- Действительно, малой частично прав. Это камень из Зоны. Однажды он меня чуть не убил. Правда, Зоной она тогда еще не была. И желаний он никогда не исполнял. Ну, да я и не просил.
Этот окатанный кусок базальта смутно напоминал человеческую фигуру, вписанную в усеченный конус. Время сгладило острые грани. А случай, раскрутив между задними колесами ЗИЛа, забросил прямо в ветровое стекло "Рафика", на котором бригада наладчиков возвращалась из командировки. Стекло осыпалось, камень пролетел через весь салон и ударился в мой рюкзак.
- Юра! Этим камнем тебя могло прибить! Ответственно заявляем! Оцени момент! Ты получил сувенир от старушки Фортуны - смеялись мужики.
Шоферу, правда, было совсем не до смеха. Камень прошел сантиметрах в десяти от его головы. Но на него почему-то никто внимания не обращал.
Совершенно логично общество пришло к выводу: "С тебя бутылка, Юра! С днем Рождения!"
Да, было дело! Новый, с иголочки город энергетиков. Припять, пляжный волейбол с девчонками, пока водитель мотался невесть куда за новым стеклом. Бутылкой дело не кончилось. Их было в количестве, благо накануне получили премию. Вечером никто уже никуда ехать не хотел, жгли костер, нестройно пели Визбора и Окуджаву под расстроенную гитару. С кем я тогда проснулся? Как ее звали? Аня, Лена? Забыл, вот ведь какое дело. В памяти остались только ситцевое платье в горошек и каменной крепости чашечки лифчика, который долго не получалось расстегнуть. Ладно, не о том думаю.
Я вообще-то атеист. Но, как говорил кто-то из великих: "В нечистую силу я верю, коли ей обстоятельства благоприятствуют. Чего и все другим советую".
Вот и я, вспомнив про шаманские обычаи, взял канцелярский ножик, чиркнул по ладошке и намазал камень кровью. Стоило также сказать: "Поехали", но это стало понятно чуть позже.
Пролог.
… Странный, тяжелый сон. Большой зал, освещенный мечущимися языками огня. Оранжевое, густо коптящее пламя факелов, бросающее причудливые тени на неровно тесанные глыбы известняка. Стоны, приглушенные ругательства, плач. Запах смерти.
Теперь я знаю: смерть плохо пахнет. В основном, дерьмом и мочой. И совсем немного - кровью.
Я был мальчишкой, забившимся в самый дальний угол этого жуткого места. Мне было хорошо слышно, о чем говорили мужчины. Явно восточный, с обилием горловых звуков язык был понятен.
Тот, что во сне, чувствовал себя трусом и предателем. Ватные ноги не могли сделать шаг навстречу смерти. По ним вяло протекла теплая струйка.
Хорошо, что спрятавшись, я только пил воду. Редко, всего по нескольку глотков из старой кожаной фляги. Иначе было бы совсем стыдно.
Я то открывал, то закрывал глаза. Смотреть было страшно, не смотреть совсем - невозможно. Сердце часто стучало прямо под горлом. Каждый вдох отдавался в ушах громким эхом. Мозг отказывался принимать то, что видели глаза.
Тело отчаянно хотело жить. Я не верил старшим. Они сказали, что смерть лучше, намного лучше того, что придет завтра.
Внутри была уверенность, что смерть - это очень плохо. А добровольная смерть - это еще и грех перед Ним. Некоторые из взрослых говорили так. Вот им я верил.
Почему отец, разомкнув объятия матери, бьет острым железом ей в грудь?! Зачем он убивает сестру и брата?! Почему они так покорны, почему не убегают, как я?!
Я закрываю и снова открываю глаза. Голова идет кругом. И вновь провал в то же проклятое место, пахнущее смертью. Это же сон! Но я принимаю его как реальность и проснуться почему-то не могу.
Люди, вооруженные странными, резко изогнутыми кинжалами, убивают своих близких.
Дядя Эльзар, дядя Авраам, весельчак Борух - я знаю их. Это добрые и хорошие люди. Но они творят смерть. Я не понимаю, что это. Это безумие? Морок? Кошмар? Или так надо?
Но если так надо, то почему? Мутится взгляд, щеки щиплет. Я вижу, но принять видимое не могу. Это бред, кошмар, это немыслимо!
Тем временем, люди кидают жребий. Они выбрали десятерых. Некоторые ложатся на каменный пол. Некоторые кладут головы на колени своим близким. Всех трясет крупной дрожью, но они стараются оставаться неподвижными. Некоторые даже вытягивают шеи, как будто подставляя их под удар. Большинство закрывает глаза. Я - тоже.
По плитам вновь текут ручейки крови, на вытоптанных местах собираются темные лужицы. Становятся резко видны швы между камнями. Там - тоже кровь.
Десятеро снова кидают жребий. Остается один. Остальные ложатся. Все повторяется.
Последний обходит зал с факелом в руках, внимательно всех осматривает. У меня вдруг на мгновение обостряется зрение, и я вижу его лицо. Подробно, как под увеличительным стеклом. Оно в копоти и в пыли, глаза налиты кровью, на коже и в бороде застывают мелкие красные капли. На виске нервно бьется синяя жилка.
Этого не может быть, но мы встречаемся взглядами. Кажется, мне конец. У него в руках длинный кинжал. На руках - кровь. Он сейчас ко мне подойдет, и все…
Затем я слышу:
- БАРУХ АТА АДОНАЙ ЭЛОГЕЙНУ МЭЛЭХ Г`АОЛАМ ШЕГЭЙНУ ВЭКИЙМАНУ ВЭИГИАНУ ЛАЗМАН ГАЗЕ.
И он коротким движением всаживает кинжал себе под челюсть. Себе - как врагу в шлеме, точно под ремень. Брызги крови. Я обессиленно сползаю вниз. Оказывается, во сне тоже можно потерять сознание.
Когда небо начало сереть, с моря пришел туман. И я попытался бежать. Мимо разбитой вчера стены, чадящих остатков сожженного добра, бассейнов с водой.
Подальше от смерти. В серо-коричневую каменистую пустыню, где так редка вода, но так много пещер. Туда, где меня не найдут.
По скользким от росы камням удалось выскочить на Змеиную тропу. Другой дороги все равно не было. Я спешил изо всех сил, пока сумерки, нет жары и можно бежать.
Добежать удалось лишь до первого поворота. В живот несильно ударили тупым концом копья, я сел на задницу и заревел, размазывая грязь по лицу. Патрульные незло смеялись. Привели в чувство парой затрещин, дали глотнуть разведенного водой вина и повели обратно в крепость.
Выживших было немного. Две старухи, трое маленьких девочек, еще одна девушка постарше. Ну, и я. Всех собрали в наскоро установленном шатре. В крепости было нечем дышать от вони и гари. По крайней мере, так говорили солдаты.
Нас опрашивал низенький плотный человечек. У него было неожиданно худое для такой комплекции лицо и большие грустные карие глаза. На голове - украшенный камнями тюрбан мудреца. Ему подчинялось двое писцов и трое солдат. Он велел рассказать все, что мы видели за последние сутки.
Мы рассказали обо всем. Как могли, ответили на вопросы. Фактически, у всех нас была одна история.
Писцы непрерывно царапали покрытые воском дощечки. Мудрец только слушал, иногда задавая вопросы. Их понимали только старые женщины. Вопросов было немного, и опрос скоро был завершен.
Первым важно удалился толстяк в тюрбане. За ним, деловито собрав свое добро, ушли писцы. Солдаты принесли воды и немного хлеба. Велели ждать. Я ждал. Это было легко - чувствовались лишь усталость, пустота и безразличие.
Мудрец вернулся много часов спустя. Его черный силуэт возник в проеме шатра, когда склоны гор уже были окрашены красными лучами закатного солнца. Мне показалось, что его голова и плечи тоже залиты кровью. Достав пергамент, он велел всем внимательно слушать, есть ли неточности в записи:
"Всеми овладело какое-то бешеное желание убивать жен, детей и себя самих; каждый старался предшествовать в этом другому, всякий хотел доказать свою храбрость и решимость тем, что он не остался в числе последних. При этом ярость, охватившая их, не ослабела, как можно было бы подумать, когда они приступили к самому делу, - нет! До самого конца они остались в том же ожесточении, в какое привела их речь Элеазара. Родственные и семейные чувства у них хотя сохранились, но рассудок брал верх над чувством, а этот рассудок говорил им, что они таким образом действуют для блага любимых ими существ. Обнимая с любовью своих жен, лаская своих детей и со слезами запечатлевая на их устах последние поцелуи, они исполняли над ними свое решение, как будто чужая рука ими повелевала. Их утешением в этих вынужденных убийствах была мысль о тех насилиях, которые ожидали их у неприятеля. И ни один не оказался слишком слабым для этого тяжелого дела - все убивали своих ближайших родственников одного за другим. Несчастные! Как ужасно должно было быть их положение, когда меньшим из зол казалось им убивать собственной рукой своих жен и детей! Не будучи в состоянии перенесть ужас совершенного ими дела и сознавая, что они как бы провинятся перед убитыми, если переживут их хотя одно мгновение, они поспешно стащили все ценное в одно место, свалили в кучу, сожгли все это, а затем избрали по жребию из своей среды десять человек, которые должны были заколоть всех остальных. Расположившись возле своих жен и детей, охвативши руками их тела, каждый подставлял свое горло десятерым, исполнявшим ужасную обязанность. Когда последние без содрогания пронзили мечами всех, одного за другим, они с тем же условием метали жребий между собой: тот, кому выпал жребий, должен был убить всех девятерых, а в конце самого себя. Все, таким образом, верили друг другу, что каждый с одинаковым мужеством исполнит общее решение как над другам, так и над собой. И действительно, девять из оставшихся подставили свое горло десятому. Наконец оставшийся самым последним осмотрел еще кучи павших, чтобы убедиться, не остался ли при этом великом избиении кто-либо такой, которому нужна его рука, и найдя всех уже мертвыми, поджег дворец, твердой рукой вонзил в себя весь меч до рукояти и пал бок о бок возле своего семейства".
Все подтвердили, что было именно так. Только я добавил, что у последнего был не меч а кинжал. Потом мудрец дал каждому несколько медяков, и нас отпустили, разрешив набрать воды и взять что-нибудь из сохранившейся пищи.
Я твердо знал, что ненужных пленников убивают, нужных - обращают в рабство. Потому оказанная нам милость - дело необычное и странное.
Я не мог решить, куда теперь идти, как жить, что делать, во что верить и к чему стремиться. Но все же пошел - в Великий Город, к людям. С надеждой, что кто-нибудь расскажет правду о том, как следует жить и ради чего погибли близкие.
* * *
Проснувшись, я долго не мог осознать, что залитый кровью и непереносимо, до рвоты воняющий зал из желтоватого, в пятнах копоти тесаного камня - это сон, всего лишь сон. А вот белые простыни, манная каша и завтрашний обход, на котором обязательно будет профессор - это реальность. И может быть, он меня выпишет!
Я лежал на застиранных больничных простынях. Спина слегка провисала вниз.
- Старая сетка, хоть доску бы под спину подложили!
Надо мною был высокий беленый мелом потолок с лепной розеткой в центре. Взгляд бездумно скользил по разводам побелки и мелким трещинкам, оставленным торопливым маляром.
Глянув чуть ниже, я заметил на грядушке кровати рамочку и в ней какую-то, заполненную неразборчивыми каракулями. Наверное, лист назначений. Или температуру записывают.
Посмотрев ниже, я обнаружил, что стал намного моложе. Совсем мальчишкой. Примерно того же возраста, что и во сне. На первый взгляд, новому телу было 7–8 лет, оно было достаточно худое, но без видимых дефектов. На всякий случай оттянул резинку трусов и заглянул внутрь. Вроде, все нормально.
Хорошо хоть так… По крайней мере, я не стал девочкой, или, хуже того - старухой.
У меня была куча вопросов. Во-первых, почему все мои воспоминания начинаются с какого-то античного триллера? Очень хотелось знать, финал какой истории я видел. Опять же, я не еврей ни разу, так почему во сне имена такие характерные?
Во-вторых, я в теле мальчишки. И во сне, и теперь. Кто этот мальчишка и какое он отношение имеет к почтенному и пожилому человеку, которым я привык себя чувствовать?
И наконец, какое сегодня число? Вероятно, есть смысл также поинтересоваться месяцем, годом и страной. Почему я знаю об обходе, каком-то профессоре, шансах на выписку?
В конце концов, как меня здесь зовут?
В голове какая-то каша из боли и образов. Вот-вот что-то вспомню. Пока - не могу. Надеюсь, это не шиза, не "белочка" и не склероз. Что-то подсказывает мне, что ни дурью, ни водкой я не злоупотреблял.
Больше похоже на реабилитацию после ранения с большой кровопотерей. А откуда я, кстати, знаю о том, как оно, после ранения?
Несомненно только одно, я попал. В лучших традициях альтернативной истории. Значит, мне предстоит в соответствии с законами жанра, как минимум, спасать страну. О максимуме даже не хочется задумываться.
А пока что надо привести себя в порядок. Хотя бы умыться и стереть пот. Вот, в углу палаты есть раковина. Так, встаем.
Сделав всего лишь шаг, я увидел, что все вокруг сливается в сером водовороте. На втором шаге ноги подкосились. Я упал лицом вниз.
Поверьте, это больно - носом в линолеум. И совсем плохо для здоровья - головой об пол!
Сознание вновь решило милостиво удалиться. Ненадолго, всего лишь на пару дней. Все это время я провел в палате интенсивной терапии, питаясь через капельницу глюкозой и витаминками. Так потом сказали. Сам-то я не помню. Помню только сны, и то обрывками.
… В следующем сне я был стариком.
Я - старик аккуратно припарковал неприметный "Матиз" в первом ряду парковки. Вышел, не закрыв дверь с водительской стороны. На замечание сторожа, что вот-вот приедут важные гости, сказал, что уеду через пару минут, а важные, они меньше чем на полчаса не задерживаются.
Затем я вернулся к машине. Не торопясь, одел бэйджик курьерской службы. Настоящий курьер был лет на сорок младше и сейчас мирно похрапывал на лавочке в трех кварталах отсюда. Да и заказа ехать сюда у него не было. Просто мне очень надо пройти на этот корпоратив.
Так, квитанции не забыть…
Затем на руль, педаль газа и сцепления были одеты странные конструкции. Во сне я знал, что это сервоприводы и действовал вполне уверенно. Тем более, что все было подогнано заранее.
В завершении я подал питание на контроллеры цепей подрыва двух баллонов, по виду, с пропаном. Правда, баллоны были слегка доработаны, и в них был не пропан, а окись этилена. С тем же успехом я мог использовать MAPP-газ, окись пропилена, метан. Да много чего, на самом-то деле.
Открыл бардачок, вынул аккумуляторную сборку и защелкнул ее в жилетном кармане.
И наконец, последний штрих - целая корзина шикарных белых роз. Внизу, под цветами, краешек карточки. То ли визитка, то ли галантное послание.
Сами знаете, когда цветов много, их враз не посчитаешь. Но посчитав внимательно, посторонний наблюдатель пришел бы в замешательство. Живым как-то не принято дарить четные количества.
Да, об этом еще никто не знал, но существ, собравшихся выпить и закусить в хорошей компании, живыми можно было считать уже чисто условно. Даже если до нужного человека не дадут дойти, он уже все равно в радиусе поражения.
Правда, клиенты об этом ничего не знали. Они отрывались "по полной". В фиолетово - черное небо Города, треща, рвались разноцветные фейерверки. Гремела музыка. Истошно орал ведущий. Пахло жареным мясом, вином, косметикой. Бархатный сезон. На свежем воздухе выпивать приятнее. Оно и к лучшему.
Я шел, с наслаждением дыша прохладным воздухом, приносящим запах йода, соли и водорослей, который не перебить на мангалом, ни парфюмерией.
Перейдя дорогу, я неспешно потянул на себя калитку. Скучавшие до того момента секьюрити слегка напряглись.
- Ты куда, дед?
- Так я к хозяину вашему, с цветами и поздравлением.
- Давай все сюда, квитанцию отметим, и катись.
- Велено лично передать, да и на чай вы мне, что ли, дадите? Дождешься от вас, иродов, как же.
- А ладно, иди. Хотя, постой-ка.
Меня наскоро охлопали. И видать, у стражей возникли вопросы. Чтобы их предупредить, я страдальчески скривился и сказал:
- Да не лупите по корсету, и без вас позвоночник болит! А еще работать надо.
Ребята не поленились позвонить по телефону на бэйджике. Да, такой курьер есть, сказали им. И они меня таки пропустили.
Да, что ни говори, а наглость - второе счастье. Опять же, ну кто ждет от старика силовых акций? Правильно, никто. Иду. Пора идти.
Смешно, никто не обращает внимания на зашедшую к ним Смерть. Принимают за курьера. Нет, я в уме. Я - не она. Но сейчас она смотрит на обреченных моими глазами. И это забавно.
… Вы думаете, что я какой-нибудь фанатик или просто псих? Да нет, просто надо решить пару проблем. Разобраться с негодяями и избавиться от тела. Авантюра, конечно, но Проводнику я верил.
Да и все равно, вилы мне выходили что так, что эдак. Господин Липачев С. П., к которому я шел в гости, был руководителем строительной фирмы. По совместительству - лидером сектантов и олигархом областного уровня. А в совсем уж доисторические времена - вторым секретарем горкома по идеологии.
Его шустрой компании - застройщику потребовался мой дом и еще несколько по соседству.
В таких случаях бизнесмены бывают чертовски убедительны. Бизнес, располагающий зомбированными боевиками - убедителен вдвойне. В Городе с Липачевым и его командой старались не связываться. Фирма с нежным именем "Перлина" решала вопросы жестко. Как назидание несогласным, в Городе образовался горелый квартал старой застройки, методично застраиваемый многоэтажками. Истории о пропавших, утопших, забитых хулиганами и бежавших в никуда рассказывали вполне открыто.
На момент, когда прямо под окнами начали делать разбивку площадки ребята в оранжевых куртках, украшенных логотипом "Перлина", я отвечал только за себя и собаку. Жена умерла, дети уже успели устроиться далеко за океаном.
Шансов, сами понимаете, никаких. Но утереться - это не по нашему. Ни отец, ни дед такого бы не поняли. Унас в роду все мужчины были солдатами. Иногда, они занимались контрабандой или ехали за моря. Чтобы, так сказать помочь с землицей местным крестьянам. Например, в Гренаде, Корее или Китае. Прадед умудрился даже повоевать за буров.
Я прихвачу с собой столько подонков, сколько смогу. Иных вариантов нет.
О корпоративчике я узнал случайно. Проверил. Оказалось, правда. Гуляет высший и средний менеджмент, а также примкнувшие к ним. Прекрасно, как раз они-то мне и нужны. Все остальное было делом техники.
Как там пел Высоцкий о нужных книгах? Я читал их. И Веннина, и Горста, и Штетбахера, и Карпова. А уж лабораторный курс профессора Солонины был детально проработан в ранней юности. Так что не сомневайтесь, все было сделано быстро.
Серная кислота теоретически запрещена к продажам в руки частников. Но в портовом городе масса транспорта и аккумуляторных погрузчиков. Значит, есть и аккумуляторные, и аккумуляторщики. Друзья на пенсии, но есть их дети. Им совсем не жалко пары канистр для дяди Юры.
Мог бы, кстати, и электролит ректифицировать, оно несложно. Азотная кислота - свободно продается. Чтобы она стала пригодной для нитрования, достаточно перегнать ее с серной. Только работать надо под тягой или в саду. Коричневый парок оксида азота - штука неприятная.
Лед из морозилки и соль - прекрасная охлаждающая среда. Кухонный миксер на малой скорости прекрасно заменяет лабораторную мешалку. Надо только сделать лопасти из толстого фторопласта.