- Ты про то, что я должна перейти в твою семью? - Айлин отпускает меня, берет в руки подушку и прижимает ее к груди.
- Да. Ты должна принять решение, нужно ли тебе это, готова ли ты к столь серьёзному шагу.
- Ты удочеришь меня, что ли? - Айлин непонимающе смотрит на меня.
- Что-то вроде того… - рассказываю ей, как будет выглядеть обряд, который нужно будет пройти.
- Учти, папочкой я тебя называть не буду! - в голосе Айлин звучат нотки категоричности.
- Переживу как-нибудь, - заставляю себя улыбнуться.
Снова долгое молчание.
- Но если не Ада… то, кто убил мою бабушку? Ты ведь знаешь это, да? Скажи мне, кто это сделал, - возобновляет разговор Айлин.
- Твоя сестра, Сабина, - спокойно сообщаю я.
- Что? - отказывается верить в услышанное девушка.
- Саб - дочь Рудольфа Вагнера, как и ты.
Айлин со злостью швыряет подушку в стену. Та задевает вазу, которая с грохотом падает на пол, разлетаясь на куски.
- Еще одно предательство… - вскакивая на ноги, отрывисто говорит Айлин, сжимая кулаки. - Как она могла? Бабуля всегда хорошо к ней относилась, как ко второй внучке, баловала ее, покупала платья. Иногда мне даже казалось, что она любит ее больше, чем меня. Как после всего этого она могла приходить ко мне, обнимать, утешать? В глаза мне смотреть! Как?! Почему она так поступила?
- Саб пыталась защитить тебя.
- От кого? От родной бабушки? Что за бред ты несешь?
- Елена наняла отца Сабины, чтобы тот убил тебя. Она знала, что скоро умрет, и не хотела оставлять тебя без присмотра.
- Нет! Этого не может быть… Нет!
Айлин захлестывает отчаянье. Она смахивает со стола статуэтки и шкатулки, потом срывает с постели покрывало, швыряет его на пол. Хватает светильник и, выдернув его из розетки, с силой бросает в стену. Комната тут же погружается во мрак. Подбегает к окну, и пытается открыть раму.
- Дорогая, успокойся, - подходя к ней и обнимая ее за плечи, вкрадчиво говорю я. Она сбрасывает с себя мои руки и оборачивается ко мне. Ее лицо перекошено от злости, дыхание прерывистое, тяжелое. В глазах танцует то самое золотистое пламя, которого я так боюсь.
- Не трогай меня! - повышает голос она. - Ты из такого же теста! Хоть ты и стараешься сделать вид, что все хорошо, но я знаю, что ты предал меня, точно так же, как и все!
- Ты сейчас слишком взволнована, и сама не знаешь, что говоришь, - Айлин с силой толкает меня в грудь.
- Потому что ты стер мне память! - кричит она. - Испугался того, что сделал, да? Поспешил замести следы? Хорошая у вас способность, наделал делов - и раз - заставил все забыть! Что, поцеловал меня, а потом не смог справиться с собой и уподобился своему брату?
- Ничего не было. Мы уже это обсуждали.
- Тогда почему мне так больно всякий раз, когда я вижу тебя, чувствую твои руки на своем теле? Каждая клеточка моего существа заходится от отчаянья? Словно ты сломал мою волю, сделал что-то, чего я не хотела. И от этого очень больно! - в исступлении кричит Айлин. - Как ты мне это объяснишь? Какую ложь выдумаешь?
- Мне не нужно ничего выдумывать, я сказал все, как было.
- Я тебе не верю, - бросает мне в лицо Айлин. - Ты просто боишься быть искренним. Потому что тебе страшно самому себе признаться в том, что ты чувствуешь. Я хочу знать правду. Какой бы она ни была. Мне слишком долго лгали те, кто был мне дорог. Бессовестно, в глаза, изображая дружбу. А теперь это список еще пополнил и ты. Если ты хочешь, чтобы между нами сохранились добрые отношения, будь честен со мной. Клянусь, что не буду закатывать истерику и приму любую реальность. Разве я многого прошу?
"Да, - мысленно отвечаю я. - Ты просишь меня признаться в убийстве. В том, чего я не хотел делать, но заставил себя во имя долга. Как, черт подери, я могу сказать тебе, глядя в глаза, что остановил твое сердце? И если бы не мой сумасшедший брат, который вонзил мне нож в горло, ты была бы мертва?".
- Ты такой же, как они, - опуская голову, говорит Айлин. На ощупь находит бутылку с вином и делает несколько глотков. - Трусливый и малодушный. Убирайся из моей комнаты.
- Я не хочу сейчас оставлять тебя одну.
- Проваливай к своей бабе, чертов вампир! - снова повышает голос Айлин. - Тошнит от твоего присутствия.
- Это письмо твоей мамы, - вытаскивая из кармана конверт и протягивая его Айлин, говорю я. - Постарайся не делать глупостей.
Девушка вырывает у меня из рук серый прямоугольник и прижимает его к груди. Ее глаза снова становятся прежними, и мое беспокойство отступает.
Ливия стоит напротив зеркала и прижимает к себе темно-изумрудное платье. Придирчиво осматривает его. На ней новый красный пеньюар, волосы, еще влажные после душа, аккуратно расчесаны и достают до пояса. От нее пахнет пачули и еще каким-то незнакомым мне ароматом.
- Кажется, разговор был тяжелым, - откладывая платье в сторону, говорит она и подходит ко мне. Касается своей прохладной ладошкой моей щеки. Беру ее руку и прижимаю к губам.
- Правда никогда не бывает легкой, - откликаюсь я. - Тебе ведь тоже предстоит вспомнить это. Я не мучил тебя расспросами после твоего приезда, но сейчас я хочу знать, во что ты ввязалась и почему скрываешься. Кто такая Моника Фландерс? И почему Тео винит ее в покушении, хотя знает правду?
- У меня не было выбора… - подходя к шкафу и развешивая свои вещи, говорит Ливия. - Я не могла допустить, чтобы тебя и Америго разыскивали как преступников. Мне пришлось вколоть Тео сыворотку, которая позволила внушить ему мой сценарий событий.
- То есть, ты холоднокровно подставила ее? - злюсь я.
- А что ты еще ждал?! Что я буду сидеть сложа руки, глядя, как вы разрушаете свои жизни?! - возмущается Лив, упирая руки в бока.
- Ты обвинила невиновную.
- У Моники самой рыльце в пушку. Ты думаешь, она по большой любви крутила с Тео? - занимает оборонительную позицию Ливия.
- Это не имеет значения, она не покушалась на Тео. Это сделал Америго.
- Об этом знаем только мы. Остальной мир в панике разыскивает злодейку Фландерс.
- Лив, ты не должна была этого делать. Это неправильно.
- Не бывает неправильных решений, случаются лишь неудобные последствия, - возражает Лив. - Несмотря на лечение, Тео долго не протянет. Равно как и Барита. Они приговорены. Если с Америго сейчас что-то случится, эти жертвы будут напрасны.
- Ты что-то знаешь о его планах? Что задумал этот псих? - настораживаюсь я.
- У меня нет точной информации, - уклоняется от ответа Ливия. Она не доверяет мне. Что ж, сам виноват в этом.
- Ты с ним? На его стороне? - спрашиваю я, подходя к ней и заглядывая ей в глаза.
- Да. Я с ним. И со всеми теми, кого обрекли пройти через ад. И буду бороться за то, чтобы права этих несчастных восстановили. За справедливый суд, а не забвение и рабство. Потому что я знаю, что это такое, когда ты не принадлежишь себе, когда тебя используют как вещь, а потом оставляют гнить в тюрьме, - Ливия говорит горячо, со страстью. В ее глазах появляется блеск.
- Прости, мне жаль, что тебе пришлось пройти через это из-за меня.
- Это был мой выбор, - Лив гордо вскидывает голову. - Но не случись этого, я никогда бы не смогла понять, каково быть отверженным.
- И что мне теперь делать со всем этим?
- Ну, у тебя три возможных хода событий. Первый. Ты делаешь вид, что ничего не слышал, и живешь дальше, как ни в чем не бывало. Второй. Ты сдаешь меня с потрохами, как ты это сделал со своим братом. И третий. Ты присоединяешься к нам, и мы втроем устраиваем революцию. Помнится, когда мы работали вместе, у нас были блестящие результаты и прекрасные идеи. Может, возобновим практику? - в словах Ливии звучит воодушевление.
- Ты предлагаешь мне послать в бездну то, что я защищал несколько веков, - напоминаю я. - Законы, правила, устои… Чтобы я нарушил клятву не поднимать оружия на существ своего вида, помимо преступников?
- Когда старое начинает загнивать, оно должно быть уничтожено, - наклонив голову вбок, говорит Ливия. - Пришло время менять правила.
- Я тебя разочарую, но моя совесть никогда не позволит встать на строну отверженных и пойти против закона.
- Потому что ты боишься стать одним из них? - взгляд Ливии холоден и жесток.
- Нет, потому что это идет в разрез с тем, во что я верю.
- Что плохого в том, чтобы ввести срок давности за преступление? Чтобы у отверженности был определенный отрезок времени или же он был заменен на заключение, а не вечность скитания, рабство и черт знает, что… Это не делает лучше, это ломает окончательно! - горячо говорит Ливия и в ее глазах появляется огонек азарта. Я слушаю ее, но мне кажется, что это не ее слова, а моего брата. - Мы хотим…
- Мы? - машинально переспрашиваю я, и Ливия отворачивается.
- Я имела в виду нашу организацию.
- А мне кажется, ты имела ввиду себя и Америго. У вас - общая борьба, цели, понимание. Что привело тебя ко мне? Ностальгия? - завожусь я.
- Ты все переворачиваешь с ног на голову! - пытается возразить Ливия, но я слишком взвинчен, чтобы думать.
- Все слишком очевидно. Ты защищаешь его, подставляешь ради него другого вампира, прониклась его идеями, даже на свои прежние принципы забила. Что это, если не любовь? - ревность буквально ослепляет меня. Воспаленное воображение рисует их в объятиях друг друга. Как целуются, строят планы. И от этого становится нестерпимо больно.
- Дурак, я защищала вас обоих! - срывается Ливия.
- Или же у тебя острая необходимость играть в благородство, которое никому не нужно! - слова сами срываются с губ прежде, чем я успеваю осознать всю их подлость. Реакция Ливии не заставляет себя ждать. Она награждает меня звонкой пощёчиной. Ее губы дрожат, в глазах плещется гнев.
- Убирайся! - распахивая дверь, требует Ливия - Сейчас же!
- Лив, послушай…
- У меня одно желание - убить тебя. Поэтому уходи, а то не сдержусь! - голос Лив звучит жестко, зло. Я глубоко ранил ее, задел за живое.
Выхожу в коридор, и дверь с грохотом захлопывается.
За окнами пробуждается рассвет. Сижу в гостиной с ноутбуком на коленях и собираю информацию о Рудольфе Вагнере. Помимо того, что он владеет клубом, парочкой домов в Европе, маг занимается благотворительностью: у него свой фонд, помогающий детям, больным лейкемией. Последним добрым делом в списке была закупка нового оборудования для детской больницы. А перед этим Вагнер спонсировал ремонт в одном из приютов. Что это: потребность казаться хорошим, заработать любовь публики или же искреннее желание помочь? Может ли последнее быть в душе человека, который убил мать своего ребенка? Ах, да, он же бессмертный дух, проживающий не одно тысячелетие. Как я мог забыть об этом? Для него все это - не больше, чем игра в куличики.
На лестнице слышатся шаги. Оборачиваюсь. Айлин. Лицо бледное, под глазами темные круги. Волосы небрежно заплетены в косу. Делая вид, что меня не существует, она направляется на кухню. Вслед за ней в гостиной появляется Ливия. Она одета в кожаные штаны, красную блузку и высокие сапоги до колен. Рыжие волосы гладко зачесаны и убраны в конский хвост. Выглядит она более чем агрессивно, но вместе с тем завораживающе. Для нее я, так же, как и для Айлин, пустое место. Что ж - сам виноват. Не стоило позволять эмоциям брать верх над рассудком.
Входная дверь открывается, и в дом входят сияющая Рита, а следом за ней Америго. Как и где эти двое успели пересечься? Увидев его, моя женщина меняется в лице.
- Ливия… - выдыхает Америго, не сводя с нее растерянного взгляда. - Что ты… Как ты здесь оказалась?
- Здравствуй, дорогой, - ее голос звучит миролюбиво, почти ласково. Америго шагает к ней и, обняв за плечи, целует в губы. Прежде, чем в моем сознании успевает проскочить мысль, что я убью его прямо сейчас, что-то с грохотом падает на пол, и заставляет меня обернуться. Это Айлин выронила из рук чашку с чаем, которая разбилась на мелкие кусочки, а жидкость темной лужицей растеклась по паркету.
- Утро - время кривых рук, - смущенно ворчит она, собирая с пола самые крупные осколки.
Лив отстраняется от Америго. Несколько секунд смотрит на него, а потом залепляет ему пощечину.
- Похоже, тебе доложили о моем плохом поведении, - спокойно реагирует Америго, стирая капли крови с губ. Что ни говори, а рука у Лив тяжелая.
- Прогуляемся? - предлагает вампирша, ловя на себе изумленный взгляд Риты.
- С удовольствием, - отвечает мой брат и смотрит на Айлин, которая вытирает пол. Их глаза на мгновенье встречаются, она тут же отворачивается. Подхватывает швабру, торопливо идет на кухню.
- Дорогая, - кричит ей вслед Рита, - сделай мне чашечку кофе - я очень устала.
- Хорошо, - откликается Айлин. По ее сдавленному голосу догадываюсь, что она плачет.
- До вечера, - бросает мне Лив, направляясь к двери. Америго хмуро смотрит на меня и, не говоря ни слова, выходит следом за моей подругой.
Глава 26
Когда я захожу на кухню, Айлин стоит у окна. Ее взгляд прикован к удаляющимся силуэтам Америго и Ливии. Она настолько поглощена, что даже не замечает того, что я кладу ей руку на плечо.
- Что это было? - спрашиваю ее, и девушка вздрагивает. Сбрасывает с себя мою ладонь, подходит к столу и открывает банку с кофе. Терпкий аромат заполняет собою маленькое пространство.
- Ты про чашку? - шмыгая носом, уточняет она.
- Да, про нее.
- Руки дрожали, не смогла удержать.
- С чего вдруг?
- У меня похмелье, - поворачиваясь ко мне и глядя, как на идиота, говорит Айлин. - Я одна выпила целую бутылку вина. А с непривычки это более чем много.
- Или же это ревность.
- Совсем с ума сошел? - тут же вскидывается Айлин. - Ты единственный, у кого она должна быть, но вместо того, чтобы запретить своей подружке даже здороваться с этим чудовищем, спокойно отпустил их на прогулку! Вдвоем! У тебя что, совсем крыша съехала? Ты до такой степени мертвый?
- Им нужно поговорить. Это важный разговор, и лучше, если они сделают это наедине, - я скорее пытаюсь убедить в этом себя, чем объяснить свою позицию Айлин. Та лишь шумно вздыхает.
- А поцелуй - это, значит, прелюдия к важной беседе, - язвит моя подопечная. - И ты, весь такой благородный, дал им свое мысленное благословение.
- Они любовники. Последние двести лет.
- Ничего себе поворот… - Айлин закусывает нижнюю губу и отворачивается, чтобы налить в чашку кипяток. - Когда ты узнал об этом?
- Пару дней назад.
- Тяжко тебе, да? - в голосе Айлин слышится сочувствие.
- Не то слово.
- Так тебе и надо.
Айлин бросает в мою сторону безжалостный взгляд, берет со стола чашку, предназначенную для Риты, и оставляет меня в одиночестве.
Когда подъезжаю к складу, меня охватывает нехорошее предчувствие. Достаю из багажника пакеты с едой, пробираюсь на территорию склада. В помещении тихо. Я зову Аду по имени, но она не откликается. Ставлю принесенное на пол, начинаю обходить помещение. Что, если ночью ее что-то напугало, и она предпочла спрятаться? Здание старое, потаенных уголков много.
- Ада, это я, Зотикус, - громко произношу я, и слова летят эхом по пустому складу. Неужели мое предчувствие оправдалось? Обшарив каждый уголок и убедившись, что учительницы здесь нет, я должен признать, что это так. Ада сбежала. Ей нужна был свобода, и я ей ее предоставил. Просто, легко и безрассудно. Что было такого в ее просьбе, голосе, что я поддался, совершено не думая о последствиях? Несправедливость обвинения, чувство, которое у меня возникло к ней? Или виной всему ее мистическое происхождение? Конечно, это самый удобный вариант. А главное, я же совсем здесь не причем. Обманут, и не более того. Слишком просто, чтобы на это повестись. Без денег, транспорта, разыскиваемая полицией, куда она могла пойти? Есть ли у нее поддержка в городе? К кому она может обратиться? Первое, что мне приходит в голову, это проверить ее квартиру. Разумеется, полиция, скорее всего, там побывала и, перевернула все вверх дном. Но я не теряю надежды найти там необходимую зацепку.
Проникнуть в квартиру Грановской труда не составляет. Здесь царит хаос: вещи разбросаны, словно она в спешке куда-то собиралась. Впрочем, может быть, так оно и было. Звук вибрации заставляет меня напрячься. Подхожу к постели, на которую свалена одежда. Быстро перетряхиваю ее, но источника шума там нет. Заглядываю под кровать. Там, в углу у самой стены, что-то темнеет. Залезаю туда, дотягиваюсь рукой до пластмассового прямоугольника, вцепляюсь в него пальцами и тащу к себе. Случайно ли она оставила его здесь или намеренно? От пыли щекочет в носу, хочется чихать. Поднимаюсь на ноги, отряхиваюсь. Экран телефона мерцает, издает тихий писк и выключается. Разрядился. Убираю его в карман. Подхожу к столу и выдвигаю один за другим ящики. Быстро осматриваю их. Ничего интересного. Тетради. Рабочие заметки. Яблоко. Открываю шкаф, сбрасываю на пол вещи. Взгляд тут же цепляется за маленькую шкатулку. Беру ее в руки. Она закрыта.
Иду на кухню, достаю нож. В два счета взламываю замок. Вытряхиваю содержимое на стол. Это фотографии, исписанные красивым почерком тетрадные листы и два медальона из серебра. Натягиваю перчатки, чтоб не обжечься, и беру их в руки. На первом выгравировано имя Петра, на втором Фео. Какие необычные имена. Открываю тот, что принадлежит девочке. Внутри лежит белокурый локон. На внутренней части выбит текст на непонятном мне языке. От одного взгляда на него мне становится нехорошо. Пробуждаются страх и необъяснимая паника. Закрываю его и убираю в шкатулку. Перебираю фотографии. Вот Ада запечатлена в свадебном платье. Рядом с ней стоит высокий мужчина. Они выглядят счастливыми и влюбленными. На следующем снимке - два светловолосых малыша сидят в коляске и над чем-то хохочут. На другом - они уже большие, стоят, держась за руки. За дверью слышится шум. Быстро сгребаю свои находки в кучу, сваливаю в шкатулку и прячу ее под пальто.
Голоса. Рядом с квартирой несколько человек. Возможно, полиция. Бросаюсь к окну, распахиваю его и, взобравшись на подоконник, спрыгиваю вниз. Приземляюсь мягко, как кошка. Оглядываюсь по сторонам и бегу к машине.
- Он ушел через окно! - кричит кто-то. - Быстро за ним!
Решив, что пока открываю дверцу авто и завожу мотор, будет потеряно слишком много времени, прибавляю скорости - и через пару минут оказываюсь на безопасном расстоянии от дома Ады.
Когда я вхожу в гостиную, первое, что мне бросается в глаза: верхняя одежда Лив висит на вешалке, а пальто Айлин нет. На диване с книгой в руках сидит Дина. Она выглядит спокойной, сосредоточенной. Услышав мои шаги, поднимает на меня глаза. Взгляд у нее холодный, даже жестокий. Почему я не замечал этого раньше? Это не вежливая сдержанность, а ненависть.
- Где Айлин? - не скрывая беспокойства, спрашиваю я.
- Я не нянька, чтобы следить за ней, - пожимая плечами, отвечает Дина. - Ушла куда-то.
- Одна? - заглядывая на кухню и надеясь не увидеть там Дэшэна, уточняю я. Мои надежды не оправдываются. Китаец занимается приготовлением ужина.