующих на базаре? Так всегда лучше у мужика брать, чем у перекупщика, - дешевле.
- Да говори уже, если начал.
- Ну, - отводя глаза, сказал Ивановский, - говорят, сволочь большая, но не обманывает. Убить может - воровать не станет.
"Это мне гордиться или кривиться?" - подумал Ян. Ведь пес его знает, как будут считать налоги и что произойдет в будущем году. А репутация - дело такое, в один раз обвалится. Морозов много чего говорит, да не все от него зависит. Возьмут и подотрутся моими расписками.
- Слушай, а не будет ли желающих обменять на ткань, соль и керосин? Только, - поспешно добавил, - сами должны явиться в Ярославль и в обмен на расписку.
Морозов принялся энергично трясти людей с достатком. Уж очень требовались средства на добровольческие отряды. Совсем не дешевое удовольствие содержать несколько сотен человек, вооружать, одевать, кормить. Центр все больше обещал, но крайне мало давал. Да фабриканты с купцами не все горели желанием деньги отдавать. На словах они патриоты, но открывать кошелек без возврата никто особо не рвался.
Генерал энергично приступил к проведению внутреннего займа. Это делалось оригинальным способом. На квартиру или в лавку купца или ремесленника являлся кто-нибудь из чиновников в сопровождении добровольцев и, широко улыбаясь, сообщал, что тот должен подписаться на заем в сумме такой-то. Лавочник выполнял волю начальства, чтобы не навлечь гнева на свою голову. Всякая попытка отказаться от подписки на заем истолковывалась как сочувствие прежней власти и нежелание поддержать правительство. Очень чревато.
Впрочем, кто посообразительнее, моментально принимались рыдать об отсутствии денежных средств. Очень часто взамен купюр подсовывали товары, и не самого лучшего качества. От них еще избавиться необходимо, а то склады занимают. Тоже способ сбагрить. Мужикам запросто пойдет и второй сорт. Не слишком дорого, и все будут довольны. А керосина на станции целая цистерна. Пришла с очередным эшелоном, и хозяев не обнаружилось. Скорее всего, краденая, и документов никаких. Стали проверять - вот и всплыло. Сейчас многие гоняли неизвестно откуда взявшееся имущество. Вернее, прекрасно известно. Из армейских складов. Люди состояния запросто делают. Загнать цистерну керосина за золото - и гуляй всю жизнь. Ну может, и поменьше, но совсем неплохо.
Конфиската самого разного много собралось. Тащили с фронта в основном оружие, вещи и продукты. Первое и последнее оставалось в роте, а вот вещи иногда попадались самые странные. От старинных бронзовых канделябров до вполне работающих швейных машинок. Прямых указаний на этот счет не имелось, и кое-что потихоньку продавали через знакомых, отправляя вырученные деньги в общий ротный котел или раздавая в качестве подарков и премий. Никакой нормальной бухгалтерии не существовало, и при желании начальство могло устроить большой шум. В подобных ситуациях всегда сложно разобраться, где специально цена занижена, а где и реально больше было не взять. Тем более что и оформления никакого, сплошное поле злоупотреблений. Пока проносило. Да и знали все прекрасно - это не личное, исключительно отряда, только с разрешения ротного брать. В смысле без него нельзя - однажды за все ответить придется. Или спишут за выдающиеся заслуги. Это уж как повезет.
- Ха! - обрадовался прапорщик. - Да завсегда желающие найдутся. Ехать далеко, но вещи необходимые.
- Ну вот и скажи остальным. Я им не купец, пусть сами приезжают…
- Обязательно, - пообещал Ивановский. - Уже хорошо, что не просто отбирают, нагайкой по морде вразумляя. А вещички на обмен - вообще прекрасно.
- И, - подумав, спросил Ян, - извини меня, но что у тебя за вид? Ты ж представитель власти! Прапорщик!
- У тебя сколько детей?
- Я не женат.
- А у меня семеро! И все, что очень удивительно, жрать просят. А жалованья не получаю второй год. Еще при Кагане платить перестали. "В связи с военными трудностями", - кривя рот, сообщил. - И лучше не стало. А на мне вся округа - пять тысяч душ. Вот и живу…
Интересоваться на что смысла не имело. И так ясно. Поедет с делом - на месте накормят, напоят, да еще и с собой дадут. Назвать это взяткой язык не поворачивается. Натурально, жить на что-то должен, если МВД денег не дает? Но это ведь если что случилось. А просто так желающих обеспечивать постороннего, пусть и местное начальство, немного. Очень бы не хотелось на себе проверять, сколько протянешь в похожих условиях. Проще всего наплевать на обязанности и заниматься своими делами.
- Поедут в Ярославль местные - скажи, пусть ко мне зайдут. Денег не дам, у самого нет, но форму найду.
- Благодарствую, - с достоинством сказал Ивановский.
- Да, - вспомнил Ян, - а чего ты про деревни и село говорил? В чем разница?
Прапорщик посмотрел как на полоумного и объяснил:
- В селе мечеть имеется. А в деревне народу мало, и содержать муллу невмочно.
"И кто здесь больший идиот? - мысленно спросил себя Ян. - Мог бы и догадаться". Мало ли что привык к другому подразделению - на станицы, хутора и поселки. Кто мешал поинтересоваться?
Юсуф поправил тощий вещмешок и с замиранием сердца двинулся вперед. Он - дома! Еще немного, и встретится с семьей! Со всех сторон его обходили люди с мешками, корзинами, сумками, не особо стесняясь пихали и устремлялись дальше. Раньше он непременно бы послал, куда те заслуживают, но сейчас слишком хорошее настроение, чтобы поганить по пустякам.
По сравнению со множеством вокзалов, на которые он насмотрелся в последнее время, выглядело вполне прилично. Особой грязи не наблюдалось, прущей по головам толпы тоже. Людей моментально построили в очередь и цепочкой направили в сторону больших дверей, где торчали проверяющие.
Он покрутил головой и убедился, что выходы с перрона перекрывали вооруженные люди, причем в основном были они в военной форме, но среди них попадались и в гражданском, и в форменных железнодорожных тужурках.
Возмущенных воплей среди вновь прибывших не слышалось. Видимо, дело привычное. Да оно и правильно: давно пора порядок навести. В западных губерниях все ходили чинно - слишком много там вояк, - а чем дальше в глубь страны, тем страшнее бардак и бессильнее власти. Местные порядки приятно удивляли. Он показал свои бумаги и, не задерживаясь, прошел через общий зал наружу.
Здание построили уже в восьмидесятые годы прошлого века, и выглядело оно сейчас не самым лучшим образом. Наружные стены облупились, внутри прямо на полу сидело множество народу. Кто ждал поезда, кто приехал по делам и лучшего места остановиться не нашел, но многие устроились надолго. В зрелище не было ничего удивительного - нечто сходное творилось везде. Поезда не слишком соблюдали расписание, и приходили люди заранее. Впрочем, здесь был относительный порядок. Проходы между людьми и к дверям всегда были свободны, и, что удивительно, общественные туалеты работали. В последнее время стали привычными закрытые входы. Никому не охота убирать за таким скопищем, но в результате люди обычно всю округу превращали в туалет. Здесь же была чистота. Не как до войны, но почти нормально.
По старым временам Юсуф помнил контору в дальнем крыле. Там на первом этаже были кабинеты мелкого начальства и полицейский участок. На втором сидели особо важные чиновники. Сейчас там висела табличка "военная комендатура" и торчал на входе караул. Пропускали не всех. Но на место пропускаемого ему как-то совершенно не хотелось. Уж больно вид был понурый у мужика и морда разбитая. Здоровый, как медведь, полицейский проволок беднягу мимо, регулярно награждая пинками.
На хорошо знакомой огромной площади перед железнодорожным вокзалом, служившей раньше разворотным кругом для трамваев, стояло множество наскоро сбитых деревянных будочек с прилавками. Вот это уже было новое для родных мест. Раньше всех лоточников полиция гоняла, не позволяя мешать публике и загораживать дорогу. Теперь в центре сгрудились на скорую руку сколоченные прилавки. Трамваям они не мешали, но вид площадь приобрела странный.
Торговали все больше закутанные в теплые одежки женщины, но попадались и мужчины. Ничего особенного там не было, но после долгого путешествия в глаза бросалось разнообразие. Да, как и везде, торговали старыми вещами, продавали остатки былой роскоши вроде часов и колечек, но попадались и громко кудахчущие куры, за очень большие деньги можно было приобрести и баранину с телятиной. Издалека несло хлебным духом и пирогами. На прилавках были творог, сыр, сметана и еще множество продуктов, про которые он успел забыть. Уж картошка лежала достаточно свободно.
Он вздохнул - денег было всего ничего, - но все равно направился в ту сторону. Без еды обойтись можно, без курева - беда.
- Табак есть? - спросил он у первого попавшегося продавца.
- У нас, - с гордостью заявил тот, - все есть. Деревенская махорка, табак для самокруток и даже для богатых натуральные сигареты. Э! - С изумлением разглядывая покупателя в драной шинельке, продавец воскликнул: - Измайлов, это ты?
- Я.
- Не узнаешь, что ли? Матросов я. Джемиль. Сосед твой.
- Не признал, - рассматривая толстомордого деятеля, последний раз виденного прыщавым мальчишкой, сознался Юсуф.
- Ха, - заорал тот на весь базар, - да чтоб я денег взял с соседа, вернувшегося домой! - Джемиль торопливо сгреб из одного кулька махорки, вроде бы случайно уронил обратно половину и, протягивая остаток Юсуфу, принялся громко для слушателей разоряться, насколько ему для солдата ничего не жалко, призывая в свидетели не только торговцев, но и Аллаха. Пусть курит дорогой гость.
Дверь вокзала громко стукнула, и по ступенькам вниз в сторону базара торопливо побежала цепочка вооруженных людей. Они неслись целеустремленно, охватывая прилавки сразу с двух сторон и явно намереваясь замкнуть кольцо. Торговцы и покупатели оборачивались и смотрели. Из дальних рядов выскочил человек в черном коротком пальто и метнулся в сторону ближайшего переулка. Один из бегущих остановился, встал на колено прямо на грязную землю и, неторопливо прицелившись, выстрелил. Беглеца швырнуло вперед. Стрелок поднялся и, в голос матерясь, принялся отряхиваться. От военных отделились двое, подошли, и метров с пяти передний вторично выстрелил из винтовки в упавшего. Тело вздрогнуло от удара пули, и крик раненого оборвался. Стрелок подошел и начал выворачивать карманы убитого.
- Дурак, - сквозь зубы сказал Джемиль. - Даже если документы не в порядке, стоять надо. Учат их, учат. Придурки.
- А что это у вас творится?
- Добро пожаловать в Царство Польское, - без тени юмора в голосе сообщил Джемиль. - Наш военный комендант лях и шутить не любит. Он хоть и кяфир, но дело свое знает. Или ты выполняешь указания, или вот так. - Он кивнул в сторону трупа. - Местные уже ученые. Да и на пользу это. Без воров не обходится, но ножа показывать никто не станет. Забоятся. У нас власть только одна, и кому жаловаться, все в курсе. Вот здесь, скажем, за место положено платить. Справедливо. Имеешь квитанцию - становись торговать невозбранно. Хочешь не на земле, а с прилавком, - плати больше, или там за место постоянное другая цена. Без разрешения погонят и товар конфискуют. А брать потом забесплатно у честного купца, как бы он худ и мелок ни был, не положено никому. Ни полиции, ни его людям, ни уж тем более пришлым. Худо им будет. Он из этих денег платит добровольцам, а они потом здесь же и оставляют. Всем хорошо. Но вот такое я тоже в первый раз вижу, - глядя, как перекрывают выходы из рядов, сознался Джемиль. - Что-то случилось неприятное. Как бы всем боком не вышло.
- Документы, - потребовал невысокий рябой парень с погонами младшего лейтенанта.
Сзади остановились двое, встав так, чтобы не перекрывать линию выстрела. Один был совсем молоденький курсант, зато второй - тот, что стрелял недавно, и сейчас он держал свою австрийскую винтовку, недвусмысленно направленную на Юсуфа.
- Из плена, - пробурчал лейтенант, изучая справку, - а чего так поздно?
- Тиф подцепил. Там справка из госпиталя есть.
- Ездют тут, ездют, - возвращая документы, пожаловался неизвестно кому рябой и сунул бумаги назад. - В течение суток встать на учет в военкомате. Иначе неприятности будут. Без бумажки ты букашка. Без печати - пустое место. А у нас на таких нехорошо смотрят.
- Ты ж меня знаешь! - обиженно вскричал Джемиль на взгляд в свою сторону.
- Квитанцию дай, - скривившись, ответил тот. - Много вас тут развелось. Вечно чего-то требуют, а сами на общую пользу пальцем о палец не ударят, а вечно орут. Пашкаускас выискался.
- Это он про что? - спросил Юсуф, когда патрульные двинулись дальше.
- Да начальник станции у нас был Пашкаускас. На вокзале все начальство сплошь его родственники сидели. Место хорошее, всегда есть возможность нажиться. Этого без очереди, тому билет с доплатой прямо домой, а у мужика кусок оттяпать. Еще, - Джемиль хихикнул, - про родственников говорил: "Я прекрасно знаю их положительные стороны и поэтому беру на работу". Вот как военное положение ввели, ни одного на железке не осталось. Лях поскреб в затылке и всех подчистую уволил. И что интересно, работать только лучше стали. А недоумок литовский жаловаться вздумал. Бумаги пишет. Вот и на этого хорька написал. Ну про него за дело. Нечего было в жирный зад без команды пинать. Хорошо, сейчас доносов никто не читает. Вернее, сам Тульчинский на себя и читает и ухохатывается. Ему из полиции моментально отдают. Куда они без военных - все вместе крутят, и ссориться совсем не резон. А Пашкаускасу во двор гранату кинули. И не удивлюсь, если вот этот. Э… ты иди лучше. Дома заждались.
- Джемиль, - возбужденно затараторила появившаяся баба в тулупе, - слышал?
- Чего? - недовольно спросил тот.
- Так это… у складов часового убили. Замок сорвали. Видать, оружие искали, да там только форма была. Военные-то злые, и сами в обносках ходят, когда под носом лежит, и товарища ухайдакали. Они там, - она махнула в дальний конец базара, - устроили жуть. Всех, кто ненадеванной формой торгует, трусят и, если документов нет, подчистую отбирают. Откуда на базаре новая может быть? Только со складов.
- Щас, - скептически отозвался Джемиль. - Мало других мест и интендантов.
- А ляху без разницы. Ворованное. Троих забрали, да еще Зылхе по шее навешали. Кричать вздумала. Ой что творится! Кто не понравился - ногой по прилавку и в холодную тащат… Как думаешь, сколько розог дадут? - В глазах у нее был не ужас, а предвкушение.
- Так порку тридцать лет как отменили, - изумился Юсуф.
- А у нас ввели, - с тоской сказал Джемиль. - За воровство, обвес, обман покупателя. - Юсуф без труда догадался о причинах горя соседа. - По-разному, но мало никому не будет. А что делать, тюрьма в городе одна, мест внутри не так чтобы очень много. За мелкие прегрешения прямо на месте розгами, на глазах базара. И больно, и обидно. А за второе воровство могут и того. - Он показал на покойника. - Так что сходи в военкомат, не поленись…
Селекция проводилась достаточно быстро. Людей подгоняли пятерками и распределяли на группы, позабыв позвать адвоката. При военно-полевом суде по инструкции он и не требовался. Они работали на пару с Головиным и прекрасно друг друга понимали с полуслова. На людях прапорщик никогда не пытался перечить - субординация и новые порядки его прекрасно устраивали. Давно чесались руки устроить полный орднунг, да начальство не пускало. Иной раз за серьезный подарок могли и явного уголовника выпустить, и он возражать не смел. Быстро бы оказался на улице без пенсии и выслуги лет. Теперь - другое дело. Все его знания и умение с первого взгляда вычислять мазуриков, а при необходимости и дать по роже крепким кулаком, оказались очень к месту. С глазу на глаз он не стеснялся лейтенанта поучать, но никогда не делал этого прилюдно. Уж копать под того смысла не было ни малейшего. Пока комендант сидит крепко, и Головин в силе.
Мелкие нарушители правил торговли - направо. Эти получат слегка по шее или розгами, в зависимости от степени вины, и свободны. С несоответствиями в документах потом более вдумчиво разберутся. Подождут в камере. Что там отопления нет - так в другой раз хорошо подумают, прежде чем что-то говорить или делать. Налево.
Постепенно у стены пакгауза остались пятеро. Двое, без всяких сомнений, карманники или скупщики краденого - при обыске у них нашлось совершенно ненормальное количество продовольственных карточек. Один попался с новенькой формой, очень смахивающей на украденную, и вел себя не как торговец. И речь, и поведение приблатненного. Еще одного Головин прекрасно знал как бы не с довоенных лет, и за тем числились и грабежи, и кражи. Фамилия еще подходящая - Козлов. Козел и есть. Тупой, но агрессивный. Почему на каторгу не укатали, уже и не вспомнить. Не иначе, кому-то хорошо занесли. А может, на радостях от окончания войны из тюряги выпустили по амнистии или просто так. Поди разберись.
На еще одного показал Ян. Вполне прилично одетый мужчина за сорок. При выяснении оказалось, даже билет на вчерашний поезд сохранил. Чем он не понравился командиру, прапорщик не понял. Без разницы. Одним больше, одним меньше.