Макар засмеялся: он любил, когда отец был такой - по-мальчишески дурной и веселый. Вскочил, сунул в рот два пальца, засвистел громко и заливисто. И почувствовал, как отец одобрительно касается своим плечом его плеча. Шороховы... Макар и Сергей Шороховы - всем бандам банда! И никаким Ангурянам с ними не справиться. Ни за что.
- Дава-а-ай! Дави на газ! Жми, рыжий! Жги! Шевели поршнями!
- Багет! Ба-гет! Ба-а-а-ге-е-ет!
"Пятьсот метров пройдено за тридцать четыре секунды".
"Багет вторым".
"Первым Артсиви".
"Багет обходит Артсиви".
Цыбин все так же сидел, разглядывая что-то у себя под носом, и, казалось, даже не слышал, как ревет ипподром. Как крики радости от близкого успеха сменяются стонами отчаяния и снова переходят в неудержимый восторг. Как дрожат трибуны, не то от топота тысяч ног, не то от самой атмосферы азарта и ожидания победы... или поражения.
- Не слыхал? Отец с утра в мэрии был?
Макар сообразил, что дядька уже секунд пять дергает его за штанину, пытаясь обратить на себя внимание. Надо же! Он и вправду увлекся скачкой. Конечно, это не стритрейсинг по ночному городу, но тоже бодрит!
- Что? Где? Когда?
- В мэрии. С утра. Насчет стекольного.
- Понятия не имею, но вообще вряд ли. - Макар пожал плечами и тут же забыл обо всем, разглядев, как знакомая морда с белой "редиской" на лбу сровнялась с караковым Артсиви, а потом и обошла его. И еще! И еще! И на полкорпуса... На корпус!
- Баге-е-е-е-ет!
Взревели трибуны. Вряд ли от радости - ставили-то в основном на фаворита. А вот Шорохов-старший, наоборот, вдруг замолчал. Словно понял, что может теперь даже шепотом спугнуть удачу.
"Первым - Багет".
- Ангуряны опять мутят.
- Дядь Вань, не слышу я... Что? Громче!
- Ангуряны, говорю, прут из всех щелей, а батя твой булки мнет! - Иван Иванович привстав, прокричал это прямо Макару на ухо, понимая, что до старшего Шорохова ему не достучаться - как ни старайся. - На прошлой неделе мукомолку увели, сейчас на стекольный нацелились. Про метро молчу.
- Стекольный? Это который в Кобяково?
- Он самый.
Макар присвистнул тихонько. Вот оно, значит, как. Значит, Ангуряны и до городища решили добраться. Но ничего, теперь он им покоя не даст. После того, что он видел сегодняшней ночью, не будь он Макар Шорохов, если не выяснит все до конца. Если не поставит жирную точку в вековой вражде - да так, чтоб Ангуряны этим жиром захлебнулись навсегда. Насмерть.
* * *
Про давние неурядицы между семьями Макар знал не так уж и много, но все же достаточно, чтобы ненавидеть Ангурянов с самого детства. Знал он, что закрутилось все в начале двадцатого века, когда прапрадед - тоже, кстати, Макар, - лихой ростовский парень, увлекавшийся модернизацией технологий, чем-то крупно насолил влиятельным армянам. Знал, что потом много лет прапрадед обходил Ангурянов стороной, лишь бы не попасться на глаза старой ведьме Ануш, поклявшейся извести Шорохова во что бы то ни стало. Знал, что прапрадед странным образом пропал в тридцать втором. Вышел, что называется, с утра покурить на завалинку... и поминай, как звали. Ходили слухи, что он утонул в Доне и не по своей воле, только доказать ничего не смогли - у всех Ангурянов было железное алиби, включая Ануш, которая умерла за месяц до исчезновения товарища Шорохова. Но крови армянам тогда попортили немало - Макаровы приятели по ночам ходили бить Ангурянам окна, а крошечную их ремонтную будку, что стояла на углу Садовой, взламывали раз десять - не меньше.
Прадеду Виктору Макаровичу Шорохову исполнилось тогда двадцать, он учился в Вольском летном училище, а его будущее выглядело светлым и большим, как небо над Родиной. Оно таким оставалось до самого тридцать восьмого года. В боях на озере Хасан лейтенанта Шорохова подбили, он дотянул до своих... но машину потерял и сам оказался серьезно ранен. Уже в госпитале случайно познакомился с земляком. Артиллериста звали Вачиком. Вачик Беспалый (у Вачика не хватало мизинца на левой руке и половины среднего на правой). Был он старше Виктора лет на десять, отлично играл в подкидного, любил выпить, побалагурить... И выслушать умел как-то по-особенному. Внимательно. Без соплей и советов. Но лишь тогда, когда прямо из госпиталя Виктора Шорохова забрали в особый отдел, а оттуда сразу под трибунал, летчик - теперь уже бывший - сообразил, что ему отлично знакома фамилия беспалого Вачика - Ангурян.
Прадеду исполнилось тридцать, когда началась Великая Отечественная. Летать ему больше так и не довелось. В штрафбатах не летают. Он вернулся домой в Ростов в сорок четвертом. Без ноги, с гармошкой и сделанной из немецкой гильзы зажигалкой. Первым делом побывал на кладбище у матери, а потом отправился своим ходом в Нахичевань. Там в покосившемся бараке он разыскал семью Вачика Ангуряна - солдатскую вдову... и двух пацанов - восемнадцатилетнего Ваграма и шестилетнего Тороса. Ваграм чинил чей-то примус, вертел его в руках (на правой не было половины среднего пальца, как и у его отца), а Торос крутился рядом.
Виктор Шорохов ушел тогда прочь, ни сказав ни слова. Напился вусмерть и орал "Шар голубой" до тех пор, пока его не забрали в комендатуру до утра. Как знать, сколько бы прожил он, таскаясь на костылях по привокзальным рюмочным, если бы не пригревшая его сердобольная буфетчица Вера.
В сорок пятом родился у Виктора и Веры сын Сашка... вертлявый пацан с русыми шороховскими кудрями, а в пятьдесят пятом Виктора чуть не посадили за поджог - на рынке сгорела армянская часовая мастерская, а на месте пожара нашли ту самую зажигалку. Спасла его инвалидность и то, что с неделю назад в пивной он жаловался на пропажу трофея, - дело закрыли. А на то, что Сашка Шорохов потом еще с месяц ходил, хромая, никто внимания не обратил. Мало ли за что может получить ремня десятилетний оболтус.
Александр вырос, как и все Шороховы, выбрал военную карьеру. Служил во Владивостоке, в Таллине, в Польше. В перестройку комиссовался и, вернувшись в Ростов, организовал с друзьями свою охранную фирму. Назвал с размахом - "Империя". Оттуда и пошло - империя Шороховых да империя Шороховых. Император да Император. Сначала прилепилось, а потом оказалось пророческим.
Ровно в те годы поднялись и Ангуряны. "Вылезли" из обычных часовщиков и автомехаников в бизнесмены, открыли сперва один сервис, потом другой. И утихшая было вражда вышла на новый виток. Девяностые прогремели бурно и страшно. Погиб в уличной перестрелке Ваграм Ангурян. Доказать вину "императора" так не смогли, однако шила в мешке не утаишь. По городу ходили сплетни. Все ждали, что Торос не оставит смерть старшего брата просто так. Однако случилось то, чего никто не ожидал. На забитой сразу после гибели Ваграма стрелке не случилось бойни, но было заключено перемирие. Что и как обсуждали заклятые враги, закрывшись от всех в тонированном джипе "Чероки", - тайна. Однако после этого почти двадцать лет прошли хоть и не в согласии, но в условном мире... Интересы кланов не пересекались, а сами "боссы" при неизбежных встречах вежливо кивали друг другу.
В нулевых Александр Шорохов неожиданно отошел от дел, передав "Империю" единственному сыну. Торос Ангурян сделал то же самое семью годами раньше...
Александр Викторович Шорохов - тот самый юный поджигатель, родной и обожаемый дед Макара - был до сих пор жив, здоров, проживал с супругой в Черногории и до сих пор писал письма вручную. Аккуратнейшим почерком. Без единой помарки. "Сергей. Пришли с оказией гречки и селедки в круглых банках. Прежде чем принимать какое-либо решение, подумай семь раз. Не горячись. К армянам не лезь. И Макарку держи в ежовых рукавицах". Дед не просто так это писал. Шороховская горячая кровь то и дело давала о себе знать. Сергей Александрович в свои сорок пять не научился толком контролировать ни гнев, ни радость. Умел со вкусом широко гулять, умел работать, как проклятый. В городе его за это любили... и ненавидели тоже за это. Это он - неугомонный и отчаянный - уже который год бился с администрацией за метро. Чертово ростовское метро, которое, словно зачарованный замок (хотя какой уж тут замок... скорее, подземелье), то появлялось, то исчезало с градостроительных планов. Шорохов поднимал на уши столичные связи, разыскивал специалистов, тащил в город старых метростроевцев, знаменитых геологов и маркшейдеров, доказывая на всех углах, что Ростову необходимо метро, что оно, черт побери, просто обязано здесь уже быть и будет... мать вашу!!! будет!
И почти же преуспел. Если бы не Ангуряны!
Армяне нарушили двадцатилетние перемирие. Да так подло... Ударили прямо под дых. Когда почти готовый - еще полгода, и можно начинать работы - проект строительства ростовского метро уже лежал на сукне у больших людей, в мэрию явился сам Торос Ангурян. И что уж он там делал, кому и сколько платил, что врал, чем грозил, что обещал - неизвестно. Но только проект зарубили! Не просто проект... мечту!
Мечту!!!
* * *
"Лошади идут очень кучно. Скачку по-прежнему ведет Багет!"
- А-а-а-а!
- Артсиви!
- Ба-а-агет!
- О черт! Багет! Что ж ты творишь... Ах!
"Споткнулся и потерял всадника шестой номер - Багет".
- Ешкин же кот! - Отец рухнул на сиденье и зажмурился, словно не желая верить в происходящее на поле.
- Да ладно, па. Ничего страшного. Не последний же раз бежим. Ну па-а-а! - Макар неловко обнял отца за плечи. Ему показалось, что тот плачет. По крайней мере плечи тихо вздрагивали. - Молодой еще. Жеребенок. Обтешется и всех сделает. Ты ж видел! Он шел первым. Впереди ангуряновского каракового. В следующий раз он их сделает!
- Все... Я в норме, сынок. Так. Психанул. А ты что колготишься-то, Ванька? Что стряслось? - Отец шумно выдохнул и вытер глаза рукавом рубашки. Быстро посмотрел на дорожку, туда, где позади остальных участников весело скакал Багет с пустым седлом. Нашел глазами жокея, убедился, что тот в порядке, и повернулся к Цыбину.
- Ангуряны стекольный на Аксае подбирают, - сперва зашептал, а потом почти заорал дядька, пытаясь заглушить вопли толпы.
- Артсиви! Арт-си-ви!
Макар покосился в сторону Ангурянов. Те сидели строгие, с каменными лицами, словно происходящее на поле их никак не касалось. И только во взгляде Роберта плескался злой азарт.
- Артси-и-и-иви! Ура-а-а-а-а! А-а-а-а-а-а!
"Артсиви финиширует первым! Поздравляем владельцев!"
Поймав торжествующую усмешку Роберта, Макар не удержался. "Я тебя еще сделаю", - очень отчетливо одними губами произнес он. И незаметно для отца показал Роберту средний палец.
- Убью, - ладонь Роберта недвусмысленно скользнула ребром по шее. И еще раз. - У-бью!
Глава пятая. Катя
Развеселившийся Багет последним пересек финишную полосу и резво помчался на следующий круг, не желая возвращаться в скучную конюшню. Перепрыгнув через ограждение, рванул ему наперерез молоденький жокей.
- Ну! Сколько еще они будут нам палки нам в колеса вставлять, а? Налоговую давай, что ли, на них спустим? Лет двадцать назад мы б по-другому разобрались, да где те времена?
- Страшный ты, Ваня, человек, - натужно расхохотался Шорохов-старший и с тоской посмотрел влево, туда, где Торос Ангурян принимал поздравления. - Ладно. Попробую разобраться...
- Да все уже! Все! Бумажки подписаны. Ну вот на хрена им стекольный, спрашивается? - никак не мог угомониться Цыбин. - Там же развалины. И бомжей как тараканов.
Макар слушал вполуха и соображал, что медлить теперь ему нельзя никак. Сейчас события прошлой ночи казались ему черно-белой пленкой, старинным ужастиком, где на фоне задорного аккомпанемента герои бегают туда-обратно, а из углов выпрыгивают картонные монстры. После его просмотра совсем не страшно, но как-то... неловко. Вроде и не дотягивают кукольные чудища до современных чудес компьютерной графики, а все равно нет-нет - да и передернет. И сюжет наутро видится уже не таким глупым, каким казался вначале. Потому как отвечает на многие вопросы.
По сути, Макар получил накануне подтверждение всех своих главных теорий и подозрений - ситуация под городом еще таинственнее и привлекательнее, чем рассказывали маркшейдеры, - настолько привлекательнее, что до нее уже помимо Макара охотники находятся - это раз.
Его карта-самоделка, может, и не идеальна, но по поводу залазов в лабиринт она ни разу не врет, то есть можно смело на нее полагаться - это два.
Охрана на объектах, которые Ангуряны подгребают под себя, появляется сразу и реагирует молниеносно - это три.
Собранные вместе, эти факты сводились к единственно правильному решению - забивать на воскресные планы, на вечернюю клубную тусовку, на данные Цыбе обещания и на всех парах двигать в Кобяково. "Слишком далеко от города спуск, какой с него толк?..", "Здесь, на границе с Аксаем, в пещерах давно уже происходят странные вещи...", "Что там копать-то? Битые бутылки да гвозди...", "Одна из первых археологических экспедиций...", "Венецианец Барбаро, еще в пятнадцатом веке...", "По легенде, здесь находится меотское захоронение с кладом..."
Уже без разницы - что слышал Макар о Кобяковом городище, осколки чужих фраз стремительно теряли ценность, уже без разницы - с кем ехать, без разницы - выспался или нет, без сожаления по поводу потенциально убитой одежды - заезжать домой, чтобы переодеться, не стоит. Время безжалостно убыстрило ход и побежало крупинками между пальцев, рвануло прочь со свистом - попробуй, догони! Не завтра, не через неделю - сейчас надо решаться. Иначе грош тебе цена, Макар Шорохов. Никакой ты не кладоискатель, не исследователь, не авантюрист, почти ухвативший за хвост тайну, а... гриб безвольный. "Поганка!" - как его обзывал сгоряча Илюха - младший обожаемый брат.
А то, что чуть камнями не завалило... что чуть через стену не пошел... Макар прислушался к себе - только отголосок недоумения. Где-то глубоко-глубоко. Будто это не он сам, а кто-то чужой, наблюдать за которым со стороны - интересно и весело, а главное - безопасно, потому что по законам жанра должен же кто-то выживать даже в самом опасном и страшном ужастике? Сейчас страхи и чудеса казались надуманными, отправились в стиральную корзину вместе с изгвазданной одеждой - наступил новый день, новое настроение и свежие джинсы, рядом с которыми мама горкой насыпала все добро из карманов старых.
"Обсудить надо... хоть с Цыбой. Побазарить. Проговориться. Вместе пообсуждать. Но потом, все потом, сначала Кобяково..." - Макар рассеянно перебирал пальцами в кармане, цепляя ключи, брелок, монетки, маленькую металлическую черепашью лапку...
- Макар... Макар... Ты меня слышишь вообще?
- Что, па? - Шорох поправил очки и уставился на отца - весь сыновняя почтительность и внимание.
- Пообедаем? Сейчас еще пару заездов поглядим, потом к Багету заскочим, и можно по борщу где-нибудь. И толстую отбивную. А? Мама подъедет с Илюшкой. Посидим все вместе, побалакаем.
- Э-э-э...
Отказывать отцу Макар не любил и не умел. Но сейчас ему дорога была каждая минута.
"Начинаем очередной заезд. Господа. Внимание, лошади в боксе".
- Ну так что? Лады? По борщу?
- Па... - Макар замялся. Посмотрел на лицо отца - уставшее и грустное - и вздохнул. Кобяково подождет до вечера. - Ладно. Ты смотри забег, а я пока прогуляюсь и маме заодно звякну. Встретимся через полчаса на конюшнях.
* * *
Спуститься, быстро и ловко пробираясь сквозь толпу и не обращая внимания на девичьи взгляды. Кивнуть знакомым по "бойцовскому клубу" ребятам, остановиться на полминуты и перетереть с бывшим одноклассником, достать телефон... Цыба, отвечай же! Ну... где ты завис?
"Абонент временно недоступен". Макар пожал плечами. То, что Цыба отключил телефон, было странно. Но, в конце концов, толстяк вряд ли огорчится, узнав, что лучший друг направился на раскопки без него. Свою нелюбовь к археологии и прочим авантюрам Цыба выразил вчера довольно отчетливо.
"Отбой". Макар, насвистывая, направился в восточную часть ипподрома, где за кругом для выездки располагались частные конюшни. Он миновал шумные трибуны, за спиной остался металлический голос диктора, комментирующий новый забег.
- О! Шорохов? К Багету? Морковку возьми! - крикнули откуда-то слева. Макар начал было поворачиваться, чтобы поприветствовать конюха Диму, и замер, увидев, как прямо на него прет огромная гнедая кобыла, к спине которой притиснулось что-то испуганное, лохматое, в безумной шляпке.
- В сторону! В сторону! - завопил кто-то.
- Держи! Держи ее! Наклоняй в сторону! Не на себя повод! Вбок! Ма-а-ать! Седло ползет. Прыгай! Прыгай, или вылетишь ей под ноги!
- Не могу! Не останавливается... Тащит! Задубела и тащит! А-а-а-а-ай! Раздавлю! - закричала "шляпка". И вытаращилась на Макара, словно хотела испепелить его взглядом.
Могла бы и не таращиться. У "шляпки" и так глаза от ужаса стали в пол-лица, а расширившиеся зрачки слились с радужкой. Бледное лицо... бледные, почти белые губы. Задравшаяся выше колен юбка, явно не приспособленная для верховой езды, на ногах резиновые сапоги размера эдак сорок третьего. На круглом колене незажившая болячка.
Чтобы заметить все это, Макару понадобились какие-то доли секунды. Миг на то, чтобы осознать происходящее. И полмига на выбор - отскочить так, чтобы лошадь со всадницей пронеслась мимо, или остаться на месте. Точнее, шагнуть вбок, сосредоточиться, сгруппироваться для того, чтобы, если что, принять на себя четыре центнера разогнавшейся конины...
- С дороги!
- Дура! Прыгай! Стремена скидывай и прыгай... на меня прыгай. Или разобьешься! Ловлю!
- А-а-а-а!!!
Она сумела выдернуть ногу из стремени, оттолкнуться от гнедого бока и полетела прямо на Макара, распахнув глаза еще шире. Он до чертиков обрадовался бы, если бы у нее в соответствии с жанром за спиной внезапно выросли крылья или, на худой конец, реактивный двигатель - тогда она взмыла бы в воздух вместе со своей идиотской шляпкой. Но чуда не произошло. Девушка сбила Макара с ног - он едва успел выставить ладони, чтобы смягчить удар, и они оба покатились в лужу.
Кобыла, потеряв седока, перешла на рысь, пробежала полкруга и остановилась, как ни в чем не бывало. Седло свалилось ей под брюхо, поводья тащились по земле.