Вместе с накатывающейся грозой пришел, гремя по вершинам скал, конский топот, и стрелы посыпались на караван одна за другой. Засада, о которой предупреждал Шлока, ждала здесь, в ущелье.
- Берегитесь!
Пронзительный крик прорезал шум начавшейся битвы.
Первая из телег остановилась; вторая, налетев на первую, накренилась и так застыла; третья, четвертая… караван прекратил движение. Воины вырвались вперед, пешие сдвинули щиты, готовясь отразить атаку, конные поскакали навстречу врагу.
Конники Шраддхи хлынули в ущелье, и, опережая всадников, летел их яростный визг, вселяющий в души ужас. Впереди всех скакал Шраддха с обнаженой саблей в руке. Тонкая косичка торчала из-под его шлема, в глазах горело бешенство. Повелитель Калимегдана, любимец Кали, раджа Аурангзеб приказал своему верному воину сорвать с неба новую звезду и растоптать ее копытами боевого коня, погасить ее страшный блеск прежде, чем он разгорится… Что удержит руку Шраддхи? Не страх перед десятком охранников, не стыд - зарубить женщину и младенца… Нет такой силы, которая остановила бы его.
- Окружить! - кричал Шраддха на скаку своим людям. - Окружайте их! Окружайте!
Для этого набега Шраддха взял с собой самых лучших воинов, и в их числе - киммерийца Конана. Простым солдатам незачем знать испитую цель нападения на караван. Такие вещи предназначены лишь для ушей повелителя и тех, кого он соблаговолит приблизить к себе.
- Наши враги повезут большую казну в Патампур, - сообщил Шраддха киммерийцу. - Эти деньги должны быть отбиты и доставлены в Калимегдан.
Синие глаза варвара блеснули. Он не стал вдаваться в подробности. Например, Конан не спросил, кому на самом деле принадлежит казна, которую они намерены отбить. Не являются ли эти сокровища, в частности, законной собственностью владыки Патампура?
Нет, подобных вопросов Конан не задавал, и Шраддха сразу оценил понятливость киммерийца. Некоторые владыки очень нуждаются в деньгах. И чем мощнее владыка, тем острее бывает его нужда в средствах. Не говоря уж о тех раджах, которые - как ни подыскивай другое определение, - остаются выскочками, захватившими трои.
Улыбаясь в свете грозы, Конан пробирался к одной из телег. Шраддха подивился интуиции варвара: по всей вероятности, именно на этой телеге везли сундук с сокровищами и монетами. Должно быть, киммерийцу и прежде доводилось участвовать в подобных набегах. Что ж, тем лучше.
Лошади, запряженные в повозки, шарахались, бессмысленно толкали друг друга. Повозки, наезжая одна на другую, трещали, ломались, падали. Становилось все темнее. Первые молнии прорезали небо, и снова гром настиг людей, точно неизбежное возмездие.
Безумие боя, запертого в тесных границах ущелья, охватило караван. Люди разили и падали. Всадники Шраддхи, точно свалившиеся на караван с небес, казались неодолимыми. Крики, многократно умноженные высокими каменными стенами, летели сразу со всех сторон, умножая панику. Одни только верблюды стояли неподвижно и глядели в одну им ведомую даль, поверх суетящихся голов и гибнущих повозок.
Шраддха отчетливо видел свою цель. При каждой новой вспышке молнии она становилась все ближе - белая повозка, трепещущий хрупкий навес над хрупкой жизнью, подвешенной сейчас на тонкой нити. Осталось малое: перерубить эту нить одним верным ударом сабли.
Но рядом с повозкой, не отходя от нее ни на шаг, находился Шлока. Он не мог попросить у начальника каравана, чтобы ему отдали ребенка, чтобы мудрец мог ускакать с младенцем подальше от битвы. Тот, кто лично отвечал за жизнь и безопасность отпрыска раджи, ни за что не согласился бы передать драгоценную ношу в чужие руки, в руки незнакомца. Не мог Шлока и силой забрать дитя, покуда оставалась надежда отбиться от врагов и сохранить жизнь его матери. Поэтому Шлока сделал то единственное, что мог еще сделать: просто оставался рядом.
Мудрец казался безоружным, хотя на самом деле это было не так: простой палкой, которая оказалась у него в руках, он отбивал одно нападение за другим. Выбитые из седла, оглушенные, с разбитыми головами, всадники один за другим валились на землю; ни один не смог даже коснуться белого полотнища.
Чередование тьмы и мгновенного света от вспышек молний не мешало мудрецу, не слепи-его глаз: ни разу не дрогнула его рука. И всякий раз, когда загорался над ущельем зловещий свет небесного гнева, Шлока видел, что Шраддха приблизился к повозке еще на несколько шагов.
Нельзя больше медлить, надежды нет - пора!
Склонившись с седла, Шлока откинул полог и, на миг ослепленный круглым, как луна, женским лицом, выхватил младенца из колыбели. Размотавшееся одеяло потянулось за ним, не желая разлуки, и Шлока подобрал и его. Упала белая завеса, навсегда отгородив мать от избранного сына. Недолго ласкали его материнские руки! До трех, если не до семи лет мечталось ей оставаться при мальчике, смотреть, как он растет, мужает, как проступает сквозь мягкость детских черт сходство с отцом, как крепкими становятся маленькие ладошки… Все это отсекло мгновенное движение чужой руки. Полог закрылся; одна судьба завершилась, другая только началась.
Прижимая сверток к груди, Шлока развернул коня и, сливаясь с темнотой, помчался сквозь битву. Ночь надвигалась, принося с собой самое лучшее укрытие для беглеца; тяжелый ее покров давил на головы и плечи, заставлял ниже клониться к гриве коня.
Редкие сполохи озаряли побоище. Шраддха был уже возле самого белого шатра…
Шлока не оглядывался. Чувствуя в левой руке биение маленькой драгоценной жизни, он гнал коня в темноту, прочь из ущелья, и мрак небытия окутывал обоих всадников, и мудрого, и несмышленого…
…Шраддха не чувствовал усталости. Охранники каравана один за другим падали под резкими взмахами его сабли. Ему мнилось - ни единого удара не нанес он впустую: всякий раз, когда клинок опускался, он встречал на своем пути податливую человечью плоть.
Начальник охраны каравана бросился наперерез страшному врагу. Шраддха громко смеялся. Капли пота текли по его лицу, находя себе удобный путь в первых морщинах: не от горя появились эти морщины, от частого смеха. Звон скрестившегося оружия пел в его ушах.
А начальник каравана был немолод, он устал от долгой битвы, движения его замедлились, и следующий выпад противника он отбить уже не сумел. Выдергивая клинок из мягкого живота, Шраддха даже не поморщился от вони, лишь обтер клинок о штаны и метнулся к белой повозке.
Даже во тьме он различал это светлое пятно, к которому неудержимо рвался он в горячке боя. На миг Шраддха помедлил, выжидая, и тут, словно желая угодить ему, правой руке великого раджи, небеса вновь разверзлись и исторгли из глубин великой тьмы ослепительную вспышку. В ее царственном свете явилось пронзенное лучами белое полотно и темный, гибкий силуэт женщины, скрывающейся за тканью шатра. Завизжав и выпучив глаза, Шраддха метнулся вперед, точно змея, и яростным ударом меча перерубил шатер и вместе с шатром - тонкое женское тело. Взметнулись в воздух обрывки белой ткани, вслед за ними взлетели яркие алые брызги, и, соединяясь в непревзойденном совершенстве - алого на белом, опали вместе на телегу.
Тяжело дыша, Шраддха разворошил саблей разоренный шатер. Выпала из телеги, свилась бессильной змеиной шкурой длинная черная коса. Вслед за косой разогнулась белая рука с выкрашенной ладонью, блеснули кольца и запястья: еле слышный звон - странно, что он был различим сквозь грохот битвы, крики умирающих, сквозь важный раскат уходящей грозы…
Шраддха вернулся к начальнику охраны каравана. Тот еще дышал, и с каждым выдохом лицо его становилось все спокойней, как будто с неба к нему приходили, один за другим, ответы на все невысказанные за жизнь вопросы.
Шраддха наклонился над ним. Умирающий едва заметно поморщился: враг заслонил для него небо, и переносить такое оказалось тяжело.
Начальник охраны медленно перекатил голову в сторону и стал глядеть мимо виска нависшего над ним врага. Шраддха схватил его за горло. Плеснула под сапогами кровь, вытекшая из раны.
- Где ребенок? - хрипло спросил Шраддха.
На него не мигая глядели блестящие глаза раненого.
- Где ребенок? - повторил Шраддха, сильнее сдвигая пальцы на горле поверженного.
Умирающий молчал, лишь шевельнул рукой. Шраддха ослабил хватку, наклонился еще ниже.
- Где?
Немеющими губами начальник охраны прошептал:
- Не было… не было ребенка…
Он вновь увидел над собою звезды и затих.
С беззвучным проклятием Шраддха оттолкнул от себя умершего воина. Неужели все оказалось бесполезным? Неужели он, Шраддха, напрасно осквернил себя убийством женщины? Но как же пророчество? Как же видение, которое показывал им с помощью духов жрец Санкара? О Санкаре говорят, что сами боги водят с ним дружбу и не гнушаются его обществом.
Шраддхе вспомнилось и другое. Боги частенько смеются над смертными. А богиня Кали - одна из самых жестоких, и шутки у нее могут оказаться весьма жестокими. Бессмысленная резня, страшная смерть женщины… Ради чего все это было?
Шраддха огляделся по сторонам. Несколько воинов из каравана исчезало в горле ущелья. Их не преследовали. У каждой битвы есть свои избранники, один или несколько, - те, кто уцелел посреди самой жуткой бойни.
И еще одну вещь приметил наблюдательный Шраддха, едва только оторвался от своих горестных раздумий. Кажется, до сих пор никто из его соратников этого не понял.
Киммериец Конан исчез.
И вместе с ним исчез тот сундук с приданым невесты, что везли в караване, дабы поднести в дар владыке Патампура…
* * *
Патампур открылся путнику в разгар дня. Рассвет Шлока встретил на плоскогорье, откуда открывался вид на зеленое море джунглей. Погони за беглецом не было: караван надолго задержал Шраддху. Военачальник великого раджи Аурангзеба постарается не уйти без добычи. Ему необходимо представить своему господину доказательство того, что ребенок мертв. Поэтому Шраддха будет искать маленькое тело до тех пор, пока не убедится в том, что его обманули. Шраддха будет ждать света.
Таким образом Шлока выиграл несколько часов - спасительных для него. Когда Шраддха окончательно убедится в том, что младенца нет, будет поздно высылать погоню и разыскивать беглеца.
Солнце встало, и ребенок проснулся. Он не стал плакать, лишь широко раскрыл темные глаза и уставился на Шлоку.
- Я забрал тебя у матери, я отобрал тебя у смерти, - прошептал Шлока. - Осталось лишь выпросить тебя у твоего отца…
Он прижал ребенка к груди так, чтобы тот видел солнце, и двинулся дальше.
Крепость сверкала при ярком свете. Ворота ее стояли открытыми, стража виднелась у входа и в башнях над воротами. А перед самой крепостью лепилось множество глинобитных строений, и там кипела, выплеснувшись из тесных хижин наружу, обычная жизнь.
Зрелище это ласкало глаз. После ночной битвы, после молний и громов, после предсмертных криков, разносившихся по всему ущелью и многократно умноженных эхом, радостные вопли играющих детей, женская болтовня, негодующие возгласы торговцев и покупателей - все это звучало музыкой в ушах Шлоки.
Медленно проехал он между людей, ноздри его расширились, когда он втянул мирный запах очажного дыма… И везде человеческие лица - спокойные, ничем не искаженные, как будто не знающие тревог. Везде дружелюбные взгляды, а вон та девочка, кажется, показала на пего пальцем и прыснула: воин без оружия, с каким-то свертком в руках - должно быть, очень малышке стало смешно…
Шлока закрыл глаза, чтобы слабость не одолела его. Предстоял еще один разговор - с раджой Авениром. Разговор тяжелый. Авенир наверняка уже знает о случившемся - дурные вести летят на таких крыльях, что Обгоняют даже самых стремительных гонцов.
Широкие ворота Патампура поглотили путника и выплюнули его по другую сторону стены, всунули в тесную улочку. На каменных стенах висели ковры; какой-то парень, забравшись на лесенку, возил щеткой по роскошному ворсу, вычищая грязь и пыль. Чуть дальше начинались лавчонки с выставленными на улицу прилавками. Не глядя на торговцев, не слушая их голоса - при приближении льстивые и зазывающие, при удалении же - гневные и проклинающие, Шлока неспешно двигался по улице.
Навстречу ему топал смуглый юнец, за ним - ослик. На спине обманчиво-кроткого животного крепился сильно накрененный и чудом не падающий лоток со всякой снедью. Шлока едва разминулся с ним. Лоток накренился еще сильнее, одна лепешка упала на землю и была тотчас съедена ослом. Юнец завопил, вцепился в морду своего животного в попытке раскрыть его пасть, но осел не разжимал зубов, а лепешка стремительно втягивалась внутрь. Чудная картина! Был бы мальчик, спавший на руках у Шлоки, постарше - он бы рассмеялся; но младенец мирно сопел и ничего не видел.
Неширокая площадь была полна народу; везде шла бойкая торговля. Без труда пробравшись сквозь толпу, Шлока добрался наконец до дворца раджи Авенира и там, спрятав ребенка под полой халата, начал подниматься по лестнице.
Теперь его окружала тишина. Прохлада, как друг, обнимала его за плечи, ее прикосновения были особенно приятны после обжигающей жары, что царила на площади. Глаза отдыхали в полутьме после разъедающей яркости отраженного белыми камнями солнца.
Раджа Авенир сидел у низкого столика на стопке ковров, бережно перелистывал тонкими пальцами древний фолиант. Эти листы, исписанные давно умершими писцами, украшенные многоцветными миниатюрами и содержащие в себе сокровища мудрости, несомненно, несли исцеление для настрадавшейся души. Даже просто погладить их кончиками пальцев - и то было утешительно.
Вторым человеком в комнате был звездочет по имени Саниязи. С ним-то и встретился взглядом Шлока, когда вошел.
Мудрец тотчас перевел взор на кувшины, стоявшие в нишах, на ларцы, стоявшие под нишами на полу. Он смотрел куда угодно, только не на звездочета.
С этим Саниязи у Шлоки с давних времен установилась - не вражда, разумеется, но неприязнь. Звездочет и мудрец крепко недолюбливали друг друга. И тому имелись причины: несколько раз Шлока уличал Саниязи в мошенничестве.
Разумеется, тот разбирался в звездах. Умел высчитывать их местоположение и трактовал, как умел. Но при этом Саниязи утверждал, что получает сообщения от духов, обитающих среди звезд, и требовал, чтобы этим сообщениям безоговорочно доверяли.
- Ты ведь не жрец, - говорил ему Шлока. - Как ты можешь настаивать на своей правоте? Боги не разговаривают с тобой! Не вводи повелителя в заблуждение, это опасная игра. Опасная не только для тебя - твоя жизнь, в конце концов, немногого стоит! - но для раджи и всех нас.
Темнея лицом, Саниязи шипел:
- Просто ты завидуешь мне, Шлока.
- Было бы чему завидовать! - смеялся Шлока. - Я свободный человек. Даже если завтра я заслужу немилость раджи, я все равно останусь самим собой, и у меня будут моя свобода, мои мысли, мои джунгли, моя лошадь… - А большего мне и не требуется. Но что останется от тебя, Саниязи, если вынуть тебя из твоего парчового халата?
Тот хмурился и - Шлока ясно видел это - мысленно клялся устроить своему противнику тяжелую жизнь.
Не поворачиваясь к вошедшему, раджа Авенир произнес:
- Говори.
Шлока хранил молчание. Ни одно слово, самое требовательное и резкое, не выразило бы его желания более определенно, нежели это молчание. Никто не двигался с места, но Шлока, несмотря на приказание раджи, продолжал безмолвствовать. И тогда звездочет встал и, отчетливо печатая шаги, покинул комнату.
Раджа медленно повернул голову и глянул на неподвижного Шлоку.
- Ты обидел преданного мне человека, Шлока. Теперь ты можешь наконец говорить? Я слушаю тебя.
Шлока не опустил взора:
- Досточтимый раджа, твои враги напали на караван, который вез к тебе твою будущую жену…
- Знаю! - оборвал раджа Авенир. - Знаю! Та, которую я должен был объявить перед всеми возлюбленной супругой, матерью наследника, - погибла, и вместе с нею… вместе с нею…
Его лицо почернело от горя, темные круги залегли под глазами, глубокие скорбные складки протянулись вдоль рта.
- Мне уже сообщили, что все убиты! - Словно поднимая неимоверную тяжесть, выговорил он эти слова. - Все убиты, все… И моя жена, и мой сын…
Раджа замолчал, боясь, что голос его оборвется.
И тогда Шлока еле слышно проговорил:
- Мне удалось спасти его…
Вихрем раджа вскочил на ноги, но не к Шлоке бросился он, а прочь от него, к стене, как будто увидел нечто, насмерть его перепугавшее. Холодное дыхание судьбы обожгло лицо Авенира. Как может мудрец оставаться таким спокойным, таким бесчувственным? Он, оказавшийся в самом центре страшной бури, он, предвидевший грозу и переживший ее…
Одна только мысль о близости богов, о свершении великой судьбы страшила робкого книгочея Авенира. Он отшатнулся от Шлоки, как от самого страшного своего врага, прижался спиной к каменной стене, чувствуя лопатками надежную опору, тяжело задышал.
- Ты его спас? Ты спас моего сына, Шлока? Но как тебе удалось это?
- Тише.
Медленно, очень медленно Шлока приблизился к владыке и, откинув полу халата, показал ему спящего мальчика. Не веря глазам, раджа протянул к младенцу руки, взял его, прижал к груди. Мальчик вздохнул во сне. Наклонив лицо, отец вдохнул чистый запах его кожи. Темные волоски на темечке слиплись от пота, но и от них пахло молоком.
- Как отблагодарить тебя, Шлока? - подняв глаза, полные слез, прошептал раджа. - Чем? Золотом, серебром, драгоценными камнями? Скажи!
Шлока качнул головой и ответил ему так же, как недавно - Аурангзебу:
- Я привык путешествовать налегке, владыка.
У Шлоки не было одной мудрости для врагов и другой - для друзей; он не привык разделять себя на половинки.
Раджа не мог принять отказа от человека, оказавшего ему бесценную услугу, и Шлока хорошо знал об этом. Он даже знал, как распорядится своим правом на награду - у него имелось время хорошенько поразмыслить над этим.
Раджа Авенир еще раз взглянул на спасенного сына и молвил:
- Я не могу отпустить тебя просто так, Щлока. Тебе не нужно золото и драгоценные камни - но что тогда? Проси о чем хочешь, и я исполню любую твою просьбу. Клянусь тебе в этом!
Шлока все медлил с ответом. Испытующе рассматривал раджу, словно пытаясь проникнуть в самые глубины его души. Искренен ли сейчас раджа Авенир? Действительно ли готов исполнить любую просьбу своего мудреца? Или это просто красные слова, обычные в вежливом разговоре? Некоторые владыки именно так и поступают: сперва - "проси о чем хочешь", а потом - "но только не об этом, и не об этом, и не об этом…"
Наконец раджа встретился с ним глазами, и Шлока увидел в них такую горячую благодарность, такую глубокую искренность, что понял: сейчас этому человеку можно сказать все.
И тогда Шлока ответил:
- Повелитель, отдай мне своего сына.
Темная волна пробежала по лицу раджи Авенира, он прикусил губу и лишь в последний момент удержался от гневных слов. Промолчал.
- Ты позволил мне выбрать для себя награду, - повторил Шлока настойчиво. - И я выбрал. Я хочу твоего сына, раджа.
- Как у тебя язык повернулся сказать мне такое, мудрец? - очень тихо, очень медленно произнес раджа Авенир.