– Лучше всего – с аммиаком! – подмигнул Чер.
Все расхохотались.
Вскоре ночные дежурства отменили. Патрульные – не только Виш с Чером встречали спящих гусениц – выяснили, что гусеницы так же не любят передвигаться по ночам, как и люрасы. Поэтому вполне достаточно обходить побережье рано-рано утром: если за ночь к берегу и прибило плотики с гусеницами, двигаться последние начинают лишь при первых лучах солнца. До этого момента они находились в полном оцепенении и совсем не реагировали на люрасов.
Сразу появилось множество желающих совершать обходы по утрам.
– Конечно! – говорил Чер. – Сонную гусеницу легко убить. А зато потом отсыпайся весь день.
Вурчу пришлось вмешаться и установить новый график дежурств.
Виш с одинаковым удовольствием ходил на гусениц как днём, так и утром. Удовольствие, само собой, ниже среднего, но, как бы то ни было, а врага следовало уничтожать. Сонный тот или выспавшийся – значения не имело. Да, утром с гусеницами легче справляться. Но и днём, если наблюдатели не прошляпили, гусениц можно легко утопить в море, не дав выбраться на сушу. Разумеется, немного помогая мечом и пикой. Пусть это и опаснее, зато интереснее.
Шли дни. Наряды сменялись обходами, мелкими работами по гарнизону, долгими рассказами и редкими беззлобными стычками между соседями.
Однажды Гач рассказал страшную историю о колдуне-вивисекторе. Его звали не то Мич, не то Меч, не то Моч. Он задался целью изменить внешний облик люрасов, для чего отрезал им ногокорни, ветверуки, менял те местами, расщеплял вдоль, увеличивал количество… Словом, издевался, как мог.
Виш слушал, затаив дыхание.
– Попадись мне такой изверг, я бы его! – Реп сжал кулаки.
– Да, извергов на свете хватает, – лениво кивнул Чер, – но что сделаешь против колдовства? Ты ещё и подойти к нему не успеешь, а он тебя уже заколдовал.
– А если стрелой? – спросил Виш.
– И не пытайся, – ухмыльнулся Чер. – Лучше поучись стрелять!
Виш прикусил губу: Чер не щадил и напарника. Хотя, признаться, он был прав: учиться стрелять Виш пока что не мог. И Виш дал себе слово всё свободное дневное время проводить на стрельбище.
С прибытием в гарнизон табуна верховых ящериц служба несколько изменились. Этого требовала и новая тактика наступлений гусениц. Теперь они почему-то не подплывали к берегу единой массой, а чаще встречались по две-три. И не в одном месте, а на значительном протяжении вдоль побережья.
Это были беспокоящие вылазки, но беспокоящие сильно. Одна гусеница вполне способна учинить разгром в любой деревне: панически боящиеся гусениц крестьяне не могли ни сопротивляться, ни бежать. Их словно гипнотизировал немигающий взгляд чёрных глаз. А, может, так оно и было?
Теперь каждый день, с утра до вечера, в дополнение к дозорным на вышке, побережье патрулировали верховые разъезды, состоящие обычно из двух бойцов и двух ящериц. Порой бойцов назначалось трое-четверо. В этом случае они садились по двое на ящерицу. Но и ящериц тогда выбирали покрупнее.
Справиться с двумя-тремя гусеницами для патрулей не составляло особого труда: ящерицы, если их не сдерживать, с ходу заглатывали первую, так что седокам и спешиваться не приходилось. Хуже, когда гусениц атаковало больше двух, а ящерицы успевали пообедать. Но и при таком раскладе, пока ящерица отвлекала гусеницу, всадник успевал спешиться и нанести противнику удар сзади. А самые удалые, вроде Чера, приноровились бить пикой, не вставая с седла. Они лишь чуть-чуть приподнимались в стременах, чтобы усилить удар.
Долгое время гусеницы не появлялись ни днём, ни ночью. Воины скучали, ящерицы голодали и грызли друг у друга хвосты. Спасибо, помог деревенский староста: прислал свежей рыбы.
Но однажды часовой – им снова оказался Тус – вновь поднял тревогу среди бела дня.
– Опять в моё дежурство! – ругался он, указывая на вереницу подплывающих плотиков. – Герб командир!
На этот раз Вурч остался неумолим:
– Ты хорошо сражался в прошлой битве! Неясно, правда, откуда взялись гусеницы, разорившие деревню… Чтобы такого не повторилось, сиди на вышке и смотри в оба!
Тус молча покорился.
Снова бой! Радостное возбуждение охватило Виша.
Перед сражением все основательно напились воды. Это увеличивало мощь и силу гидростатического скелета и позволяло выдерживать большую нагрузку. Но, конечно, если бы кого-нибудь гусеница придавила на камнях, тому пришлось бы очень туго. Раньше бывали случаи, когда кое-кто не выдерживал большой нагрузки и ломался. Во всяком случае, упавший на камни без травм не обходился.
Но сегодня сражение пошло не как обычно. То ли часовой поздно поднял тревогу, то ли плотики плыли слишком быстро, но больше половины гусениц успело выбраться на берег, и их пришлось атаковать на суше. Хорошо, что в гарнизоне появились ящерицы. Недаром их специально готовили для сухопутной битвы!
Ящерицы рвались в бой. Воинам повезло, что утром животных не успели покормить.
Свирепые пресмыкающиеся рвали гусениц на части и тут же пожирали. Это несколько снижало общую боевую мощь отряда, однако удержать голодных ящериц никому не удавалось. Наезднику требовалось немалое искусство, чтобы не дать ящерице сожрать гусеницу полностью, а направить в атаку на следующую.
Битва разгорелась нешуточная. Бить гусениц на земле, где они максимально подвижны, совсем не то, что топить в море.
Преимущество люрасов было в количестве, а также в применении ящериц: обороняясь от рассвирепевших животных, гусеницы принимали оборонительную стойку: поднимали верхнюю часть туловища. Тут-то люрасы и подскакивали сзади, поражая чудовищ в нервные сплетения. Вишу удалось обездвижить несколько гусениц первым же ударом копья. Он даже немного возгордился. Но хвастаться время не приспело: схватка продолжалась.
И везло не всем. Кук, атакуя замершую перед ящерицей гусеницу, не заметил подплывшую сзади, и угодил в жуткую пасть. И хотя Люц подоспел на помощь и ударил гусеницу копьём, она успела укусить Кука за спину. Его еле успели спасти, оттащив в сторону. Но рана оказалась очень тяжёлая. Кук стремительно терял сокровь. Она сочилась из него и тут же впитывалась в песок.
Гигант Бао, сломав толстое базальтовое копьё, в отчаянии ухватил гусеницу за разинутые челюсти, и, напрягая все силы, пытался разорвать пасть. Или хотя бы удержать раскрытой.
Гусеница завертелась на месте. Её маленькие лапки заскребли по телу великана, острые коготки расцарапывали кожуру, но это было неопасно. Хуже то, что гусеница оказалась довольно большой и сильной. Бао слабел. Тело покрыли крупные капли тёмного пота.
Виш, преодолев оцепенение, прыгнул вперёд, и принялся наносить чудовищу в спину беспорядочные удары пикой, не заботясь о том, чтобы поразить нервные узлы, а желая хотя бы отвлечь гусеницу от Бао, выпустить ей малость лимфы.
Это ему удалось: несколько ударов – и гусеница ослабла, а Бао удалось свернуть ей вязы и стряхнуть с себя.
– Спасибо, брат, – тяжело отдуваясь, Бао склонил голову перед Вишем.
– В следующий раз не давай ей разинуть пасть! – бросил Вурч, на мгновение останавливаясь перед Бао.
– Это почему? – делая очередной вдох, спросил тот.
– Гораздо проще удержать стиснутые челюсти, чем не дать им закрыться, – пояснил Вурч.
– Ты об этом никогда не говорил, – покачал головой Бао.
– Я не думал, что найдётся такой богатырь, как ты! – сказал Вурч. – Мало кто может схватиться с гусеницей врукопашную!
Бао слабо улыбнулся:
– Теперь я буду знать. И мы будем ловить их живыми! – И он яростно взмахнул рукой.
– Может, это и пригодится, – задумчиво произнёс Вурч, озирая панораму закончившейся битвы.
На этот раз без потерь не обошлось.
Кук тяжело пострадал от гусеницыных челюстей. Гусеница выкусила ему плечо и часть шеи. Гарнизонный лекарь не мог ничего сделать. Он стоял, опустив ветверуки, и понуро смотрел, как Кук умирает.
– Эфра! Позовите Эфра! – попросил умирающий.
Эфр подошёл к ложу.
– Эфр! – задыхаясь, попросил Кук. – Когда я умру, ты… сожги меня!
Эфр отшатнулся. Но Кук продолжал умоляюще:
– У нас… вера такая. Мы должны сгореть после смерти…
– И наш дымок лёгкой пыльцой упадёт вам на головы, – продолжил Вурч шёпотом.
– Ты… ты знаешь? – пробормотал Кук.
Вурч кивнул.
Кук откинулся назад:
– Тогда я спокоен. Ты сделаешь всё, как надо…
Вурч остался рядом с умирающим. Тот метался в бреду. У него начался сильный жар. Но он не просил воды, он требовал совсем иного:
– Огня! Огня! Очистительного огня!
Вурч наклонился к нему и начал что-то тихо рассказывать. Виш прислушался: что он там шепчет?
– …а дорожки там засыпаны чистейшим перегноем и политы кровью молодых ящериц… – шептал Вурч умирающему.
– Всё, – прервал его лекарь – он уже завял.
Вурч встал и печально посмотрел на Кука.
– Прощай, собрат! – прошептал он.
Гарнизон собирал погребальный костёр для Кука.
Откуда-то притащили старые гнезда гигантских ос. Ими лучше всего разжигать пламя.
Вурч распорядился собрать и принести засохшие части Неподвижных Собратьев – прибрежных тростника, камыша, рогоза, растущих в пойме речушки.
Некоторые бойцы роптали, но Вурч остался непреклонен:
– Каждый должен быть похоронен по его вере. Кук – наш товарищ. Мы похороним его так, как он просил. Что плохого в том, что вместе с ним сгорят несколько давно умерших и засохших Неподвижных Собратьев? В его селении их сжигают испокон веков.
– Это так, – подтвердил Чер. Сегодня он оставался серьёзен, как никогда, и не отпустил ни одной шутки.
Виш вызвался идти одним из первых. Его, конечно, коробила мысль о сжигании останков неразумных растений, но желание исполнить последнюю волю товарища пересилило. Тех же, кому вера вообще запрещала прикасаться к сухим останкам Неподвижных Собратьев, оставили в казарме.
Собранное приносили и оставляли на площадке.
Погода в тот день словно нахмурилась. Низкие облака неслись по небу. На море разыгрался небольшой шторм. Если какие гусеницы и рискнули отправиться на плотиках, вряд ли они достигнут берега. Не помогут ни мёртвая хватка челюстей, ни коготки на передних ножках.
Эфр подошёл к большой куче сухого материала, на вершине которой лежал Кук, опустился перед ней на колени, протянул к будущему костру обе ладони, сжался… И два языка пламени одновременно вонзились в кучу.
Она вспыхнула почти мгновенно.
Эфр отскочил, чтобы не загореться от собственного пламени. Ему помогли, заботливо поддержав под мышки.
Кук весело полыхал на погребальном костре. Трещали искры, как будто хотели донести до оставшихся его последние слова, его голос – глуховатый, надтреснутый. Но все знали, что Кук был мёртв, когда его возносили на костёр.
Грянули волынки. Наполненные воздухом мешки из лягушачьих шкур, выпуская его через пищики из тонких косточек, выводили заунывную мелодию.
Виш отошёл в сторону. На глаза навернулись слёзы, и он не хотел, чтобы кто-либо видел его слабость. Но не он один плакал. Такой слабости не следовало стыдиться.
В очередной обход Виш и Чер отправились поутру. Солнышко едва показалось из-за гряды дальних гор, и утренняя прохлада лёгкой дымкой тянулась по низинам.
– Поедем верхней дорогой, – сказал Чер, когда они подходили к ящерюшне.
– Почему? – спросил Виш.
– Оттуда дальше видно, – пояснил Чер. – А море спокойное. Гусеницы будут плыть медленно. Мы всегда успеем добраться до берега, пока они подплывут.
– А если их будет много? – спросил Виш.
– Даже если их окажется слишком много, один успеет доскакать в гарнизон и предупредить своих. Догадываешься, кто это будет?
– Догадываюсь, – вздохнул Виш.
Вывели оседланных ящериц. Ящерицы, хорошо размятые и промассированные, играли тугими мышцами.
– Бао, твоя работа? – крикнул Чер, глядя на выходящего из ворот ящерюшни тёмнокожурого гиганта.
– Моя! – довольно ухмыльнулся Бао.
– Я так и знал! Только ты можешь правильно размять ящериц. Остальные только щекочут их.
Бао заржал. Ящерицы ответили тихим писком, раскрыв огромные пасти.
С приближением осенних дней в ящерюшнях по ночам становилось прохладно – накопленного стенами тепла не хватало, и ящерицы едва не застывали. Чтобы этого не произошло, дежурные по ящерюшне, под утро, перед выездом на боевое патрулирование, слегка поколачивали их по конечностям, разминая холодеющие мышцы, устраивали своего рода массаж.
Массаж ящерицам делали одни, а выезжать на боевое охранение должны были другие воины – после полубессонной ночи тяжело заниматься патрулированием и управлять капризными ящерицами.
Виш и Чер устроились в сёдлах, взяли пики наизготовку, пристроив их на луке седла, и отправились в путь.
Выехав за пределы деревни, повернули налево. Впадающая в море неглубокая речушка протекала в низких глинистых берегах и порой разливалась, оставляя после себя топкое болото, которое летом под жаркими лучами солнца быстро превращалось в покрытое глиняными чешуйками поле.
– Здесь местные жители добывают посуду, – усмехнулся Чер.
– Как это? – не понял Виш.
– Когда наступают жаркие дни, почва схватывается толстой коркой. А затем корка растрескивается отдельными чешуйками, они выгибаются кверху и становятся мисками и чашками! Их надо совсем немного поправить, чтобы придать привычную форму. Деревняне собирают чешуйки, наливают немного горючей жижи внутрь и смазывают снаружи, а затем поджигают. Когда жижа выгорает, посуда становится готовой: прочной и звонкой. Свой горшок я тоже сделал из местной глины. В котором мы варили крабов!
– У нас посуду тоже из глины делают, – кивнул Виш, – но не дожидаются, пока солнце высушит корку, а берут кусок мокрой глины, кладут на круглый камень и начинают его вращать. И пальцами придают нужную форму. Так делают самую разную посуду.
– У нас так же, – лениво отозвался Чер. – А ещё я слышал, есть местность, где гончары подмешивают в глину собственные листьеволосы, а когда те выгорают, кувшины получаются пористыми, и налитая вода долго остается прохладной.
– Почему? – удивился Виш.
– Вода мельчайшими капельками просачивается сквозь поры и испаряется, охлаждая кувшин, – пояснил Чер.
– А-а, – протянул Виш. – Интересно!
Дорога впереди лежала натоптанная – за несколько недель каждодневного патрулирования ящерицы успели примять бесплодную глинистую почву, прочертив в ней извилистую борозду, ведущую по верхней кромке невысоких холмов, неспешно спускающихся к морю.
– Пойдут дожди, тяжеловато ездить будет, – заметил Виш, указывая на предстоящий путь. Больше для того, чтобы ехать не молча. Но и разговаривать было неудобно: ящерицы шли одна за другой, и чтобы ответить, переднему приходилось выворачивать голову.
– Пойдут дожди – гусениц не станет, – махнул ветверукой Чер. – Посмотрел бы я, как они поплавают под дождём! Им дыхальца зальёт – и каюк.
– Чер! – Вишу в голову пришла неожиданная мысль. – А если обливать гусениц, когда они подплывают к берегу?
– Хо-хо! – Чер рассмеялся. – Мысль, что ни говори, хорошая. Но для этого придётся встречать их в открытом море, чтобы успеть вылить достаточно воды. А на чём плыть? Как перехватывать листья-плотики?
– На тех же плотиках? – предложил Виш. – Сохранить их, и…
Чер махнул ветверукой:
– Они завянут через неделю, даже если останутся в воде. Или сгниют. Никому не удавалось сохранить их надолго. И из чего обливать – из кожаных вёдер? Или из бурдюка? Далеко ты из него плеснёшь?
– Ну-у… – Виш задумался. Действительно, из бурдюка далеко плеснуть не удаётся. Жаль. Море вот оно, рядом, а угостить гусениц водичкой, которую они так не любят, не получается.
Виш посмотрел на ровную гладь моря.
– Тишина… – произнёс он.
– Во-во, – кивнул Чер. – Самая погода для гусениц!
Он смотрел в ту же сторону. Да и куда следует смотреть патрульному, как не на море, откуда единственно и могла появиться опасность? Опасность для люрасов.
Поэтому ни Виш, ни Чер не обращали внимания на раскрывающиеся слева отроги гор и ущелья между ними. Их видишь каждый день, и оттуда никогда не бывало угрозы.
– Ч-чёрт! – Виш даже не понял, что произошло: Чер кубарем пролетел мимо него.
Мигом повернув голову влево, Виш обомлел: он успел увидеть чудовищно громадную пасть, из которой продолжали торчать, прерывисто исчезая, задние ноги и хвост Черовой ящерицы.
Дико заверещав, Вишева ящерица развернулась и кинулась прочь. Не удержавшись при развороте, Виш слетел с неё и покатился вслед за Чером.
Примерно на середине склона, запнувшись о большой камень, он остановился. Чер успел встать раньше, поэтому Вишу не удалось смягчить удар о товарища, и он врезался в камень самостоятельно, больно стукнувшись плечом.
– Что это было? – воскликнул он, поднимаясь. Крутой склон полностью скрыл неведомое чудовище из виду.
– Змея! – пропыхтел Чер, карабкаясь вверх по склону.
– Куда ты! Она же там осталась!
– Змеи не трогают люрасов. Мы им не по вкусу. Они едят только ящериц.
– Но… как теперь патрулировать? – растерялся Виш. – Придётся в эту сторону ходить пешком.
Чер выбрался наверх и теперь разыскивал оброненное оружие.
– Откуда взялись змеи? Местные ничего не говорили о них!
– Может, сами не знали? – Виш тоже выкарабкался по склону и встал рядом с Чером.
Змеи нигде не было видно. Она исчезла.
– Нет, если бы змеи жили поблизости, они нападали бы на деревенских ящериц! Значит, появились недавно. Но это помешает патрулированию, ты прав.
Виш и Чер отправились назад, в гарнизон.
Им навстречу спешили вооружённые воины.
– Ящерица вернулась без седока! – встревожено прокричали они. – Что случилось?
– Змеи! – ошарашил всех Чер. – Появились змеи!
– Вот незадача! – Вурч почесал затылок. – Количество врагов увеличивается! Как бороться со змеями?
– Достаточно не ездить на ящерицах – и проблем не будет! – заявил Чер. – Нам-то они не страшны.
– У нас половина побережья патрулируется ящерицами, – поморщился Вурч. – Надо бы как-нибудь отогнать змей!
– Подумаем, – буркнул Чер.
Заштормило. Задули холодные ветра, поднимая высокие волны, с рёвом накатывающиеся на берег. В такую погоду плотики гусениц не смогли бы плыть по морю, и наряды на побережье отменили.
Во время шторма можно было спать спокойно.
"Как бы сделать так, чтобы море постоянно волновалось?" – подумал Виш. И ему представился огромный люрас, настоящий великан. Он сидел на берегу моря и перемешивал его гигантской ветверукой. В лице великана угадывались черты Вурча.
С каждым днём всё более холодало.
В один из более-менее тёплых дней Вурч явился в казарму с любопытной новостью.
– Староста деревни предложил нам принять участие в увлекательной охоте на мух! – объявил Вурч.
Люц ткнул Виша в бок:
– Подействовали лакомые кусочки гусениц!
– Что-то долго они действовали, – протянул Чер и повернулся к Вишу: – Ты никогда на мух не охотился?
– Почему же? – обиделся тот. – У нас дома их полно!