Виталя открывался мне, малознакомому, в общем-то, типу, будто своему духовнику. И было это удивительно. И подозрительно. Мог ведь отшутиться, по моему примеру. Не то он был пресловутым болтуном, который находка для шпиона, не то бо-ольшущим хитрецом. Очень тонким, очень умным и расчётливым игроком, оценившим меня, пометившим и поместившим в свою краплёную колоду. Или в рукав. Чтобы сдать в нужный момент или сбросить. Дьявольщина, мне вовсе не хотелось оказаться в один ужасный момент его картой, предназначенной к "сносу" во имя победы! Подозрительность провоцирует избыточную выработку желчи, почему крайне вредна для пищеварения, и с недоверием к Витале, конечно, неплохо было бы расстаться… Но здесь подстерегала меня иная беда: мысль, будто Зомби примитивный лопух, нравилась мне ещё того меньше. Ибо недооценка человека, чьи руки держат хоть какие-то управляющие вожжи, чревата. А Виталя, между прочим, возглавляет автономную боевую группу.
Кроме того, я и сам обожаю прикинуться "дерёвней" и простаком, что даётся мне совершенно без труда. И настолько мне удобно и комфортно бывает в роли улыбчивого простофили, что иной раз думается: "Не это ли моя истинная, глубинная суть? Может, вовсе не стоит её прятать, влезая раз за разом в красивый, элегантный, но тесноватый костюм авантажного джентльмена, эрудированного и утонченного?" Н-да…
Итого, Зомби Глупец - Зомби Интриган. Либо - либо. Ох, не густо!… Но иных вариантов я пока не видел.
- …По-моему, - продолжал между тем заливаться Виталя, не подозревающий, сколько тяжелой работы мозгам слушателя задала попытка разгадать скрытые мотивы его откровенности, - у Демона там своя боевая группа, в которой он царь и бог. А мне что? Раз руководство эту самодеятельность не пресекает… Ну, я вошёл в положение, отпустил. Съездил он. И ему съездили, да как! Ключица сломана, два верхних ребра и колено - вдрызг. Говорит, сарай обвалился, а он коренную балку на грудь поймал. Гонит, ясно. Козлина безрогий!… - В голосе Зомби прорвалась нешуточная злоба, он дважды стукнул напряжёнными ладонями по рулевому колесу. - Ладно, - взял он себя в руки. - Тебя мои проблемы, к счастью, не касаются. Ага, вроде, приехали. Пойдём, провожу тебя. Хакерам нашим представлю.
Разведывательная деятельность двигалась, как по маслу. И, похоже, уводила меня всё дальше и дальше от вожделенной цели. То есть при желании я мог бы, наверное, очень неплохо обогатиться, продав информацию о занятиях своих новых подопечных заинтересованным лицам и фирмам. Только вот беда, занятия эти не имели никакой связи - или почти никакой - с человеконенавистнической политикой и практикой "Предстоящих". Подопечные, насколько мне удалось понять и увидеть (или насколько мне разрешили увидеть), вылизывали и наполняли всякой красивой лабудой русскоязычный, англоязычный и франкоязычный сайты, призванные пропагандировать в интернете добрые дела Люцифера-Прометея и его верных слуг. А чтобы привлечь внимание как можно большего количества пользователей Сети наверняка, они наловчились подтасовывать рейтинги в популярнейших топ-листах. А то и вовсе их подменять. Нетрудно сообразить, какой Веб-узел после таких поистине ювелирных махинаций оказывался на вершине известности.
После чего и впрямь число посетителей его страниц возрастало подобно лавине.
Иначе выражаясь, ребята вовсю занимались информационными диверсиями. Причем, не без оснований думалось мне, большей частью для себя, а не для работодателя. Впрочем, то, что (и сколько) они делали, целиком устраивало обе стороны.
Башковитые они, получается, хлопцы, - сделал я вывод.
Втереться в доверие новому коллективу не составило для меня труда.
Пяток молодых людей симпатичных мне почти во всех отношениях (опрятность в одежде, прическах или принятии пищи не в счёт) день и ночь шуршали за персональными компьютерами, графическими рабочими станциями и прочими серверами, получая от этого удовлетворение, близкое к сексуальному. Дули пиво и лопали всякую гадость вроде разогретой на третий раз пиццы да бутербродов. Перешучивались на птичьем языке. Или то был всё-таки Linux?
Троица охранников, моих сменщиков и коллег, относилась к ним вроде как к умалишённым. Антипатия была взаимной. Я же сразу просёк, на чем хакеров можно легко купить, и напялил маску любопытного и абсолютно "нулевого" ламера и компьютерного "чайника". Коим, по справедливости говоря, и являюсь. Приставал с бесхитростными вопросами, вызывающими затяжные обвалы смеха, а иногда высовывался с прописными истинами, облечёнными в форму: "Вы, ребята, наверняка не знаете, но…" Смех во втором случае звучал много дольше, ребята подбегали похлопать меня по плечу и сообщить, что парень я сразу видно - с головой. А месяц-другой в их компании потрусь, глядишь, смогу и электронной почтой пользоваться. Не мудрено, что уже к концу первой двенадцатичасовой смены киберпанки звали меня Филом и Филипищем, делились пивом и рассказывали анекдоты. А в начале второй смены отдали в неограниченное и безвозмездное пользование совсем недурственную, на мой взгляд, "персоналку". Загрузили её играми, музыкой, фильмами и пригласили, не церемонясь, спрашивать "коды, моды и читы" к игрушкам или адреса порносайтов. Всё, что угодно.
Поигравши на подаренном компьютере часок-другой, я позволил себе опомниться и во всеуслышанье объявил:
- Эгей, шальные детки виртуальных джунглей, а ведь вы ж меня вроде как подставляете!
"Господи, - мелькнула паническая мысль, - какую невозможную чушь я несу. "Виртуальные джунгли" какие-то выдумал. Как бы не перестараться, этак-то откровенно фиглярствуя".
- Это в чём же? - удивленно спросили шальные детки виртуальных джунглей, переглянувшись между собой со слегка притушенными усмешками.
Выходит, не перестарался. Я сделал вид, что усмешек не заметил.
- Часовому, небось, положено стеречь со всем старанием этот электронно-вычислительный центр, а не компьютерных монстров стрелять либо девок-ню разглядывать. - Я скосил глаз на монитор. Маленькая тайская красавица с девчоночьей фигуркой по-прежнему манипулировала губкой и куском мыла под тоненькой водяной струйкой. Пены на её теле, кажется, не добавилось, но и не убавилось, увы. Я с печалью добавил: - Каковым бы занятиям часовой не отдавал своей искренней любви и предпочтения.
- Да брось, Филипище! - тут же отозвалось несколько голосов. - Будь реалистом. Охранять нас считают почему-то необходимым на "фирме". Того не понимая, что если нашими проделками заинтересуются в отделе информационной безопасности ФСБ или МВД, то даже такой здоровый мэн как ты, вооруженный газо-дробовой пукалкой ничего поделать не сумеет.
Пришлось мне заверить ребятишек, что где-где, а на "фирме" как раз понимают всё преотлично. И что оказание вооруженного сопротивления представителям правоохранительных органов никак не входит в мою обязанность. А вот оберегать недешёвую вычислительную технику от посягательств преступного элемента - как раз то, за что платят мне жалованье. И пистолет фирмы "Вальтер" с газо-дробовым зарядом, положенный постовому по штату, совсем не такая уж безобидная "пукалка". В особенности, ежели пальнуть из него метров не более чем с полутора, да с верным прицелом в лицо. А стреляю я преизрядно, на десяти шагах в игральную карту промаха не дам. Ну, а тем более, на полутора метрах.
- Вот и чудесно, - сказали киберпанки, возвращаясь к своим делам. - Ни минуты в том не сомневались. Продолжай оттачивать меткость в виртуальных тирах. А начальству мы тебя не вложим, будь уверен.
- О'кей, - сказал я удовлетворенно. - Но всё-таки не забывайте: иногда и я могу быть на что-нибудь полезен.
- О'кей, - сказали они в тон. - Не забудем.
Довольно скоро мне удалось продемонстрировать свою полезность наглядно. Наверное, я везунчик.
Дежурства мои протекали по стандартному графику. 12 часов днём - с восьми до двадцати, затем отдых до следующего вечера, затем 12 часов ночью - с двадцати до восьми, затем день отсыпной и день выходной. Нормальный график, свободного времени навалом, да и полусуточные бдения не больно-то меня напрягали. На дневные дежурства частенько заскакивал Виталя Зомби, рассказывал о житье-бытье оперативной группы "Фагоцит", а ночами я гонял электронных чудовищ.
Однажды вечером, когда я уже отстрелял несколько железнодорожных составов всяческих "чужих", а киберпанки ещё не успели разбежаться по домам, только собирались, в дверь принялись азартно ломиться. Конторка наша располагалась на первом этаже обычного дома, в обыкновенной трёхкомнатной "брежневке". Дверь, конечно, была железная, с бронзовым напылением и строгой вывеской "Центр информационных технологий "Вектор". Охраняется ЧОА "КАЛИБР.45", но дверь не показатель. У кого из граждан сейчас деревокартон остался? А вывеску человек, с хриплым рёвом и матом-перематом атакующий "Центр информационных технологий", должно быть, попросту не разглядел. Маленькая она, вывеска, неприметная. Тридцать сантиметров на двадцать пять, чёрный лак и золотые буквы.
Притихли мои хакеры, всё равно как мышатки в норке и давай на меня выразительные взгляды, полные надежды бросать. Пришлось мне выйти и объяснить шумливому дядьке, что он спьяну промахнулся подъездом, никакой Шурик Зуев тут не проживает. Для вящей убедительности я охватил своими крупными, хорошо развитыми физическим трудом дланями плечи мужчины, глубоко утопив большие пальцы под ключицы. Руки у мужчины тотчас же повисли плетьми, он шумно засопел, смаргивая подступившие слезы запоздалого раскаяния. А уж внимал справочной информации с такой изумительной заинтересованностью, что не передать словами.
Сообщив нетрезвому человеку всё, что следует по поводу прискорбного инцидента, я бережно вывел его на свежий воздух, да и отпустил с Богом. Даже под копчик не наподдал. Ушёл дебошир молча, был несколько подавлен и ни разу не оглянулся. Я постоял минуту-другую, провожая его взглядом и борясь с мучительным ощущением, что грубость физического воздействия была, наверное, всё-таки излишней. Наконец мужчина скрылся за поворотом, страдания моей совести притупились, и я возвратился к своим хищным оцифрованным баранам и волкам. Но прежде, чем продолжить жестокую истребительную войну в мрачных компьютерных лабиринтах, пришлось мне низко раскланяться на шумные аплодисменты спасенных от хулигана киберпанков. Из холодильника появилась заветная картонка с "Туборгом", которую мы дружно и опустошили во славу Петуховки, рождающей таких былинных богатырей и храбрецов, как Филиппище.
А наутро вместе с моим сменщиком явился хмурый усталый мужчина в чёрном джинсовом костюме и ботинках "Т-34", - неофициальной униформе "Фагоцита". Он окатил меня с ног до головы холодным взглядом и молвил:
- Циклоп.
До меня не сразу дошло, что усталый мужчина хочет этим сказать. Ругается? А может, это добрый друг и защитник вечернего бузотёра, пресловутый Шурик Зуев? И сейчас метафорически предрекает, что в ближайшие минуты я буду наказан выкалыванием глаза за неуважительное отношение к позднему посетителю? Который на самом деле не случайно забредший пьяница, а самый главный "Предстоящий"? Или "Циклоп" - это пароль, отзыв на который мне полагается твердокаменно помнить, а я почему-то преступно не помню? Потом я как-то вдруг сообразил, что усталый мужчина назвал себя.
- Капралов, - сказал я в ответ, полнясь недоумением и нехорошими предчувствиями, и протянул Циклопу руку.
- Знаю, что Капралов. Собирайся, - сказал тот, без интереса оглядываясь по сторонам, и потёр огромное родимое пятно на лбу. Пятно было бордовое, похожее на делящуюся амёбу, поросло редкими короткими и жёсткими светлыми волосками. Мне подумалось, что возможно, единственный глаз эллинских циклопов именно так и выглядел. Руку мою Циклоп проигнорировал. - Ты тут больше не работаешь, переведен к нам, в "Фагоцит". Первый рабочий выезд сегодня, в восемнадцать ноль-ноль. Сбор возле базы. Базу знаешь?
- Нет, - сказал я.
- Нет? Ну как же нет? Это куда ты устраиваться приходил. Да, и ещё, - спохватился он. - Будь пораньше, я инструктаж проведу и амуницию выдам.
- А где Виталя? - севшим почему-то голосом спросил я. - Зом…
- А Виталю убили этой ночью, - сказал Циклоп, перебив меня на полуслове. Повернулся и вышел быстрым шагом.
Дневник Антона Басарыги. 16 мая, пятница.
Начал курить. Ольга пока не знает и это весьма хорошо. Может, брошу. Даже скорей всего. Последний раз я затягивался сигаретой на мальчишнике, перед свадьбой, исполняя обет, данный невесте: "Мужем - ни-ни!!!" Тому минуло… Жутко представить, сколько. Тогда, помнится, был "Данхилл", дорогой и ароматный. Сейчас - крупно порезанный табак-самосад. Он много ароматней "Данхилла" (здорово отдает грибами), притом совершенно бесплатен. Холщовый мешок с самосадом я отыскал на полатях, под ворохом таких же мешков с сушёными опятами, плодами шиповника и разными травками-корешками. Разведением табака в прошлом годе занимался тесть и даже начинал подымливать доморощенной махрой, рядясь в народнические одежды, но скоро бросил. То есть картуз, жилетку с серебряной луковицей антикварного брегета в кармашке и шёлковую рубаху при яловых сапожках да полосатых плисовых штанах он иной раз и одевает-обувает на праздничные гулянья. На Троицу, например, Пасху или на "День посёлка", совпадающий с точностью до ближайшего воскресенья с языческим Иваном Купалой. Но козью ногу больше не смолит. Я его отлично понимаю; понимание идет из глубин организма. Махорка вызрела столь зла, что даже сейчас, за полгода изрядно выдохнувшись, продирает не токмо до нутра, но до самых митохондрий и клеточных ядер. После первой же затяжки слезы выжимаются с ошеломляющим давлением: они брызжут, словно пущены из водяного пистолета - на полметра, а то и поболее. Глотку дерёт будто бороной, волосы по телу встают и вытягиваются во фрунт, а селезёнка ёкает и стремится оборваться к семи лешим.
Превосходно. Как раз то, что доктор прописал. Плохо одно: газеты нынче имеют очень уж узкие поля. Из чего мужику самокрутку-то завернуть, скажите на милость?
Но не закурить было решительно невозможно.
Дорожка к возобновлению вредной привычки началась со сравнительно безобидного, пожалуй, даже очаровательно-сентиментального эпизода семейной жизни.
Вернувшись намедни с работы, я первым делом, едва помыв руки, заглянул в горницу-светлицу, поцеловать ненаглядную доченьку, чей милый голосок звучал оттуда хрустальным колокольчиком. Машенька лежала прямо на полу, попкой вверх, и гладила огромного рыжего короткошерстого котяру. Зверь повернулся, я оторопел. Наглая его круглая морда до того мало отличалась от физиономии приснопамятного Суседка, что мне насилу удалось сдержать порыв перекреститься. А паче того, перекрестить кота. Те же бакенбарды и кисточки на ушах. Те же глаза разумного существа.
"Откель така ярка животина? - с шутовской строгостью спросил я дочку, взяв себя в руки. - Ветеринарная справка об отсутствии блох, остриц и лишаёв есть ли? Чисты ли лапки и ушки?" - "Ну, папка, ты даёшь! Он же ещё третьего дня к нам пришёл, - сообщила Машенька. - Сидел в дровянике, на поленнице, а сегодня бабуля позвала в избу, он и забежал. Ты не бойся, папка, мы его в бане вымыли горячей водой со специальным кошкиным шампунем, а он даже не вырывался. Его Люська зовут". - "Кота? - спросил я. - Или это всё-таки кошка?" - "Папка, ты что? Ну протри ты очки, если не видишь", - сказала Машенька и продемонстрировала мне неоспоримые доказательства того, что Люська - кот.
Скотина покорно стерпела бесцеремонное отношение и довольно решительные манипуляции с задиранием хвоста. "Отчего же мальчик - и вдруг Люська?" - спросил я, стыдливо отводя взгляд от анатомических деталей, характеризующих рыжего прохвоста, как неутомимого кошачьего дона Жуана. "Он мне сам сказал", - с обезоруживающей детской верой в собственную правоту сказала дочка и погладила котищу, прижавшись вдобавок к нему щёчкой. Ох, фантазерка! "Люська или Люсьен, если тебе так больше нравится. Он бродяга и трущобник, а непутёвый… Совсем-совсем давно, когда он ещё жил-поживал в Серебряном, у одной ласковой бабушки, его звали Барбаросса. Еле выговоришь, да, Люська? Только старая хозяйка умерла, а люди, у которых он поселился, дали ему новое имя, Васька. Когда эти злюки осердились на него за что-то и хотели задавить, он в лес убежал. Стал диким охотником. А зимовать пришёл в Петуховку. Чтобы не замёрзнуть или на обед рыси не угодить. Обитался в таком огро-о-омном пустом доме, на чердаке. Бедняжечка, ему приходилось птичек ловить для пропитания… Летом он собирался снова в лес вернуться, но в дом как раз приехали новые жильцы, стали кормить его рыбкой, угощать валерьяночкой и прозвали Люсьеном. Потом я не знаю, что случилось, беда какая-то, и Люська понял, что надо идти к нам. И правильно! Он хороший. Я его люблю".
Люська-Васька-Барбаросса громко замурчал, показывая, что Машенькина ласка приходится ему по сердцу, что он в ней тоже души не чает. "Но он же пришлый…" - шёпотом простонал я, обращаясь к подошедшей жене. "Вот и славно, - сказала Ольга. - Пришлые кошки счастье в дом приносят, если приветить. А гнать их решительно не рекомендуется". - "Да никто и не собирался гнать этого вашего новоиспеченного любимца", - сказал я и, переместившись на расстояние мануального контакта, погладил крепкую тёплую спинку Люсьена.
Кот артистично, безусловно, напоказ выгнулся и посмотрел мне в глаза, почти по-человечески улыбаясь. Сейчас же сделалось понятно, что мы с ним преотлично столкуемся и уживёмся. "А кончик-то хвоста у тебя белый, - задумчиво сказал я ему, почёсывая шейку, - и эта верная примета характеризует тебя, рыжулька, как прирождённого вора. Особенно яиц и цыпушек. Только не отпирайся, сделай одолжение. За что-то же на тебя разгневались те граждане, что Васькой кликали? А вы, девушки, не заступайтесь за него и вообще не встревайте. У нас чисто мужской разговор пошёл. Так вот, знай, котофей, цыплят мы не разводим… но ежели заладишь красть продукты со стола - накажу! Доступно излагаю? Ну, то-то же! Впрочем, в соседских домах я не хозяин…" Я подмигнул. Он ответил мне тем же. Разве что двумя глазами - не одним.
Шалопай, с симпатией подумал я.
После всё было, как в скверном повторяющемся сне. Снова я проснулся среди ночи. От чего, не запомнил. На комоде снова сидел пребольшущий кот, обняв лапами часы и уронив на бок "ухажёрского" плюшевого медведя. Снова светила луна, а на чердаке шуршали не то шаги, не то чёрт знает, что. Только кот на сей раз был не наваждением, не мороком, а Люсьеном. На меня он смотрел без ненависти, а заметив, что я проснулся, негромко мявкнул, спрыгнул с комода и побежал к выходу из спальни, неся хвост трубой. На пороге остановился и уставился на меня. Во взгляде читалось явственное приглашение следовать за ним. "Сгинь, нечистая сила!" - приказал я, шаря по полу в надежде нащупать какой-нибудь метательный снаряд, например, тапочек. Люська, проигнорировав угрозу расстрела шлёпанцами, вернулся к кровати и вновь мявкнул. Ругаясь про себя последними словами, я поплёлся за ним, кутаясь в растянутый домашний джемпер.