- Я вас прошу - скажите. Пожалуйста! Полсотни плетей мне точно не выдержать… а так… так нас повезут в Барселону, в главную городскую тюрьму. Там, может, разберутся или повесят… да пусть уж лучше повесят, чем умереть под кнутом! Все ж быстрее, без мук. А я за это твой амулет так спрячу, что нипочем не найдут. Странно, что его у тебя до сих пор не отобрали… Серебряный?
Мальчишка кивнул на цепочку.
- Сам ты серебряный! - неожиданно разозлился Громов. - Что ты тут за бред-то несешь?
- Несу? - Жоакин поморгал глазами. - Что несу, куда?
- Спи уже! Да, вот еще что забыл спросить…
В голову узника вдруг пришла одна хорошая мысль, жаль только - поздновато… впрочем, а почему поздновато? Вот вернется Жузеп… если вернется…
- Жузеп вернется?
- Спрашиваете! - мальчишка дернулся, как почему-то показалось Андрею - с ненавистью.
- Послушай-ка, Жоакин, - Громов доверительно улыбнулся. - Ты ведь должен знать… да наверняка знаешь! У Жузепа ведь мобильник где-то припрятан, а? Ведь не может быть, чтоб не припрятан. Ты не показывай, просто скажи - да или нет?
Подросток не успел ответить - во дворе послышались голоса, дверь распахнулась. Один из тюремщиков, входя в узилище, пнул лежавшего на старой соломе Громова ногой и что-то повелительно приказал. Что именно - понятно было и без перевода - "вставай, собирайся, иди!"
На допрос, надо полагать, вызывают. Кто тут у них допросы ведет? Следователь? Комиссар? Старший инспектор? Ну наконец-то хоть что-то сдвинулось. Хоть прояснится - к чему весь этот балаган, палаши эти дурацкие, костюмы… как в "Трех мушкетерах"…
Следователь (или инспектор), тучный, не первой молодости, господин с манерами самоуверенного болвана, начал допрос весьма необычно - вообще ничего не спрашивал, а говорил сам - пусть на ломаном английском, но вполне понятно. Правда, Громов его поначалу не особо слушал, пораженный как обстановкой кабинета, так и костюмом ведущего следствие.
Темный и фиолетовый бархат, кружева, золоченые пуговицы, на голове - самый настоящий парик. Восемнадцатый век, мать твою! И кабинет оформлен соответствующе - огромный, обитый темно-зеленой тканью, стол, похоже, что из мореного дуба, высокое, словно императорский трон, кресло с каким-то замысловатым вензелем на верхушке спинки, крепкие и с виду очень тяжелые лавки. Над креслом висел портрет некоего сумрачного лица в короне и горностаевой мантии, на столе, по левую руку следователя, важно располагался массивный подсвечник, а по правую - бронзовый письменный прибор самого древнего вида - с чернильницей и стаканом для гусиных (!) перьев, за который любой ценитель старины отдал бы большие деньги.
Ценитель старины… Андрей про себя хмыкнул - да они тут все ценители! Чем это стены обиты - велюром, что ли? И весь колорит эпохи соблюден, в принципе, правильно - ничего инородного: ни телефона на столе, ни, упаси боже, компьютера, даже старинного лампового радиоприемника, какого-нибудь "Телефункена" или "Филипса" - и того нет, хотя… хотя, наверное, ноутбук где-то поблизости все же имеется, иначе как же допрос вести - не гусиными же перьями писать. Впрочем, тучный господин как раз таким пером и размахивал, правда, ничего не писал - все уже давно было написано, о чем следователь и уведомил узника, кривя тонкие губы в нехорошей ухмылке:
- Все уже о вас написано, да! Спрашивать не буду - скажу.
Что ж, хотя бы английский был вполне понятен. Нет, ну надо же! Какой-то клуб архивариусов… в таком-то солидном учреждении! Это ж надо, превратить казенное помещение черт знает во что - еще б охотничьи трофеи на стенках развесили, головы всяких там антилоп, кабанов, медведей - как раз в проемах меж окнами. На окнах, кстати, тоже свинцовые рамы. Колорит, блин!
- Вы - английский шпион, господин Андреас! - следователь взмахнул пером, играя отблесками света на многочисленных, унизывающих бугристые артритные пальцы перстнях. Тоже еще, пижон дешевый!
- Впрочем, полагаю, это не есть ваше настоящее имя… да оно нам и не нужно, Божьей милостию мы уже все про вас знаем.
Громов не выдержал, улыбнулся - ага, Божьей милостию… Это все Жузеп, стукач чертов!
- Надеюсь, старина Жузеп не забыл доложить, что я - гражданин России!
- О, Россия, да, - охотно закивал пижон. - Я знаю, знаю. Царь Пеотр, Педру. Война со Швецией. Нелегко приходится, да, король Карл вояка умелый. А вы еще лезете в наши дела! Помогаете Габсбургам!
- Кому помогаю? - удивленно переспросил узник.
- Вы действительно думаете, что Карлос Австрийский будет нам добрым королем? Хотя… может быть, и был бы, но все честные испанцы душой и телом за Филиппа! Вот наш истинный король, чтоб там некоторые ни говорили.
Громов помотал головой - честно говоря, надоело уже этот бред слушать.
- Я бы хотел потребовать встречи с российским консулом.
- А есть такой?
Ну наконец-то, пожалуй, первая вменяемая фраза!
- Должен быть, - пожал плечами Андрей. - Не здесь, в Барселоне. Ну или в Мадриде - там-то уж обязательно.
- В Мадрид мы вас не повезем, - следователь оглушительно расхохотался и громко, несколько раз подряд, чихнул. - А-апчхи!
- Будьте здоровы, - вежливо пожелал узник.
Хозяин кабинета отмахнулся:
- Спасибо. Вижу, вы не из простонародья. Так Мадрида я вам не обещаю… а вот Барселону вы увидите. Вы ведь именно туда направлялись? Пусть там вас и допросят как следует, а мы… мы свое дело сделали.
- В Барселону? - Громов потер ладони. - Что ж, наверное, это и неплохо будет.
- Неплохо?! Х-хэ! - следователь взглянул на узника с некоей долей жалости. - Мы, конечно, могли бы и здесь призвать палача, но… Знаете, не хочу брать на себя лишней ответственности… и вам не советую! Видите - я с вами откровенен. Пусть уж в Барселоне, там все решат. А то еще помрете здесь у нас - кто отвечать будет? Правильно, не Филипп Анжуйский! Знаете, не думаю, чтоб у вас были сообщники здесь - зачем почтенному лорду Питерборо эта деревня? Хотя… если есть сообщники, так говорите лучше здесь, сразу. Предупреждаю, в Барселоне с вас спросят не так.
Громов презрительно хмыкнул и вдруг вспомнил про Жоакина:
- Парень тут у вас один сидит…
- А, Жоакин Перепелка!!! - тучный господин радостно потер руки. - Так и знал, что он никакой не толмач, а английский шпион! Мы потому его и взяли, пока только по подозрению, но… думаю, под плетьми он заговорил бы, запел, словно перепелка, ха! Так, значит, правда… Что ж - и его с вами до кучи. В Барселону, в Барселону - всех! Пусть там разбираются, нам только шпионов не хватало. Не-ет! Мы уж лучше с бунтовщиками, с еретиками и прочим народцем попроще.
- Так я не понял, в чем меня обвиняют-то? - кашлянув, поинтересовался Андрей.
Следователь радостно ухмыльнулся:
- Я лично - ни в чем. Это в Барселоне решат. В главном-то вы, мистер Андреас, признались, да и детали выболтали, сообщника даже назвали, хоть никто вас с пристрастием и не спрашивал… Эх, будь я помоложе, с амбициями - такое бы дело раскрутил! А сейчас, чего уж… в чужие дела соваться, нет уж, увольте. Времена сейчас, сами знаете, смутные.
- Надеюсь, в Барселоне у меня будет и адвокат, и переводчик, и консул.
- О, да-да-да! Там все будет, все… Боюсь, что только недолго. Эй, стража! Уведите сего господина… да скажите там палачу - не понадобился. Господин Андреас оказался весьма разумным человеком, хе-хе. И пусть готовят клетку! До обеда чтоб выехали.
О какой клетке шла речь, Громов узнал уже минут через двадцать - несмотря на весь дурацко-старинный антураж, приказания следователя исполнялись здесь с завидной быстротою и точностью. Предназначенных для отправки в Барселону узников - Андрея и Жоакина - посадили в ту самую телегу с деревянной клеткой, которую Громов уже имел сомнительное счастье лицезреть, - а сейчас вот пришлось в ней проехаться, на потеху собравшемуся в тюремном дворе персоналу. Двое дюжих стражников в кирасах и с алебардами уселись позади, один - без кирасы и алебарды, но с палашом - взял в руки вожжи и подогнал лошадей:
- Н-но-о-о!
Заскрипели колеса, и повозка, раскачиваясь на кочках, словно океанский корабль, осторожно выехала из ворот узилища и столь же неторопливо загрохотала по мостовой, быстро, впрочем, закончившейся - метров через двадцать, сразу за небольшой церковью, уже начинался проселок. Вот уже где пришлось поглотать пыль!
Бежавшие позади повозки любопытные мальчишки отстали, пошвыряв вдогонку "карете" камни, один из которых угодил одному из конвоиров в кирасу, вызвав град проклятий и явное желание немедленно расправиться с наглецами… поспешно скрывшимися в придорожных кустах.
- Это они специально так издеваются? - скрипя на зубах песком, громко возмущался Громов. - Что, в полиции уже машин нету или лимит на бензин закончился? Так могли б и по железной дороге отправить… нет, все понимаю - но это!
Кроме всего прочего, Андрей еще ругал и себя, за то, что не догадался попросить у следователя сделать хотя бы один звонок - номер мобильного Влады он помнил. И вообще, странно было, что девушка его не ищет! Хотя, может, и ищет, может, все телефоны в полиции оборвала, да и в консульстве тоже.
Громов неожиданно для себя подмигнул Жоакину:
- А иконку-то мою так и не отобрали! А ты говорил - спрятать.
Молодой человек улыбнулся, подумав - а большой, верно, нынче здесь шум поднялся! Сейчас газетчики понабегут, репортеры - еще бы: гражданина России облыжно обвиняют в терроризме! Чушь какая-то, противно слышать. Да и пижон этот - следователь - так толком обвинение и не предъявил. Ну да, не в его компетенции - так ведь и сказано было. Ничего, в Барселоне посмотрим, что к чему! Вот только телега эта средневековая…
- Жоакин, друг, ну-ка поясни, что тут у вас вообще происходит? Конвой этот, следователь - они всегда так одеваются? Типа - форма такая, да?
- Одежда? - парнишка моргнул. - У благородных - благородная одежда, да.
Громов лишь сплюнул да повнимательнее взглянул на "сообщника", которого наконец смог как следует рассмотреть. На вид - лет пятнадцать-шестнадцать, темные глаза, черная шевелюра до плеч, одежка - лохмотья какие-то: шорты или, скорее, бермуды из мешковины и такая же безрукавка. Обуви никакой - босяк, а вот на шее - явно серебряный крестик. Ишь ты, не отобрали, наверняка посчитали за грех - испанцы ведь добрые католики. Жоакин вчера показался смуглым, но сейчас, при свете дня… нет, не смуглый, скорей - просто загорелый, и даже не очень-то, не так, как российские курортники на пляжах Коста Браво и Коста дель Марезме. Уж те-то - прямо как индейцы. Еще б - целыми днями на солнце жарятся да виски в отелях "все включено" жрут - это называется - "отдых". Как говорила Влада - "как все нормальные люди".
Влада… Андрей не мог бы сказать, что испытывает к ней какие-то серьезные чувства, так, мимолетное увлечение, случайная, ни к чему не обязывающая связь. Да и сама девушка рассматривала их отношения точно так же, о чем вполне откровенно и говорила. Ну съездили вместе в Испанию, получили друг от друга удовольствие, ну а потом, дома - что? Скорее всего - расстались бы, уж слишком разные люди, а может, и продолжали б встречаться - удобно было обоим.
О чувствах речь не шла, да - но Громов все же за Владу вступился, причем со всей безрассудностью, о чем сейчас ничуть не жалел, считая, что поступил правильно, как на его месте поступил бы любой уважающий себя мужик. В конце концов, эта девчонка приехала сюда с ним - и Андрей чувствовал за нее ответственность. Как это вдруг - какие-то хмыри бросили Владу в лодку, увезли на корабль! Конечно, выручать надо было. Выручил… Но и сам угодил в полные непонятки! Непонятки даже вот сейчас, кругом, куда ни кинь взгляд.
Они ехали уже часа полтора, слева плескалось море, справа синели горные кряжи, иногда попадались одиноко стоящие домики, рыбацкие деревушки, лодки. И все этакое… старинное, что ли. Никаких примет цивилизации - ни шума поездов, ни авто, даже самолеты в небе не пролетали, хотя должны бы - и часто. Все это было странно, особенно для Испании, для Европы. Нет, если б дело происходило в российской глубинке, то почти все было бы вполне объяснимым: и телега эта, и отсутствие всякой связи, и долбаный этот проселок, и произвол местных властей, вырядившихся черт-те зачем в черт знает какие одежки! Да, может, местный - российский - губернатор оказался бы вдруг ярым поклонником старины, вот все остальные чиновники-жополизы ему бы и подражали. В России - да, все могло быть. Но не в Европе! Даже здесь, в Испании, по уверениям российских СМИ, погрязшей в экономическом кризисе по самые гланды, жизнь, точнее, вся инфраструктура была устроена очень даже комфортно - ровные дороги, комфортабельные поезда, даже на пустынных полустанках - в том же Масане-Масанесе - и там на платформах действующие (!) лифты для инвалидов, или для тех, кому чемоданы по лестницам в переходах таскать лень. Шикарные, сверкающие никелем лифты, вовсе не загаженные, не раскуроченные… Такой вот дорожки здесь просто быть не могло! А она была! Вон, пылища-то.
Стражники позади откровенно дремали, да возница тоже поклевывал носом, уснул в углу клетки и Жоакин. Похоже, никто из них не замечал никакой странности в происходящем, словно все так и должно было быть: запряженная лошадьми повозка, пыльный проселок, убогие деревеньки и… и никакой цивилизации!
Какое-то горестно-щемящее чувство охватило вдруг Громова, ощущение чего-то невероятного и непоправимого сдавило грудь, молодой человек подумал даже… О нет! Быть такого не может… потому что не может быть никогда. Ну а с другой стороны - чем тогда объяснить все эти странности?
Андрей обхватил голову руками, словно стараясь выдавить все дурацкие мысли. Ладно! Барселона! Там видно будет, там-то все и разрешится, и, может, через несколько дней он и Влада уже будут потягивать вино в летящем на родину лайнере!
Барселона… Гужевым-то образом добираться - дня четыре, самое меньшее - три. Придется терпеть, делать нечего - надо сказать, конвой к своим обязанностям относился весьма добросовестно - кто б мог подумать, глядя на этих ряженых пижонов! Время от времени делая остановки и выводя узников "на моцион", стражи всегда привязывали конвоируемых за ногу, вообще, стреноживали, словно коней, какими-то хитрыми узлами, а за Жоакином приглядывали куда как внимательнее, нежели за Громовым, словно бы парнишка и впрямь был перепелкой и мог в любой момент улететь. Все правильно - он же местный, все тропки знает, сбежит - попробуй поймай.
На ночь остановились в какой-то деревухе, такое впечатление - что на постоялом дворе - на мотель сии грязноватые, крытые соломой хижины явно не тянули, даже до беззвездочного хостела не дотягивали. Старина, блин… И тут - старина. Перекусив черствой лепешкою с сыром и запив все это тепловатой водицей, узники улеглись спать все там же - в клетке, на брошенной стражниками соломе - спасибо и на том. Сильно пахло навозом, и рядом, надо полагать - в хлеву, всю ночь мычали коровы, так, что Громов и вовсе не сомкнул глаз, его уж потом, на пути, сморило - дорожка пошла в гору, стало куда меньше пыли да еще с моря дул прохладный, освежающий ветерок.
- Андрей! А я везде тебя ищу!
- Влада!
Молодой человек обернулся - он стоял на платформе, напротив поезда компании железных дорог Каталонии, из распахнутых дверей вагона ему махала рукой Влада - все в тех же белых шортах и рубашке в клетку, завязанной на животе узлом.
Бросив тяжелый чемодан (и откуда он у него в руке взялся), Громов немедленно подбежал, обнял девушку:
- Ты доплыла!
- Ну да. И ты - я вижу.
- Господи, Влада. Со мной тут тако-ое было! Расскажу - не поверишь. Ты куда едешь-то?
Девушка пожала плечами:
- С тобой - в Фигерас. Помнишь, мы собирались?
- Так и ездили уже… А это что за станция? Жирона?
- Нет. Написано - Матаро.
- Матаро, - тихо повторил Андрей. - Постой! Это ж в другую строну!
- Так нам и надо в другую. В Питер, да!
- Но до Питера из Матаро поезда не…
Что-то тряхнуло, и поезд, и красивое личико Влады вдруг сделались зыбкими, расплылись, исчезли…
Громов поднял голову, схватившись за деревянную стойку клетки:
- Что так трясет-то?
- Так дорога такая, - зевнув, отозвался Жоакин. - Скоро ночлег.
Молодой человек приник к решетке - уже наступали сумерки, но было еще не настолько темно, чтоб не разглядеть узенькие улочки какого-то старинного городка - живописно одетый народ, небольшие двух- и трехэтажные домики, церковь.
- Этот что за город-то?
- Матаро.
- Матаро?! - узник резко обернулся. - У них что тут, карнавал, что ли?
Мальчишка неожиданно засмеялся, показав белые зубы:
- Не, карнавал у них весной, в честь святой Сусанны и святой Эулалии. А сейчас просто - праздник урожая.
- А-а-а, - расслабленно протянул Громов. - То-то я и смотрю - в костюмах все маскарадных.
И в самом деле, в городке был праздник - на площади, встав в круг, веселые, разодетые кто во что горазд люди танцевали сардану, национальный каталонский танец, что-то типа неподвижного хоровода "с выходом". Кто-то пел, кто-то играл на гитаре, за церковью, под старым платаном, крутила разноцветными юбками юная танцовщица цыганка.
- А хорошо тут, - не удержавшись, Андрей смачно зевнул, хотя и должен уже был бы и выспаться. - Весело. Песни поют, пляшут.
Сидевший позади стражник вдруг что-то сказал узникам, громко, но без злобы.
- Он говорит - в эту пору в Матаро всегда весело, - перевел Жоакин. - Праздник урожая, да.
По случаю праздника узникам перепала крынка вина, опростав которую, оба сразу же и уснули, и проснулись лишь утром - от скрипа тележных колес и тряски.
- Поехали, - с улыбкой промолвил Перепелка.
Громов стряхнул приставшую к волосам солому:
- Слушай, Жоакин. Ты чему так радуешься-то? Надеешься на барселонское правосудие?
- Надеюсь! - подросток быстро перекрестился и что-то коротко произнес на латыни, как видно - молитву. - В Барселоне плетьми не бьют… В Барселоне сразу вешают!
- А ты шутник, как я погляжу!
Андрей усмехнулся - он и сам ценил черный юмор, тем более - столь неожиданный в устах этого забитого парня. Вообще-то, Перепелка - тоже странный до невозможности.
- Жоакин, все хочу спросить - ты где учишься? В колледже?
- Да, в колледже, - юноша охотно кивнул. - Учился, у отцов иезуитов. Не здесь - в Жироне.
- В Жироне… иезуиты? Ах, ну да… у вас же католические школы есть, - молодой человек повернул голову, посматривая на показавшегося позади повозки всадника. - А что говоришь - учился. Бросил?
- Сбежал.
- Х-ха! - хмыкнул Андрей. - Вот уж поистине - ученье свет, а неученых - тьма. Хотя с английским-то у тебя вроде неплохо. Видать, научили.
Подросток помотал головой:
- Это не они, это дядюшка Паулу из нашей деревни. Старый рыбак. Люди говорят, он был когда-то пиратом.
- Люди много чего говорят, - Громов проводил взглядом обогнавшего повозку всадника в старинном кафтане, плаще и широкополой шляпе. - Вот еще один, с карнавала. Ну с праздника.
- Да, верно - из Матаро.
Всадник обмолвился парой слов с конвоем - именно что парой, может, просто поздоровался - и пришпорил коня.
- А родители твои кто? - продолжал допытываться Андрей.
- Сирота я. Дядюшка Паулу меня к себе взял, он же и в колледж отдал…