На ближайшем повороте, когда лес что рос по краям дороги, немного отступил, перед нами открылась настоящая трагедия. При первом же взгляде стало ясно, что лихач на повороте не справился с управлением, на что намекали следы колес идущих юзом, и боком влетел на остановку. По трагическому стечению обстоятельств она находилась на обочине рядом с дорожным ответвлением, ведущим к какому-то населенному пункту. Умудрившись снести бетонную остановку, лихач (а скорее уже гарантированный труп), улетел с высокой кручи, что находилась за остановкой, вниз. Так что машину мы не видели, только изрядный дым он нее. У остановки стояли милицейский мотоцикл, одного гаишника не было видно, видимо спустился вниз, другой сидя на корточках что-то делал среди обломков, откидывая куски в сторону. С другой стороны трассы подъезжала легковушка, горбатый 'запорожец'.
Как раз на наших глазах полноватый водитель остановился, достал какую-то тряпку вроде кошмы и побежал на помощь. Еще из машины вылезла такая же полная женщина и стала тревожно смотреть в сторону дыма, но продолжая оставаться у машины. Больше никого на дороге пока не было. 'Похоже, у меня тут у одного машина оснащена от А до Я. И огнетушитель есть и аптечка', – подумал я, сбрасывая скорость и притормаживая.
Сориентировался я быстро, сразу стал отдавать команды, притормаживая и поворачивая к обочине противоположной той, где произошла трагедия.
– Деда, следи чтобы мелкие не видели что там происходит, им это еще рано, а я на помощь.
Заглушив машину не забыв поставить ее на ручник я сбегал к багажнику. Ругаясь перелопатил вещи пока не нашел большой красный автомобильный огнетушитель и с ним побежал к остановке.
При приближении стало понятно, почему второй милиционер не спускался. Среди обломков, что он поднимал, была видна окровавленная рука. 'На остановке кто-то был', – с замирающим сердцем понял я, глядя на окровавленную детскую ручку.
В это время обернувшийся сержант крикнул-спросил у меня:
– Аптечка есть?!
– Есть, и большая. Я медик.
Оставив огнетушитель рядом сержантом который пыхтя поднимал бетонный обломок, я с той же скоростью рванул обратно к машине. Промедление смерти подобно. Чужой.
Найдя стал доставать небольшой специализированный чемоданчик с красным крестом на боку, который я сам окрашивал и собирал лекарства по своим знаниям. Жаль что я еще не хирург, а то бы еще и хирургический инструмент бы возил. Только и есть что один списанный, но хорошо заточенный скальпель, да пара зажимов.
Когда я бежал обратно, то увидел что водитель 'запорожца' поднявшись из оврага, схватил мой огнетушитель и кинул его кому-то внизу, предположительно второму милиционеру. Потом он подскочил к сержанту и стал помогать ему поднимать обломок бетонной стены бывшей остановки.
Я также подбежал и впрягся в помощь. Плохо было то что это когда-то было цельной боковой стеной остановки, ее, конечно, изрядно покорежило, но она держалась цельной только за счет арматуры, вот из-за этой арматуры нам и приходилось пытаться оттащить ее всю. Проблемы была в том, что поднять мы ее подняли, но убрать в сторону не могли. Арматура уходила в фундамент и хоть частично полопалась, но часть держалась.
– Держите её! – услышал я крик деда. Мы держали, а дед подлез и вытащил тело молодой девушки, потом опять нырнул и уже волоком вытащил паренька лет четырнадцати.
– Все, больше нет никого, – тяжело дыша, выдохнул он. Мы осторожно положили этот рассыпающийся в руках бетонный обломок и стали заниматься пострадавшими. К мальчишке я даже не подошел, мельком глянул и отвернулся, открывая чемоданчик рядом с девушкой, которую я принял за ребенка из-за тонкой кисти. У мальчишки была черепно-мозговая травма не совместимая с жизнью. Проще говоря, если он даже жив, в чем я личной сомневаюсь (вон и сержант, проверив по моей просьбе пульс, только отрицательно покачал головой), все равно ничего не сделаю. Знаний для таких травм маловато.
А вот за девушку я еще могу побороться. Кроме перелома руки и черепно-мозговой травмы, у нее еще было проникающее ранение груди – обломок арматуры ударил под ключицей и из раны текла кровь.
Сержант остался со мной, а мужик убежал вниз к полыхающей открытым огнем машине.
Саму я ее не видел, но языки пламени с моего места видны были. Надеюсь, этот ушлепок сгорел заживо. Дед ушел к нашей машине, а мы с сержантом боролись за жизнь девушки.
– Держи на ране, пока я артерию не пережму, – держав в руках хирургический зажим, велел я гаишнику. Пока тот свёрнутым в тампон бинтом перекрывал рану, пытаясь остановить кровотечение.
– А остальное? – спросил он. Другие раны действительно выглядели страшно.
– Кровотечение в данный момент самое страшное… фу, все остановил.
– А что это она странно дышит? – прислушался тот, пока я готовил инструмент и поливал спиртом руки. Та действительно с заметным трудом дышала, будучи без сознания и булькала горлом.
– Поломанные ребра легкое пробили, оно кровью заполняется. Если в течение часа не доставить на хирургический стол, у нее нет никаких шансов.
Мельком глянув на шум приближающегося чего-то тяжелого, увидел автобус и велел сержанту:
– Тормози автобус, узнай есть там врачи, а то я студент, учусь еще. Знаний маловато.
– Понял, – вскакивая на ноги, ответил он. – Я сейчас!
Сержант убежал, а в это время из оврага выбрались чумазый лейтенант и его помощник, хозяин 'запорожца'. Судя по отчетливому запаху горелого мяса и продолжавших вырываться языков пламени над краем оврага, потушить машину они так и не смогли.
Оглядевшись, тот посмотрел в сторону остановившегося автобуса и удивленно на меня.
– Будет жить? – спросил у меня подошедший лейтенант.
– Шансы не смотря на страшный вид есть. Но чем дольше тянем, тем их меньше, – вымыв от крови руки спиртом, ответил я, после чего используя остатки перевязывающего материала, продолжил перевязку. Когда я бинтовал голову от автобуса в сопровождении сержанта подбежал пожилой кряжистый седоусый мужчина лет пятидесяти-пятидесяти пяти на вид. Тот сразу, можно сказать сходу включился в работу.
Обмениваясь фразами чисто медицинского толка, мы одновременно с работой прощупали друг друга. Его удовлетворили мои знания для студента второго курса (на третий я только собираюсь поступать), я же наблюдал за работой опытного сельского фельдшера на пенсии Степана Никифоровича Степанова, в войну бывшего ротным фельдшером. Используя фактически все, что у меня было, мы смогли закончить с основно работой, включая наложения импровизированных лубков из подручных материалов. Даже голову зафиксировали на доске, привязав ее вместе с телом. Мало ли спина повреждена? К этому времени милиционеры смогли с помощью водителей остановившихся машин собрать носилки с помощью двух палок срубленных в лесу и куска брезента и мы раненую и погибшего мальчика погрузили в почтовую машину, которая ехала в сторону ближайшего населенного пункта, где была районная больница. Сержант остался у места происшествия, лейтенант же поехал на мотоцикле сопровождать почтовскую машину. Заодно сообщить о происшествии и известить все службы.
Степан Никифорович уехал, сопровождая раненую, не забыв свои вещи из автобуса, которые ему принес водитель. А я стал собирать инструмент, убирая его в чемоданчик.
– Весь измарался, – сочувственно сказал сержант, поглядывая, как водители добровольцы используя ведра и лопаты, закидывают все еще дымящуюся машину землей и песком. Воды рядом не было.
– Да ничего, у меня в машине канистра с водой отмоюсь и переоденусь. А одежда на выброс, уже не отстираешь… – щелкнув запорами чемоданчика, я спросил. – Что там с этим лихачом?
– Сгорел, так и не смогли вытащить.
– Он что живой был? – удивился я.
– Да, когда мы подъехали еще кричал. Потом замолк. Бак похоже полный был, вытекать начал ну и полыхнуло, – обернувшись добавил. – Все еще потушить не могут, машину почти надвое разорвало, а все еще горит. Думаю в багажнике канистры были с бензином.
– Наверное пьяный был раз так гнал. У меня на глазах чуть в полный автобус на обгоне не врезался. Думал догнать да морду набить.
– Теперь уже не узнаем, пьяный он был или нет, – вздохнул сержант.
– Это да. Кстати, похоже, не простой человечек был.
– Почему вы так решили? – заинтересовался сержант – Он меня в гору на сотне обошел, и это на 'Победе'. Не родной движок там стоит, будь уверен.
– Товарищ лейтенант записал госномера машины и отправит телеграфом данные по погибшему, так и узнаем.
– Ну это ваши дела.
Развернувшись, я направился обратно к машине. Поставив слегка перепачканный чемоданчик рядом с багажником, я нашел канистру и позвал деда. Нисколько не стесняясь, я разделся до трусов и, бросив испорченную одежду под ноги, велел наклоняясь:
– Лей.
Почти сразу на спину полилась слегка теплая вода, что я набрал перед выездом.
Наблюдая как по каменистой обочине пузырясь течет розоватая вода я мысленно костерил лихача-полудурка. Мало того что свою жизнь сгубил так поломал еще двоим.
Одному навсегда, другой даже не знаю.
– Хватит. Чистый уже, – сказал дед, опуская канистру. – В одежде вещи какие есть?
– Мелочь только. Документы под козырьком в машине, – отряхиваясь от капель, ответил я. После чего взяв рубаху и намочив её, где она была чистой от брызг крови, и отмыл чемоданчик-аптечку.
Достав из чемодана свои вещи, я переоделся в шорты и футболку с рукавами.
Подобрав испорченную одежду, выгреб все из кармана и зашвырнул ее подальше в кусты.
– Садись, сейчас поедем, – велел я деду, что убирал канистру в багажник.
Перебежав дорогу шлепая сандалиями (обувь я тоже отмыл), подошел к сержанту и спросил:
– Я тут нужен?
– Да нет. Огонь стихает, вон уже и дымит меньше. Спасибо за помощь, – козырнул он, после чего протянул руку.
Пожав ее, я ответил:
– Не за что. Всего хорошего.
Вернувшись в машину, я запустил успевший слегка остыть мотор и сказал Гагаринское:
– Поехали.
Как ни странно, но успели мы вовремя. Хотя начало темнеть, но мы уже въехали в город и остановились у гостиницы, где были заранее забронированы номера.
Быстро оформившись, я перетаскал вещи и, искупав дочек после дороги, заставил их поесть, потом сам принял душ и через полчаса уложил их спать.
Утром пока мои завтракали в столовой рядом с гостиницей, съездил в аптеку и обновил запас лекарств почти всех видов что использовал (в дороге может пригодится, как я в этом убедился), даже перевязочный материал закупил и два жгута. Тот, что у меня был, уехал вместе с пострадавшей девушкой. После этого торопливо позавтракав, пригласил своих в машину, вещи уже были собраны.
Дальнейшая дорога заняла куда меньше времени (и прошла на удивление благополучно), мы оставили Киев сильно левее и продолжили пусть к Москве, приехав ближе к обеду следующего дня.
Проехав пол Москвы я, наконец, свернул в родной двор и заглушил хорошо постаравшийся мотор.
– Ой, как тихо стало, я уже привыкла, что только едем и едем, – воскликнула Тома.
– Вылезай балаболка. Дарью Михайловну я уже предупредил, так что наверху нас ждет праздничный обед. Давайте бегите, а я вещи начну носить.
Когда я закончил с переноской всего багажа и запер машину на стоянке, мои уже успели устроиться в квартире. Дед, напевая принимал душ, бабушка помогала Дарье Михайловне накрывать на стол, Тома с Лидой смотрели телевизор в зале, а младшие играли с новыми игрушками что я привез из Франции и бегали по квартире заглядывая во все углы.
– Уф-ф, вроде все, – пробормотал я, укладывая последний сверток в прихожей. Я перетаскал снизу, а укладывают пусть женщины. Тут все их, кроме моего чемодана и общего дочек.
Дед вышел из ванной в моем халате, поэтому воспользовавшись заминкой, сестры не успели среагировать, занял душ, пообещав, что я быстро.
Когда я после душа прошел в кабинет в запасном халате, дед сидел у меня в кабинете на диване и листал подшивку газет.
– Это что такое? – спросил он, указав на небольшую коробку размером полметра на полметра с надписями по-французски.
– Минибар – он же холодильник. Привез из Франции. Хочу установить в кабинете вон в ту нишу в шкафу и замаскировать. Буду хранить там спиртное, не в общем же его держать, куда у дочек есть доступ?
– А в этот думаешь не залезут?
– В этот точно нет, – уверенно ответил я, проходя к столу и садясь за стол. – Он на встроенный замок закрывается.
– У тебя такой только один в наличии? – с деланным безразличием спросил дед. Я с подозрением посмотрел на него, предчувствуя, что меня сейчас будут грабить.
– Один, – подтвердил я, и попытался ногой спрятать коробу с минибаром за стол.
– И тебе он так нужен?
– Нужен.
– А мне нужнее, – отрезал дед. – Ты себе еще найдешь, а я где буду себе такой искать?
Подумав я кивнул. Тут дед прав, с моими связями сделать это было не трудно, канал Алекса мне был известен.
– Ладно, тем более у тебя скоро день рождение. Подарком будет.
– Вот и ладушки, – обрадовался дед.
Похоже было, что он меня провел, взяв нахрапом и не ожидал благополучного исхода.
Я мог настоять на своем.
– Что думаешь завтра делать? – спросил дед.
– О-а-а, дел полно, нужно все успеть до начала занятий. Так что я на вас рассчитываю, присмотрите за внучками, пока я по Москве бегаю, улаживаю свои дела.
– Конечно поможем. Аль не родственники?
– Это да… Херес будешь? Из солнечной Испании между прочим.
– А давай. Испробуем что это такое.
Спустя двадцать минут дед сделал еще один глоток, с удовольствием прищурился и хитро улыбнувшись, спросил:
– У тебя только одна бутылка или?..
Два с половиной года спустя. Москва. Ноябрь 1968 года.
Подняв воротник, прячась от пронизывающего осеннего ноябрьского ветра, я нетерпеливо посмотрел в сторону площади у метро. 'Может в машину сесть? Блин, тогда пропущу Владимирова, а он мне очень нужен…
Да где он?! Рабочий день начинается, это его обычный маршрут из дома на работу…
О! Он вроде?!' Поежившись от ветра, я направился наперерез интересующего меня объекта, что направлялся к дверям станции метро.
– Здарова, – поприветствовал я его.
– Привет, – кивнул майор.
– Есть минутка поговорить?
– На такой погоде как-то желания нет. Пойдем в общепит. Тут за углом есть.
– Пошли.
Через двадцать минут, мы стояли за высокими столиками и попивая горячего чая, беседовали. Причина встречи с майором у меня была прозаична. Сегодня утром, буквально час назад мне позвонили и предупредили, что меня вызывают завтра в обед в управление комитета, мол чтобы я не уехал никуда. Причем быстро так сказали. Сперва спросили кто у аппарата, убедились что я это я, сообщили и тут же положили трубку, отчего я не успел послать звонившего далеким маршрутом. Вот и заинтересовался, кто это балуется со мной телефонными хулиганствами. А так как Владимиров работал в организационно-аналитическом отделе, куда его месяц назад перевели, то и решил через него узнать, кто мной интересуется.
Одним словом позавтракал, отвез дочек в садик и поехал перехватывать Владимирова к станции метров, так как к дому я точно не успевал.
– Когда тебе надо? – уточнил майор.
– Сегодня бы.
– Звонить тебе не стану, встретимся тут же в семь вечера.
– Блин. В семь у меня курсы хирургии, профессор Зиновьев ведёт, не хотелось бы пропускать. Ничего, я что-нибудь придумаю.
– Тогда встречаемся тут.
– Договорились.
Распрощавшись, мы разошлись, я направился к машине, чтобы отправится в институт, в котором учился с немалым удовольствием и интересом. А Владимиров к себе на работу. Надеюсь, вечером будут нужные новости. 'Интересно, что им надо? – размышлял я шагая к машине, – Отдать долг за Францию?
Глупость несусветная, два с половиной года прошло, какая к черту благодарность?
Вон ноябрь шестьдесят восьмого на дворе. К тому же я пробил, кто так ко мне отнесся и кто за это дело себе орден благодарности заимел, из-за чего я теперь и не люблю замполитов. Не-е-ет, тут что-то другое. Посмотрим что'.
Лекция на факультете хирургии так увлекла меня, что я чуть не пропустил встречу с Владимировым. Извинившись перед профессором и пояснив, что мне очень надо уйти пораньше, я получил разрешение. У профессора я был в любимчиках. Еще когда я перешел на четвёртый курс в прошлом году, то попросил Евгения Андреевича устроить меня на полставки в институт Склифосовского ассистентом хирурга чтобы нарабатывать опыт хирурга еще на студенческой скамье. Просьба, конечно, была не обычная, но не для профессора, к тому же я не первый кто подошел с такой просьбой. Были самородки и до меня, просто другие так не наглели напрашиваясь на практику к лучшим хирургам Союза. Не знаю, на какие рычаги нажал профессор, но вот уже больше года я оформившись ка операционный медбрат практикуюсь у наших лучших хирургов в свободное время. Честно скажу, я на практике узнал больше чем за два года на лекциях. Участвовал во множестве операций, хоть и принеси-подай совместно с операционной сестрой, но опыт нарабатывал. Правда, какими бы у меня не были успехи (около десяти аппендицитов лично вырезал под присмотром дежурных хирургов за полтора последних года), я все равно пока не дотягивал до хирурга. К серьезному меня не допускали. В приемном покое также успел поработать, нарабатывая опыт. Кости вправлял, проводил первичный осмотр и направлял в операционные под присмотром дежурного врача. За год я сделал себе имя. Вон даже начальник института интересовался, куда я собираюсь после учебы и не хочу ли к ним устроиться штатным хирургом. Решение мое удивления не вызвало, я с немалым удовольствием согласился работать в Склифе.
В прошлом году, когда дочкам было четыре годика, я всего месяц с ними отдохнул в бархатный августский сезон, тогда я все лето провел в приемном покое не забывая ассистировать в операционных в свободное время. Многие хирурги уже знали, если попадется в их практике интересный случай можно смело вызывать меня. Примчусь быстрее собственного визга. Я еще ни разу не отказался попрактиковаться и наработать опыт. Этой весной, отпраздновав дочкины день рождения и пятилетний юбилей, в начале лета отправил их отдыхать на нашу семейную фазенду в Сочи с тринадцатилетними тетками и снова на практику в институт Склифосовского. Дошло до того что те сами написали заявку на меня и еще на двоих. Дурной пример заразителен, как говорится. Жаль только что зимой из-за детей практика у меня заметно слабее чем летом. Сейчас-то я в дом возвращаюсь рано, часов в семь-восемь вечера стараясь не пропустить вечерние лекции, а летом я и ночевать умудрялся в больнице.
Опыт я приобрёл немалый, даже участвовал (просто смотрел во все глаза), за особо сложными операциями. Таких случаев я могу сходу насчитать три десятка.
Огнестрельные, черепно-мозговые, ножевые, повреждения после ДТП, даже хронические заболевания и ожоги. Через все эти операции я прошел не раз.
Именно поэтому лекции хирургии профессора Зиновьева я не пропускал, о чем он прекрасно знал, будучи таким же фанатом хирургии.
– Причина серьезная я надеюсь? – спросил он.
– На мой взгляд, более чем, – ответил я.