- Я должен был догадаться, что здесь что-то не так… - рассказ Америго шокирует меня. Выбивает из колеи, лишает почвы под ногами. Все, что я считал истиной, на деле оказалось лишь иллюзией. Ненавидел и презирал ту, что спасла мне жизнь, согласившись обречь себя на позорное существование проститутки, шпионки и наёмной убийцы в одном лице. Это не укладывается у меня в голове.
- Эмоции мешают думать. Увиденное в доме Тео тебя впечатлило и выключило мозг.
- Он знал, что я люблю ее… Как он мог потребовать такое от нее? - недоумеваю я. Америго пожимает плечами.
- Ливия убила тех, кто желал отдать его под трибунал. Выведала нужную информацию, благодаря которой он смог сдерживать своих недоброжелателей. Как политик, он поступил хитро и мудро. Сумел с малым количеством усилий выйти из кризисной ситуации.
- Как ты узнал об этом?
- Лив обратилась ко мне за помощью, когда Тео бросил ее гнить в польской тюрьме. В то время я как раз обитал в Варшаве, и за пару месяцев до происшествия мы встречались. Мне ничего не оставалось, как устроить ей побег, а взамен потребовать рассказать правду. Это было лет двести назад. Уговаривал ее уехать со мной в Индию, но она отказалась. По договору, если она сбегает от своих обязанностей раньше времени, Тео может убить тебя. И Лив вернулась к нему, - Америго замолкает. Он опускает голову и смотрит в пол.
- Зачем ты мне все это рассказал? - голос звучит сурово, резко.
- Потому что, если бы не любовь твоей женщины, ты бы сейчас был одним из нас. Стал бы частью нашей организации, шел бы бок о бок со мной к революции, - с тоской говорит Америго. - Ты счастливчик, знаешь об этом?
- Лив участвует в этом? Она на вашей стороне? - тревожусь я, вспоминая нашу последнюю встречу с ней.
- Думаю, примкнет к нам со дня на день. Ей нечего терять. Репутация подмочена, грозит опала и изгнание. И все из-за Тео! - в глазах брата вижу искорки гнева.
- Скорей уж из-за меня, - возражаю я. Америго театрально закатывает глаза.
- Я не стал жадничать и велел ввести Тео двойную дозу лекарства, - признается он. - Пусть помучается. Посмотрим, как он выкрутится из безвыходной ситуации.
- Все равно не согласен с твоими действиями. Это неправильно. Должны быть другие методы, - категорично заявляю я.
- А ты все такой же зануда и засранец, - вздыхает Америго. - Я наделся, что ты помудрее стал. Нет других вариантов, спустись, наконец, с розовых облаков. Война есть война. И выигрывает тот, кто безумней. Кто может рисковать, не боясь последствий, кому не жаль себя.
- Ты ведь не только об этом пришел поговорить? - спрашиваю я и бросаю взгляд на часы. Успеет ли он убраться отсюда до возвращения девочек с поминок?
- Разумеется, нет. И как ты догадываешься, вторая часть нашего разговора будет касаться Якуба, - тон Америго становится более деловым и жёстким. Но начать беседу мы не успеваем. Вижу, как по дорожке к дому идет Айлин. Мой собеседник тоже замечает ее. На его губах появляется усмешка. Он с жадностью пожирает взглядом ее хрупкую фигуру. Откидывает со лба темные пряди волос.
Замок тихо щелкает, дверь распахивается. В гостиную, неся с собой запах дождя и ветра, входит Айлин. Увидев Америго, застывает на месте. Лицо бледнеет, губы начинают дрожать. Она бросает взгляд на меня. В нем плещутся страх и отчаянье.
- Что этот выродок делает в нашем доме? - вскидывая подбородок, с вызовом спрашивает она. - Хочу, чтобы он убрался. Немедленно.
- Через пять минут его здесь не будет, - заверяю ее я.
- Сейчас! - наклонив голову вбок, требует она.
- Будет лучше, если ты пойдешь к себе, - сдерживая раздражение, предлагаю я.
- Полагаю, с твоими желаниями, леди, здесь никто не считается, - улыбается Америго.
Не раздеваясь, Айлин взбегает вверх по лестнице. Брат оборачивается, чтобы проводить ее взглядом.
- Ты не стер ей память, - с сожалением говорит он. - Раньше ты был милосердней.
- У тебя какое-то извращенное понятие о милосердии, - хмурюсь я. - Сперва натворить дел, вести себя, как последняя сволочь, потом заставить забыть - и смотрите; на самом деле я белый и пушистый. Ты уж определись, на чьей стороне ты играешь.
- Мне казалось, она значит для тебя больше, - с досадой замечает Америго.
- Чтобы она для меня ни значила, я опекун этой девочки и буду защищать ее интересы. Помнить о том, какая ты скотина, для нее в приоритете.
- Это важнее для тебя, чем для нее. Так у тебя создается иллюзия, что все под контролем, - говорит Америго.
- Или же я не хочу облегчать жизнь тебе.
Айлин спускается с лестницы, замолкаю.
- Убирайся, - вытаскивая из-за спины ружье и наставляя его на грудь Америго, хрипло приказывает Айлин. - Сейчас же.
Похоже, она забыла, кто он. Вид оружия вряд ли его напугает.
- Айлин, не делай глупостей, - на всякий случай прошу я.
- Хорошо, - откликается та. Опускает ружье и, целясь в колено Америго, нажимает курок. Выстрел - щелкает затвор, гильза падает на пол. Теряя равновесие, Кальенте падает. Тут же поднимается, хватаясь за ножку торшера. Снисходительно смотрит на девушку, которая все еще сжимает оружие.
- Поднялся, молодец, - глухо говорит она и простреливает ему второе колено. Америго снова падает. Он морщится от боли, но не издает ни звука. Прижимается спиной к дивану, пытаясь зажать руками раны.
- Довольно, - хочу забрать у Айлин ружье, но Америго останавливает меня.
- Не мешай ей. Пусть выразит свои чувства, - неожиданно говорит он и смотрит на Айлин. Раскидывает руки, выпячивая вперед грудную клетку. - Делай, что хочешь.
Сам не знаю, почему, я его слушаюсь. Мне не по душе эта идея. Совсем не хочется привлекать к себе лишнее внимание. Сейчас переполошатся соседи, вызовут полицию, придется объясняться.
- Надо же, какая покорность, какое благородство! - усмехается Айлин, сверля его взглядом. - Может, ты думаешь, что меня это остановит?
- Сделай то, чего тебе хочется.
- Серьезно? Ты мне разрешаешь? - ее удивление смешивается с негодованием.
Америго ничего не отвечает, выжидающе глядя на нее. Она лихо передергивает затвор, целится ему в плечо. Выстрел. Потом в живот. Невольно затыкаю уши руками. По телу Америго пробегают судороги, изо рта течет кровь. Айлин делает последний выстрел. В сердце. Его голова дергается, заваливается набок - и через мгновение он затихает.
Глава 16
Девушка тяжело дышит, глядя на мертвое тело своего обидчика. Ружье выскальзывает из ее рук и падает на пол. Прикрывая ладошкой рот, она стремглав бежит на кухню. Бешеный выброс адреналина в кровь - и как следствие, рвота. Подбираю с пола гильзы. Прячу оружие в подвале. Стираю с него отпечатки пальцев. Если сейчас нагрянет полиция, не хватало, чтобы они все это увидели. Захожу на кухню. Айлин стоит, упершись руками в раковину. Голова низко опущена. Слышно, как из крана течет вода.
- Ты должен был остановить меня, - с упреком говорит она, не оборачиваясь, - а не потакать этому сумасшедшему!
Ее снова рвет. Вижу, как содрогаются ее плечи. Убираю от ее лица волосы, обнимаю за талию.
- Ты же знаешь, что это не по-настоящему, - касаясь подбородком ее макушки, тихо говорю я. - Просто игра. Через пару часов он будет в порядке.
- Неважно, - Айлин делает ладонь ковшиком, набирает в нее воду и швыряет себе в лицо. - Я взяла в руки оружие и без малейших колебаний всадила в парня пять пуль. И мне было в этот момент хорошо, понимаешь?! Я чудовище.
- У тебя было состояние аффекта. Ты ведь большая девочка, знаешь, что это такое, - успокаиваю ее я.
- Нет. Я просто хотела его убить. Размазать по стенке. Чтобы ему было больно, и он страдал, - оборачиваясь ко мне, говорит Айлин. - Все это было осознанно. Теперь я преступница.
- Послушай, этот тип не далее, чем вчера, изнасиловал тебя и заклеймил, что ты от себя хочешь? Принести ему пряников и напоить чаем? Твоя ярость вполне понятна и объяснима. Это реакция на унижение и бессилие. Ты даже сама еще не поняла, какой пережила кошмар. Не требуй от себя слишком многого, - вкрадчиво говорю ей я. Кладу ей руки на плечи, чувствуя, как по венам бежит кровь. - Да, ты нашпиговала его пулями, но подсознательно знала, что это можно сделать. Будь он человеком, ты бы так не поступила.
- У меня нет такой уверенности… - Айлин прячет лицо у меня на груди. Глажу ее по волосам. Ее сердцебиение становится тише, ровнее.
- Зато она есть у меня. Успокойся, все позади, - лгу я.
- Ты не сердишься на меня? - этот вопрос звучит для меня неожиданно.
- Нет, - снимаю с нее пальто, усаживаю на стул. Подхожу к шкафчику, открываю его. Исследую полки на наличие алкоголя. Нахожу бутылку кагора. Пойдет. Достаю штопор, открываю ее, беру стакан и наливаю его до краев. Протягиваю Айлин. Та с удивлением смотрит на меня.
- Тебе это сейчас необходимо, - говорю я. - Пей.
- Бабушка никогда не разрешала мне пить спиртное, - признается Айлин, делая маленький глоток. - Говорила, что это может плохо кончится.
- И я не собираюсь тебе этого разрешать. Но сейчас особый случай. Можно. Теперь нам нужно вытащить из твоей жертвы пули. Он, конечно, и с ними придет в себя, но придется ждать дольше. А я не хочу, чтобы Рита, придя домой, увидела такое безобразие.
Айлин понимающе кивает. Жду, пока она допьет вино. Стою у окна и прислушиваюсь, не едет ли полицейская машина. Но все тихо. Неужели никто не обратил внимания на выстрелы? Мне это только на руку: не люблю возиться с полицией, но все равно немного странно. Стаскиваю с обеденного стола скатерть, раскладываю его.
Поднимаю с пола безжизненное тело Америго, укладываю на деревянную поверхность. Стаскиваю с него ботинки. Заворачиваю ему штанины, осматриваю раздробленные колени. Иду на кухню, беру медицинский саквояж Дэшэна. Бросаю взгляд на Айлин, которая вертит в руках пустой стакан.
- Идем, будешь мне помогать, - говорю я, вспомнив наш разговор на кладбище, что ей никогда не удавалось чувствовать себя нужной. Она тут же оживляется, идет следом за мной в гостиную. Ее немного шатает после вина, щеки становятся пунцовыми.
- Задерни шторы, - говорю я. - А потом сними с него рубашку.
Вытаскивая инструменты из саквояжа, раскладываю их на столе. Объясняю Айлин как ими пользоваться. Потом прошу ее задернуть занавески и включить свет. Она приносит тазик с водой. Боязливо подходит к Америго, робко протягивает к нему руку. Пальцы неуклюже пытаются расстегнуть пуговицу, но руки дрожат, не слушаются ее. Тихо ворчит, то и дело бросая взгляды на бескровное лицо вампира.
- Он ничего не чувствует, можешь не церемониться, - убирая осколки костей, напоминаю я.
- Почему он сделал это? - задумчиво спрашивает меня Айлин. - Он мог легко остановить меня. Просто внушить, чтобы я опустила ружье… Вампирам нравится умирать?
- Нет, не нравится. Это больно и мерзко. По возможности мы стараемся избежать этого.
- Тогда зачем?
- Могу предположить, что он манипулирует тобой. Но только Америго знает, зачем творит эту фигню на самом деле.
Айлин аккуратно разрезает на нем окровавленную майку. Видит его изуродованную ожогами кожу, тихо охает. Прикрывает рукой рот и делает шаг назад.
- Мой Бог… Его что, жевали крокодилы?! - с нескрываемым ужасом бормочет она.
- Нет. Это следы от огня, - коротко отвечаю я, вспоминая каждое мгновение той пытки. - Туника молеста.
- Что еще за извращение? - она снова подходит к столу, погружает марлю в тазик с водой, отжимает. Вытирает кровь вокруг раны на плече.
- Нерон любил устраивать "праздники боли". Разыгрывалась небольшая театральная сценка, роль в которой исполнял приговоренный к смерти преступник. В один из моментов его туника, пропитанная особой жидкостью, поджигалась, и человек превращался в живой факел. Публику это очень забавляло.
- Какое уродство… Но постой, Америго же не человек… - Айлин непонимающе смотрит на меня.
- Для вампира это была просто одна из болезненных пыток, которая могла, конечно, стать смертельной, но чаще всего все обходилось, - поясняю я. - Восстановление было длительным, но ведь в наших руках вечность. Куда спешить?
- Откуда ты знаешь, что эти следы именно из-за туники?
- Я сам надел ее на него и поджег… - эти слова даются мне с трудом. Айлин тяжело вздыхает. - Старался, чтобы горючей жидкости было поменьше, и он не сильно пострадал. Хотя это какое-то неправильное оправдание.
- Мне жаль, - искреннее говорит Айлин. Берет расширитель, вставляет в рану и пинцетом достает пулю из плеча.
- Кого? - решаюсь уточнить я.
- Вас обоих. Тебя за то, что тебе пришлось принять такое решение, его - за то, что его предал самый близкий, - Айлин кивает в сторону Америго.
- Час назад ты его собственноручно расстреляла, - напоминаю я.
- Да, но я говорю сейчас не о себе, а о вас. Защищая свои принципы, ты предал брата, и эта рана останется открытой в его душе до конца жизни. Потому что он любил тебя. Да и сейчас любит.
- Забавно он как-то это выражает, - вспоминая о том, что мне осталось жить не больше двух недель, с горечью говорю я.
- Так он показывает тебе, как больно ты ему сделал, - Айлин вытаскивает пулю из его живота. - Швы накладывать будем?
- Нет, обойдется. Ступай в свою комнату. Не хочу, чтобы он увидел тебя, когда очнется, - отстраняя ее от тела Америго, строго говорю я.
- Но я еще не вытащила из сердца… - противится моему решению Айлин.
- Сам займусь этим. Иди к себе, - забираю из ее рук пинцет и расширитель.
- Ты боишься за меня? - она пытается заглянуть мне в глаза.
- Просто сделай, как я сказал. Без вопросов, - она снова начинает раздражать меня.
- Но я не спрашиваю ничего такого, что не имеет отношения к делу, - возражает моя подопечная. - Он захочет мне отомстить, когда очнется?
- Нет. У него может быть дикая жажда, а ты, человек с бьющимся сердцем, для него, что красная тряпка для быка. Осушит и не поймет, что сделал. Довольна? Теперь топай отсюда.
Айлин кивает, быстро поднимается по лестнице. Слышу, как щелкает замок в двери ее комнаты. Чтобы она ни говорила, ей безумно хочется жить.
Заканчиваю с Америго. Мою в гостиной пол. За окнами сгущаются сумерки, ночь становится все ближе. Голод уже дает знать о себе тянущей болью в желудке. Мысли о крови становятся все навязчивей. Обращаться к Дине и просит ее об очередной милости не хочется. А это значит, придется отправиться на охоту. Проверяю холодильник, но там пусто. Мне хочется бросить все, выбежать на улицу прямо сейчас, но я не могу оставить Айлин с Америго. Не хочу, чтобы она пострадала. Мое отношение к этой девочке двойственное. С одной стороны, она для меня бремя, раздражающий фактор, непредвиденная обязанность. С другой - я ощущаю перед ней вину за то, что случилось. Мне хочется ее поддержать, не дать сломаться. При всей своей болтливости она кажется мне затравленным зверьком, но, если ей уделить достаточно внимания и не скупиться на ласку, это поможет ей раскрыться и превратиться в уверенную в себе личность. Сейчас, в ее семнадцать, у нее повадки десятилетнего ребенка. Божественная непосредственность и такая же глубокая чувственность. Не в этом ли скрыто ее могущество? Видеть то, что спрятано глубоко в сердце?
Смотрю на Америго, все еще лежащего на столе без признаков жизни. Его раны начинают медленно затягиваться. Значит, с минуты на минуту запустится сердце. Я все еще под впечатлением от его откровения про Лив и отца. Мог ли он сам измыслить такую историю, чтобы убедить меня в том, что наш создатель - монстр? Показать, что я мог стать той же частью мира, что и он? И такая же жертва, как и Америго? Сомневаюсь. Подобные манипуляции не в характере моего брата. Он слишком прямолинеен и совершенно не умеет врать. Как бы ни старался, правда всегда написана у него на лице. Неудобный недостаток для бессмертного.
Вспоминаю нашу с Ливией встречу в Лондоне. Ее глаза, поцелуи, мольбу простить ее. Чувствую себя отъявленной сволочью. Она принесла себя в жертву, и теперь просит прощения, как последняя грешница. Все злые слова, сказанные ей, чтобы больно ранить и унизить, бумерангом возвращаются ко мне. Моя бедная, храбрая Лив… Смогу ли простить себе подобную слепоту? Хватит ли у меня времени вымолить прощение за ту боль, что причинил ей? Я должен был узнать об этом раньше. Триста лет лжи - это чересчур.
Тишину нарушают три робких удара сердца. Америго оживает. Глазные яблоки начинают двигаться. Грудная клетка вздымается. От ран остаются лишь багровые шрамы. Он резко открывает глаза. Белки еще залиты кровью, зрачки расширены, отчего они кажутся черными. Жутковатое сочетание. Вампир резко поднимается и садится. Его взгляд нервно блуждает по гостиной. Видимо, он не может вспомнить последние минуты своей жизни. Проводит рукой по телу, спрыгивает на пол.
- Где она? - резко спрашивает он.
- Остынь, - толкая его к креслу, миролюбиво говорю я. - Тебе сейчас не до светских бесед. Очухайся сперва.
- Мне нужна кровь, - он поднимает голову, беспомощно смотрит на меня. Чувство легкого торжества заполняет своим теплом.
- Ничем не могу помочь. Дыши глубже, иногда от этого становится легче.
- Ты, я смотрю, постарался, - прижимая руку к сердцу, криво улыбается Америго. - Пули вытащил, раны промыл. Прям друг-самаритянин.
- Ну, что ты. Это ведь не просто так. Вот, жду, когда ты мне расскажешь про Якуба. Что ты с ним сделал? Где держишь? - перехожу к деловой части разговора. - И главное, для чего?
- А я уж начал верить, что братская любовь взыграла, - его глаза становятся нормальными, шрамы начинают бледнеть. - Обрадовался даже.
- Да ты мечтатель, - усмехаюсь я.
- Ты в курсе, что твой сынуля - свихнувшийся авантюрист? - резко переходит к сути Америго.
- Какое это имеет отношение к Якубу?
- Ты знаешь, что Тадеуш перехватил Монро в аэропорту, когда тот собирался лететь в Варшаву. Мне не хотелось рисковать своими людьми, и я сделал из него курьера, что должен был доставить лекарство от бессмертия членам организации в других странах. Якуб находился под внушением, и меня не беспокоило, что он сделает глупость или совершит оплошность. Все прошло на "ура". Но дальше произошла неувязочка. Флешка, защищая которую, он был готов сдохнуть, оказалась не более чем фикцией. Информации, которую я рассчитывал там обнаружить, не оказалось. Только злобные рожи и что-то вроде "обманули дурака на четыре кулака". По-детсадовски мило, согласен. Но меня это не устраивает. Я хочу, чтобы ты вернул мне флэшку, которую твой сын украл из дома Конрада. Это вещь принадлежит мне, и я жажду вернуть ее назад. Иначе все может плохо кончиться. И не только для Якуба, который лежит в серебре уже пятый час.
- Что значит - Монро был под внушением? - спрашиваю я, садясь в кресло напротив. - Как можно что-то внушить вампиру?
Америго усмехается, довольно потирает руки. Откидывается на спинку, с торжеством буравя мне взглядом.