Слово "колледж" Жоакин произносил на французский манер - "коллеж" - с ударением на последнем слоге. Ну да, каталонский - он к французскому ближе, к примеру, правильнее произносить Гауди а не Гауди.
- Жоакин, ты как к Гауди относишься? Саграда Фамилия - впечатляет, да! И Парк Гуэль, и дом Мила…
- Гауди? - забавно наморщив лоб, подросток отрицательно качнул головою. - Нет, я с таким не знаком.
- Не знаком?!!!
Громов не знал, что и думать. Хотя… спроси в российской провинции у подростков о… гм… ну, скажем, о Монферране или Стасове - многие ответят? Да никто! Вот и Жоакин - типичный представитель "поколения пепси" - такой же. Однако Гауди для Каталонии это все же не Монферран, и не Стасов - бренд! Ну как можно не знать?
- Ты в Барселоне-то был?
- Нет, не довелось покуда, - Жоакин шмыгнул носом. - Хоть сейчас посмотрю - перед смертью.
- Да что ты все заладил - "повесят", "перед смертью"! - не на шутку рассердился Андрей. - Ой, не нравятся мне твои суицидальные настроения, так и знай.
- Сеньор Андреас, - чуть помолчав, мальчишка испуганно хлопнул ресницами. - Прошу меня извинить, если я что-то не то сказал.
- Вот именно, что не то, - хмыкнул Громов. - Ладно, проехали.
Андрей вспомнил, как когда-то давно, еще будучи студентом, подрабатывал учителем в средней школе в Кировском районе Санкт-Петербурга, точнее - в Ульянке. Так очень многие из тамошних детей были, скажем, на Невском, очень и очень редко, а Эрмитаж не посещали никогда, да, похоже, и не собирались. Зачем? Зато вот с "автовскими" подраться - это другое дело, это уж - завсегда.
Здесь - то же самое, подростки везде одинаковы.
- Ты, Жоакин, спортом каким-нибудь занимаешься? Ну там, бегом, плаваньем?
- Плавать да - умею, дядюшка Паулу научил, царствие ему небесное. И бегаю вроде быстро… правда, вот сейчас не убежал.
- Быстро, говоришь… А сотку за сколько сделаешь? Что ты так смотришь-то? Ла-адно, уж вижу, какой ты спортсмен. А музыку какую любишь? Блюз, хеви-металл - как все здесь? "Маго де Оз", "Аваланч", "Тьерра Санта"… "Барон Рохо".
- Барон Рохо?! - В темных глазах парнишки вдруг промелькнул самый настоящий ужас. - Это плохо - Красный Барон! Говорят, его корабль - проклят. Ой… вы ж, сеньор, оттуда.
Громов замахал руками:
- Да ну вас, с вашими проклятьями, к черту!
Ночью Андрей спал спокойно, без сновидений, уснул сразу же, как только остановились на каком-то лугу. Устал - путь-то оказался утомительным, все ж таки трястись в телеге - отбить все бока! О том, почему его доставляли в Барселону столь странным образом, молодой человек уже даже не думал - к чему зря теряться в догадках, ведь скоро - уже очень скоро - все разъяснится, и…
А если все же…
Закусив губу, Громов глянул сквозь прутья решетки - они снова ехали по пыльной дороге и, судя по всему, должны были вот-вот добраться до места назначения. А никакой городской агломерацией пока что-то даже не пахло! А ведь должны уже были бы пойти городки-пригороды - Бадалона, Монгат…
- Бадалона? - переспросил Жоакин. - Сейчас попытаюсь спросить у возницы - он почему-то кажется мне добрее других стражников.
Парень прополз по клетке вперед и что-то тихо спросил. Потом обернулся:
- Бадалону проехали. Давно уже. А Барселона - сразу за тем поворотом. Возница сказал - увидим.
- Да уж не проглядим - точно.
Громов с усмешкой всмотрелся вперед, ожидая вот-вот увидеть вздыбленный вечной эрекцией небоскреб - Торре Акбар, развязку линий метро, крепость на горе Монтжуик, порт с башней подвесной канатной дороги…
Ничего этого за поворотом не оказалось! Нет, порт был, и Готический квартал оказался на месте, но все остальное… Где башня Акбар, где отель "Вела" - "Парус", где, наконец, Саграда Фамилия? Кругом какие-то крепостные стены, старинные дома, брусчатка… если что и было знакомое, так это кафедральный собор Святой Эулалии да - как раз проехали - церковь Марии Морской. А… а… пляжи? А колонна Колумба? Ее-то куда спрятали? Наконец - автомобили, автобусы "Барселона бас-туристик" - они-то где?! И люди… всадники… опять в этих дурацких кафтанах, а кое-кто - и в париках! А вот рядом прогрохотала карета, запряженная шестеркой гнедых! Самая настоящая карета. Как и корабли в порту… Парусники!
Значит, что же… значит, те мысли, они оказались правдой? Но это же невероятно!
- Послушай-ка, Жоакин, - холодея, спросил Громов. - А не помнишь ли ты, какой сейчас год на дворе?
Мальчишка неожиданно рассмеялся:
- Чего ж не помнить-то? Это я про число не скажу - счет дням потерял, а год нынче обычный, тысяча семьсот пятый от Рождества Христова.
Глава 3
Осень 1705 г. Барселона
Обухом по голове!
Тысяча семьсот пятый год! И тогда все сходится, тогда все, что творится кругом, - логично, а вот он, Андрей Громов, здесь, в этом мире - чужой, чужой абсолютно. И мир для него - такой же чужой. Невероятно, но факт! Иначе как объяснить все? А вот только так и объяснить - провалом во времени. Господи-и-и… Да как же так вышло-то?
Корабль этот, "Красный Барон" - с него все началось. Действительно - проклятый, прав был литовец-официант… Или латыш. Ах, ну да - рижанин, впрочем, какое это теперь имеет значение? Черт побери! А как же Влада? Она что - тоже где-то здесь, в этой проклятой эпохе? Хм… Жоакин Перепелка ни о какой странной девушке не рассказывал. Так ведь Андрей его и не спрашивал, не думал даже, что все окажется так! А теперь и не спросишь: в просторных подвалах крепости на горе Монтжуик "сообщников" разделили, поместив порознь. И Громова с утра уже вытащили на допрос - и здешний следователь (или как он там официально именовался) отнюдь не выглядел простофилей, несмотря на огромных размеров парик и кафтан с серебряными пуговицами.
В противоположность своему оставшемуся в Калелье коллеге этот казался чрезвычайно худым и сутулым. Впалые желтые щеки - проблемы с печенью? - худые руки в перстнях, пронзительный взгляд темных, глубоко посаженных глаз - весьма недоброжелательных, умных. Впрочем, внешне сей господин был изысканно вежлив, настолько вежлив, что даже соизволил первым представиться на почти безукоризненном инглише:
- Мое имя - Рамон дель Кортасар-и-Мендоза. Барон де Мендоза, если хотите, я здесь главный судья.
Вот как - сам судья, даже не следователь. Высокого полета птица. И что ему надобно?
- Хочу, достопочтимый сэр, кое-что у вас уточнить… прежде чем отправить на виселицу… х-ха-ха!
Судья внезапно засмеялся, желтые щеки его задрожали, противно и дрябло, словно потрепанная в любовных боях грудь старой шлюхи. Похоже, и этот оказался шутник, да все они тут…
- Итак, - барон взял со стола лист желтой бумаги. - Вы, сэр, обвиняетесь в деятельности, направленной на подрыв устоев государственной власти Испанского королевства и его законного правителя, доброго здравия Божьей милостью короля Филиппа, а именно - в шпионаже в пользу иностранных держав. Конкретно я имею в виду Англию, конечно. Вас послал сам командующий английской эскадрой граф Питерборо для организации мятежа в Барселоне.
- О как! - удивился допрашиваемый. - Я уже и мятежник!
Судья заглянул в бумагу:
- Три фрегата, шхуна и бриг. Кроме того - еще и большой линейный корабль - это суда, уже направленные на помощь мятежникам. Что вы так смотрите? Хотите сказать - это не ваши слова? И вы ничего не говорили о фрегатах, шхуне, бриге?
- Говорил, - хмыкнул Андрей. - Только не в этом контексте! Это модели, понимаете?
- Не беспокойтесь, дражайший сэр, я все прекрасно понимаю!
Барон улыбнулся со всей возможной язвительностью, вероятно, от столь мерзкой улыбки человека менее циничного, нежели Громов, мороз продрал бы по коже.
- Ваш юный сообщник, кстати, подтвердил эти слова.
- Жоакин! Что вы с ним сделали?
- Да пока ничего, - судья повел плечом. - Повесим мы вас вместе, завтра с рассветом, здесь же, на башне. Всем вашим английским друзьям будет хорошо видать! Ха-ха - с моря. Как вы сами прекрасно понимаете, вина ваша полностью подтверждается вашими же словами и в каких-либо иных доказательствах не нуждается. Поэтому мы и не тревожили палача.
Оглянувшись на висевшее в углу распятие, барон Кортасар-и-Мендоза иронически прищурил глаза:
- Одно лишь хочется уточнить, друг мой. Вы, кажется, русский?
- Ну да.
- Рад, что и этого не скрываете. Так что, неужели, тсар Пеотр решил вмешаться в испанские дела? Ему войны со шведами мало?
- Да ничего он не решил, - отмахнулся узник.
Судья хлопнул в ладоши:
- Так я и думал! Вы просто наемник… увы… Будь вы английским дворянином, мы бы - из уважения - отрубили вам голову, а так придется просто повесить. Мне жаль.
- Мне тоже, - Громов лихорадочно соображал, что же делать, как выпутаться из столь щекотливой ситуации. - Я вижу, вы искренне прониклись ко мне благорасположением, достопочтимый сеньор Мендоза…
- Да-да! - с улыбкой перебил барон. - Это несомненно так. Вы разумный человек, что сразу видно. Не запираетесь, не виляете, знаете, как некоторые. Ни к чему все это - только лишние страдания, о, наш палач большой мастак в своем деле…
- А если я откажусь от всех своих слов? - осторожно поинтересовался узник.
Судья развел руками:
- А к чему? Мы все равно вас повесим, только прежде отдадим под пытки. Оно вам надо?
- Нет-нет, - взглянув в холодные глаза судьи, поспешно заверил молодой человек. - Так когда, вы говорили, состоится… э-э… экзекуция?
- Да завтра уже! Не беспокойтесь, друг мой, - ждать мы вас не заставим.
С видом радушного хозяина барон развел руками и, взяв со стола серебряный колокольчик, позвонил, вызывая стражу:
- Увести. Спокойной ночи, уважаемый сэр! Приятных сновидений.
Еще издевается, сволочь! Узник поднялся, звякнув цепями, и, ведомый дюжими стражниками, зашагал обратно в узилище. Похоже, все приближалось к концу - и очень быстро. Тоже еще, нашли английского шпиона! И, главное, как-то очень быстро, без всяких утомительных разбирательств, даже слушать-то особо не стали. Оп - и на виселицу! А меньше надо было болтать со всякими гадами! В следующий раз… хм… если он будет, эти ребята, похоже, слов на ветер не бросают, раз сказали - повесить, значит…
Захлопнулась позади тюремная дверь, и Громов тяжело опустился на пол. Снова гнилая солома, темница, запах мочи - господи, да когда же это все кончится? Молодой человек вдруг улыбнулся, хотя вовсе и не хотел - в его положении куда лучше бы было, чтоб все это не кончалось как можно дольше!
И вообще-то, неплохо было бы сейчас подумать - а как отсюда выбраться? Цепи, решетки, засовы, стражники - где здесь самое слабое звено? Ясно и ребенку - стражники, человеческий фактор, постоянно обуреваемый завистью, алчностью, лиходейством и прочими не слишком-то почтенными страстями, коими, несомненно, нужно было воспользоваться… если б только имелось время. Хоть немного бы времени, а то ведь - "на рассвете повесим". На рассвете… не рановато ли? Что им, поспать не охота, что ли?
- Эй, англичанин! - ближайший сосед - дюжий мужик с огненно-рыжею бородищей - заворочался у себя на соломе. - Слышишь, я тебе говорю. Понимаешь по-французки?
- Кое-что, - насторожился молодой человек.
- Вот и я - кое-что, - мужичага хмыкнул и негромко расхохотался. - Тебя тоже обещали завтра повесить?
- Угу. Прям на рассвете, - Громов быстро припомнил весь свой запас французских слов.
- Врут! - убежденно отозвался собеседник. - Не успеют они на рассвете, а вот к обеду - да, успеют.
- И что с того?
- А до обеда всякое может случиться. Меня Жауме зовут, Жауме Бальос, кузнец.
- Громов, Андрей… Андреас, - молодой человек протянул руку, сразу же почувствовав в ответ столь крепкую хватку, что едва не ойкнул от неожиданности. Вот уж сразу видно - кузнец!
- Что, нынче и кузнецов вешают?
- Нынче всех вешают. Проклятые кастильские собаки!
Ага, вот и тут пошла политика. Чувства каталонца, которому навязывали кастильскую власть и французского короля - внука Людовика Четырнадцатого - Филиппа Бурбона, можно было понять, только в данной конкретной ситуации им, наверное, не нужно было отводить столько места.
- Спрошу сразу, - подобрав нужные слова, Громов понизил голос.
Оно, конечно, и этот рыжебородый кузнец вполне мог оказаться подсадной уткой, как пресловутый недоброй памяти Жузеп, однако терять-то было нечего - все равно утром повесят… ну пусть не утром - днем.
- Можно ли отсюда бежать?
- Бежать?! - ахнул Жауме. - А ты хват, как я погляжу!
Эту фразу он произнес по-каталонски, но Андрей понял, верней - догадался.
- Нет, парень, - стены здесь слишком крепки, а цепи… как кузнец скажу - хорошая работа!
- Ты веревки еще похвали, - Громов задумчиво пожевал соломинку. - Главное-то не стены, а люди. Стражники-то здесь кто?
- Кастильцы! Весь гарнизон из них. Подлые псы!
- Что, кастильцы не любят серебро?
- А у тебя оно есть?
- Нет, но ведь можно сказать, что есть… Где-нибудь в надежном месте. Главное, найти, кого заинтересовать. Что, таковые не найдутся?
- Не успеем, - собеседник с сожалением покачал головой и, чуть помолчав, зашептал: - А дверь здесь вышибить можно, я вчера посмотрел - засовец-то хлипкий. Только ночью надо - когда все уснут, я тут многим не доверяю.
- А мне? - вскинул глаза Андрей.
Кузнец расхохотался и хлопнул его по плечу:
- А мы с тобой два сапога - пара. И тебе, и мне завтра на виселицу - это все знают.
- Так значит ночью? - с вновь обретенной надеждою прошептал Громов.
- Ночью. А сейчас - тсс!
До ночи еще оставалось время подумать, поразмышлять, прокачать ситуацию, чем и занялся Громов после разговора с новым знакомцем - Жауме Бальосом, честным каталонским кузнецом… хотелось верить, что честным.
Итак, пока позволяло время, Андрей пытался припомнить хоть что-то из имевшихся ранее знаний, увы, по данному вопросу достаточно скудных. Тысяча семьсот пятый год - так называемая "война за Испанское наследство", битва за престол после безвременной кончины больного и бездетного испанского короля Карлоса Второго. Как водится - пара претендентов на освободившийся трон в лице Филиппа Бурбона и Карла Габсбурга. За Филиппом стоял Людовик Четырнадцатый, король-солнце, стояла Франция, чрезмерное усиление которой за счет фактического присоединения Испании было невыгодно никому и в первую очередь - Англии, Голландии, Австрии, - они и образовали коалицию, и война велась с переменным успехом. Вот, в принципе, и все - да и кто из российских - и не только российских - историков сказал бы больше? Разве что университетские профессора, преподаватели с кафедр новой истории - но тех ведь раз, два и… А все остальные историки, даже остепененные, крайне специализированные вплоть до "Эволюция лошадиных подков в период ранних Каролингов" или, как у Громова, "Крестьяне-отходники Тульской губернии". О войне за Испанское наследство, прямо России не касавшейся, у всех - крайне поверхностные знания, а то и вообще никаких. Даже кто такой лорд Питерборо, к стыду своему, Громов мог только догадываться, знал лишь то, что Англией к этому времени правила королева Анна, да смутно припоминал некоторых известнейших полководцев типа Евгения Савойского или Вальми.
Нет! Ну ведь угораздило же! И… как же там Влада? Она тоже здесь, в восемнадцатом веке, или все же девчонку миновала сия фантастическая участь? Вопросы, вопросы… Что в них толку сейчас? О другом пока надо думать. О другом… Выбраться для начала отсюда, а уж опосля - там видно будет.
- Эй, просыпайся, друг. Пора!
Тревожный шепот кузнеца Жауме Бальоса вовсе не разбудил Громова - молодой человек уже давно не спал, все ворочался, ждал, всматриваясь в темноту. Встав, сообщники на ощупь подобрались к двери и разом ударили в нее плечами - раз-два! Не особенно-то и шумно получилось, лишь жалобно звякнул упавший на пол засов. Хлипенькие оказались запоры! Понятно, почему - видать, давненько здесь двери не вышибали.
- Идем!
Жауме уверенно зашагал по узкому коридору, как показалось Андрею - куда-то в глубь тюрьмы, прочь от видневшихся невдалеке пляшущих желто-оранжевых отблесков - похоже, там, за углом, ярко горели факелы.
С минуты на минуту Громов ожидал погони - тюремщики обязательно должны были спохватиться, явиться на шум, если, конечно, они его слышали, не спали. Тяжелое дыхание кузнеца слышалось впереди, шаги беглецов гулко отдавались под сводами, а погони что-то не было слышно - странно!
- Они дрыхнут все, - шепотом пояснил Жауме. - Ленивые кастильские свиньи. К тому же им давно не платили жалованья. На все - плевать.
Понятно! Андрей усмехнулся - раз жалованье не платят, так и в самом деле - зачем честно службу нести?
- Думаю, стражники и сами разбегутся, едва только увидят распахнутую дверь, - тихо засмеялся кузнец. - Такие уж это воины. Набрали невесть кого - заставили служить силой. Ну то нам на руку.
- Странно, что еще вся тюрьма не сбежала, - пошутил молодой человек.
Кузнец хмыкнул:
- Не сбегут - боятся. Страх - великая сила. Да и настоящих борцов в крепости нет - похватали бог знает кого: недоимщиков крестьян, цыган, бродячих акробатов. Да и они, может, бежали бы, кабы знали, что служба тут наперекосяк. Тем более - скоро тут всем не до нашего побега будет - уже третий день в море реют вымпелы английской эскадры! Скоро, скоро сядет на трон добрый король Карлос, а кастильские псы пусть убираются в свой поганый Мадрид!
В последних словах Жауме сквозила самая лютая ненависть, словно кастильцы были захватчиками - да ведь и были, лет с полсотни назад подавив народное восстание, известное как "война жнецов". Насколько помнил Громов, тогда Каталония на краткий миг стала свободной страною… на краткий - но незабываемый здесь для многих - миг.
- Сюда… Эй!
Задумавшись, Андрей едва не пропустил поворот - черный лаз, ведущий куда-то наверх, на крепостные стены. Резко потянуло ночной свежестью, неожиданный порыв ветра растрепал волосы беглецов, выбравшихся на открытую галерею. В усыпанном желтыми звездами небе ярко сияла луна, и высокие зубчатые башни отбрасывали качающиеся призрачные тени. Путь неожиданно преградила решетка, на вид - весьма прочная…
- Пройде-ом! - обернувшись, успокоил кузнец. - Эту решетку я ковал. И замок тоже я ставил.
Он протянул руку, что-то звякнуло, заскрипело, и решетка покорно сдвинулась в сторону.
- Проходи! - галантно предложил Жауме. - Увы, главные ворота охраняются гораздо лучше, чем узники, - из крепости мы не выйдем.
- Не выйдем? - Громов с удивлением посмотрел на своего сообщника. - Зачем же тогда было бежать?
- Укроемся в верхнем саду, на время, - шепотом пояснил кузнец. - Думаю, нам недолго придется ждать.
- Ждать? Чего?
- Увидишь. А сейчас - идем, и быстрее: скоро рассвет.
И в самом деле, на востоке, за цепью невысоких гор, уже сверкали алым зарницы, и первые солнечные лучи готовились озарить своим светом покрытые густыми кустами вершины.