- Значит, двигатель не химический, - сказал Сенцов. - На каком же приводе? Какое топливо?
- Вероятнее всего, атомное, - ответил Коробов. - Иначе не было бы сигнала опасности.
- Сомневаюсь, чтобы было атомное, - сказал Сенцов. - Я ракету осмотрел снаружи, пока вы спали… Совершенно не то сопло, какое нужно для атомного двигателя, по крайней мере по нашим соображениям.
- Ну, на это вообще внимания обращать не следует, - не согласился Коробов. - И весь этот корабль не так массивен, как наш: переборки миллиметровой толщины, а прочность изумительная.
- Да я не о прочности говорю, - сказал Сенцов. - Курс двигателей помнишь? Принципиальные основы атомного двигателя? Ну вот, а тут совсем не то…
- Я прикидывал, - сказал Коробов. - Если там химическое топливо, то, каким бы совершенным оно ни было, этой ракете дальше Марса не уйти. А вдруг они только на Марс и ходили? - Он помолчал и неожиданно спросил. - Ну как, обедать будем?
- Надо подождать ребят, - ответил Сенцов. - Они там тоже увлеклись. Да, это невесело - то, что ты говоришь…
- Все оборудование ракеты указывает, что она предназначена для дальних рейсов, - вставил Раин. - Даешь Землю!
- Пока мы не знаем… - начал Сенцов.
- Даешь обед! - перебил Коробов. - Ага, Витя прибыл. Ну, что там у тебя? Демонтировал рацию?
- Что осталось - демонтировал, - угрюмо ответил подошедший Азаров.
- Ну и как? Выйдет что-нибудь?
Азаров пожал плечами, ответил:
- Разве что любительский приемник…
- Так-так… - невесело сказал Сенцов. - А на Землю сообщить все же надо. А вообще в ангаре как? Спокойно?
- Какое спокойно! - мотнул головой Азаров. - Опять этих полно.
- Режут?
- На сей раз летают. Что-то приваривают, уже навесили одну крышку люка, сейчас возятся с другой…
- Ясно, - сказал Раин. - Они продолжают выполнять свою программу: ремонтируют ракету… Жаль, что нам это помочь не может: как бы ни ремонтировали, вычислителей они нам не восстановят.
- Да, - сказал Сенцов, - с нашим кораблем мы простились навсегда.
- Но интересно, - проговорил Раин, - до чего они дойдут?
- Ну, для того чтобы это определить, надо быть знатоком их тонких душевных движений, - съязвил Азаров. - Как Калве, например… А кстати, где он?
Из ангара Калве почти бегом поднялся наверх. Он замедлил шаг, лишь попав в знакомый зал, где серая масса грелась в фиолетовых лучах.
Здесь он сразу перестал спешить, начал все рассматривать так внимательно, задумчиво, неторопливо, словно в запасе у него была еще целая вечность.
Каково, например, назначение вот этого сооружения в центре зала? Небольшой прямоугольный постамент, похожий на высокий. столик. В центре его круглый, чуть наклоненный экран, на нем светятся, переливаясь, четыре огонька. Калве склонил над экраном прозрачный шлем.
Теплый золотистый глазок дрожал в центре экрана. Три тонких черных концентрических кольца охватывали его, и на каждом тоже переливался огонек, голубой - на внутреннем, зеленый - на среднем и оранжевый - на внешнем. Калве долго всматривался в странные огоньки; непонятно, что было в них такого. Мало ли приборов со световой сигнализацией перевидал он на своем веку, но почему-то на них хотелось смотреть и смотреть…
Потом он перевел взгляд на расположенные вокруг экрана оранжевые выпуклые, как у грибов, шляпки. Их было тридцать, возле каждой - два прозрачных глазка. Возле одного грибка левый глазок светился ровным синим светом, а около соседнего, кроме синего, горел и второй - мигал тревожным красным огнем. Остальные глазки были безжизненны.
Вокруг экрана в столике тянулась кольцевая прорезь, из которой выходил тонкий рычажок. Он плавно изгибался к экрану, так что конец его почти касался матовой поверхности. Рычажок заканчивался вытянутым заостренным овалом с тонкой иглой на конце.
Рядом торчали еще две круглые головки с какими-то делениями. Перед столом вздымался щит, на нем - несколько экранов и приборы со шкалами без стрелок.
Все это явно имело непосредственное отношение к управляющим кибернетическим устройствам - хотя бы потому, что находилось в этом зале. У Калве зачесались кончики пальцев, до того захотелось сразу нажать на красные кнопки, посмотреть, что появится на экранах, разобраться в назначении большой красной рукоятки сбоку (ага, ею-то, наверное, и включается весь этот агрегат!).
Но он помнил, сколько непредвиденных последствий может вызвать в этом мире каждое неосторожное движение.
Ему впервые отчетливо подумалось, что вовсе не люди создали все эти непонятные приборы. До сих пор это как-то не укладывалось в сознании. Ощущение было такое, словно ты находишься в чужой стране, где, хотя и не понимаешь языка, но видишь вокруг себя таких же людей и вещи, сделанные их руками… И только в эту минуту в пустом зале, где когда-то жил, чувствовал, мыслил командир всех этих приборов и механизмов, Калве вдруг неудержимо захотелось представить, каким же он был, как выглядел этот творец, наверное давно уже включившийся в вечный круговорот материи и сейчас, возможно, произраставший где-нибудь на Марсе в виде чахлой голубой травки. Он машинально, забыв про шлем, поднял руку - снять шапку…
Рука его натолкнулась на прикрепленный к шлему инвертор, и это напомнило ему о ближайшей задаче.
Калве подумал, что Сенцов все-таки видел дальше их всех, - недаром ему нужны были доказательства того, что мы в состоянии понять, постигнуть законы мышления этих существ. Что же, надо искать, искать!
С чего начать? Он стал снова осматривать пульт, пытаясь логически разобраться в назначении органов управления машины. Но вскоре он поймал себя на том, что просто-напросто старается мысленно как-то приспособить отдельные рычажки и включатели чужой машины к тем функциям, которые выполняли другие рычажки и другие включатели на его собственном пульте. Таким путем он далеко не уйдет.
Тогда он опустил экран инвертора, включил прибор. В шлеме стало темно, как будто бы в зале погасли все огни. Он испуганно приподнял экран, и свет снова ударил ему в лицо. Тогда он опять опустил экран, закрыл на несколько секунд глаза, чтобы они привыкли к темноте. Когда он вновь открыл их, тьмы больше не было.
На повисшем перед его глазами экране ветвилось великое множество голубоватых линий, полос, кружков. Это прибор делал видимыми все попадавшие в поле его зрения, находившиеся под напряжением проводники. Свиваясь и развиваясь, сходясь и разбегаясь в стороны, они образовывали странную, причудливую сеть. Местами они были разорваны, кое-где их разделяли темные промежутки - участки сети, как понял Кал-ве, пока отключенные.
Прежде всего он обратил внимание на линию, которая выглядела беспокойнее других: равномерная дрожь сотрясала ее; она пульсировала, как тонкая чувствительная жилка на человеческой руке. Калве проследил ее путь - она заканчивалась где-то совсем недалеко…
Калве поднял инвертор; жмурясь от света, достал из кармана скафандра длинный кусок провода, намотал на руку от плеча до кисти, а самый кончик - вокруг указательного пальца. Потом он подключил провод к аккумулятору и снова опустил экран.
Теперь его рука возникла на экране инвертора в виде бледно-голубой спирали с редкими витками. Она медленно скользила: Калве двигал рукой, стараясь совместить ее с пульсирующей линией. Когда это удалось, он повел указательным пальцем в воздухе, повторяя во всех изгибах путь пульсирующей линии. Вот палец добрался до места обрыва. Калве медленно повел руку на сближение с пультом, торопливо поднял экран. Так и есть - палец его упирался в мигающий красный глазок.
Теперь он так же медленно повел рукой в обратном направлении, ища переключатель, от которого ток шел на лампочку. Найдя его и двигаясь по линии дальше, он мог прийти к другому переключателю и так постепенно разобраться во всей топографии кибернетического центра. На это потребуется время, но иного пути не было: простое нажимание кнопок и рычагов наугад могло привести к весьма печальным результатам.
Так он работал, и голубые, то резкие, то как бы размытые линии змеились перед его глазами. Потом он осторожно поднялся с места и, не поднимая экрана инвертора, начал медленно бродить по залу, следя за уходящими под пол проводами. Обойдя центральный пульт по кругу, он установил, что кабели отходят в направлении каждой из тридцати секций машины. Выбрав один из них, Калве установил, что он шел не непосредственно в отсек, а скрывался в стоявшем в простенке шкафчике. Здесь тоже было множество деталей - разбегались глаза.
Медленно переходя от шкафчика к шкафчику, Калве заметил, что большинство из них находилось в покое, работало только две. Один из них относился именно к их отсеку: в нем шла напряженная работа, вспыхивали и угасали какие-то голубые кольца, эллипсы, многоугольники, возникали мгновенные разряды, похожие на экране на вертящиеся молнии. Калве еще не знал, что автоматы вновь начали работу вокруг искалеченной ракеты, но догадывался, что такая активность машины может иметь отношение именно к их кораблю.
Второй работающий аппарат, как вначале предположил Калве, должен был относиться к тому отсеку, где в ангаре лежала чужая ракета. Но потом он понял, что ошибся: судя по расположению шкафчика, он относился как раз к тому отсеку, где был найден счетчик.
Значит, и в том отсеке что-то происходит? Что? Какая опасность еще подстерегает их?
Снова возвратившись к центральному пульту, Калве догадался, наконец, в чем дело, и успокоился. Был включен шкафчик именно той секции, в Сторону которой был повернут центральный многопозиционный переключатель. А это могло означать лишь одно: этот отсек был последним, в котором что-то происходило, когда строители почему-то покинули свою искусственную планету. Что же именно происходило? Логично было предположить, что происходило что-то связанное с ракетами, а раз ракеты там не было, значит происходило именно отправление ракеты - последней покинувшей спутник.
Если так, то в этом переключателе не может быть ничего страшного… Калве осторожно поднял руку, нашарил переключатель, повернул на одно деление и поспешил к тому шкафчику, который должен был, по его предположениям, включиться. Да, он не ошибся, аппарат работал. Теперь в нем возникали сложные узоры, нарисованные электрическим током. Возникали и исчезали.
Что-то это ему напоминало… Ага, машина ведет себя так, будто она озадачена. Смена импульсов в ней происходит в том же ритме, да-да, и с той же частотой, как в радиосигналах, что слушал Азаров в первые минуты после прибытия. Калве попробовал включить соседнюю секцию, еще одну, и всюду повторялось одно и то же. Он начал догадываться: ни в одном из этих ангаров нет ракет, это они с Коробовым видели сами. Значит, команда, которая посылалась с помощью этого переключателя, действительно относилась к каким-то действиям, связанным с ракетами.
Калве удовлетворенно усмехнулся. Он на правильном пути. Именно здесь пряталась разгадка управления механизмами, обслуживающими ракеты. И первый секрет можно было узнать уже сейчас, сию минуту: просто повернуть переключатель в положение, включающее их отсек - единственный, в котором была ракета, - и посмотреть, что из этого получится.
"Спокойно, милый друг, спокойно, - сказал он себе. - Не надо торопиться… От этого поворота переключателя ракета может в один миг вылететь в пространство, а ведь она нам нужна… Вспомни-ка Коробова и серую массу! Нет, никаких эмоций, никаких порывов. Только осторожно, только методично…"
Калве совсем забыл, что время идет, что друзья, вероятно, уже беспокоятся о нем, что он давно хочет есть и запас кислорода у него приближается к концу. Со стороны он выглядел сумасшедшим: то расхаживал по залу, бормоча себе под нос, то снова и снова усаживался перед пультом и водил над ним рукой, прослеживая какую-нибудь интересную цепь.
Теперь он решил найти дорогу к волноводам, по которым должны были передаваться команды из центра по секциям. В существовании их он не сомневался. Однако никаких схем, хотя бы отдаленно напоминавших соответствующие земные, Калве пока не видел. Потом ему показалось, что проще будет проследить, откуда подходят импульсы к круглому экрану, какой источник питает непрерывно горящие на нем огоньки. Может быть, тогда станет понятно, что же именно эти огоньки обозначают…
Голубые линии, которые он стал теперь изучать, уводили его куда-то совсем в другую сторону. Они не соединялись ни с одним из шкафчиков, а тянулись под стену и затем вверх, уходя в расположенный выше ярус.
Калве решил, что немедленно пойдет их разыскивать: эти огоньки почему-то казались ему заслуживающими особого внимания. Он повернулся к двери, и вдруг чья-то рука легла ему на плечо.
Резко рванувшись, Калве сорвал со шлема экран инвертора, закрывавший глаза, и облегченно перевел дыхание: перед ним стоял Коробов.
Коробов онемел: сквозь шлем было видно, как он беззвучно шевелит губами. Калве с досадой выругал его за то, что подкрадывается неслышно и пугает людей, вместо того чтобы окликнуть по-человечески, а потом вспомнил, что ведь сам же выключил свою рацию, так как связи с товарищами все равно не было. Он повернул рычажок, и в его наушники ворвался негодующий голос Коробова:
- …окончательно. Такие это полтора часа?
Калве взглянул на часы. Действительно, вот уже целый час сверх уговора провозился он здесь, и, если бы не резервный баллон с кислородом, на который автоматически переключилась подача, ему давно пришлось бы плохо. Вздохнув, он развел руками и спросил:
- А у вас как там дела?
- Да ничего особенного… Ребята разобрали один робот. Типичный марсианский робот… А у тебя как?
- Да вот, - протянул Калве, - типичная марсианская кибернетика…
12
Потекли дни. Все ушли в работу: Азаров колдовал над спасенными деталями рации, Сенцов, Коробов, Раин все обшаривали их новое пристанище - не теряли надежды разобраться в устройстве корабля. Роботы в соседнем ангаре и те, не покладая щупальц, трудились над их старой ракетой, что-то подтаскивали, наваривали… Они утихомирились только на третий день.
Калве все дни напролет занимался все тем же: при помощи инвертора прослеживал одно за другим бесконечные разветвления цепей кибернетического центра. Каждый день он распутывал еще один узелок схемы, но - странное дело - чувствовал, что к решению основной задачи - к овладению ракетой - пока не приблизился ни на шаг. Вечерами - условными в этом мире - приводил в порядок сделанные за день записи и наброски, и со стороны это выглядело так, будто Калве готовит к печати солидную монографию "К особенностям структуры марсианских вычислительных и быстрорешающих устройств", столь спокойным и благодушным он казался. На деле же его все больше охватывала тревога.
Первые дни друзья встречали его с нетерпением - вот сейчас Калве, усевшись в кресло, вдруг возьмет да и скажет: "Ну, между прочим, можно лететь хоть завтра. Нажать там одну кнопку, и сразу отсек откроется…" Постепенно все начали понимать, что этого дождутся не скоро.
Текли дни, и каждый из них уносил с собой частицу вспыхнувшей было надежды.
Первым начал сдавать Азаров. У него что-то не ладилось. Исподволь наблюдая за ним во время работы, Сенцов заметил, как все чаще взгляд молодого пилота становится отсутствующим, устремляется куда-то сквозь все перегородки, броню спутника, сквозь многие миллионы километров пространства.
Раин внешне оставался спокоен. Но и он все чаще начал заговаривать о том, не пора ли, наконец, бросить напрасные поиски, не тратить зря время, а использовать его для того, чтобы осмотреть весь спутник, исследовать его - хотя бы в интересах будущих поколений. И - кто знает? - если во всем этом огромном хозяйстве найдется хотя бы один годный к употреблению телескоп, посвятить свое время (оставшееся еще время - так следовало понимать это) тому, что было делом его жизни - наблюдению светил.
Начинало казаться (или это Сенцовым овладевала уже паника?), что Коробов тоже изучает ракету не для того, чтобы применить свои знания при возвращении, а просто убивая время. Может, с таким же увлечением, иногда думал Сенцов, и с таким же спокойствием второй пилот решал бы сейчас шахматные задачи, окажись у них шахматы?
Но прекратить работу было невозможно. Связь с Землей была нужна во что бы то ни стало: тут речь шла о безопасности тех, кто в будущем полетит по этой же трассе, о безопасности многих людей и кораблей. Передатчик был совершенно необходим. По сравнению с задачей предупреждения Земли их собственное спасение отходило на второй план. Поэтому следовало ободрить Азарова, как-то помочь ему.
…Сенцов оставил Раина и Коробова в нижнем этаже носовой части ракеты, где они и так и сяк пробовали подобраться к наглухо закрытому аппарату искусственной гравитации, и направился в каюту Азарова.
Азаров лежал, уткнувшись лицом в эластичное ложе. Очевидно, нервы все-таки не выдержали: по всему полу каюты были расшвыряны детали, пластины печатных схем, отдельные блоки, валялись клочки бумаги - остатки очередной уничтоженной схемы.
- Не выходит? - спокойно спросил Сенцов.
- И не может выйти. С таким же успехом можно монтировать передатчик из пивных бутылок. Генераторный блок погиб, чем я его заменю? От усилителя сверхвысоких частот что осталось? Рожки да ножки! Нечего и думать…
- Думать все-таки надо, - сказал Сенцов. - Передатчик - это главное. Другого способа сообщить на Землю у нас нет и быть не может. Конечно, на спутнике наверняка есть какие-то устройства связи. Но как отличить их? Как понять, передатчик это или какой-нибудь агрегат для чистки сапог?
Азаров кивнул.
- На это надежды нет, - сказал он. - Мы можем надеяться только на свои детали. А у нас их не хватает, и взять их неоткуда.
Оба умолкли, каждый мучительно думал, где искать выход. Потом Азаров тяжко вздохнул.
- Да, знать бы на Земле, что такое случится, всю ракету набил бы запасными блоками. Жаль, что в другой рейс идти не придется: теперь уже есть опыт по части вынужденных посадок.
- Ну, это ты оставь, - сказал решительно Сенцов. - Все мы хотим еще летать. Погибать никто не собирается. Вот поэтому-то и нужен передатчик.
- Мы все сделали, - пробормотал Азаров. - Теперь осталось только с честью закончить. Передатчик? На передатчике мы на Землю не улетим.
- Не знаю, откуда вдруг такой пессимизм, - сказал Сенцов. - Погибнуть здесь мы никак не можем… (Азаров пошевелился, искоса взглянул на Сенцова.) Ну, предположим самое худшее. Мы действительно не сумеем использовать эту ракету. Ну и что? (Азаров часто заморгал, затем посмотрел на Сенцова уже прямо.) Будем ждать здесь. Кислорода, воды хватит надолго. Продуктов - на год. На худой конец наладим их регенерацию.
- И что же - до конца жизни? - хрипло спросил Азаров.
Сенцов пожал плечами, усмехнулся.
- А сколько ты еще рассчитывал прожить? - спросил он спокойно.
Азаров поморгал, нетвердо ответил:
- Ну, лет семьдесят…
- Допустим. Так почему нельзя жить здесь? Образуем, так сказать, филиал человечества… Да ведь нам здесь век доживать не придется! Хотя это уже зависит от тебя.
- От меня?