* * *
Ужасное событие произошло через десять дней. Карленд стоял у хижины вместе с Эштоном, Ренбруком и Силберманном и собирался продемонстрировать им удар, как вдруг между ними оказался Хью - никто не видел, как он появился.
- Господин Рам сказал, что я могу ее показать вам! - радостно воскликнул ребенок, протягивая тренеру клюшку весьма странного вида.
Силберманн схватил драйвер.
- Ну и ну! - воскликнул он. - Хью, откуда у тебя такая?
- Конечно от господина Рама! Он сказал, что короли, принцы и все друзья Солнца играли в свое время такими.
Эштон рассмотрел клюшку в свою очередь.
- Ручка отделана чистым золотом, - в волнении заявил он, - и ее украшает настоящая бирюза. Кажется, такие клюшки были найдены в некоторых египетских пирамидах.
- Пирамидах! - воскликнул Хью. - Господин Рам иногда рассказывает мне о них…
- Хью, спрячь эту клюшку, - сказал Карленд, - ибо, если твой отец увидит ее…
- Я больше не боюсь его! - возразил малыш со смехом. - Господин Рам сказал, что если он еще раз тронет меня, то я должен его позвать.
- И тогда? - спросил тренер.
- Господин Рам убьет и сожрет его… Так он сказал мне!..
- Неужели? - позади них раздался пронзительный смешок.
Из-за хижины вышел Джин Клейвер.
- Итак, - произнес он, - мой сын нашел способ удрать из дому, чтобы рассказывать здесь всяческие глупости, украв, не знаю где, драйвер, А кроме того он уверяет, что попросит какого-то господина Рама убить меня! Я позволил себе подслушать разговор, господа, и кое для кого это будет иметь серьезные последствия. А пока я запрещаю вам вмешиваться - придется отлупить эту маленькую каналью.
- Сами вы каналья! - крикнул Ренбрук.
Джин схватил Хью за шею и яростно потряс его.
- На помощь, господин Рам! - крикнул ребенок.
И тут же на поле обрушился ужас собственной персоной. Какой-то ураган пронесся над хвойной рощицей, деревья согнулись, как хлипкие кустики. Хижина разлетелась в щепы, и воздух сотряс могущественный рык. Джин Клейвер взлетел на шесть футов от земли, его схватило какое-то невидимое чудовище.
- Господи Боже!.. - завопил Джим Карленд… Руки… Смотрите его руки!
Две руки Клейвера взлетели в воздух. Они были оторваны от тела, как ветви дерева под натиском бури, а на газон обрушился красный дождь.
Гольфисты с округлившимися от ужаса глазами следили за кувыркающимся в воздухе искалеченным телом.
От Джина Клейвера осталось немногое - были найдены обрывки пропитанной кровью ткани, один ботинок и обломок черепа с клочком волос.
* * *
- Ренбрук, - сказал Эштон, когда они как-то вдвоем оказались в баре клуб-хауза, - я никогда не видел миссис Клейвер. Мне говорили, что она была прекрасна, а поэт нашел в ней сходство с мифическим персонажем.
- Этим поэтом был гольфист и жених, - печально ответил Ренбрук. - Действительно, серьезное, а иногда суровое лицо Дороти Десмонд заставляло думать о… - Он стер со лба капли пота и с дрожью в голосе закончил, - …о лице сфинкса.
Конец
Порыв ветра погнал опавшие листья в сером воздухе осеннего дня. Гарри Майор поморщился. Мышцы ломило от боли, набитый аспирином желудок был тяжел, как кирпич, короткие и яростные уколы напоминали о дурном настроении его печени. Он с яростью оттолкнул книжицу, которую случайно снял с полки, только что узнав из нее, что Аллен Робертсон, знаменитый гольфист "Сент Эндрюса" скончался от желтухи в сорок три года. Случилось это давно, в 1858 году, но есть даты в истории гольфа, которые никак не хотят уходить в прошлое.
Спортивный хроникер, присутствовавший на нескольких триумфах Майора на полях для гольфа, назвал его "новым Алленом Робертсоном". Что не очень понравилось суровым бонзам "Сент Эндрюса", ревниво относящихся к своим героям, как к старым, так и к новым. Впрочем, это неважно…
Майору должно было исполниться сорок три года через несколько дней… Отвратительное совпадение, ибо именно в этом возрасте Робертсон покинул поля и подлунный мир.
Второе и еще более отвратительное сходство состояло в том, что его кожа приобрела лимонный оттенок, а глазной белок пожелтел. Установить желтуху легко, но докопаться до причины трудно. Его врач обвинял во всем виски, недолгое пребывание в тропиках, слишком явный интерес к земным радостям.
Треп! Гарри знал, его убивал гольф. Он вспомнил о словах, которые кто-то произнес в клуб-хаузе и которые игроки сочли абсурдными: "Большинство гольфистов в конце концов попадают в плен колдовства". Но это была правда, ужасная правда. Гарри Майор был околдован. Дух гольфа, а дух гольфа существует, как существует матка в муравейнике или термитнике, относился к нему враждебно. Годами он преодолевал эту враждебность благодаря несгибаемой воле, какому-то сдержанному гневу против враждебной силы и, конечно, благодаря глубокой, почти животной любви к благородной игре.
Дух мстил ему. Гарри не удивился бы, прими он какой-то эктоплазмический облик, какие принимают медиумы в трансе. Враг избрал тактику, которую Майор изучил в малейших деталях.
Его свинг, который льстецы окрестили "свинг Майора", оставался совершенным в глазах всех. Но он-то знал, что враг-невидимка исподтишка подтачивал его, как точит металл кислота. Рука держала драйвер крепко и уверенно, но отказывал мозг - старт мяча сопровождался легким головокружением.
На грине, когда мячик находился достаточно близко от лунки, чтобы обеспечить успех патта, его охватывало иное чувство не физическое, а психическое - он ощущал страх. И это был не сстрах того, что мячик глупо прокатится мимо лунки, а страх стать свидетелем нарушения законов природы какой-то неизвестной причиной, противной логике.
- Представьте, - сказал психиатр, - что у вас в руках свинцовый шарик, и вы открываете ладонь. Вы думаете, даже знаете, что шарик упадет. Но он не падает, а взмывает вверх, словно красный воздушный шарик, надутый водородом… Возмущенная логика легко может вызвать тоскливое чувство страха…
Именно такую тоску, такой страх он испытывал на поле, но он шел дальше психиатра, придавая страху почти осязаемую форму, форму злого духа, присутствующего на поле и со злобой отклоняющего мячик от его пути к победе.
- К дьяволу… - ворчал он.
В этот момент постучал лакей и сказал, что пришел Сэм Брайер.
* * *
Брайер был весел.
- Хелло, старая перечница, - воскликнул он, - мы вас не видели вчера на гольфе. Очень жаль, ибо вы узнали бы, что наши добрые друзья из "Уайт-Сендз" будут представлены на открытом чемпионате в Сент Эндрюсе! Собирался комитет. Из сорока голосующих двадцать два отправляют на это сверхзнаменитое поле вас.
- Вот как! - удивился Майор. - Большинство не подавляющее. А кому достались другие голоса?
- Два за Мергравса… Шестнадцать за вашего покорного слугу.
- Шестнадцать… - пробормотал Майор.
- Действительно, удивительно… поскольку есть шестнадцать членов "Уайт-Сендза", почти идиотов, которые считают меня гольфистом, способным выступать на столь древнем поле… Э, друг, что с вами приключилось?
Гарри увидел, что Сэм смотрит на него с удивлением.
- Ничего не случилось, насколько я знаю…
Брайер жестом указал на зеркало.
- Это произошло вдруг… Нет… нет, не смотрите…
Но Майор уже увидел. Его лицо приобрело жуткий желтый цвет с зелеными тенями, а глаза превратились в печеные топазы.
- Звоню врачу, - сказал Брайер, направляясь к двери.
Гарри рухнул в кресло. Бок разорвала ужасная боль. Как от удара кинжала.
* * *
- Дух… - пробормотал больной - Дух явился…
Врач ушел, оставив лекарства. Теперь на столике стояли пузыречки и коробки с порошками.
После короткого бреда больной час пролежал в полной прострации. Теперь Гарри был спокоен и мог здраво мыслить. Боль прекратилась.
- Злой дух принял облик, - спокойно произнес он. - Сэм Брайер… Я знал, что он ревнив.
Он задумался, пытаясь припомнить все факты.
Конечно! Это головокружение после свинга, этот странный страх на поле появлялся лишь в присутствии Сэма Брайера.
В тот день врач, говоря о виски и тропиках, рассеянно добавил: "Болезнь может также иметь эмоциональную причину, тогда это опаснее, но это не ваш случай".
Однако, ошибались и Гиппократ, и Гален.
- Дух… Сэм Брайер… - простонал Гарри Майор.
Он встал, открыл ящик стола, извлек "браунинг" и проверил, все ли патроны на месте.
- Дух… Сэм Брайер…
Оружие выпало из его рук. С ним случился сильнейший нервный припадок.
* * *
Он умер через три дня, в день своего сорокатрехлетия. В возрасте Аллена Робертсона…
* * *
На открытом чемпионате от "Уайт-Сендз" выступал Сэм Брайер. Он был жалок.
Седьмая лунка
Старейший член гольф-клуба - личность, каких нет в других видах спорта. Его никогда не забывают; за ним сохраняется вся его слава; никому не придет в голову приставить к его имени "старик"; его никогда не оставят в одиночестве в баре. Он всегда отличается почтенным возрастом по естественным причинам и по-прежнему здоров. Он начал играть в двадцать лет и остался верен своему клубу, часто по причине одержанных побед.
Гольф наградил его мускулами большой кошки, волей дога, крепостью дуба. Редко случалось, чтобы он не играл, но обычно довольствовался четырьмя или пятью лунками.
В пору знаменитой "седьмой лунки" Катермолу, старейшине гольф-клуба Сент Эдм в Болтоне, исполнилось восемьдесят пять лет. Дважды в неделю он проходил четыре лунки, производя достаточно малое количество ударов, чтобы вызвать восхищение других. Однажды, будучи в отличной форме, он сыграл семь лунок, а стиль его был столь безупречен, что Дороти Траш, "Мисс Гольф" позже призналась:
- Попроси он в этот момент моей руки, я бы ему не отказала!
И около седьмой лунки в память о Событии воздвигли небольшую пирамидку.
* * *
Теперь, чтобы история стала интересной, надо описать поле Сент Эдма. Его разбили в конце прошлого века на обширной равнине у подножия холмов между Болтоном и Олдхэмом. Земля была неплодородной, и мистер Херст, бывший тогда президентом клуба, купил ее очень дешево. Оно удовлетворяло игроков той эпохи с его двумя трассами и легкими препятствиями, но не подходило сегодняшним игрокам высокого класса, которые появлялись на нем все реже. С ними исчезли и покровители с тугими и щедрыми кошельками.
Соседние земли и одна трасса были проданы, чтобы решить бюджетные проблемы. Поскольку их засеяли люцерной, несчастье было не таким большим и не задевало игроков до тех пор, пока мистер Арчибальд Снукс не откупил у бедного крестьянина несколько акров земли, чтобы возвести на нем, в двадцати ярдах от седьмой лунки, коттедж.
Члены клуба Сент Эдм принадлежали к той гордой расе, немного высокомерной, но очаровательной, которую английская налоговая система медленно подталкивает к полному разорению.
Мистер Арчибальд Снукс, продававший по бросовой цене продукты сомнительного качества британской армии и флоту, был богат и кичился достатком. Однако, судьба, раздающая смертным свои дары, дала ему только состояние, лишив всего остального. Снукс был толст, уродлив, злобен, неуклюж во всем, кроме умения увеличивать свой счет в банке, и к тому же одноглаз. Из подобного нескладехи гольфиста не сотворить, а потому он с завистливой яростью следил из-за изгороди своего коттеджа за движением ловких и крепких гольфисгов по полю. Стоило мячику одного из них оказаться рядом с седьмой лункой, Снукс не мог сдержаться. Когда мячик оказывался "вне игры", мерзавец присваивал его, чем сильно ущемлял самолюбие игроков.
Однажды утром на памятной пирамидке появилась оскорбительная фигурка - плюшевая обезьянка с чайной ложечкой вместо драйвера и надписью: "Знаменитому Катермолу по случаю прощания с седьмой лункой". Придурковатый кэдди притащил ее в бар клуб-хауза и вручил старику. Катермол побледнел от оскорбления - некоторое время его игра в гольф ограничивалась всего тремя лунками.
Снукс однако на этом не остановился, а нашел кое-что получше. Президент клуба получил по почте извещение, в котором Арчибальд Снукс, эсквайр, сообщал о своих претензиях на клочок поля, где как раз размещалась седьмая лунка.
Если во Франции вас обвинят в краже башен Собора Парижской Богоматери, будет не лишним, как говорят, поднять паруса и отплыть в иные края, но если представитель английского закона оспаривает у вас право иметь две ноги, как у всех, то найдутся мудрые люди, которые посоветуют вам посетить хирурга и ампутировать одну из них.
Катермол разглядел опасность, угрожающую седьмой лунке. Конечно, можно было бы переместить лунку на пятьдесят ярдов в сторону холмов, но тогда она перестала бы быть лункой последнего подвига старейшего члена клуба Сент Эдм. И как говорит поэт, жало печали вонзилось в старое сердце бедняги. А сердце это было уже не так крепко!
* * *
Однажды апрельским утром Вулсли, секретарь, и доктор Трент, прибыв на поле, застыли в удивлении.
- Кое-кто вернулся вместе с ласточками, - сказал Вулсли.
Их сердечно приветствовал Катермол в твидовом костюме, с альпийской шапочкой набекрень и сумкой через плечо. Трент вздернул брови и проворчал:
- Вчера, он настоял, чтобы я ему дал большую, чем обычно, дозу стрихнина. Надеюсь, он не отважится на безумства.
Катермол не услышал слов доктора, но угадал его мысль.
- Не волнуйтесь, могильщик. Мне сегодня двадцать лет!
Потом обратился к Вулсли:
- Как насчет нескольких лунок?
- Охотно, сэр… Вы хорошо выглядите. Бьюсь об заклад, что сегодня вы сделаете четыре лунки.
- Четыре? - прыснул Катермол. - Вы говорите четыре?.. Я сделаю… Ну нет… увидите сами!
После четвертой лунки Вулсли провел подсчеты и заявил:
- Мистер Катермол, вы просто удивительны! Вы никогда не были в такой форме. Только что я разрешил вам снять глину с мячика, ведь земля очень мокрая. Вы отказались, и я поздравляю вас с этим. Может быть, хватит на сегодня?
- Я пойду до седьмой, - ответил Катермол.
Доктор Трент, следивший за игрой, вмешался в их разговор:
- Только не это, Катермол! Ваше сердце может не согласиться…
- Зато согласна моя рука, - ответил старец, - как впрочем мой драйвер и мой мячик…
Мячик улетел к пятой лунке.
- Двести ярдов! - воскликнул Вулсли. - Кто играет - Катермол или доктор Фауст?
Он отметил четыре удара до пятой лунки, столько же для шестой.
Трент пробормотал:
- Когда я прохожу этот отрезок в пять ударов, я считаю себя асом!
У седьмой лунки мячик замер в нескольких ярдах от грина. Катермол медленно приблизился к мячику. Он выглядел усталым, и Вулсли проворчал:
- Мне хочется отнять у него клюшку!
- Еще бы! - подхватил доктор. - У него грудная жаба…
Не сильная, но все же…
Он замолчал, а потом вместе с Вулсли издал вопль ужаса.
* * *
Над изгородью торчала голова Арчибальда. Она еще никогда не была столь отвратительной; она гримасничала и кривлялась, а потом из беззубого рта вырвались бранные слова:
- Седьмая лунка! Обезьянья лунка… Вам теперь не придется доходить до нее… старая развалина!
И вдруг старейшина клуба Сент Эдм вместо того, чтобы послать мяч в лунку, повернулся спиной к грину и нанес удар. Свинг получился редкостный; мячик засвистел, как паровая сирена, и голова Арчибальда Снукса скрылась за изгородью - тут же раздался звериный вой.
Секундой раньше у карлика был один глаз, чтобы смотреть на гольфиста. Теперь он его лишился - мячик Катермола навечно лишил Снукса радости зрения. Старейший член клуба попал в седьмую лунку.
Кто?
В баре клуб-хауза было холодно и темно. Бармен за стойкой разбирал талоны, вел подсчеты и подглядывал за окно, где виднелось пустынное поле, окаймленное высокими итальянскими тополями, растревоженными вечерним ветром.
Я хотел уже уйти, но Питер Хивен уходить не собирался и даже потребовал еще виски.
- Вы неправы, Джек, - вдруг сказал он.
- Это ваши слова!
Некоторое время назад в "Кларионе" мне поручили вести рубрику гольфа, и я опубликовал две или три статьи о психологии гольфистов.
- Пора покончить с вашей дурацкой манерой называть их околдованными! - воскликнул Хивен.
- Это ошибка?
- Несчастье в том, что это правда. Многие другие уже говорили это до вас, и это были не дешевые писаки! К примеру, Вудхауз и Соммерсет Моэм… Но они вызывали улыбку или смех своего читателя, а вы делаете все, чтобы устрашить его, используя вашу псевдонаучную белиберду. Я бы сравнил вас с врачом, который сообщает своим пациентам, что они больны неизлечимой формой рака!
Я никогда не видел, чтобы Питер Хивен так заводился; я был удивлен и сказал ему об этом.
- Что вы думаете о Старджессе? - вдруг спросил он.
На поле Ред Роке игрался крупный матч любителей, и финал должен был состояться на следующий день. Осталось всего два игрока: голландец Бодехюизен и англичанин Старджесс.
- Старджесс, на мой взгляд, неплох, хотя…
Я заколебался, и Хивен усмехнулся.
- Вы видите его, как и я: Старджесс в прекрасной форме, но теряет все свои возможности!
- Так случается с гольфистами, когда они почти уверены в выигрыше. Я об этом и пишу в своих статьях.
- К черту ваши бумажонки!.. Так вот! Эту победу он не одержит… Но я ушел от темы… Я видел, как Старджесс читал вашу последнюю статью. Он читал и перечитывал, и выглядел совершенно очумевшим.
- Кроме намека на состояние околдованности, в котором пребывают некоторые гольфисты, в ней нет ничего сенсационного!
Хивен разом осушил стакан.
- Думаю, вы будете на финале?
- Конечно…
- Тогда понаблюдайте за Старджессом. Сам не знаю, почему прошу вас об этом. По-видимому, я околдован не менее других, но… - Он глубоко вздохнул и прошептал. - Не знаю, но сердце мне подсказывает, что что-то произойдет… Что-то такое, Джек, что вызывает во мне страх!
Ветер усилился, и полем завладели мечущиеся тени.