- Где-то в Германии - хорошо. Здесь - слушай умных. - Он поклонился. - Китай - это не другая страна. Это другая цивилизация. Без "гуанси" не прожить. По-русски это просто связи и знакомства, да вот беда - вся власть, вся система держится на поддержке людей из своей провинции, уезда или клана. Более того, нередко многие организации целиком состоят из выходцев из одной деревни.
- Знакомо звучит.
- Э… такого уровня, - он прищелкнул пальцами, подбирая слова, - кумовства на Руси никогда не было. Клановость - да. Своя команда - всегда. Хорошо знакомому человеку, естественно, доверяешь. Прекрасно известно, на что он способен и чего ждать. Ну, - поправился, подумав, - в подавляющем числе случаев. Но здесь нельзя отказать туповатому родственнику в просьбе, и его устраивают на работу, выгоняя профессионала. Просто потому что не из той семьи. Гуанси обязательно предусматривают ответную благодарность. Очень часто китаец делает вид, что готов помочь. Исключительно благодаря его связям дело продвинулось. И рано или поздно он придет за хуэйбао - ответной услугой. А на самом деле все прекрасно и без его усилий решилось. Он тебе врет и с тебя имеет. Иностранцы не обладают реальными связями в китайском обществе. Это приходит с годами и опытом. И даже тогда чужак никогда не станет равным китайцу. У него нет своего клана. Без него он - ничто, какой бы пост ни занимал и сколько бы денег ни имел. Зайти через заднюю дверь важнее, чем любые профессиональные навыки, опыт и умения.
Он подмигнул и продолжил:
- Можешь вставить в очередную статью для лучшего понимания психологии жителей Поднебесной. В не такие уж далекие императорские времена пойманный на горячем родственник чиновника наказывался в зависимости от занимаемой начальником должности. Наказание за преступление уменьшалось в зависимости от должности. Насколько далеко падала "тень" главы клана. Чем выше сидит, тем больше привилегий для его родственников. И так пару тысяч лет. Этого не изжить новыми законами ни завтра, ни через десятилетие. Это уже в крови. Для них совершенно естественное дело смотреть не на мораль с этикой, а исключительно - на пользу или во вред клану данное действие. Не уверен, что они вообще понимают слово "совесть".
- Ха! Совесть - это умение разделять добро и зло. Если нарушаешь моральные нормы, обычно испытываешь чувство вины. Невозможно не усвоить с детства общих понятий.
Ян покачал головой с сожалением:
- Великий учитель Конфуций заповедовал почтительность к старшим. Это называется "принцип сяо". Все в семье обязаны следовать определенному поведению. Жаловаться или просить возможно исключительно сверху вниз. Убей кого или укради - все члены семьи обязаны тебя укрывать. Обязаны. Иначе они преступники. Единственное исключение - угроза государству. Отступление от сяо - преступление. Не убить или украсть. С точки зрения государства выносить мусор из семьи - преступление. И наказывается вся семья. Ничего общего с нашей моралью. Это государственный закон.
- И ничего не изменилось? - с оторопью спрашиваю. В моей общеобразовательной книге ничего подобного не звучало. Очень странный взгляд на жизнь.
- Официально, - разводя руками, сообщил Ян, - Китай семимильными шагами модернизируется. Правовая система тоже. А неофициально - это впитано с рождения. Поэтому Суны, Чаны и остальные вовсе не воруют, как думают глупые европейцы. Они стараются для клана. Больше богатств - выше положение в общей иерархии. Список "десяти зол" в Китае не имеет ничего общего с заповедями. Никаких тебе "не создавай кумира", "не убий" и прочей ерунды.
Самые страшные преступления по местной квалификации: первое - заговор о мятеже; второе - бунт; третье - измена; четвертое - неподчинение или непокорство; пятое - непочтительность; шестое - крайняя несправедливость (убийство); седьмое - несправедливость; восьмое - великое пренебрежение; девятое - великое непочтение; десятое - кровосмешение или блуд с родственницей или наложницей своего деда, отца. Эти преступления не могли быть прощены. Но, - повысил голос, - исключения касались лишь "вельмож старинного рода, лиц, находящихся у государя в милости", и некоторых других, за особые заслуги.
- А ведь имеется в списке убийство, - поймал я его.
- Это не то, - с досадой ответил Ян. - Не осуждение вообще. Все зависит от занимаемого преступником и потерпевшим места. И особенно от родственных и служебных связей. За жену гораздо легче наказание, чем за постороннего. Женщина в принципе не человек. Жену или дочь можно запросто продать, обменять или выбросить на помойку. За кражу у родственника дают больше, и кара зависит от степени близости. За троюродного меньше, чем за двоюродного. Целая прекрасно разработанная система.
- Ну… что-то в этом есть… правильное. Насчет родственников. У своих воровать…
- Ага. Правильно будешь себя вести - и совесть абсолютно не требуется. Она не спит, ее просто нет. Сверяешься с традицией. Думать не о чем. Нет перед тобой выбора. Легко жить. Вышестоящий начальник в твоих глазах выполняет роль отца, и подчинение беспрекословное. На уровне рефлексов. И жить иначе нельзя. Тебе с детства рассказывают назидательные истории. Вроде такой… Некий китаец сообщил властям о преступлении, совершенном его отцом. За что и был казнен. Проявил неуважение к папаше. А папаше ничего не было.
- Но ведь свергли императорскую власть!
- Испортились они с момента появления по соседству людей с западной культурой, - попенял Ян, - но не до конца. Одежка европейская, а под ней восточная кожа. В глубине души они искренне верят в свое превосходство. Любой крестьянин, ползающий в грязи, тебя посчитает тупым и мерзким варваром. Не больше. В восемьдесят четвертом году губернатор провинции Гуандун выпустил циркуляр, где говорилось: "Европейцы не принадлежат к человеческому роду: они происходят от обезьян и гусей. Вы, может быть, спросите, откуда эти дикари овладели такой ловкостью в сооружении железных дорог, пароходов и часов? Знайте же, что они под предлогом проповеди религии приходят к нам, вырывают у умирающих китайцев глаза и вынимают мозг и собирают кровь наших детей. Из всего этого делают пилюли и продают их своим соотечественникам, чтобы сделать их умными и во всем искусными. Только те из них, которые отведали нашего тела, приобретают такой ум, что могут изобретать вещи, которыми они гордятся".
- А ты, случаем, не набиваешь себе цену, показывая свое замечательное гуанси?
Ян весело заржал.
- Ты какую должность занимаешь и где? - потребовал я. - На нелегала или посольского непохож. Военный советник? А кому советуешь?
- Я работаю в Бюро исследований.
Я старательно покопался в памяти и ничего не обнаружил с таким названием. Разведок в Китае много - полтора десятка точно, не считая наличия у каждого губернатора собственной и разнообразных секретных обществ. Они то сливаются, то разделяются - и вечно враждуют. А и формулировка любопытная. Работает он. Начальником, заместителем или третьим помощником младшего заместителя? Русских военных здесь много, но он-то совсем не по этой части.
Я пожал плечами и изобразил на лице недоумение.
- Вот видишь, - скорбно сказал Ян, - как мало ты знаешь. Совершенно не понимаешь внутренней обстановки. Учись, пока я добрый. Тут тебе не Германия, откуда тебя выслали. Здесь Восток. Сразу язык длинный отрежут. Ну что, обсудим конкретные вопросы или гордо откажешься словить замечательную тему?
- Ха! Давай конкретно. Что, куда и когда. Из открытых источников иногда можно получить больше, не воруя секретных документов.
- Так ты не умеешь вскрывать сейфы? А Варшавера с кого писал?
- А пошел ты! Будешь ехидничать - непременно вставлю в новый сценарий в самом гнусном виде.
- Ха, - передразнил он меня. - Какая разница, как прославиться. Плохо или хорошо. Главное - широкая известность… Вот ты в курсе, что лично про некоего Темирова прямо противоположное разные люди говорят?
- Кто?
- Разбежался, - довольно сказал Ян. - Кто же свои источники закладывает? Про писателя сам догадаешься, а вот человек Берислав с его взглядами, иногда чересчур просвечивающими в статьях, далеко не всем по душе. Слишком агрессивно мнение навязываешь. Военные почти все уважают. Да не все на Руси в армии служат. Плохо говорят, и хорошо тоже. Во всяком случае, искренне. Ладно, пошутили, и хватит. Завтра я тебя с женой проведу на торжественный обед. Посмотрит на тебя наш любимый Цзян Чжунчжэн. Делегация отправляется послезавтра…
"Что у него все-таки тогда произошло? - думал я, в нужных местах послушно кивая. - С чего сдернули с Ярославля, где так замечательно угнездился? Повышение… Ага, так я и поверил. Наверняка убрали по своим внутренним причинам. Вряд ли в восемнадцатом году кто-то мог знать, как Тульчинский развернется в Особом округе. Сплавили в дыру, и не за просчеты. Что-то там другое было".
1918 год
В дверь купе деликатно постучали, и кондуктор доложил:
- Степная. Две минуты стоим.
Он уставился на пассажира, выпучив глаза. Севший с одним чемоданчиком в затрапезном пиджачке предстал в неожиданном виде. В парадном офицерском мундире, обвешанный орденами и медалями. Ко всему еще смотрелась одежда новенькой, и капитанские погоны соседствовали с эмблемой КОПа, а для них чин немаленький. По-армейски не меньше подполковника.
- Смотрится? - спросил Ян.
- Во! - показал проводник большой палец. - Как от портного. По фигуре сшито.
Ян подхватил чемодан и двинулся в тамбур.
Еще бы. От портного и есть. На новые погоны положено проставиться и мундир сшить. Вот интересно, это повышение или его засунули куда подальше? Фактически сдвинули с города (немаловажного, и полномочия его распространялись очень широко) на округ, но на самой окраине страны, и присвоили новое звание досрочно. А что там себе подумали, сообщить забыли. Да он и не в обиде. Родные края - это к лучшему. А поломал чьи-то расклады или просто так совпало - ему и дела нет. Честно расследовал убийство.
Что грохнули не кого-нибудь, а полного генерала Чанталова, единственного смеющего возражать Салимову после аварии, в которой погиб третий член коллегиального правления Дубинский, сразу напрашивалось на очередные происки не то врагов внутренних, не то внешних. Моментально приехала целая бригада спецов из столицы, и понеслось. Версия отрабатывалась только одна. Он, хоть и начальник КОПа Ярославля, оказался в стороне. А что сидеть не стал и напряг всех своих людей - так исключительно по собственной инициативе. От них, наоборот, требовали сидеть и помалкивать.
Вот и обнаружился крайне странный результат. Сначала в его полулегально копающейся в деле группе грешили на любовную историю. Чанталов еще тот ловелас был и особо этого не скрывал. Оказалось, пустой номер, но попутно полезло много чего. После смерти его бабы перестали особо стесняться, и выяснилось, что он еще через них другие дела прокручивал. Иногда проще зайти к красивой женщине, чем в приемную в Кремле. Проще и безопаснее.
Нарыли на генерала кучу компромата. Взятки, откаты, подарки, подозрительные подряды, незаконное владение имуществом. Жуть сколько повылазило. Сразу и понятно стало, с чего без помпы и фанфар в губернию заехал. Не государственные дела по разведке крутил - личный карман набивал попутно с официальными обязанностями. И убивец обнаружился моментально. Без всяких вербовок от ихнего "интеллидженс сервиса".
Генерал зарвался и приехал с крайне непристойным предложением делиться к местному богатею. Почему лично, теперь уже и не спросишь. Наверное, на хороший куш надеялся. Когда тебя внаглую обувают и еще мордой в дерьмо макают, люди способны и сорваться. Вот и заехал владелец заводов, фабрик, пароходов по кумполу первой попавшейся под руку статуэткой. Не выдержала душа. Не всякому хамить стоит. Мужик хоть и миллионщик, но времена зачетных квитанций уже пятьдесят лет назад прошли, и тоже пороха в свое время понюхал. Мог и в тылу устроиться, да не стал. Такие люди унижения не привыкли терпеть.
Давно на него в экономическом отделе материалы копились, да сверху за руку держали. А тут такой случай! Поехал, голубь, на каторгу, и за дело. Не сшитые факты - чистая правда. Только никому она была не нужна. Сидели начальнички на докладе, как пыльным мешком стукнутые. Это ведь сейчас проверять всех начнут. И мало никому не будет. Насколько прекраснее было бы обнаружить чужих агентов!
Наказывать услужливого ярославца было не за что. Награждать - начнутся разговоры. Дело тщательно замели под ковер, и выводы неизвестны. Во всяком случае, таким, как он. Сиди и помалкивай. Оставить без награды - тоже бы странно смотрелось. Вот и вышло то, что вышло. Лишняя звездочка, новое назначение и отпуск. А что? Сколько лет дома не был. Имеет смысл показать товар лицом. Не абы кто домой в отпуск является. Тем более что пока он честно в родной поселок к родственникам в гости заезжает, кое-кто из его команды уже на месте и старательно собирает первую информацию по местным делам. Не на пустое место прибудет - люди выехали заранее и с соответствующими приказами.
Ян спрыгнул с подножки и осмотрелся по сторонам. Будто и не уезжал. Ничего не изменилось. Да и не могло. Горы вдруг не вырастут в степи, и полноводные реки неожиданно к ним в гости не свернут. Все та же бескрайняя равнина с сопками и вытянувшиеся вдоль железки на несколько верст дома. Метров двести по с детства знакомой тропинке напрямую - и вот он, поселок. В полосе отчуждения строиться категорически запрещено. Здесь могли стоять только относящиеся к железной дороге хозяйственные строения. Следующая станция через тридцать пять верст. Стандарт. До оборотного "депо сто" - четыре переезда.
Родные места с крайне поэтичными названиями. Ближайшие города - Сбодуна и Бухай. И ведь не юмор какой. Когда-то они звались Бодунэ, Бихай, но нормальным переселенцам этих китайских глупостей не выговорить, и постепенно они превратились в более узнаваемые слова. Так и пишут давненько на картах. Им еще повезло со Степью. Простое нормальное название вроде Пограничной или Маньчжурии. Скоромно и со вкусом.
Были и другие занимательные города и села. Когда-то высокое начальство озаботилось переименованием особо неблагозвучных названий. Мученицы (бывшие Щитоученизы - попробуй произнеси), Членов (Хунь - понятно почему и как раньше называли), Глубокое (Сунь), Саблино (Сябля) на более благостные, но где-то прижилось, а где и нет. Суй Хуа только официально называют Желтугой. А жители этого места давно стали героями местных анекдотов. И не везде китайцы виноваты, молва упорно речет, что странное название Вобля родилось вовсе не от воблы, выдаваемой в дорогу будущим владельцам участков, а от радостного крика первого жителя поселка, узревшего свои новые владения, а Паршивое потому так и кличется, что земля соответствующая. С водой вечные проблемы, и рожь расти не желала. Он всерьез удивился, обнаружив однажды на военной карте в обычной Руси речку Вобля. Не только у них в Маньчжурии такие названия случаются.
- Здравствуй, дедушка Ким, - поздоровался со старым пастухом, гнавшим небольшое стадо коров.
Тот подслеповато сощурился, отчего его морщинистое лицо еще больше скукожилось, и на всякий случай снял неизменный треух. Не узнал. А вот сколько Ян себя помнил, столько кореец и был неизменной частью пейзажа. Как и многие корейцы, в отличие от китайцев, ни под каким соусом не получавших русского гражданства и разве что принимаемых на временные работы, он с семьей переселился, удирая от тяжелой руки японского императора. Им подданство тоже давали с серьезным скрипом - не мусульмане, но на территории Войска довольно долго особых проблем не имелось. Землю не продавали, однако и хазачьи власти, и отдельные оборотистые хазаки были совсем не прочь за счет трудолюбивых пришельцев обеспечить себе дополнительный доход, сдавая необрабатываемые пустоши в аренду.
Японские власти совершенно не мешали эмиграции и даже поощряли ее. За границу уходили самые беспокойные и, следовательно, самые опасные. Кроме того, уезжая из своей страны, корейцы как бы "освобождали места" для переселявшихся туда японцев. Корею усиленно японизировали, и колониальные власти поощряли приток на ее территорию собственно японцев.
В результате в Маньчжурии, на Дальнем Востоке и в Средней Азии уже перед войной, по статистике, проживало не менее четырехсот тысяч корейцев, и на самом верху нервно заговорили об угрозе иноверческой экспансии и занимании мест русских переселенцев. Мер принять не успели, а потом стало не до этого. Так они и продолжали перебираться потихоньку на жительство. Таких ждала все больше не слишком приятная жизнь батрака, и они усиленно искали выхода из ситуации. Даже верноподданно подали прошение о призыве в армию, но использовали корейцев в Австрийскую все больше на строительных работах.
Корейцы часто рассказывали про замечательную жизнь в Маньчжурии, серьезно смеша местных жителей. Но это с чем сравнивать. На Дону крестьяне всегда жили богаче, а в центральных губерниях намного беднее. Здесь наличие пары лошадей и коровы зажиточностью не считалось. Странно, если не имеется. Вызывает подозрение, что с этим деятелем что-то очень сильно не так. Лодырь или пьет по-черному. В Корее по-другому. У арендаторов после сбора налогов в самом лучшем случае оставалось 15–20 процентов урожая. В Маньчжурии стабильно платили десятину Войску и изредка привлекали разночинцев и иногородних для общественных работ. Так и японцы в этом смысле совершенно не стеснялись. Даже на Руси с иноверцев не брали больше четверти урожая. Разница серьезная.
Тихий был человек Ким и безотказный. Детей любил и часто дарил собственноручно вырезанные из деревяшек игрушки. Зато страшно боялся любого человека в форме и начальства. Видать, и вправду несладко жилось с той стороны границы.
Сейчас в заветной папочке лежал заранее написанный доклад об исправлении отдельных несправедливостей и использовании данной категории жителей в очень полезном на будущее деле. С подписью очень высокого начальства. Не просто так он согласился ехать в Особый округ, кое-что серьезное выбил. Одними ярославцами не обойдешься в здешних условиях. Требуется серьезная опора и идея создания Пограничного корпуса, - вкупе с особыми подразделениями очень к месту пришлось. Работы будет непочатый край, и спросят с него вдвойне, но рапорт с предложениями хорошо ложился на декларации о всеобщем равноправии (не просто дать, а за труды), и противовес со временем хазакам возможен.