Я качусь в пыли. Сердце стучит как пулемёт. Голову облепил ватный адреналин. Передо мной на земле валяется палка. Мои пальцы сжимают гладкую кору. Вскакиваю на ноги.
Пацан смеётся ещё громче.
- Ну, давай, - говорит он.
Я видел это много раз в кино. Я далеко от противника и он не боится. Но я делаю длинный выпад вперёд, опускаясь на согнутую ногу. Палка утыкается во что-то, и я слышу рёв боли. В следующее мгновение, девчонки пронзительно визжат, закрывая рты ладошками. Пацан согнулся, прижимая ладони к лицу, а на конце палки какая-то склизкая фигня. Я отбрасываю палку. В глаза бьёт пылающий летний закат.
Дальше.
Тётя Нина склонилась ко мне.
- Твои родители уехали, и ты немного поживёшь со мной.
Глаза набухают слезами.
- Я хочу к маме.
Тётя Нина поджимает губы. На её голове чёрная повязка.
- Наверное, она тоже хочет к тебе.
Мой мозг превращается в источенную временем ветошь.
Я вразвалочку иду к маме. Здесь её лицо не истрачено молью времени. Она прикусила губу, наблюдая за моими попытками ходить. Я улыбаюсь на её улыбку, пытаюсь подойти, но тут ковёр стукает меня по лбу. Я удивляюсь, а не плачу. А мамин голос говорит сверху.
- Вставай, малыш.
Воспоминания смываются одно за другим. Они дробятся на маленькие фрагменты и распыляются в пространстве меня.
Больше не думаю, мне нечем думать, ни о чём не вспоминаю, моя память рассыпалась в прах. Но я всё ещё здесь. Прозрачность остановилась у моего порога и вежливо постучала. Мне больше нечем поделиться с ней. Но она показывает в меня, и я без слов понимаю, что остался ещё я сам. Я САМ. Чтобы это ни было на самом деле. Она трётся о моё сознание, как щенок, который ластится, чтобы его пригласили в дом. Но я захлопываю перед ней дверь. Я сам. Ослепительная пустота отступает, и весь мир начинает вибрировать.
Я открываю глаза. Моргаю в белый потолок. Мыслей нет, взгляд заменяет мышление.
В комнате серые сумерки. Надо мной висит камера на длинной ножке. Я протягиваю руку, но не дотягиваюсь. Моя рука мерцает без цвета, словно воздух искрится. Я сажусь на твёрдом металлическом столе, но не чувствую холода. Я оборачиваюсь, и меня сносит удивлением. На столе лежит ещё кто-то. Неподвижный человек.
Я – пустая оболочка. Я – молчание. Я – состояние, а не процесс. Вот что такое бессмертие – быть состоянием бытия, материи, энергии, а не жизнью, движением.
Предметы обрели небывалую чёткость и чистоту линий. Исчезли тени. Мир стал резким и ярким как ледяная радуга. На ярко-стальном столе лежит снежно-белое тело. В ногах кровосток. Стены лучатся неярким светом. Он омывает тело. У него знакомое лицо, но чтобы узнать, нужно думать, а мне нечем думать. Я просто смотрю. Рядом передвижной столик с инструментами. Скальпели тускло блестят. Какие-то пилы, железяки, которых я не узнаю. Неинтересно. Я снова смотрю на тело и понимаю, что это я. Но меня это знание не трогает. Сейчас намного приятней.
Гляжу под ноги и замечаю, что парю в полуметре над полом. Глаза притягивают тело к земле. Почему бы не прогуляться. Мне любопытно, что там за дверью. Вряд ли она станет препятствием для бесплотной души. Я прошёл сквозь стеклянный тамбур и приблизился к двери. Протянул руку. И там где моя рука коснулась металла, брызнули синие искры. Я отплыл немного в сторону, но результат был таким же. Что ж, похоже, придётся подождать, пока дверь откроется.
Я оборачиваюсь. У стены длинный стол с компом и кучей каких-то приспособлений. На стуле какой-то костлявый парень. У него прилизанные волосы коричневого оттенка. Словно ему измазали голову шоколадкой. Где-то я уже такие видел. Халат болтается на нём как на вешалке. Он спит, уткнувшись лбом в руки, лежащие на столе. Посапывает во сне. Рядом початый пузырёк со спиртом.
Я подумал о движении и переместился к столу. Провёл ладонью по гладкой поверхности. Деревянная поверхность похолодила ладонь. Любопытно. Я коснулся пальцами компьютерной мышки. Монитор осветил комнату. На экране стол, накрытый стеклом, похож на пустой аквариум. По столу переваливаясь на ходу, училась ходить мышь с яркими, слепяще-пустыми глазами.
- Приготовить ловушку, - сказал знакомый голос за кадром.
Над столом опустилась квадратная пластина, и вокруг мыши загорелся квадрат синего света. Грызун задрал голову и, шевеля усами, смотрел на источник цвета.
- Приступить к декапитации.
Рука приблизилась к мыши. Та доверчиво ткнулась носом в белую перчатку. Рука взяла мышь за тельце и положила на стол. Другая рука со скальпелем приблизилась к шее. Мышь шевелила лапками и смотрела на движущийся кусок стали. Скальпель одним движением отделил голову от тела. Лапки дёрнулись последний раз и замерли. Голова смотрела вдаль пустыми чёрными глазками.
По моему бесцветному телу пробежала волна дрожи. Я потёр бесплотное горло.
- Процесс идёт по плану. Произошло отделение Психеи.
Но на экране больше ничего не видно.
Я нажал на спинку компьютерной мышки, у которой сроду не водилось головы. Движение на мониторе застыло.
Во мне зародились мысли, но не словами. Пришло осознание, что я хочу что-то понять и тут же пришло понимание, что именно. Я повернулся к телу на столе.
Так вот какой меня ожидает конец! Вначале вскрытие, а потом отрежут голову и дело с концом. Будут искать душу. Ждать, когда отделится Психея. Нужно уходить отсюда, как можно быстрее и как можно дальше. Тем более, нынешнее состояние куда более приспособлено для бегства, чем моё обычное тело. Вот только девушка, которая мне, в общем-то, совсем не нужна. Мне нравится блондинка Наташа. Впрочем, в нынешнем виде я не представляю для женщин ни малейшего интереса. Но если я уйду, опыты будут проводить на ней. Она мне никто, нас ничто не объединяет, кроме того, что нас обоих похитили и мы что-то вроде братьев по несчастью.
Работяга громко зевнул. Приподнял голову. На лбу отпечатались костяшки пальцев, на которых он спал и пуговица от халата. Он потёр лицо руками. Почесал здоровый шнобель. Потянулся и посмотрел прямо на меня. Его карие глаза скользнули сквозь моё бесплотное тело. Он смотрел на часы на стене.
04:10.
- Вот твари! Сами кувыркаются, а меня дежурить заставляют! Будто я не знаю, чем они там занимаются. Оно мне надо! Сами бы и дежурили. Козлы!
Парень посмотрел на склянку со спиртом и вздохнул. Тут его взгляд упал на камеру, которая висела надо мной. Он обеспокоено вскочил и подошёл ближе.
- Слава богу, выключена.
Спирт булькнул в рюмку. Следом плеснула минералка.
- Ну, за 46! – он опрокинул в себя рюмку, поморщился и взял, лежащий тут же кусок колбасы.
Он увидел горящий монитор. Хмыкнул.
- И мыши кровавые в глазах.
Потянулся, держась за поясницу.
- Ладно, пора отлить.
Он подошёл к двери. Снял с халата пропуск и сунул в электронный замок. Дверь мягко открылась. Вот он шанс. Я могу уйти. Свобода! Я даже завибрировал от возбуждения. Вряд ли они держат на защите всю базу. Никакой энергии не хватит. Значит, я могу уйти. И мне теперь никто не может помешать.
Я посмотрел молодому врачу в затылок и тут же оказался за ним, смотрел чуть сверху в его шоколадную макушку. Он пригладил волосы, а я улыбнулся просто настроением, без участия несуществующих мышц.
Врач вышел, а я обернулся на своё тело. История Лота ничему не научила. Нельзя оборачиваться. Тело лежало брошенное, как старый халат. Жалко! А я так привык к голове, я ею кушаю. И где-то там, в мозгу, хранится мой французский, английский и даже родной русский. А ещё это тело родила моя мама, лица которой я уже не помню. И даже на фотокарточках это лицо давно чужое.
Дверь прошелестела перед моим носом. Я посмотрел на металлический стол и тут же оказался у него. Положил ладонь на лоб своего тела и провалился в чёрный коридор.
- Будем голову пилить? – спросил молодой врач. Его халат застёгнут не на ту пуговицу. А глаза мутные как Москва-река. Инна Сергеевна брезгливо взглянула на него.
- А смысл? Будем работать по стандартной схеме. Включите камеру.
Виктор Адамович нажал на кнопку, и глазок загорелся красным светом.
- Готово.
- Режим "Дневной" – сказала врач в пространство.
Свет стал ярче, приобрёл естественный оттенок. Помощник поморщился.
Инна Сергеевна повернулась к столу. Надела прозрачную маску. Взяла маленький приборчик местной разработки, наподобие короткой ручки. Модернизированный лазерный скальпель.
- Время 08:37 по московскому времени. Вскрытие производит…
- А стандартная процедура это как? – спросил я.
На мгновение рука врача дрогнула.
- Стандартная процедура не предусматривает бесед с трупами.
Оранжевый огонёк лазера погас. Доктор нажала кнопку на стене. Из стола выскочили металлические обручи и обхватили неподвижное тело. Сверху стол окружили синие лучи.
Я не торопился открывать глаза. Тело тяжёлое и текучее, как будто всё время шевелится. Никогда не пребывает в покое, которое я познал этой ночью. Но чувство тут же ушло вместе с отголосками воспоминаний. Обнажённую кожу приятно холодили металлические пруты, сковавшие моё туловище вместе с руками, и ногами.
- Я рад, что голову пилить не будете, - сказал я.
- Откройте глаза.
Не дожидаясь ответа, врачиха приподняла мне веко. Я тут же зажмурился.
Носатый уже стоял рядом с пилой в руках.
- Так что, значит, будем пилить?
Блондинка вздохнула.
- Виктор Адамович, вам с похмелья заняться нечем? Так я найду вам занятие.
Пила звякнула о столик.
- Нет, нет.
Я открыл глаза. Предметы были резкими, словно сложены из ярких кусков мозаики. Женщина стянула прозрачную маску. Гладкая кожа, но морщинки в уголках глаз. Чёткая линия рта.
- И каков будет приговор?
У блондинки дрогнули губы.
- Вы неправильно поняли. Мы думали, что вы мертвы.
Я облизнул пересохшие губы.
- Можно воды?
- Да, конечно, я сама должна была подумать.
Доктор нажала кнопку, и обручи разъехались. Синий свет погас. Я приподнялся на локте. Парень поднёс стакан к моему рту. Вода текла по горлу как прозрачное стекло. Я вздохнул.
- Хорошо. И как прошёл эксперимент?
- Пока не знаем, - женщина сняла халат и надела другой. Достала волосы, накрытые халатом. – А вы что помните?
Я сел. Прохладная поверхность стола, как… Знакомое чувство. Я потёр глаза.
- Не знаю. Я вишу на ремнях, а потом накрывает прозрачная яркая волна, и я тону во мгле. Солёная морская вода разъедает кожу, внутренности, мозг. Не помню…
- Ничего страшного. У вас будет время. Виктор Адамович…
Костлявый парень смотрел на меня с выражением голодной похмельной акулы. Где-то у себя в мозгу он уже давно расчленил меня на части.
- А?
Инна Сергеевна кивнула на меня.
- И что?
- Халат.
- А!
Помощник подошёл к шкафу и вытащил запасной халат. Я укутался в него, но мне было всё равно. Я не чувствовал стыда.
- Вы можете встать?
- Не знаю. Попробую.
- Не торопитесь. Помните, вам дали дополнительный источник энергии. Пока не привыкнете, вам будет казаться, что вас включили в розетку с высоким напряжением. Вы теперь что-то вроде супермена.
- О!
Ободрённый, я спрыгнул на ноги, но тут же присел, упираясь руками в пол.
- Я не чувствую себя суперменом. Скорее больного гриппом комара. Или врачом с перепоя.
Костлявый дёрнул ртом.
Доктор поддержала меня за руку. Предплечье обхватила сильная рука с длинными ровными пальцами. Я вздохнул. Феминизм побеждает.
Ватные ноги сделали пару неуверенных шагов. Правая нога запнулась за левую, и я ткнулся лицом в пластиковый пол.
- Так дело не пойдёт, - сказала блондинка. – Сейчас позову санитаров.
- Хорошо, - сказал я. – А я тут полежу немного.
- За папу, за маму, - Адам Петрович сидел перед девушкой, как живое воплощение голодного желудка.
Вика сидела напротив, за пластмассовым столом и не смотрела на тарелку с кашей. Её волосы потускнели и свисали вокруг овального лица. Черты лица заострились, щёки впали.
- Мне уже не хочется есть, правда.
- Виктория, если ты не будешь есть, ты умрёшь.
Она взглянула на двух охранников перед дверью. Они следили за каждым её движением. Она едва заметно улыбнулась и откинула прядь волос.
- Я и так умру.
- Мы уже говорили. Контракт…
- Можете засунуть себе. Вы нас не отпустите.
Он всплеснул руками.
- С чего ты взяла?
- Да уж видела собственными глазами, как вы крошите людей направо и налево.
- Ты о том прискорбном случае! Но давай будем справедливыми. То была чистая самозащита.
- Мне всё равно. Подопытных мышей не выпускают на волю. Они навсегда остаются в лаборатории.
Яркий искусственный свет делал её кожу совсем бледной и неживой, как он сам.
- Поверь, ты ошибаешься. Ты крайне важна для нас. Мы с тебя пылинки сдувать готовы.
- А потом порежете на части. Лучше самой сдохнуть.
Он покачал головой.
- Ты не понимаешь, о чём говоришь. Смерть от голода очень долгая и мучительная.
- Ничего, потерплю. Голода уже нет.
- Мы ведь можем заставить.
Она хмыкнула и посмотрела на руку, обмотанную повязкой.
- Уже пытались. Но насильно сыт не будешь.
- Не понимаю, откуда столько пессимизма у молодой красавицы. Разве тебе не хочется жить?
Она вздохнула. Голос её слабел с каждой фразой.
- Некоторые люди не могут размножаться в неволе.
Доктор смотрел ей в глаза.
- Никто и не заставляет. Но тебе предлагают бессмертие. Слышишь!
- Мне не нужно бессмертие. Мне нужна свобода.
Мужчина наклонился к ней.
- Ты не соображаешь, от чего отказываешься, дурочка. Что ты себе навыдумывала! Мы предлагаем тебе жизнь вечную. Душу. Да, конечно, пока под нашим присмотром. Но это же секрет, сама должна понимать. Но ничего тебе не будет, мы что, по-твоему, совсем монстры?
Она посмотрела ему в глаза.
- Даже не сомневаюсь.
Адам Петрович упёрся ладонями в стол.
- Ладно. Но ведь можно решить вопрос по-другому. Например, позвать Рюрика.
- Да хоть жмурика, - уголок её губ приподнялся. – На меня ваша местная страшилка не действует. Что он мне сделает? Ударит? Плевать. Убьёт? Ещё лучше.
- С него станется придумать что-нибудь пооригинальнее. Например, привязать тебе поводок по шею и водить по базе голой.
Она подняла голову и дразняще улыбнулась.
- Вы увидите что-нибудь новое?
Доктор вздохнул.
- Ладно. Тогда подумай вот о чём. Как твой отказ отразится на другом человеке. Том, кто уже дважды бросался на твою защиту.
Девушка опустила голову на руки.
- Мне не нужна его защита. Мужчины всё усложняют. Я его не просила и ничем не обязана.
- Но, возможно, ему придётся страдать из-за тебя.
- Он ещё не понял, что уже мертвец, вот и дёргается. А я поняла.
Она подняла бледное лицо.
- Давай, зови своего палача, пусть мне глаза выкалывает, насилует, делает что хочет. Может, хоть ваш штатный садист получит удовольствие.
- Твой героизм никому не нужен.
Она устало махнула рукой.
- Иди ты.
Вдруг улыбнулась.
- А ведь ножи и вилки убрали. Даже пластмассовые. Но ведь ложкой тоже можно глаз выбить.
Доктор вздохнул и отодвинул свой стул. Встал из-за стола и застегнул пуговицу на халате.
- Что ж, ваш выбор.
- Что вы предлагаете? – спросил директор.
Несколько человек сидели в зале заседаний. Адам Петрович откинулся в мягком кресле.
- Пускать её в работу. Иначе совсем ослабеет.
Инна Сергеевна нахмурилась.
- Уже опасно. К тому же, мы только начали обрабатывать данные по объекту один. Нет смысла портить второй экземпляр. Понадобится через пару месяцев.
Доктор покачал шоколадной головой.
- Она умрёт раньше. Ещё чуть промедлим, и Психея убьёт её одним прикосновением. Сейчас ещё можно сделать какую-то поправку, а потом будет поздно.
- Плохо, - сказал Чаграй. – Мы ещё не готовы к опытам над слабыми и больными. Нужны стандартные значения.
Блондинка нахмурилась.
- А будут ли эти стандартные цифры? Всё не по плану. Всё не так. Все реакции не соответствуют тому, что мы наблюдали у животных.
- Мы ожидали других результатов, - сказал директор.
- Но не до такой же степени! Все прежние опыты проходили по одному образцу. Дополнительная энергия делала животных суперпредставителями своего вида. Мощь, энергия, любопытство. Совершенно маниакальное состояние. Минимум сна, максимум активности. Излечение заболеваний, увеличение продолжительности жизни. А после смерти тела, Психея всегда делала попытку брать его под контроль. Кстати, кто-нибудь объяснит, почему мы говорим об этой штуке как о живом существе?
Адам Петрович развёл руками.
- Свойство человеческой психики. Это нормально.
- Но нынешние результаты ненормальны. Объект еле ноги передвигает. Душа вообще непонятно куда делась. Никаких следов присутствия. Такое ощущение, что полного слияния не произошло. Что если сознание каким-то образом блокирует Психею? Или вообще уничтожило?
Чаграй сидел в кресле ровно, как статуя древнего бога.
- Может быть, - сказал он. – Всё может быть, но это невозможно определить без массы опытов.
- Я уж не говорю о феномене смерти, - продолжила доктор. – Готова поклясться, он был мёртв.
- Инна Сергеевна, никто не сомневается в вашей компетентности, - сказал директор. – Но с Психеей всегда было непросто. Давайте по делу.
- Я поддерживаю, - сказал Чаграй. – Нужен контрольный эксперимент.
- Но не тогда, когда у нас первый пошёл наперекосяк, - сказала врач. – Можно же найти другие выходы.
- Какие? – спросил Адам Петрович. – Да, мы усыпляем её и кормим искусственно. Но витамины и питательные вещества не могут заменить полноценной еды. Мы может так её тянуть неделями, но с каждым днём она слабеет.
- А что Рюрик? - спросил директор.
Адам Петрович пожал плечами.
- А что Рюрик! Взбрыкнул, как всегда. Говорит, что не будет возиться с девчонкой.
Директор мял в пальцах сигару. Щёлкнула зажигалка. По комнате завеял синий дымок.
- Можно вызвать Дира, - сказал он. – Тот никогда не возражает.
- У Рюрика чутьё на людей, - сказал Чаграй. – Если он отказывается, значит давить бесполезно. Адам Петрович прав, с паршивой овцы хоть шерсти клок. Какие-то данные всё равно получим. А так, ценный материал пропадёт без пользы. Тем более, новых добровольцев не предвидится в ближайшее время, я правильно понимаю?
Директор махнул рукой. В воздухе остался дымный след.
- Мы работаем над этим. Приходится проявлять большую осторожность. У чистюль везде свои люди. Но Эллар уже решает вопрос.
- Так что решаем сейчас? - спросил Чаграй. – Мне нужно время, чтобы закончить хотя бы первичный анализ и сделать правки.
Директор пыхнул синим дымком.