Степь была достаточно типичным для здешних мест поселком и крайне странным для европейской Руси. Стоял он на землях Войска, и верховной властью был собирающий арендную плату и налоги урядник. В частные дела он не вмешивался, вполне удовлетворяясь почетным местом на любом собрании и подарками от благодарного населения на всевозможные праздники. А были они на любой вкус.
До войны жило в поселке почти три тысячи человек, четко разделявшиеся на несколько групп. Жили вполне мирно и добрососедски, потому что чаще всего и делить было нечего. У каждой группы были свои отдельные экономические интересы. Они скорее дополняли друг друга, чем конкурировали.
Большинство составляли евреи. Эти торговали в лавках, ремесленничали и занимались скотом. Это был один из важнейших промыслов. Ходили аж до Урги и Читы, закупая все больше монгольских баранов и неприхотливых лошадей, способных обходиться подножным кормом. И немаленькие обороты были. По две-три тысячи голов гоняли на продажу. Еще в те времена собирались построить консервную фабрику, но чем закончилось, Ян так и остался в неведении.
Почти четверть составляли потомки сосланных поляков, потихоньку перебиравшиеся из Сибири, как послабление на жительство вышло. Назад было нельзя, зато в Маньчжурии требовались рабочие руки в большом количестве. Вот и шли за синей птицей удачи. Мало кто сильно поднялся, но жили прилично. На железке большинство работало и на нее. ВЖД имела много собственных предприятий в районе. Обычно там труд требовался квалифицированный, и платили неплохо. Да и женская половина в огородах трудилась. С голоду за все сто с лишним лет от первых переселенцев никто не помер. Вот от холеры и чумы - бывало, да тут уж не угадаешь. Болезни всех косят.
Еще имелось под сотню корейских и с дюжину дунганских семей. У этих огородничество было основным занятием, и овощи покупали для продажи даже в Харбине. Работали они страшно много, почти не пили и были исключительно чистоплотны и страшно вежливы. Вот дунгане мусульмане, но знали о собственной вере самый минимум, и никакие корейские обряды их в ужас не приводили.
Так и существовали совместно. Вплоть до того что, за неимением суда, в поселке за решением разнообразнейших споров, невзирая на религию, шли к раввину. Суд его был честным, быстрым и справедливым. Получал он за эти дела мелочь, но зато репутация и авторитет в округе были огромны. К кому чаще идут (раввин в поселке не один - конкуренция), у того и слово весомее. Да еще если вспомнить вечное взяточничество русских судей и бесконечную волокиту, недовольных постановлениями обычно не имелось. Чем ехать за семьдесят верст до ближайшего города несколько раз, проще все решить на месте.
Вдруг остро захотелось снять сапоги и пройти по теплой пыли босыми ногами. Нельзя. Не ребенок уже. Требуется выступать с каменной мордой при полном параде и делать вид, что не замечаешь любопытных подростков и разинувшей рот бабы у колодца. Поздороваться - по фиг, что незнакомая, по виду полячка, и надо демонстрировать уважение и следовать дальше. Как там он Гусеву объяснял? Правильное поведение сродни воинскому уставу. Практически правда. Встречают по одежке, однако и в грязь лицом ударить нельзя. Прояви вежливость - иначе будут судачить и косточки перемывать годами. И тебе, и всему семейству.
Остановился у знакомых ворот и, помедлив мгновение, толкнул створку. Дверь была приперта поленом - ясный знак, что никого нет. Отсутствуют по делам. Это в городе замки вешают, а здесь никто без приглашения не зайдет. Не дай бог, пропадет что-то - на всю округу ославят. Если уж руки-ноги моментально не оторвут. Нравы были простые, и с лихими людьми не церемонились. В старые времена конокрадов забивали на месте. Судейские далеко, и возить туда, теряя время, не с руки.
Ян поставил чемоданчик и сел прямо на ступеньки. Полез в карман за сигаретами.
- Ты кто? - строго спросил детский голос. Белобрысый мальчишка лет восьми в одной полотняной рубашке, появившийся из-за угла дома, уставился на него с интересом. За спиной у него торчала точно такая же белобрысая девчонка. Разница была в наличии косичек, а чумазые рожицы были жутко похожи. Как зеркальное отражение.
- Дядька ваш, - серьезно сказал Ян, протягивая руку поздороваться.
- А чего не сообщил о приезде? - солидно поинтересовался единственный мужчина в доме, старательно тиская ладонь.
- А подарки привез? - спросила девочка, моментально заработав подзатыльник от брата. Не положено выпрашивать уважающим себя людям. При этом он заинтересованно смотрел, как Ян засуетился, ковыряясь в карманах. Вежество надо проявлять, но от подарков отказываться глупо.
- Вот, - извлекая из кармана перочинный ножик, - обрадованно сказал Ян. - Видишь, и лезвие из хорошей стали, и пилка, и штопор. Швейцарский! А тебе, Кристина, специально расстарался - зеркальце.
Она спросила взглядом разрешения брата и, убедившись, что он внимательно изучает тайны своего нового ножика, забыв про правильное поведение, моментально прибрала с руки, принявшись тут же проверять свою красоту - наличие облупленного носа в правильном месте и количество веснушек.
- Ох, - роняя какие-то овощи из подола, воскликнула мать Яна, появившаяся все из-за того же угла. В огороде, что ли, были всей компанией? Тоже дурак, не догадался посмотреть. Ян осторожно обнял ее, поражаясь маленькому росту и слабости.
- И тебе подарок привез.
- Ты - мне самый лучший подарок! Дождалась!
Секунду Ян не понимал, чего все ждут. Потом дошло. Торопливо забормотал слова молитвы. Забыл! Все забыл. Слишком долго без этого обходился. Здесь не Ярославль, старший мужчина обязан помнить свои обязанности. А полезет кто без очереди к горшку - ложкой по лбу. И ведь у них никогда особо упертыми никто в этом смысле не был, но без благословения нельзя. За пищу, данную нам Всевышним, благодарят.
- Слава Господу! - провозгласил с облегчением, порадовавшись, что слов не забыл. Потребовалось - моментально всплыли. - Во имя Отца и Сына и Святого Духа!
- Аминь, - провозгласило семейство дружно, беря свои ложки.
Теперь он набирает картошку, обильно политую свиным жиром (как давно не приходилось пробовать молодого поросенка!). Следующей берет мать, потом сеструха, и, наконец, очередь детей. Сплошная субординация. Раньше генерала лейтенанты тоже не посмеют жрать. И так, пока миска не опустеет. Все едят в строгом молчании. Невежливо говорить во время еды. Даже дети не возятся, а чинно вкушают. Стесняются его или так принято? Вроде они себя в детстве так замечательно не вели. Правда, отец вечно отсутствовал. Он в депо работал и домой все больше на выходные и в праздники наведывался.
Стеша посмотрела на него и подмигнула. Уже легче. Похоже, сообразила, что неловко себя чувствует. Вот жизнь, родную сестру еле узнал. Была такая файная девица, все парни засматривались. Замуж по любви пошла, не просто так, - а счастья нет. Мужа в армию не взяли, администрация ВЖД часть крайне необходимых людей отбила, иначе бы дорога просто встала. Машинист был, человек обеспеченный, но вечно в разъездах. У китайцев восстание случилось - и не нашли они занятия лучше, чем по эшелону стрелять. Потом-то кого успели поймать, хазаки порубили, да покойного не вернуть.
Только и остались на память близнецы. С его родителями никогда дружно не жили: недовольны они были невесткой. Не то для сына готовили. Тульчинские после неожиданной смерти отца нежирно жили, на Яне все держалось, а он еще не слишком много зарабатывал по молодости. Бедно жили. И вроде не выживали невестку, а перебралась домой к матери почти сразу. Так и жили вдвоем.
Все сама привыкла делать - мужика-то почти и не видела. То Австрийская и бесконечные эшелоны на запад с войсками и поставками, то по железке туда-сюда катается, а она с монголами умудрилась договориться. Всегда животных любила, и от свекрови подальше. Свой табун завела, долго отбирала - одних выбраковывала и на продажу, других на развод. Даже научное что-то читала на эту тему и на конезаводческие предприятия ездила опыта набираться. И ведь не зря: пришло время, когда неплохие деньги за породу платить готовы. Да вот не та это работа, что женщину красит. Вечно в брюках (местным кумушкам разговоров при ее виде на неделю хватает), да все время на ветру и солнце. Кожа загрубела, лицо красное, да и талия не девичья. А ведь молодая еще.
- Подвинься, - сказала сестра, присаживаясь рядом на крыльце и умело закуривая. - Не нравится, когда баба курит? - В голосе была насмешка.
- А я ныне городской, ко всему привычный.
- Ты не смотри, что с виду ничего не изменилось, люди внутри другие стали. Многое не так. Я вот и баба, и мужик. Да и лошадь сама себе. Весь воз тяну. А таких после войны немало. Не на кого опереться. Кто погиб, а кто просто навоз, пьет без просыху. Молодые в города утекают. Одно бабье и осталось. Не горюй, братишка, прорвемся. Ты ведь большой человек стал, да и я не промах. Прорвемся! Хорошо, что дома застал. Я тут редко бываю. Все на матери. И детишки, и хозяйство. Завтра отчет дам.
- Чего?
- Ну кто так говорит, - со смешком сказала Стеша, - будто и не нашенский. Привык на Руси неправильно изъясняться. Деньги присылал? Я даже удивлялась: откуда столько.
- Да нормально, я на всем готовом жил, - сердито отрезал Ян. - А вам на что существовать?
- Ну вот… Мы их не прокушали. Считай, ты в доле. Я в дело пустила. Четверть - твоя, четверть - моя, за работу. Справедливо. Неплохо набежало. Пару каменных двухэтажных домов в Харбине запросто прикупишь.
- Это на табунах твоих?
- Именно, господин капитан. Здесь же все выгребли в Австрийскую. Мобилизация. Уже не только строевых брали - подряд забирали. А людям пахать надо. Да и всякое-разное. Вдоль железки живем, но не одной дорогой кормимся. Лошади завсегда потребны.
- И не страшно вот так табуны гонять по степи?
- Да привыкла. У нас тут под конец войны и после страшные дела творились. Кто счеты сводит, кто грабит, кто просто урод. Монголы, хунхузы, азиаты, варнаки. Свои же соседи в степи встретят - не пожалеют. Там закона нет. - Она оглянулась и, убедившись, что никого рядом нет, спокойно сказала: - Не беспомощная я. Уж поверь. Я людей убивала. Нельзя было иначе. Поймают - пожалеешь, что на свет родилась. И сейчас с карабином езжу. Да не смотри так! Давно в одиночку не бегаю. Молодых и горячих полно. Они пашут - я командую. У меня даже собственный телохранитель заимелся. У него весь род китайцы убили, так нашел себе хозяина. Я даже не спасала, как в занимательных книжках, просто похоронить родственников помогла. Вот и таскается сзади. Сам себя нукером назначил.
- А вторая половина чья?
- Это как водится. Рябушинского. Помнишь такого?
- Еще бы.
В поселке это был самый уважаемый еврей. Потому что самый богатый. Перекупщик и ростовщик. Всегда тут как тут, если неплохо заработать можно. И в скототорговле, и в хлеботорговле участвовал, и несколько магазинов имел по Маньчжурии.
- Он, конечно, сволочь изрядная, но слово держит. Это ведь не просто так - пригнал лошадей и деньги считай пачками. Сам знаешь, связи нужны. И чтобы цену не сбивали, и порекомендовать, да и его деньги на первых порах нелишними были. Вот и сотрудничаем. У него таких, как я, много, да большинство другими делами занимаются. Более прибыльными, но и опасными.
- Это как?
- А вот поживешь - осмотришься. Зачем зря болтать. Хотя недели маловато будет. У нас ведь граница только с японцами охраняется. А на тыщи верст через Монголию и Синьцзян кто угодно шляется. Китайцам не до севера, они у себя отношения выясняют, и шляются туда и обратно неизвестно чьи караваны. От нас оружие течет. Ну хлеб еще да сахар. От них что угодно. В Китае много добра. Вплоть до девчонок-рабынь и опиума. Уж чай везут - не приведи господь, тоннами. В любой магазин в поселке зайди - сколько угодно привозного. А на упаковках и иероглифы, и английские, немецкие и японские надписи. Чего душа пожелает купить можно. Только закажи. Не только у нас. По всей железке так, да и в Дальневостоке наверняка. Сама не видела, врать не буду, у меня разрешения на торговлю в Руси нет, но чтобы не было?! Какие там таможни с налогами! Так всегда найдутся любители грабануть караван с чужими ценностями. Там много взять можно, да кусаются охранники. Я раз видела, горную пушку тащили. А уж пулеметы - в порядке вещей.
- Оружие, говоришь, контрабанда… А хочешь военную тайну скажу? Страшную-престрашную, и чтобы никому?
- Ну, - насторожилась Стеша.
- А назначили меня к вам начальником КОПа. И скоро с моей подачи приедут несколько дотошных господ в экономический отдел. Контрабандистов ловить и Рябушинских сажать по тюрьмам. Уж очень Владимир раздражает вся эта торговля чаем и прочими радостями. Миллионы мимо государственных карманов проходят.
- Так тебе хазаки и дадут развернуться. Жди. А вольности?
- А запрет на торговлю помимо государства с Китаем? Куда они денутся. Пожили в свое удовольствие - пора и честь знать. Русь слегка оправилась и вспомнила про окраины. Может, меня потому и прислали. И местный, и не хазак. Да и не в одиночку я этим заниматься буду. Заставы ставить будут. Три полка уже перебрасывают с запада. Мы вот сидим, а чоновцы в эшелоне катят на восток. Будут вешать большой амбарный замок на границе.
Она долго молчала, потом сказала:
- Это дело долгое. Не так просто тропки перекрыть. Да и кровь будет обязательно. Слишком многие с этого кормятся. Среди начальства тоже.
- Ну сразу и Русь не строилась. А полномочия на начальство у меня имеются. Не в первый раз. Иных уже и расстреливал.
- Не шутишь, - посмотрев на него, решила Стеша. - Так ведь и тебя стрельнуть могут. Великая сложность.
- А у меня свои нукеры имеются, и не один. Не первый год вместе, и сами кого хочешь на куски порежут. Я своих парней сюда привез. Если уж горцев ловили и… м-да… не суть. У каждого своя банда. А моя с официальными документами и пострашнее любого варнака будет.
- Тогда хоть по знакомству предупреди, если что.
- А ты не ходи через границу. Серьезно говорю. И не рассказывай никому. Скоро и так узнают, а что брат - могут в вину поставить. И знаешь что, посчитай, сколько ты Рябушинскому должна, и мне скажи. Я деньги найду. Не надо, чтобы он имел возможность на тебя давить. Знаю я этих деятелей. Через семью захочет договориться. Или угрожать начнет. Мне проще его закопать - хоть громко, хоть тихо, - но тебе здесь жить. Давай сделаем чисто. Расплатишься - и сама себе голова. Мне и без твоих коняжек дел хватает прекрасно, а с деньгами не бедствую. Да и занять у кого имею. Без ростовщиков и банков несколько тысяч без проблем найду.
- Не, - покачала Стеша головой, - так неправильно. Деньги счет любят. Мне чужого не надо. Все равно будет твоя доля, только больше.
- Ну и веди бухгалтерию, - с досадой отрезал Ян, - будешь справку присылать к концу года. За вычетом подарков племянникам. Все равно у меня никого больше нет. Ядзя не в счет. Как замуж выскочила - и письма ни разу не написала. Сестра называется. Жив отец был бы, непременно прибил за свинство.
- А говорят, заявился к Тульчинским красавец молодой, да в чинах, да весь орденами обвешанный, - громко сообщил женский голос.
У забора стояли две молодые девушки. Та, что повыше, знойная брюнетка, даже не скрываясь, изучала Яна. Взвешивала, измеряла и прикидывала упитанность. Вторая, в скромном платьице и с длинной русой косой, смотрела слегка смущенно. Речи даже по здешним понятиям были нахальные. Приставать к незнакомым мужикам не слишком прилично.
- А я вижу, врут, - гнула свое брюнетка. - Это где ж такое случается, чтобы молодой да воспитанный двух красавиц в упор не замечал? И потом, шо за вид? Рубаха деревенская и ноги босые? Куда герой подевался? Один вахлак деревенский в наличии.
- Громче кричи, Ривка, - посоветовала Стеша, - он еще вдобавок контуженный. Плохо слышит. Заодно соседи в курсе будут.
- Наверняка и память потерял! - ничуть не понижая голоса, воскликнула та. - Кто обещал жениться? А?
- Матерь Божья, - изумился Ян, вставая и подходя к забору, - не узнал. Ты ж соплячка совсем была. Вечно в драной рубашке со старшего брата.
- Вот тебе еще одна из нашего нового сословия. Работать за мужика и всех на себе тащить, - тихо сказала Стеша. - Отец слепой совсем стал, так она за него работает, и не хуже.
Если ее он еще забыть мог по причине малолетства, то отца ее знал весь поселок. Единственный часовщик на всю округу. Крайне нужный любому владельцу настенных и носимых на цепочке часов. Тогда еще наручные были огромной редкостью, но не было механизма, которого бы Хаим неспособен был починить. А без точного знания времени евреи чахли и сохли. Когда наступает выходной - суббота? А когда свечи зажигать? А когда на молитву идти? Это исключительно русские определяли сроки плюс-минус лапоть по солнцу. Правильный еврей должен знать точно. Без хорошего часовщика никак.
- А стала какая! - Ривка повернулась, показывая, какая она вся из себя и демонстрируя платье. - Хороша?
- Во! - согласился Ян, показывая большой палец. - Только врешь: ничего не обещал.
- Подтверждаю: память потерял. Я сказала - значит, так и есть. Заставим. А это Гражина. Учительницей в школе работает, - показывая на подружку, объяснила. - Коса длинная, ум большой и быстрый.
- Я сейчас уйду, - заявила та.
- Еще стеснительная. Правду говорю. Чистую правду. Хорош мяться. Две такие девушки топчутся у тебя под носом, а ты смотришь как баран. Пошли гулять. Вечером еще и танцы. Нас необходимо сопровождать.
- Сейчас, - согласился Ян. - Минута. Переоденусь.
- Ты мундир надень, - посоветовала Стеша, - и представительно, и, возможно, морду с ходу не набьют.
Ян усмехнулся и умчался в дом. Побывать дома и не подраться? Погулять с девушкой? Сколько лет долг, долг, долг… Обязанности, обязанности. Он в отпуске!
- Нет ответа? - спросила Стеша Гражину.
Та безнадежно махнула рукой. Она уже и не надеялась найти. Учительница была не местная. Родители жили в Бухаре, и после восстания никто их не видел. Тогда многих убивали за не такое лицо или не ту веру. Правых и виноватых уже не найти. Началось все под лозунгом автономии, специально для приманки широких масс местных дехкан и ремесленников, и очень быстро превратилось во всеобщую резню. В первую очередь громили русских и вообще приезжих, однако не забывали и между собой счеты сводить.
Хазаки потом спалили полгорода и прошлись по Фергане и Туркестану железным гребнем, уничтожая всякое сопротивление и взрывая местные мечети. Если и остались там баи с муллами не той направленности мыслей, так в могилах, да мертвых не поднять. Самарканд, Бухара, Наманган, Андижан и бывший центр мятежа Коканд обезлюдели. Практически не осталось старого населения, и запросы ничего не давали. Сейчас там целенаправленно расселяли корейцев, с большим пониманием отнесшихся к получению гражданства Руси взамен призыва в армию. Да еще и участки готовым ехать на новые места давали из конфискованных.