Окна первого этажа в "Мазутном счастье" были заколочены досками, а на подходе лежало три изрешеченных пулями разлагающихся трупа – верный признак того, что здесь кто-то обосновался. Но Мизгирь не стал кричать, выясняя, так это или нет, а продолжал идти к бару, не тревожась о том, что его могли взять на мушку. Кайзер и прочие следовали за командиром и не пытались отговорить его от рискованного поступка.
Разумеется, их заметили, прежде чем они добрели до цели.
– Куда это вы намылились, черт бы вас побрал? – прокричал им кто-то из окна второго этажа. Судя по голосу – не Крапчатый. Этот человек скрывался за межоконным простенком и целился в незваных гостей из автомата. – Разве не видно, что бар закрыт?
– Нам нужна вода. И выпивка, – отозвался Мизгирь, продолжая идти. – Мы заплатим. Деньги у нас есть.
– Я что, неясно выразился: бар закрыт! – повторил крикун. – За водой идите к Кесарю в пожарное депо. А выпивку ищите где хотите – меня это не колышет! Проваливайте! Или я буду стрелять!
Трупы вокруг давали понять, что эти угрозы – не пустой звук. Если бы в свой предпоследний визит сюда комвзвода угодил в такую ситуацию, он не стал бы нарываться на драку – кто знает, сколько вооруженных людей забаррикадировались в "Мазутном счастье"? Однако слишком многое изменилось за минувшие дни не в лучшую сторону. Да и сам Мизгирь был уже не тот, что прежде.
– Стреляй! – крикнул он хозяину. – Давай, окажи услугу, сделай доброе дело! Только, чур, не промахивайся, а то я решу, что ты, сукин сын, меня не уважаешь!
– Я что, по-твоему, шутки шучу?! – разъярился автоматчик. И выпустил короткую очередь под ноги капитану. Очевидно, в качестве последнего предупреждения.
А в следующий миг по окнам и простенку, за которым стоял хозяин, ударил шквальный огонь. Мизгирь и стрельбаны вскинули оружие и ответили на здешнее гостеприимство в столь же невежливой манере. Растерявшийся поначалу Илюха тоже присоединился к остальным, ибо что еще ему оставалось делать с заряженной винтовкой в руках?
Обстрел вынудил автоматчика спрятаться за простенком, но это укрытие было ненадежным. Некоторые пули пробивали бревна, и одна из них зацепила хозяину плечо. Запаниковав, он хотел сбежать, однако идея была неудачной. Попытка проскочить мимо окон к лестнице закончилась тем, что раненый заполучил три пули в спину и, взмахнув руками, загремел кубарем по ступенькам.
– Говорил же тебе: лучше не промахивайся! Говорил или нет?! – проорал ему вслед Мизгирь, перезаряжая "тигр", но вряд ли хозяин его уже расслышал.
Командир не отдавал приказаний, но стрельбаны и так знали, что им делать. Пока в них не начали стрелять, они сами подбежали к бойницам в заколоченных окнах. И, просунув туда стволы винтовок и дробовиков, стали палить наугад, усеивая бар пулями и картечью. Затем Ушатай и Пендель разнесли из дробовиков дверной засов и, ворвавшись внутрь с Ярило, Горынычем и Кайзером, выстрелили еще несколько раз. На сей раз прицельно.
Когда к ним подтянулись Мизгирь и Илюха, стрельба уже прекратилась. Ее результатом стали еще четыре трупа: двое погибли от беглого огня и двое – в ходе короткого штурма. Кое-кого капитан даже знал. Один из них работал у Крапчатого поваром, а другой был здесь постоянным клиентом.
Судя по игральным картам и деньгам, рассыпанным вокруг изрешеченного перевернутого стола, эта компания неплохо проводила время. Уцелевшие стены и потолок, склад с едой и выпивкой, печь, дизельный электрогенератор… Даже проблема нехватки воды перед хозяевами не стояла. В "Мазутном счастье" не было водяной скважины, зато на складе имелся большой резервуар, который предусмотрительный Крапчатый всегда держал наполненным доверху.
Кстати, а где он сам? Среди убитых его не наблюдалось.
– Кто-то бежит! – воскликнул стоящий в дверях Илюха, указывая на улицу. – Какой-то толстяк!
– А ну-ка отойди. – Отец отпихнул его и, вскинув "тигр", прицелился в убегающего.
Это действительно был Крапчатый. Не угодив под пули, он выскочил через черный ход и теперь улепетывал по улице прочь. Мизгирь и не подозревал, что эта двуногая туша способна бегать с такой резвостью, но глаза его не обманывали.
– Не так шустро, жирный ублюдок! – процедил сквозь зубы капитан и спустил курок.
Промахнуться было сложно – Крапчатый отбежал еще недалеко. Но Мизгиря подвели трясущиеся от нервов, рытья могил и попойки руки. Выпущенная им пуля пронеслась над головой толстяка и впилась в покосившийся фонарный столб перед ним.
Не исключено, что следующий выстрел получился бы удачнее, о чем также подумал и Крапчатый. Не будь дураком, он метнулся в ближайший проулок и был таков.
– Ну что, командир? – осведомился Кайзер.
– "Зверь" не взят. Слиняла паскуда, – пробурчал Мизгирь, отставив "тигр" к стене и закуривая сигарету. – Дайте мне кто-нибудь воды, что ли. В глотке пересохло, аж спасу нет.
Илюха сбегал на кухню и, набрав из бака ковш воды, принес его отцу.
– М-м-м… – промычал Мизгирь в качестве благодарности, приложившись к ковшу, и осушил его большими глотками.
– Бать… а мы что, теперь убиваем всех подряд? И обычных людей тоже? – собравшись с духом, спросил Илюха. Он отлично видел, что в "Мазутном счастье" стрельбаны перебили не бандитов, а простых горожан. И хоть сами убийцы не выказывали на сей счет сожаления, все равно Илюхе было не по себе.
– Не мели ерунды, сынок. Кроме нас, в этом городе больше нет обычных людей, – ответил Мизгирь, утерев губы рукавом и вновь затягиваясь сигаретным дымом. – Не видишь, что ли: вокруг одно "зверье", которое только и хочет вцепиться тебе в глотку. Так что держи винтовку крепче и не роняй, чтобы в следующий раз тебе не пришлось сверкать пятками.
Эти слова не были упреком – когда Мизгирь в чем-либо упрекал сына, он делал это жестче и без обиняков. И все равно отцовский наказ задел Илюху, словно пощечина.
Но мальчишка проглотил обиду, не став ни пререкаться, ни оправдываться. Лишь подумал, глядя на отца, курящего теперь чаще обычного, что неплохо бы тоже начать курить. Если им так и так предстоит здесь издохнуть, табачный дым будет последней из причин, которая убьет Илюху. К тому же вряд ли отец станет его за это бранить, раз уж не бранился, когда видел его намедни с бутылкой самогона.
Перешагнув через труп, Илюха подошел к перевернутому столу и подобрал сигаретную пачку с зажигалкой, что принадлежали кому-то из убитых. Никто не сказал мальчишке ни слова. Даже отец, который снова впал в депрессию, забыв о том, что не вся его семья еще покоилась в могилах.
Что ж, пусть так. Все равно говорить с ним пока было бесполезно. И Илюха, прихватив "итальянку", отправился на второй этаж искать себе укромный уголок. Потому что стрельбаны планировали возобновить поминки, тогда как Илюхе хотелось лечь и уснуть. Или умереть. В общем, как получится, но оба варианта казались ему одинаково желанными…
Глава 26
Тризна была продолжена, но уже без сумасшедших выходок, стрельбы и поджогов. Теперь Мизгирь сидел в одиночестве у камина с расстегнутой кобурой, откуда товарищи то и дело пытались выкрасть пистолет. И всякий раз безуспешно.
Просыхать комвзвода и не думал. Зачем? Внутри у него полыхали гнев и скорбь, его сознание было затуманено, и трезвый он ничем не отличался бы от пьяного. А если нет разницы, зачем отказываться от единственного занятия, которое было Мизгирю по силам?
Что делали остальные и Илюха, его не интересовало. Но изредка кто-нибудь из них показывался Мизгирю на глаза, а значит, они его не бросили. Иногда, выйдя из полузабытья, он обнаруживал рядом на столе миску с едой. Иногда – пустую, но он не помнил, как ел. Как вставал из кресла и добирался до туалета, припоминал смутно, но этот "автопилот" вроде работал без сбоев. По крайней мере, штаны у Мизгиря были сухие и дерьмом от него не разило.
В один из таких походов в уборную он подошел к раковине, чтобы ополоснуть лицо; водопровод в баре не работал, и Крапчатый приделал над раковиной обычный рукомойник. Однако стоило капитану взглянуть в зеркало, как он в ужасе отпрянул. Потому что увидел там своего злейшего врага. После чего выхватил из кобуры пистолет, прицелился…
…Но не выстрелил. Нет, он еще не сжег мозги алкоголем и понял: в зеркале был не Морок, а он сам. Осунувшийся и постаревший, но не это было их главным сходством, а седина. В последний раз Мизгирь смотрелся в зеркало, когда у него еще был дом – перед поездкой на злосчастную финальную охоту. И тогда шевелюра у него была темная, лишь слегка припорошенная сединой. Теперь же…
Он провел рукой по волосам. Да, теперь черные волосы у него на голове надо было искать с лупой. И никто ему об этом не сказал. Небось, думали, что он уже в курсе, и не хотели лишний раз огорчать.
А тут было с чего огорчиться. Мало того, что Чернобаев сделал прощание с родными для Мизгиря кошмаром, так вдобавок превратил в кошмар его собственное отражение в зеркале. Для пущего сходства с Мороком не хватало только шрама на шее, но и без этой детали они стали похожи на братьев. Чтобы это устранить, придется распрощаться с волосами, выбрив макушку наголо. Но, разумеется, не сегодня, а когда у капитана перестанут трястись руки.
Мизгирь потерял счет времени, хотя замечал, когда через бойницы пробивается дневной свет, а когда за ними царит мрак. Но и тот и другой служили плохими ориентирами, ведь капитан не был уверен, какой сегодня день: все еще нынешний или уже следующий.
Раньше на этот вопрос могли бы ответить наручные часы и мобильник, но не теперь. Первые Мизгирь положил в карман Тарасику, прежде чем зарыл его могилку. Тарасик любил играть с этими часами, а отец редко ему это позволял, боясь, что малыш их разобьет. Вот он и получил от отца такой прощальный подарок. А мобильник… Да кто бы знал, куда он запропастился. Может, лежал где-то в рюкзаке, а может, потерялся. Мизгиря это не волновало, поскольку с недавних пор ему некому стало звонить…
– Командир!
Кто-то тряс его за плечо, и он схватился за кобуру, решив, что у него опять отбирают пистолет. Что за настырность! Нарвутся однажды на пулю – сами будут виноваты.
– Спокойно, командир! – Растормошив Мизгиря, Кайзер отступил назад и показал свои пустые руки. – Все в порядке, это я. Есть новости. Вчера Кельдым привел в Погорельск беженцев со "Щедрой"…
– Так передай ему, чтобы уводил их отсюда к чертовой матери! – прорычал Мизгирь, оставив в покое оружие и нашаривая дрожащей рукой на столе сигареты. – Куда угодно, лишь бы подальше. И чем быстрее, тем лучше.
– Уже сделано, – кивнул зам. – После всего, о чем мы рассказали Кельдыму, его не пришлось долго уговаривать. Мы снабдили его людей едой и водой из бара, и Глебыч сразу же повел группу на юг, в Чернодолье. Полагаю, недели за две доберутся. Народ изможден, но пусть лучше они отдыхают в дороге, чем рискуют своими жизнями здесь.
– Ты сказал "Глебыч"? – Капитан нахмурился. Соображал он туго, но все же обратил внимание на нестыковку в докладе. – Это еще что за хрен с горы? Главбур "Щедрой", что ли?
– Он самый, – подтвердил Кайзер. – Толковый мужик, уважаемый и стреляет неплохо. У них в группе одиннадцать боеспособных ребят, так что в обиду они себя не дадут.
– Кажется, недавно я тоже говорил что-то подобное, – проворчал Мизгирь, закуривая. – А что стряслось с Кельдымом? Почему Глебыч стал командовать вместо него?
– Ничего не стряслось. Просто он решил остаться с нами.
– За каким еще чертом?
– Прошу, командир, не оскорбляй его. Он же от чистого сердца хочет помочь нам расквитаться с Мороком.
– А ты сказал ему, что мы понятия не имеем, где искать эту тварь? И что гораздо вероятнее, это Морок доберется до нас раньше, чем мы до него?
– Я сказал Кельдыму, что у тебя есть план действий. Я же ему не соврал? У тебя есть план, не так ли? Хотя бы приблизительный?
– Пф-ф! – Мизгирь презрительно фыркнул, отчего ненароком выплюнул сигарету. – Твою мать! Посмотри на меня. Я что, похож на человека, который сидит и строит планы?
– Ты похож на человека, который завтра встанет с этого кресла и найдет того, кто… – Кайзер осекся. – Я хотел сказать: найдет Морока и выпустит из него дерьмо, которое у него вместо крови.
– Давай утешай себя и дальше, если тебе от этого легче, – отмахнулся капитан. – Где Кельдым?
– Пошел провожать своих, – ответил Кайзер. – К вечеру должен вернуться.
– Как вернется, пусть меня разбудит. А пока… – Он затоптал выпавшую сигарету и, откинувшись на спинку кресла, закрыл глаза. – А пока дай мне побыть одному…
– …Командир!
Мизгирь вновь положил руку на кобуру, но чисто по привычке. Этот голос он не слышал больше недели, и человек, который его тормошил, явно не станет его разоружать.
– Здорово, Кельдым, – поприветствовал капитан новоприбывшего. – Садись, выпей со мной.
Пока стрельбан со "Щедрой" ходил за стулом и стаканом, Мизгирь налил себе бухача. Затем наполнил второй стакан, когда Кельдым поставил тот рядом.
– Даже не знаю, что и сказать… – Кельдым отвел глаза и уставился на бутылку, как будто она могла подсказать ему нужные слова.
– Можешь ничего не говорить, – ответил капитан. – Я помню, как хорошо ты относился к моей семье, и вижу, что ты скорбишь со мной о ее утрате… Помянем!
– Пусть земля им будет пухом, – кивнул стрельбан, хотя оба они знали: земля Пропащего Края уж точно не была для покойников мягкой.
Выпили и сразу налили по второй.
– Хорошо, что ты отправил своих людей из Погорельска, – заметил Мизгирь. – Но ты зря не ушел вместе с ними. Наше дело безнадежное. Что бы ни говорил тебе Кайзер, эту войну мы проиграли. Нам по-прежнему неизвестно, где прячется Морок. У него нет друзей, а все, кто сталкивается с ним, умирают. Он ни к кому не привязан, и никто не наведет нас на его след. Чтобы найти его логово, нужно разобрать до фундамента каждое разрушенное здание в городе, а их добрая сотня, если не больше. Морок всегда на два шага впереди нас и может прямо сейчас подкарауливать тебя или меня… да хоть вон там, под прилавком.
Капитан указал на пробитую пулями барную стойку.
– Хочу дождаться очередного урагана и сжечь город дотла, – подытожил он свои рассуждения. – Иного выхода нет. Морок умеет пудрить нам мозги, но против огня он бессилен. И побежит от него вместе с остальными, хочется ему того или нет.
– Но в Погорельске осталось много простых горожан, – напомнил Кельдым. – Есть даже старики и дети.
– Их будет очень жаль, но как иначе? – пожал плечами Мизгирь. – Вот почему я запалю город отсюда. На южной окраине никто, кроме нас, не живет. Пока ветер раздует здесь пожар, люди увидят его и успеют сбежать.
– Куда? В безводную пустошь? – Кельдым посмотрел на командира с недоверием. Так, будто усомнился, с ним ли он на самом деле говорит. – В Погорельске остались единственные источники воды на десятки километров вокруг. А также стены, за которыми можно укрыться от холода. Завтра-послезавтра грянут первые морозы, и что тогда? Вдруг спасатели не прилетят до весны и людям придется здесь зимовать?
Мизгирь обхватил раскалывающуюся от боли голову руками. Для спора у него не было ни сил, ни доводов. Единственные люди, которые его теперь волновали, лежали в земле, изуродованные и не отмщенные. До прочих ему не было дела. До всех, кроме Илюхи, разумеется.
С другой стороны, если Илюха сбежит на Юг от папаши-неудачника, Мизгирь только обрадуется. Сын имел полное право его презирать. Со смертью Горюева семья Мизгиревых лишились будущего, к которому долго и планомерно готовилась. И которого у самого капитана больше не было. Все их не бог весть какие сбережения были вложены по совету Мурата Антоновича в акции гонконгских компаний, но уезжать в Китай Мизгирь больше не планировал. Все самое ценное для него осталось в Пропащем Краю. И здесь ему придется доживать свои дни.
– Раз все настолько сложно, остается одно: сидеть и ждать, когда Морок сам нагрянет к нам в гости, – ответил капитан на возражения Кельдыма. – Как видишь, ты сделал неверный выбор, решив остаться. Впрочем, тебе еще не поздно догнать своих, пока они не ушли далеко.
– Мой выбор – это мое личное дело, командир, – отрезал стрельбан. – Если потребуется сидеть и ждать, я буду сидеть и ждать – как прикажешь. Но позволь спросить, почему ты рассматриваешь только крайние способы охоты на "зверя" и исключаешь промежуточные?
– Все, что я сегодня рассматриваю, – это дно моей бутылки, – проворчал Мизгирь. И наполнил стаканы по третьему разу. – Погоди, как ты сказал? "Промежуточные"? А что, по-твоему, есть и такие?
– Между полным уничтожением Погорельска и ничегонеделаньем? Конечно, есть. – Кельдым выпил. – Для начала я бы прочесал город. И опросил бы всех, кто мог заметить в руинах подозрительного старика. Почему нет? Иногда простейшие методы – самые действенные, тебе ли этого не знать.
– Прочесать всемером можно квартал, но не город. – Капитан помассировал затекшую от долгого сидения шею. – Слухи о том, что мы бродим по улицам и допрашиваем людей, разлетятся быстро. И все бы ничего, но мы тут серьезно повздорили с Крапчатым, а у него наверняка остались друзья. В том числе и чулымцы. Поэтому вместо нужных ответов мы рискуем нарваться на пули. Не везде, конечно. Но где именно, об этом нам тоже неизвестно.
– Кайзер говорил, что Крапчатый бежал по улице, а ты палил ему вслед, – подтвердил стрельбан. Но не стал добавлять, что он об этом думает. Глупо было осуждать человека, у которого от скорби ум зашел за разум. – Но если простейшая охота не годится, давай ударим Морока в его ахиллесову пяту. Мы, правда, не знаем, насколько она уязвима, но попробовать стоит. Чтобы змея зашипела, ее нужно раздразнить.
– И как мы выясним, где у змеи слабое место, если мы не видели ее с тех пор, как она сбежала от нас на форпосте? – вновь усомнился Мизгирь.
– Мы это уже выяснили, – возразил Кельдым. – В тот самый день, когда она сбежала. И затем не раз убедились, что наша догадка похожа на истину.
– Прости, но я слишком пьян, измотан и не врублюсь, о чем ты толкуешь, – сдался капитан.
– Если все, что мы знаем о Мороке – правда, он остается предсказуем в двух вещах, – пояснил Кельдым. – Он никогда не пользуется огнестрельным оружием и всегда клеймит свои жертвы буквой "М". Кайзер рассказал, что Михеич припомнил кое-что об этом типе, когда увидел оставленную им метку.
– Морок сделал дяде Васе Михеичу "колумбийский галстук", представляешь! – тяжко вздохнул Мизгирь. Слишком свежи были воспоминания, пусть он и старался их заглушить. – Разрезал горло вдоль и вытащил язык наружу через эту дыру. Я слышал об этой казни, но даже пройдя через две войны, ни разу не видел ее своими глазами. И тут вдруг в мирное время невиновного старика режут, будто грязного наркобарыгу. Ни за что. Просто потому, что одному больному ублюдку это доставляет удовольствие.
Капитан вытер непрошеные слезы. На самом деле он уже свое отрыдал, но иногда в минуты слабости не мог сдержаться и раскисал. Потом, конечно, успокаивался, но окончательно взять себя в руки все еще не мог.
Кельдым позаботился о расстроившемся командире, налив ему и себе новую порцию "успокоительного".