Нинель Ивановна испугалась за сына, латынь также не могла не произвести на нее впечатления. Так как гардеробщица не знала римского наречия, то немедленно заподозрила в "Quod erat…" нечто страшное, магическое, очень-очень мудрое и зловещее.
От страха она решила уничтожить послание. Здраво рассуждая, что шутить с огнем в архиве вряд ли стоит, бросилась в уборную, где быстро порвала письмо на мелкие кусочки и спустила в унитаз. Лишь после этого Нинель Ивановна увидела на стенке объявление, сделанное собственной рукой: "Не курить в уборной! За собой смывать! Бумагу не бросать! Вести себя культурно!".
Очкарик из читального зала выслушал в тот день гневную отповедь от Лидии Васильевны за то, что канализация опять засорилась.
Придя домой, Нинель Ивановна забралась под одеяло и со страхом стала думать о грядущем. Не исполнить указания мрачной секты было страшно. Сделать то, чего она хотела, было ещё страшнее.
Гардеробщица хотела помолиться. Вспомнив, чему учила ее бабушка, шепнула: "Отче наш!" И тут же поняла: что дальше - ей неведомо. К тому же было странно обращаться к богу тамплиеров, Батьки Римского и прочих мракобесов.
Воззвать к Аллаху? Или к Яхве? Может быть, к Ваалу? Ни одна из этих сущностей, спокойно сосуществовавших в голове Нинели Ивановны, не была свободна от ассоциаций с различными гнусностями, заговорами, убийствами, жертвоприношениями. Окончательно запутавшись, гардеробщица решила помолиться Будде - богу образованных людей, не верящих в саму возможность веры, атеистов, сознающих то, что их безбожие тоже есть религия, и возведших в культ само отсутствие культа. Благодаря этническим корням, довольно модным, неприсоединению ни к красным, ни к зеленым, ни к коричневым, отсутствию рекламы (самый гениальный ход в маркетинге буддистов), Гаутама показался Нинели Ивановне самым приемлемым богом.
- Ох, Будда! Помилуй мя грешную! - тихо сказала Нинель Ивановна. - Защити от лихих супостатов! Усердно к тебе призываю…
Больше она ничего не смогла придумать. Слышал ли Будда молитву, Нинель Ивановна не знала. Сигналов он не дал. Несчастная женщина глубже зарылась в постель и заплакала. Ей было так же одиноко, как в тот раз, когда от нее ушел муж, оставив ее одну с двухлетним ребенком. Богов было много, но все чужие. Оставалось бороться в одиночку.
Нинель Ивановна вышла из дому ночью, когда сын уже спал, ровно в два двадцать две. Разумеется, транспорта не было, так что добираться до места работы пришлось на своих двоих. То и дело встречавшихся пьяных гопников, Нинель Ивановна принимала за тамплиеров и ускоряла шаги, как могла. В четвертом часу утра она, наконец, добралась до архива.
Открыв входную дверь своим ключом, Нинель Ивановна подошла к комнате, в которой находилась дверь в хранилище. Дверь была опечатана. Задумчивые люди в черной форме, заменившие полицию, второй день изучали место преступления, так что четверке архивистов, как цыганскому табору, пришлось искать новое место для исполнения их рабочих обязанностей. Гардеробщица, подумав, что подделать печать сложно, просто сорвала ее, надеясь, что потом сумеет скрыться, а под подозрение попадет кто-нибудь другой, кто угодно. По счастью, на двери хранилища печати не было. Нинель Ивановна отперла злополучную комнату, не так давно являвшуюся сокровищницей, а теперь превратившуюся в могилу, на секунду задержалась на пороге, вновь увидев страшную картину, а потом начала крушить то, что осталось. Как и повелели ей монахи, гардеробщица сметала с полок пепел, растирала угли в пыль, ломала об колено то, что было стульями, стараясь меньше думать о последствиях.
Дверь скрипнула.
В первый же миг, даже стоя спиной к входу, Нинель Ивановна поняла, кто пришел. Замерев, она тихо сказала:
- Чего вы хотите? Я сделала то, что вы просите! Что вам еще надо?
Гардеробщица. Два монаха - она поняла по шагам - приближались.
- Хотите убить меня! - крикнула женщина в ужасе. - Может, вам это удастся. Но сына вы тронуть не смеете! Нет! Нет!
- Капитан Иванов, - заявил первый голос.
- Петров, - мрачно буркнул второй.
Обернувшись, Нинель Ивановна обнаружила иллюминатов, державших в руках корочки служащих органов госбезопасности.
- Гражданка, вы задержаны, - сказал ей Иванов.
Нинель Ивановна вспомнила все, что она слышала и читала про фээсбэшников. Потом подумала о тамплиерах. Сравнила. Нет, она так и не смогла понять, что слаще: хрен или редька.
17
Ровно в восемь часов утра Смирнов, "трудный ребенок", четырежды остававшийся на второй год, войдя в класс, уронил шкаф. Шкаф развалился на доски, а возникшую груду фанеры засыпало землей и битыми керамическими черепками от горшка с цветком, который стоял на шкафу. Анна Сарафанова уже две недели работала учительницей истории, вела уроки в кабинете математики и несла полную ответственность за сохранность чужого кабинета. К счастью, двоечник Смирнов был сыном пролетария, а не буржуина. Пока шел урок, он подметал пол, убирал, сколачивал шкаф, расставлял в нем книги и в конце концов отремонтировал все так, что получилось даже лучше, чем было. Его одноклассники, как водится, спали, делая вид, что внимательно слушают. Класс оживлялся три раза. В первый раз это случилось, когда в кабинет вошла завхоз с требованием всем учащимся предъявить сменную обувь. Трое учеников, пришедшие без неё, тут же отправились в коридоры мыть пол. Второй момент оживления произошел, когда Анна начала объяснять восьмиклассниками понятие нового времени. Ребята оживились и записали в свои тетрадки дату: 1640–1917.
- Что случилось в тысяча шестьсот сороковом году? - спросила Анна.
Как всегда, народ безмолвствовал.
- Подсказка: это случилось в Англии, - намекнула Сарафанова, имея в виду буржуазную революцию.
- Я знаю! Абрамович купил "Челси"! - крикнул кто-то.
Третий раз ребята оживились, когда в класс ворвался один из учеников, которых выгнала в коридор завхоз. На нем был надет халат, в руках - швабра. Новоявленый уборщик демонстрировал эту амуницию, словно карнавальный костюм. Класс радостно захохотал: ребята обрадовались возможности повеселиться и не слушать всякую скуку про промышленный переворот и индустриальное общество.
Во время второго урока в класс явился Перцев, по прозвищу Фурункул. Он учился в седьмом, малость приворовывал, не успевал по всем предметам, на уроки он не ходил, а гулял по коридорам, к облегчению учителя, но к несчастью для тех, кого там встречал. Сегодня Фурункул решил наведаться в класс Анны, чтобы пообщаться с друганами. Анна его выгнала, в ответ он ее обматерил, а потом долго стучался в дверь, которую Сарафанова заперла изнутри, вытолкав Фурункула в коридор.
На третий урок пришел класс вовсе невменяемый, волею судеб помеченный буквой "Г". Ворвавшись в класс, ребята зачем-то стали кидать из окон вещи - и свои, и, главное, математички, хозяйки кабинета. Ребята попытались выкинуть даже одного из мальчишек: без визга и мата, разумеется, не обошлось. Не прекратились вопли и со звонком. Громкость у восьмого "Г" не регулировалась. Слушали Анну человека три от силы, но у них это, конечно, не получилось.
- Леха! Дай списать географию! - орала одна девочка.
- Степанова, ты дура! - доносился вопль с другого ряда.
- Аллах, Аллах, - бубнил еврейский мальчик по фамилии Кац, почему-то убежденный, что евреи - мусульмане. Одноклассники любили обсуждать его национальность, хотя не знали, что же в ней особенного.
- Смотрите! Трахальгар! - с восторгом крикнул кто-то, обнаружив на доске название мыса, где погиб адмирал Нельсон. Анна не удивилась. Подростки обладали необыкновенной способностью видеть сексуальный смысл в любом слове.
Через двадцать минут появилась Алиса. Весело виляя тощей попой и демонстрируя обесцвеченную шевелюру с уже успевшими отрасти каштановыми корнями, девица принялась гулять по классу, подходя то к тем, то к этим, чтобы пообщаться за жизнь.
- Я сейчас, Анна Антоновна, - заверила Алиса оторопевшую учительницу и продолжила обход.
И тут Анна Антоновна не выдержала. Она заорала. Ее крик был громче, чем тот крик, которым к восьмому "Г" обычно обращались учителя, поэтому ребята притихли. Срывая голос, Анна сообщила им все то, что думает о людях, которые не знают, как надо вести себя сидя за партой. Затем одна из девочек, только что ругавшаяся на одноклассников матом и помогавшая перекидывать по классу чей-то пинал, обиженно заявила:
- Вы не имеете права нас оскорблять!
Класс с ней согласился и продолжил развлекаться. До звонка Анна Антоновна Сарафанова дожила с большим трудом. Зато она могла считать себя хозяйкой сорока пяти рублей. Примерно такая сумма причиталась за один урок.
Занятия в восьмом "В" и восьмом "Е" Анна отбубнила как машина, будучи не в силах реагировать на выходки, например на перестановку парт и броски учебниками. Карта войн Наполеона, отпечатанная в годы тоталитаризма, пережившая Вторую мировую и служившая исправно многие годы, рассыпалась на части в конце пятого урока. Так что на шестом пришлось обходиться без нее. Впрочем, восьмой "Б" все равно не мог работать. В классе было пять волейболистов, и они пришли со сломанными пальцами: писать было нельзя, а слушать, стало быть, незачем.
- Франция стала конституционной монархией, - сухо излагала учительница. - Теперь у нее был парламент, депутаты…
- Анна Антоновна! - вскрикнула Рита, одна из спортсменок. - А можно сказать?
- Ну, скажи.
- В седьмом классе есть пацан по кличке Депутат! А курит он "Парламент"!
Анна была рада, что ребята знают термины.
А Рита, пользуясь возможностью, добавила:
- Еще в седьмом классе есть девочка, Лена Головач. А если имя и фамилию поменять местами, то получится - Голова Члена.
Класс дико заржал.
После этого Анна в течение некоторого времени пыталась внушить детям, что во Франции после эпохи Империи началась эпоха Реставрации. Что означают эти слова, куда подевался монарх, почему короля надо было вернуть, восьмиклассники не понимали. Да и не могли понять. Взятие Бастилии изучают в конце седьмого класса, но, конечно, пройти этот материал в прошлом году учащиеся не успели. Времена Людовиков вообще не предусмотрены школьной программой. Когда-то проходили про Ришелье: конечно же, про него давно забыли. Тем не менее Сарафанова сражалась: ее сущность возмущалась от того, что кто-то может жить на свете, не зная о Реставрации, Июльской Революции и короле-буржуа Луи-Филиппе. Между тем, столь длинные слова ребят пугали. Нет, конечно, проституцию, фелляцию, эрекцию они запомнили. Но история - это совсем другое дело!
А Рита вновь подняла руку:
- Анна Антоновна, скажите, что такое контрацепция?
После урока Рита задержалась, чтобы выяснить методы предохранения, и между делом согласилась убрать класс. Большая удача! Рита мела пол и вслух рассуждала:
- Вы же молодой учитель, блин! Зачем все эти важности? Зовите нас по прозвищам! Утева - Утка, Рассадников - Щетка… прическа такая, вы ж видели… Рагимов - Красти-Клоун. "Симпсонов" смотрели?
Возникнув в дверях, Красти сказал с обидой:
- А ты Рита-Брита!
Рита бросилась за ним, Сарафанова вздохнула с облегчением. Но она рано радовалась. Когда учительница надевала куртку, Брита вернулась.
- Ан-Антоновна! А вы на дискотеки часто ходите? Я рэп люблю! А вы?
Настырная девчонка не отстала от Сарафановой и тогда, когда они вдвоем покидали здание школы.
- Ты где живешь? - намекнула Рите учительница.
- Я вас провожу, - беспечно ответила девочка. - А вы к нам на тусу пойдете? Только вот не надо говорить, что вам и правда нравится история, вся эта скукотень! А, кстати, интересно: вы перед уроком весь параграф учите? В натуре? Наизусть?
Анна попыталась растолковать, что исторический процесс составлен из годов, веков, эпох, а вовсе не из параграфов… но, конечно, безрезультатно.
Потом она смешно пыталась объяснить, зачем нужно учиться, говорила о свободе, о богатстве и о бедности, о Родине, правительстве и правде. Это было глупо, но натура Анны Сарафановой требовала подвига.
Одни студенты с курса Анны увлекались Че Геварой, анархизмом, революцией; другие - монархизмом; третьи - Гитлером; четвертые - исламом. Но все прекрасно знали, что теракты не приводят к революциям, а те - к эпохе справедливости. Нужна была Идея, а к ней - практика. Из всех возможных вариантов наиболее симпатичным было просвещение народа - и лежало к Анниной душе, и с треском провалилось всего только один раз: в далеком тысяча восемьсот семьдесят четвертом, когда прогрессивная столичная молодежь решила "пойти в народ".
Рита выслушала учительницу, а затем спросила:
- У вас есть парень?
Нет, парня у нее не было. Но вот в этом сознаться означало сразу потерять авторитет (его ростки; а может быть, остатки?): Рита ведь, наверно, преуспела в личной жизни.
- Есть, - сказала Анна.
- Как его зовут?
- Андрей.
Так звали аспиранта из архива, немного скучного, но милого. С момента их знакомства, окончившегося громкой ссорой, прошло уже довольно много времени, но этот необычный человек почему-то не шел из головы Сарафановой.
- А моего - Толян. Мы с ним пока не фачились, но будем. Раньше я мутила с Серым. А до того - с другим Серым. Кстати, меня Щётка любит. А я его - нет. А что бы вы сделали на моем месте?
- Ну… Я бы постаралась не морочить парню голову понапрасну.
- Чё, сделать так, чтобы он меня разлюбил?
- Ну, да, наверно.
- Нафиг надо! - заявила восьмиклассница.
Тем временем они дошли до дома, где жила учительница.
- Я пришла, - сказала Анна.
- Заходите! - разрешила ей девчонка. - Связистов, четырнадцать. Ясно.
Анна открыла дверь подъезда, и они поднялась на четвертый этаж. "Неужели в квартиру пойдет?" - в страхе подумала учительница. Рита остановилась у двери, ожидая, когда откроют. Анна вошла в квартиру. Ученица заглянула с любопытством, обшарила глазами прихожую. Внутрь не пошла, но с удовлетворением сказала:
- Ну, вот я и знаю теперь, где вы живете!
Угроза была это или нет, Анна так и не поняла.
Она разделась, умылась, согрела борщ и уселась с тарелкой в руках перед экраном телевизора. На Первом канале ведущий "Новостей" рассказывал о том, что найден источник, подтверждавший факт, и ранее приходивший в голову отечественным ученым, о том, что Петра Первого подменили во время Великого Посольства. О том, что документ обнаружила исследователь Анна Антоновна Сарафанова, сказать, разумеется, позабыли. Или не посчитали нужным это сделать. "Журналисты, что с них взять! - простила "ящик" Анна. - Кто бы мог подумать, что о моем открытии сообщат по центральному телевидению! Это ж надо! Учусь на пятом курсе университета, а уже такое достижение!"
- А теперь, - сказал ведущий, - комментарий даст профессор, доктор исторических наук Иван Петрович Думский.
На экране появился важный дядька и заверил публику в несомненной подлинности письма.
"А как он может знать? Он разве изучил письмо? - подумала Анна. - Да и что это за доктор? Он откуда? Петровед? Я не слышала про такого ученого".
Впрочем, это было не важно. Главное, что находка признана! А этот аспирант еще не верил. Дурачок! Хотя и симпатичный.
Сарафанова так заслушалась Думского, что съела две с половиной тарелки борща: материальный эквивалент своего сегодняшнего заработка.
18
Пароль от ящика annette-sarafanova@yandex.ru был "borechka". Заведя эту почту, Марина сначала думала, как обычно, сделать секретным кодом имя своей рыбки и год смерти Пушкина: leonardo1837. Она ставила этот шифр на всех учетных записях в интернете. Но в этот раз Марина решила отказаться от типового пароля. Тот факт, что Борису пишет вовсе не Анна Сарафанова, а Марина, мог раскрыться - шанс этого, конечно же, очень мал, но все-таки и его нельзя исключать! - и если кто-то вскроет ее обычный пароль, то станет ясно, что Марина ведет нечестную игру.
Девушка открыла ящик. Есть послание! Марина не знала, чего ей хочется больше: чтобы Боря написал Анне или чтобы никогда ей не отвечал. С одной стороны, она сгорала от любопытства. С другой, ею руководило разумное стремление излечить молодого человека от вредной, бессмысленной и бестолковой влюбленности. Марина хотела, чтобы Борис в Анне разочаровался. То есть не ответил на ее письмо.
Мысль заставить Борю разочароваться появилась недавно и неожиданно. Произошло это в наименее приятный период жизни, можно сказать, на пике неудач. Учеба уже началась, а практика еще не кончилась, Борис в архив не ходил, а Марине оставалось восемь дней до окончания отработки там. Мысль о том, что план "обольстить" Бориса провалился, не оставляла Марину, мешая спать спокойно. Вокруг обсуждали найденное в архиве письмо и поджог, в котором подозревали всех и каждого, в том числе студентов: домыслы, расспросы, звонки из полиции, а последнее время еще и из ФСБ были ежедневной головной болью. В довершение всего Марина увидела в коридоре Новгородцева. Выглядел молодой человек определенно странно. Пылающие уши и щеки, а также бумажка в его трясущихся руках бросились Марине в глаза. Он пугливо озирался возле расписания, долго о чем-то размышлял, а потом приделал свернутый листок бумаги к доске и быстро пошел прочь.
Что Марине оставалось делать?
Что бы вы сделали на ее месте? Ну, да, правильно!
Марина прочитала письмо, и ей многое стало ясно. Она поняла, почему он так стремился защитить от позора девчонку и почему рискнул подделать Прошкино письмо. Как Марина сразу не догадалась, в чем дело?! Неужели она была настолько слепа и не заметила, что парень влюблен в другую?!
Тогда она сглупила, но теперь все будет иначе.
Светка - как раз та, с которой они вместе чистили скелеты - работала секретаршей в деканате. Поэтому получить необходимую информацию об А. Сарафановой, не составило особого труда. Правила архива предписывали заполнять заказы на дела печатными буквами, а значит, почерк Анны Боря не знал. И Марине не пришлось его подделывать.
"За текущий месяц я фальсифицирую письмо уже второй раз", - неожиданно подумала Марина во время сочинения послания, в котором предлагала Борису переписываться по электронной почте. Такое совпадение показалось Марине интересным и совсем не постыдным.
Придумать электронное письмо, в котором Анна рисовалась бы безмозглой девицей, не составило труда. Готовые фразы Марина нашла в интернете на форумах "Секс", "Все о сексе", "Мужчина и женщина", "Секс и интим", "Демократия" и "О культуре". Сгруппировав псевдолиберальные суждения таким образом, чтобы получилось наиболее бессмысленно, Марина затолкала в текст как можно больше орфографических и пунктуационных ошибок, исковерканных словечек и всего, что любят личности "бис компликсаф".
Письмо было отправлено, и если Боря не проникся к Анне величайшим презрением, то он просто болван!
"Видимо, он не поверил своим глазам, - подумала Марина, найдя в ящике ответ на письмо. - А может, хочет ее перевоспитать? Восторженный ты наш!.."
С этой мыслью девушка открыла сообщение.
"Превед подруга!!!!!!
Видимо ты не зомарачиваешся на всякую х…ню типа политики. Помоему это правильно. Ведь это при соффффке всем надо было обязательно энтересовацца классовой борьбой и все такое, а сейчас это совсем не обязательно. Йа написал тебе об этих вещах чистапроверить, для приличия как говорицца;)))))