Глава 6
Шоссе всё выше карабкалось в горы. В двадцати километрах отсюда начинался опасный серпантин, но я не собирался подниматься по нему. Меня интересовала неприметная дорога, почти тропа, которую я обнаружил во время прогулок с Марикой. Она была достаточно широка для того, чтобы по ней без проблем мог проехать автомобиль. Не знаю, как насчёт грузовика, но "опель" чувствовал себя на ней превосходно.
В этом месте не было снега, ветер сдувал его, и под колёсами хрустел мелкий щебень. Иной раз, особенно, когда я добавлял газу, камни вылетали, словно из пращи и дробно били по днищу и колёсным аркам. В такие мгновения казалось, что это рассерженные гномы каким-то чудом зацепились за кузов и злобно лупят по нему тяжёлыми молотками.
Машину сильно потряхивало на разбросанных всюду глубоких рытвинах. Каждый раз, когда передние колёса попадали в ямки, руль вырывался из рук и "опель" норовил прыгнуть в сторону, как строптивый жеребец, но я держал его в узде.
А вот и знакомый выступ скалы в виде носа знаменитого "Арго". Впечатление усиливалось наползающими с боков горными складками, похожими на окаменевшие волны, да и снег в ложбинках напоминал клочья морской пены.
Я завернул за естественную ширму, развернулся на маленьком пятачке и заглушил двигатель. Выступ прекрасно закрывал от посторонних глаз как "опель", так и узкую тропинку, змеёй убегавшую в расселину среди скал. Я стал карабкаться по ней с ловкостью муфлона и осилил большую часть опасного пути.
Протяжный клич беркута доносился сквозь заунывный свист ветра. Гордая птица, широко распластав крылья, парила в восходящих потоках воздуха, зорко высматривая добычу среди камней.
- Стой! - услышал я резкий окрик и от неожиданности чуть не сорвался вниз: нога соскользнула с торчавшего из горы пласта, потревоженные камни с грохотом покатились по ложбинке. Усиленный эхом звук напоминал шум ливня, щедро сдобренного раскатами грома.
Сколько раз здесь ходил, никто никогда меня не окликал. Неужели морячок дозор выставил? Я скосил глаза влево, откуда донёсся голос, увидел какое-то движение и повернул голову. Из-за похожего на древний щит камня выглядывал Алексей и широко улыбался.
- Испугались, товарищ полковник?
- С чего ты взял? - спросил я, взобрался на ровную площадку с метр в поперечнике и пожал протянутую руку.
- Так я же видел, как вы вздрогнули, и нога у вас сорвалась. Так только с перепугу бывает, - сказал моряк, идя на полшага впереди меня.
Мы прошли ещё несколько метров, протиснулись в узкую щель между скалистыми складками и оказались в пещере, где я впервые познакомился с Марикой и партизанами. Не знаю: искусственно был проделан этот проход или природа так постаралась, но благодаря ему временный лагерь оставался тайной для непосвящённых.
Внутри каменного мешка было прохладно и довольно темно: костёр слабо теплился, и я несколько секунд стоял на месте, давая привыкнуть глазам. Постепенно окружающее пространство приобрело глубину и резкость, я различил тёмные фигуры вдоль стен и направился к ним.
- Ну что, хлопцы, готовы? - спросил я, поздоровавшись со всеми за руку, последней я пожал узкую ладошку Марики, задержав её в руке дольше обычного.
- А как же? - прогудел Янек, поглаживая курчавую бороду. - Мы завсегда готовы, особенно, если дело касается фрицев.
Я повернулся к моряку:
- Ты дозор выставил? - Тот кивнул, а я задал новый вопрос: - С оружием всё в порядке? Обращаться с ним все умеют? - И снова молчаливый кивок. - Ну, тогда присядем на дорожку, если я правильно рассчитал, скоро всё начнётся.
Мы сели вокруг костра, куда уже подкинули дров. Огонь с весёлым треском набросился на свежую пищу, сразу повеяло теплом, в пещере стало светлей, а на стенах заплясали тени. Я будто невзначай оказался рядом с Марикой. Фиалковый запах её волос щекотал ноздри, будоражил воображение, и я едва удержался от желания обнять её за талию.
Всегда поражался тому, как женщинам удаётся в любой ситуации выглядеть сногсшибательно. Даже на необитаемом острове они найдут тысячу способов, как сохранить естественную красоту, в отличие от нас - мужиков. Мы-то ведь сразу отпустим бороды, отрастим львиные гривы и мало чем будем отличаться от обезьян. А они будут волосы золой мыть, сделают настои из лепестков, чтобы пользоваться ими вместо парфюма, смолой заменят крем для депиляции, но сохранят за собой звание прекрасных соблазнительниц.
Говорят, на войне обостряются все чувства, а желание любить и быть любимым проявляется с утроенной силой. Я знал об этом из книг и фильмов, но не верил. Ну, не укладывалось у меня в голове: как можно думать о бабочках-цветочках, когда вокруг свистят пули, с воем падают бомбы, а смерть каждый день собирает богатый урожай. Видимо, поэтому судьба дала мне шанс испытать всё на своей шкуре.
На моё счастье Марика оказалась ко мне неравнодушной. Может, помогло её чудесное спасение из снежного плена, может, сказалось моё высокое звание и ореол советского разведчика, сиявший надо мной с момента вынужденного "разоблачения".
Какой смысл гадать? Главное, мы чувствовали друг к другу симпатию, которая в скором времени грозила перерасти в нечто большее. Я, как умелый садовник, холил и лелеял в душе девушки зарождающуюся любовь, чтобы со временем сполна насладиться её щедрыми плодами.
Исходя из этих соображений, я не решился обнять Марику. Зачем? Мы ещё не настолько близки, чтобы распускать руки, да и лучше обниматься наедине, а не в компании братьев по оружию.
Через пару минут я хлопнул себя по коленям и громко сказал, встав во весь рост:
- Так, ребята, посидели и будет, пора браться за дело. Ещё раз всем проверить оружие и амуницию.
Пещера сразу наполнилась гулом голосов, бряцаньем автоматов и скрипом ремней. За время моего отсутствия партизаны неплохо приготовились: запасные магазины были до отказа набиты патронами, а сами железные пеналы, полные фасованной смерти, лежали в узких кармашках брезентовых подсумков.
Вскоре небольшой отряд уже был готов идти за мной хоть к чёрту на кулички, осталось дождаться сигнала дозорного - и вперёд!
Потянулись томительные минуты ожидания. Я обошёл всех бойцов моей команды, лично проверил у каждого оружие и экипировку, лишь бы не оставаться наедине с Марикой. Я не хотел сейчас давать волю чувствам, скоро идти в бой, а там нужна ясная голова и твёрдая рука. Не до любовной лирики. Потом, когда мы победим, а я нисколько в этом не сомневался, можно будет позволить себе поцелуи и всё, что положено в таких случаях.
Вооружённые до зубов партизаны чем-то напоминали героев голливудских боевиков: те тоже обвешивались опасными железками по самое не хочу. Каждый нацепил на себя по шесть полных подсумков: два на поясном ремне спереди, два сзади и ещё два на груди. Я так и не понял, как они умудрились их там закрепить. Две пары "колотушек" за поясом и три автомата: один на шее, два других за спиной, довершали грозный облик борцов за свободу.
С той стороны убежища донёсся шум падающих камней, потом раздались торопливые шаги, и в пещере показался тёмный силуэт.
- Едут! - крикнул он и снова исчез в узком проходе. Партизаны вскочили на ноги, похватали оружие и друг за другом направились к выходу.
Я и матрос первыми вышли из пещеры.
- Куда? - спросил я, прикрывая слезящиеся глаза. С непривычки дневной свет казался ослепительным, пришлось несколько раз сильно зажмуриться и поморгать, чтобы скорее вернулось нормальное зрение.
- Курс на десять часов, товарищ полковник, - ответил Алёша, рукой показывая направление.
Я глянул в ту сторону. Суровые складки скал с чёрными щётками лесов, белые проплешины снега, серые и коричневые выступы горных пород, ледяные шапки вершин и над всем этим пронзительно-синее небо без единого облачка.
Мы шли по едва заметной тропе, по которой, наверное, и горные козлы передвигались с трудом: так узка и местами крута она оказалась. Тащиться по ней обвешанными оружием и забитыми до отказа подсумками означало в любой миг сорваться в глубокую пропасть, но нам выбирать не приходилось. Грузовики с пленными ехали к фабрике по другой дороге, а добраться до неё можно было только в этом месте.
Наконец трудный подъём остался позади, наша кучка отчаянных безумцев заняла удобные для атаки места и замерла в ожидании. В качестве основного оружия мы решили использовать автоматы, но они совершенно не годились для начала боя.
Чтобы операция увенчалась успехом, надо остановить колонну. "Духи" в горах Афгана особо не парились, били из РПГ по первой и последней машине - и привет, карасики! А мы чем хуже? Я тихим свистом подозвал Янека, ему как самому сильному доверили нести одну из базук. Остальные я решил оставить на всякий случай: мало ли пригодятся при штурме фабрики - ворота выбить или ещё что в этом роде.
Сзади зашуршали камушки, чуть позже слева от меня возник цыган с гранатомётом в руках. Я взял тяжёлую трубу с деревянными рукоятками и поручил Янеку следить за девушкой: оберегать её от неприятностей и шальных пуль. Он чуть ли не бегом отправился обратно, чтобы изображать из себя ангела-хранителя в надежде на благодарный взгляд или сестринский поцелуй.
Прошло ещё несколько минут. Беркут с прежним величием нарезал круги над ступенчатым ущельем, как воплощение спокойствия. Солнце ярко светило в прозрачном небе, но толку от него не было никакого. Я лежал на голых камнях, чувствуя, как тепло медленно покидает тело. Оно, словно вода в клепсидре, плавно перетекало в громаду скалы, всё больше делая меня похожим на гигантскую ящерицу: я старался не шевелиться лишний раз, чтобы не дать лазейку крепнущему морозцу.
Холодный ветер завывал в расщелинах, со скоростью курьерского поезда срывался с отрога ближайшей скалы и вместе со снежной пылью растекался по маленькому плато, где мы замерли в ожидании атаки. Он трепал волосы, швырял порошу в лицо, запускал костлявую руку за воротник и шарил по спине, вызывая мурашки. Я всматривался слезящимися глазами в извилистую ленту шоссе в пятидесяти метрах под нами, держа руку на стылом боку гранатомёта.
Скоро в противный свист ветра и пронзительный крик пернатого хищника вклинился посторонний звук. Низкий и басовитый, он походил на далёкое рычание горного медведя.
Я ткнул Алексея в бок, одними губами прошептал: "Слышишь?" и сосредоточился на расплывающейся от накативших слёз дороге. Она проходила по широкому выступу ущелья, обрывом уходившему в глубокую пропасть, и, благодаря частым ветрам, была чиста от снега. Ещё в первые секунды появления на позиции я выбрал для себя ориентир: росшую из трещины в скале кривую сосенку и теперь ждал, когда первый автомобиль каравана достигнет заданной точки.
Рёв моторов становился всё громче. Соскучившееся без дела эхо с радостью подхватило его, раздробило на миллиарды осколков и с ловкостью умелого циркача жонглировало ими.
Спустя четверть минуты из-за поворота показался полугусеничный "ханомаг" с реактивными установками по бокам. В открытом корпусе семь пехотинцев: один стоит за укрытым бронещитками пулемётом, остальные сидят на узких скамейках вдоль угловатых бортов.
Бронетранспортёр полз с черепашьей скоростью. За ним нанизанными на нитку бусами плелись тентованные грузовики с зигзагом на радиаторной решётке - "опели". Всего я насчитал пять штук, значит, наш отряд мог пополниться человек на семьдесят, не больше. Замыкал колонну "R-75" с пулемётчиком в коляске и ещё одним пехотинцем позади мотоциклиста.
Я дождался, когда "ханомаг" приблизится к дереву, привстал на колено, холодная тяжесть базуки навалилась на плечо. Через несколько мгновений в прорези визира показался передний край моторного отсека.
Я замкнул контакты. Ракета с рёвом вырвалась из ствола, и через секунду реактивные установки на борту транспортёра громыхнули так, что подо мной задрожала скала. Броневик вспыхнул облаком огня и дыма, из которого во все стороны полетели какие-то железки.
Слева и справа захлопали одиночные выстрелы "маузеров": морячок и француз били из трофейных карабинов. Лёха стрелял по экипажу мотоцикла, а Луи дырявил кабины грузовиков.
Я отбросил дымящуюся трубу, подхватил автомат, перевалился через край плато и покатился вниз. Впереди меня шумным потоком неслась каменная река, отдельные куски щебня выскакивали из общей массы лососями на нересте и снова сливались с грохочущей лавиной.
Из кузовов и кабин "опелей" горохом посыпались пехотинцы. Они пытались спрятаться за колёса, но падали сражённые злобно жужжащими пулями.
Вот один из немцев выхватил из сапога "штильхандгранат", дёрнул запальный шнур.
Трррр!.. - огрызнулся мой автомат. Пехотинца отбросило на борт грузовика, он зацепился рукавом за обвязку тента да так и остался висеть. Граната выпала из мёртвой руки. Пару секунд спустя раздался громкий хлопок, осколки защёлкали по камням и застывшим машинам. Один просвистел возле моего уха и вонзился в кучу щебня.
Я вскочил на ноги; петляя, как заяц, и стреляя короткими - в два-три выстрела - очередями, добрался до первого грузовика в цепочке, прижался к остывающему мотору. За спиной чадил горящий бронетранспортёр, языки пламени с треском лизали развороченные борта, пожирая пузырящуюся краску.
Я поменял магазин, передёрнул затвор и, держа ствол перед собой, медленно пошёл в обход "опеля". На плато всё ещё подавали голос "маузеры", неподалёку трещали "шмайсеры", щёлкали по камням пули и с истерическим визгом уходили в рикошет. Иногда хлопали гранаты, разбивая куски гранита в каменную крошку и пыль.
Выстрелы раздавались всё реже, а когда я поравнялся с задним бортом и вовсе затихли. Я постоял немного, прислушиваясь к шорохам внутри кузова, вдруг там кто-то щёлкнет затвором или лезвие ножа со змеиным шипением полезет из ножен.
Тихо. Только слышны чьи-то сдавленные голоса. Кто-то шепчет чуть слышно, а что - не разобрать. Я сделал шаг, просунул в кривую щель ствол автомата и резким рывком отбросил брезентовый клапан в сторону.
Пронзительный вопль врезал по ушам. Из темноты кузова на меня прыгнул пехотинец с ножом в руках. Он яростно клацал зубами и дико ворочал горящими злобой глазами. Не ожидая атаки, я не выстрелил и уже в следующий миг очутился на земле.
Немец взмахнул ножом, короткий солнечный блик на отполированном до блеска лезвии - и железо громко лязгнуло о железо. Сыпанули искры. На месте, где стальной зуб скользнул по затворной коробке, осталась глубокая вмятина.
На моё счастье клинок попал в щель между складным прикладом и корпусом автомата. Резким рывком я обезоружил врага, врезал ему стволом по зубам, отшвырнул "шмайсер" и обеими руками вцепился в фашиста.
Мы катались по земле, рыча, как звери, и молотя друг друга. В какой-то миг он положил меня на лопатки, схватил руками за горло и начал душить.
Я елозил ногами, выскребая каблуками канавки в каменном крошеве, хватал солдата за руки, пытался выдавить ему глаза. Бесполезно! Силы стремительно таяли, я задыхался и хрипел, шаря руками по земле. Пальцы нащупали кусок гранита, я собрал остатки сил, схватил обломок глыбы и обрушил на каску противника.
Бумммц! Немец обмяк. Я сбросил его с себя, снова поднял камень и опустил на голову фрица. Потом ещё раз, ещё и ещё. Кровавые ошмётки летели во все стороны, внизу противно чавкало и хлюпало, мои руки, лицо, одежда давно уже перепачкались в крови, а я всё орал, бил и никак не мог остановиться.
Кошмар закончился, когда Алексей вырвал булыжник из моих рук и стащил меня с трупа.
- Товарищ полковник, успокойтесь! - закричал он, тряся меня за плечи. Видно, я всё ещё был не в себе, потому что моряк отвесил мне сухую затрещину и сильно встряхнул за грудки.
- Всё кончено, товарищ полковник! Всё! Мы победили!
Сидя на холодных камнях, я смотрел в одну точку и ничего не видел, кроме кровавых кругов. Они водили хоровод, расходились и снова сбивались в кучку. В голове стоял звон, кровь гулко стучала в ушах.
Кто-то снова встряхнул меня за плечи, и я услышал встревоженный голос Марики:
- Кровь! У него везде кровь! Что с ним? Он ранен?
- Да ничего с ним не случилось, - пробасил в ответ морячок и сказал с нескрываемой иронией: - Товарищ полковник в шоке. Ты лучше, вон, фрица пожалей, вишь, как начальство его уделало.
К этому времени я уже пришёл в себя, круги перед глазами исчезли. В нос сразу шибанул тошнотворный запах смерти, горящей резины и чего-то ещё не очень приятного. Я посмотрел на свои руки, они были липкими и красными от крови. Память сразу вернулась ко мне, вспышками стробоскопа замелькали события недавнего прошлого: картинки одна страшнее другой сменяли друг друга. Я внутренне собрался и глянул на убитого немца, но при виде розовой каши вместо лица и белеющих осколков черепа не сдержался и со звериным рыком блеванул под ноги Марике.
Я ещё отплёвывался и вытирал губы рукавом, а морячок уже подсел сбоку и с участливым видом спросил:
- Что, товарищ начальник, первый раз?
Я кивнул, глубоко дыша, словно только что вынырнул со дна реки.
- Ничего, я, когда первого завалил, два дня есть не мог. Стоило запах еды учуять - сразу полоскало. Потом нормально - пообвык. И у вас пройдёт, будете фрицев, как орешки, щёлкать. А вот с девушкой зря вы так. Она беспокоилась о вас, переживала, а вы ей здрасьте пожалуйста.
- Всё сказал? - спросил я с хрипотцой в голосе и так глянул на матроса, что тому стало не до шуток. - Тогда заткнись, без тебя тошно!
Я уже совсем пришёл в себя, встал на ноги, хотел извиниться перед Марикой, но её звонкий голосок журчал где-то в конце колонны.
Рядом молча переминался с ноги на ногу Алексей. До парня дошло, что он позволил себе лишнего. Я видел, как он мялся, не решаясь снова заговорить, и пришёл на помощь:
- Ладно, проехали. Я не сдержался, ты сболтнул не подумав. Бывает. Пошли, посмотрим на пополнение что ли?
Я подобрал закатившуюся за колесо фуражку, протёр лицо и руки снегом из канавки на склоне, нагнулся за автоматом. Металлолом. От стойки прицела до стопора затворной коробки наискось шла глубокая борозда. На всякий случай подёргал затвор - тот даже не двигался - швырнул оружейный хлам на дорогу и поковылял за матросом.
О недавнем бое почти ничего не напоминало. Разве что догорающий "ханомаг" и трупы немцев рядом с грузовиками и мотоциклом.
Освобождённые пленники сиротливо жались у последней машины. Ветер трепал их полосатые робы, и я даже отсюда видел, как бедняги трясутся от холода.
С бывшими узниками о чём-то говорила Марика. Янек и ещё несколько партизан стояли рядом, внимательно следя за новобранцами.
Я понимал, что силой такой укреплённый объект, как фабрика, нам ни за что не взять, и надеялся на военную хитрость и внезапное нападение. Довольно призрачные преимущества, но и они могли растаять как дым, если бы кто-то из освобождённых сбежал.
Добраться отсюда до фабрики не так и сложно: всего несколько часов быстрого шага - и ты у цели. Я нисколько не сомневался, что среди узников найдутся желающие купить, если не свободу, то вполне сносную жизнь в заключении, а потому велел не спускать с них глаз до начала атаки. Там уже война расставит всё по местам: кто в тебя стреляет - те и враги. К ним не побежишь с белым флагом в руках: не они, так свои пристрелят. С предателями у всех разговор короткий.
Я подошёл к цыгану, спросил вполголоса:
- Сколько их?