Помня слова Жоакина, молодой человек, повернув лошадь налево, где на месте будущего Французского вокзала нынче раскинулся довольно-таки трущобный по местным меркам район неказистых домиков и крытых соломою хижин. Таверна "Два креста" располагалась не там, а ближе к морю, в гавани, соседствуя с небольшими, но вполне приличными домами, сложенными из серых камней. Ведущие во двор таверны ворота, как и говорил Жоакин, оказались открытыми нараспашку, многие посетители заведения уже пили там же, во дворе, вино, наблюдая за корабликами, плавающими в огромной деревянной кадке, больше напоминавшей небольшой бассейн.
Заказав у проворно подбежавшего служки вино с нехитрой закуской, молодой человек, слегка поклонившись, присел на бревно, положенное рядом с кадкой. На бревне этом уже расположились посетители, пили вино, болтали, а кое-кто стоял вокруг кадки, деятельно комментируя плавающие там корабли. В числе этих вот "знатоков" Громов сразу же узнал хозяина заведения, Камило по прозвищу Моряк. Все так, как описывал Перепелка, - коренастый, широкоплечий, окладистая рыжеватая борода с проседью. Бывшему моряку на вид казалось лет пятьдесят, а может, и больше - смуглое морщинистое лицо его, излучающее самое истинное добродушие и довольство, иногда искажалось презрительной ухмылкой - когда комментаторы путались в морских терминах или несли совсем уж откровенную чушь. Окрестные детишки - те, что пускали кораблики - похоже, искренне обожали старика, называя его "дедушкой Камило", да и тот относился к ним соответственно: ласково разговаривал, гладил по головам, даже угощал какими-то вкусностями.
Вот, едва не споткнувшись, побежал какой-то озорной малыш с кораблем в руках - на взгляд Громова, так себе модель - щепка да лучина с носовым платком - парусом. Однако ж и судомоделист был еще мал - от силы лет восемь, наверное.
- Ой, дедушка Камило, глянь-ка, какой у меня кораблик! Я его сам сделал.
- Молодец, малыш, - старик протянул ребенку коврижку. - Ступай, отправляй свое судно в плаванье. Чувствую, выйдет из тебя добрый моряк.
Кроме совсем уж примитивных скорлупок, в кадке плавали и вполне добротные модели военных и торговых судов, явно сделанных со всем тщанием и любовью, за такие не было бы стыдно и участникам судомодельного кружка. Особенно один корабль выделялся - с изящными обводами, трехмачтовый, с узорчатой кормою и корпусом, выкрашенным в бледно-оранжевый цвет. Жаль, что не в красный… Однако…
- Добрый флейт! - прокомментировал кто-то. - Все как на настоящем - и ванты, и прочий такелаж.
Покосившись на старика, молодой человек немедленно встрял в беседу:
- Да, такелаж неплохой, как и рангоут. Все тщательно выделано, мальчишка-то молодец. Только это, на мой взгляд, не флейт…
- Как это - не флейт? Неужели сеньор скажет - бриг или шнява?
- Не флейт, - усмехнулся в ответ на столь неуклюжую подначку Громов. - И даже не галеон, скорее - пинас. Да видно же - обводы не такие вогнутые, как у флейта, да и корма - плоская. А где вы видели флейт с плоской кормой? Я уж не говорю о галеоне - у того корма массивная, как зад белошвейки!
Тут все разом захохотали, в том числе и старик Камило. Тот даже одобрительно махнул рукою:
- Вот уж точно сказано - словно зад! Я вижу, вы, сеньор, кое в чем разбираетесь… хотя и не моряк - так?
- Не моряк, - лейтенант согласно кивнул и, оглянувшись по сторонам, едва слышно добавил: - Дорого бы я дал, чтоб подобный кораблик - именно вот такого мерзкого цвета - отправился бы сейчас на дно ко всем чертям!
- Что-что, сеньор? - немедленно повернулся старый моряк. - Что вы сейчас сказали про цвет?
- Не берите в голову, - Андрей отмахнулся, соображая, не слишком ли он сейчас спешит, не слишком ли форсирует события?
Подумал и решил, что не слишком.
- Это я о своем… Да и тот проклятый корабль все же несколько отличался по цвету…
Старик вскинул глаза:
- Хотите сказать, сеньор, - он был красным?
- Да, - потупил взор Громов. - Он так и назывался - "Красный Барон" и стал виновником гибели очень близкого мне человека. Ничего! - Рука лейтенанта картинно легла на эфес шпаги. - Когда-нибудь я за все отомщу, клянусь Святой Девой! Ах… - Покусав нижнюю губу, лейтенант с остервенением сплюнул и, махнув рукою, простился. - Вынужден откланяться. Сей кораблик разбередил мою старую рану… увы!
- Постойте! - старик Камило нагнал Андрея у самых ворот. - Вы… вы очень спешите, сеньор?
- Сегодня да… Быть может, завтра к вам опять загляну, если будет время.
- Обязательно загляните, сеньор, - глядя Громову прямо в глаза, тихо промолвил трактирщик. - Если вы и вправду хотите отомстить - загляните. Может, и я вам хоть чем-нибудь помогу.
Старый моряк действительно помог, и очень сильно - на следующий день Андрей имел с ним беседу, в ходе которой узнал кое-что важное об интересующем его судне и капитане Алонсо Гарриге по прозвищу Гаррота - так называлось специальное палаческое приспособление, ошейник для удушения.
- О, он любит, любит потешиться своей властью, - опрокинув чарочку рома, с ненавистью шептал старик. - При мне велел забить плетями троих молодых матросов - просто так, за какую-то мелкую провинность. Да все в Картахене - я ведь оттуда - знают, что Гаррота невероятно жесток… однако же и удачлив - ему ворожит сам дьявол! "Красный Барон" всегда ходит почти по одному и тому же маршруту - из Картахены к западному берегу Африки, а оттуда - в Америку: в Виргинию, Каролину, Флориду.
- Так этот Гаррига торгует рабами! - догадался молодой человек. - Ну да, иначе к чему такой вот маршрут?
Старый моряк усмехнулся:
- Да, так. Выгодное дело, если его умело вести. Ну и везение нужно - да я ж сказал, Гарроте помогает сам дьявол!
Трактирщик набожно перекрестился на висевшее в углу распятие и, прошептав слова молитвы, продолжил:
- Если и сказать про кого - "дьявольски удачлив" - так это про него, про капитана Алонсо Гарригу! О, много чего я мог бы поведать об этом вонючем ублюдке… Но не буду, не люблю попусту болтать языком. Скажу лишь одно - если где и можно его достать, так только в колониях: в Сан-Агустине, во Флориде, у него даже имелся дом. Наверное, и сейчас имеется - этот проклятый гад любит вести богатую жизнь.
- А Картахена?
- Он заглядывает туда раз в пять-семь лет, сейчас как раз недавно был. Обновил колодки для живого товара, цепи и все такое прочее, что привозят в Картахену из Бристоля. Если ты, господин, согласен ждать еще по крайней мере пять лет… Может, тебе и повезет - дождешься, а может, Гаррига со своим проклятым кораблем вообще больше в Испании не объявится, поселится где-нибудь в Новой Англии - заживет себе припеваючи, как почтенный и обеспеченный человек, денег у него хватит.
- Что, и впрямь может остаться? - настороженно переспросил молодой человек.
- Говорю ж, может! - старик пригладил бороду. - Слухи такие ходили, да и знакомый шкипер недавно слышал, как сам Гаррига говорил об этом в Картахене, в портовой корчме.
- А почему корабль называют проклятым? - напоследок поинтересовался Андрей.
Камило Моряк неожиданно хватанул кулаком по столу и, без закуски опрокинув в себя стакан рома, выдохнул:
- Так потому и называют! Потому что - проклятый. Говорят, одна ведьма из Валенсии прокляла… Почти сразу же, как построили этот чертов корабль! Я когда-то и сам служил там боцманом, правда, слава богу, недолго, д-а-а-а…
Старик понизил голос и настороженно оглянулся по сторонам, словно кто-то мог их подслушать здесь, в каморке под самой крышей таверны:
- Не один раз и не только я это видел… Видения! Будто заходишь в знакомый порт - а там все не так! Огромные - с ма-аленькими мачтами - суда, белые-белые… плывущие со страшной быстротой стрекочущие лодки без парусов и весел… Господи, тот сойдет с ума, кто хоть раз видел все это!
Молодой человек закусил губу - вот оно! Наконец-то! Теперь точно ясно - "Красный Барон", в этом судне все дело.
Искать, искать… Однако - Америка! Как туда добраться-то? По морю, как… А можно и подождать лет пять - не каплет. А что? Служба есть, жалованье… вот только воспоминания о Бьянке…
- И часто такие вот… видения возникали?
- Да не очень. Обычно в грозу или перед грозою.
Молодой человек заметил какую-то странную суету, еще подходя к дому, но не придал значения - домовладелица, донна Эвальдия, вот-вот должна была вернуться из поездки на реку Льобергат, к мельницам - наверняка она вернулась и теперь устроила выволочку разленившимся без хозяйского ока слугам.
Краем глаза глядя на ошивающихся во дворе хмурых молодцов - эти еще здесь зачем, носильщики, что ли? - молодой человек поднялся к себе и, войдя в темную - с закрытыми ставнями - комнату, громко позвал Жоакина:
- Эй, Перепелка, ты дома? Чего в темноте-то сидишь?
Ответом была тишина… хотя нет, в комнате явно кто-то находился… был… Воры?
Молодой человек потянулся за шпагой…
- Здравствуйте, сеньор лейтенант, - раздался вдруг чей-то глуховатый голос, и тотчас же с грохотом распахнулись ставни, впуская в помещение яркий дневной свет… едва привыкнув к которому, Громов закусил губу и попятился: за столом, нагло развалился какой-то толстяк с тоненькими пошлыми усиками, чем-то напоминающими тараканьи. В руках нахал вертел какую-то желтоватую бумагу с красной печатью, а изо всех углов в Андрея целились из мушкетов солдаты.
- Что такое? - изумился молодой человек. - Вообще-то я здесь живу.
Наглый толстяк ухмыльнулся:
- Мы знаем. Отдайте вашу шпагу, сеньор, иначе я вынужден отдать приказ стрелять!
- Что?
- Вы арестованы, сеньор Громахо! Арестованы по указанию губернатора дона Мендозы. Вот письменный приказ, извольте.
Глава 7
Зима - весна 1706 г. Барселона - Атлантика
Висельник
Откуда-то сверху в подвал проникала вода, капала, стекала вниз тонкой струйкой - видать, там, наверху, на свободе, шел дождь. Привстав, Андрей нащупал стену, подставил под струйку широко открытый рот. Здесь, в одиночке, не было даже окна, лишь иногда тюремщики приносили свечу, перо и бумагу - узнику разрешалось подавать прошения на имя короля Карла. В письменной форме - а в те времена мало кто из простых людей умел читать и писать.
Заточение и в обычной-то камере - пытка, а уж здесь, в темнице - и подавно. Время здесь текло причудливо и непонятно, узник никак не мог бы сказать наверняка день сейчас или ночь. А, собственно, почему б и не заставить само время быть подвластным заключенному? Громов усмехнулся: вот он проснулся, встал - значит, уже утро, нужно сделать зарядку, помахать руками, ногами… раз-два, раз-два, раз… Кто-то боязливо пискнул в углу - мышь или крыса. С этой живностью молодой человек давно уже подружился, подкармливая остатками трапезы, в коей его, надо сказать, не особо-то ограничивали - не то чтоб кормили от пуза, но и не морили голодом, пару раз в день приносили простую, но вполне сытную пищу - гороховую либо луковую похлебку, хлеб, подкисленную вином водицу. Спасибо и на том!
Приносившие пищу стражники отнюдь не отказывались перемолвиться с узником парой слов, наверное, на этот счет имелись у них специальные указания - а вдруг да заключенный проговорится, что-то брякнет, выдаст кого-нибудь? Впрочем, опальный лейтенант и так уже рассказал все, что мог, включая встречу со старым моряком Камило. Как выяснилось, с каких-то пор за каждым шагом Андрея следили, и эти соглядатаи вовсе не были агентами "висельника" Мигеля, наверняка подчиняясь напрямую бывшему помощнику судьи, а ныне - губернатору Барселоны, вдруг заподозрившего бывшего героя в предательстве.
Со слов своих тюремщиков Громов знал, что в крепости полностью сменился гарнизон, естественно, включая коменданта, славного капитана Педро Кавальиша, все были отправлены прямиком на французскую границу, в Жирону, быть может, и к лучшему. Ссылка, но не поругание и арест. Что же касаемо юного Жоакина Перепелки, так о нем не было пока ни слуху ни духу, даже очную ставку лично ведущий следствие губернатор между слугой и хозяином не устроил, а значит, парня так и не смогли отыскать. Сбежал, наверное, ведь не дурак, затаился. Дай бог, не сыщут, да и не при делах он.
Андрей про себя хмыкнул - ага, можно подумать, он сам при делах, тоже еще, нашли иезуитского шпиона! В этом - в связях с врагами короны - иезуитами и заключалось преступление лейтенанта, преступление не только должностное но и, как с охотой пояснил бывший судья, точнее, помощник судьи - политическое. Как понял Громов, в городе еще зимой объявился некий весьма влиятельный в свое время вельможа, сеньор Теодоро Саграна-и-Игуэльо, или просто - дон Теодоро, андалузийский дворянин, яростный католик, известный своей преданностью непризнанному Каталонией королю Филиппу и, как недавно выяснилось, один из видных деятелей Орденского братства святого Игнатия Лойолы. Конкретно - именно в связях с ним и обвинялся сеньор Андреас Громахо, плюс ко всему - в способствовании в убийстве откупщика барона, а также в преступном затягивании следствия по этому важному делу. Букет тот еще, и нужно было бы как-то выпутываться, правда, Андрей пока не знал как… и на допросы его уже не вызывали дней пять, а то и больше - поди, тут, в темноте, догадайся. Правда, раз разрешали писать…
Поднявшись, молодой человек несколько раз топнул ногами, чтобы случайно не раздавить кого-нибудь из своих новых друзей - крыс да мышей, - они-то, бедолаги, в чем виноваты? - и постучал в обитую железом дверь.
- Есть тут кто-нибудь? Эй!
- Ну есть, - минуты через три отозвался приглушенный голос стражника. - Что хотели, сеньор?
- Что и вчера - бумагу, чернила, свечу.
- Понял, - хохотнули за дверью. - Опять прошения писать будете? Только вы их не вчера писали, а третьего дня уже.
- Ого! - подивился молодой человек. - Летит времечко.
Немного погодя тюремщики принесли в камеру дощатую конторку для письма стоя, а вместе с нею - горящую восковую свечку в легком медном шандале, письменный прибор, несколько листов желтоватой писчей бумаги по два песо за пачку и белый морской песок для присыпания недостаточно быстро высыхавших чернил.
Бежать сеньор лейтенант пока не пытался, поскольку все еще надеялся оправдаться, к тому же прекрасно представлял себе всю систему расположенных в тюремных коридорах перекрестных решеток, открывать которые был только один мастер - почтеннейший кузнец Жауме Бальос, с которым Громов, к стыду своем, не виделся уже очень давно - просто некогда было.
Обмакнув в чернильницу заостренное гусиное перо, молодой человек задумался, глядя на желтое пламя свечи. Вчера… нет, если верить тюремщику, то уже три дня назад были написаны самые подробные оправдания по поводу отвлечения следствия на секту "Красный Барон", теперь следовало приступать к иезуиту. Андрей, правда, говорил уже все губернатору лично, но тот настаивал на подробностях, пусть даже в письменной форме, чем и занялся сейчас молодой человек, тщательно выведя первую фразу:
"С доном Теодоро, не зная, кто это такой, я встретился чисто случайно, у себя дома…"
Написав, Громов почесал затылок и еще раз перечитал предложение. Как-то не очень понятно выходило - "встретился случайно у себя дома". Нет! Надо по-другому… "Незнакомый мне дон Теодоро встретился со мной, тайно пробравшись в мой дом и не представившись, что может подтвердить…"
А кто может это подтвердить? Жоакин? Не-ет, мальчишку не нужно было втягивать в это дело никаким боком. И вообще, прежде чем писать - равно как и говорить - здесь, в этой стране и в этой эпохе, следовало очень хорошо подумать. Это ведь не российский неофеодализм с до предела деградирующим обществом, где - чем проще, тем лучше. Увы, здесь такие штуки не пройдут, здесь сложно все, более чем сложно…
Может, не писать ничего вовсе? А зачем тогда бумагу и перо просил? А низачем. Пусть будет!
Молодой человек неожиданно для себя улыбнулся, подивившись своей собственной судьбе - вот уж поигралa-то! Из двадцать первого века в восемнадцатый - это ладно, это редко с кем случается, да почти ни с кем, исключая, наверное, лишь одного его, Андрея Громова, а вот все остальное: из шпионов - в герои лейтенанты, затем опять - в шпионы. Судьба-а-а… Только вот Бьянку жалко, эх… не уберег. Да и как можно ее уберечь было, никто же не знал, что…
За дверью громко лязгнул засов, наверное, принесли пайку.
- Сеньор лейтенант, вас требует господин губернатор.
Положив на конторку перо, Громов улыбнулся - ну хоть какое-то развлечение, интересно, что еще там ушлый судейский на его голову выдумал?
О-ох… Опять - за спину руки, двое стражников с алебардами впереди, двое - сзади, на пути решетки - одна, вторая, третья и… Господи, неужели солнышко? Оно самое, милое, золотое… и небо такое синее-синее, и воздух… И вокруг пахнет розами, и птички поют! День.
Губернатор дожидался узника все в том же кабинете, что и самый первый раз. Темно-красный, с золотым позументом, кафтан, завитый парик, впалые желтые щеки. Умный пронзительный взгляд и лишенный всяких эмоций голос.
- Вы все-таки решили дать письменные показания? - кивнув на стул, тихо произнес барон. - Что ж, наверное, это и неплохо. Однако на этот раз я пришел вовсе не для допроса, дело для всех ясное - и вас, сеньор Андреас, очень скоро казнят…
- Ну вот, - кисло усмехнулся молодой человек. - Кто о чем, а вы опять о казни.
- Вина ваша неоспорима, тем более я хотел ознакомить вас с составом высокого трибунала, - поиграв перстнями на пальцах, губернатор протянул узнику грамоту. - Вот, читайте.
- Председатель - барон де Камбрес-и-Розандо, - взяв бумагу, вслух прочитал Андрей. - Ого… члены… Постойте-ка! И граф дель Каррахас здесь! Все мои друзья, блин… Похоже, и в самом деле шансов у меня мало.
- Ну так я о чем и говорю, - барон де Мендоза развел руками.
Странно, но Громов не испытывал к губернатору абсолютно никакой ненависти или вражды, быть может, потому что этот коварный и облеченный немаленькой властью человек разговаривал с ним подчеркнуто вежливо, вполне обычным, можно даже сказать, дружеским, тоном, не грозил, не ругался… просто который раз уже подставлял расчетливо и цинично. Но делал это с неким намеком на сожаление, мол, я-то бы и рад не делать подлостей, но, увы, обстоятельства…
- Да, вы, кажется, говорили о шансах? - барон внезапно вскинул глаза. - Так у вас вполне может появиться один.
- Что? - оторвавшись от списка, хлопнул ресницами Громов.
- И это вторая… да, пожалуй, и главная, причина моего появления здесь. Вас хочет видеть одно лицо… которое может оказаться полезным.
- Что за лицо? - озаботился молодой человек. - Старый знакомый? Хм… интересно, кто. Вы говорите…
- Больше ничего не скажу, - губернатор сжал в кулаки ладони. - А от вас потребую… Да-да, потребую, проявить при этой встрече терпение и такт.
- Терпение и такт, - озадаченно протянул Громов. - Что-что, а уж это-то я вам обещаю, любезнейший сеньор! Так с кем я все-таки…
- Сами увидите сегодня вечером. Сейчас же - прощайте, встретимся на суде. Стража!
Тряхнув париком, барон позвонил в лежащий на столе колокольчик, и немедленно вошедшие стражники увели узника обратно в темницу.