- Безусловно. Художественно выражаясь, удобряют почву. Создают необходимые - назовём их резонансными - колебания в социуме. Попробуйте представить приблизительный график, отражающий зависимость психического состояния населения губернии от действий "Предстоящих". Период времени - скажем, последний месяц. - Гойда принялся чертить тростью по полу. - Итак, первое появление люциферитов, связанные с ним кошмары распятых и замученных людей; реакция - шок. Экстремум. Далее - этап привыкания, некоторое снижение напряжения, а на деле - уход страха вглубь, в подсознание. Слабо понижающееся плато. Затем новые смерти. Причём жертвами оказываются как стопроцентные мерзавцы, так и ни в чём не повинные безобидные бомжи; реакция - боязливая, нервная настороженность. График медленно ползёт вверх. Затем - разгром идейных противников. Физический. Да-да, правильно кривитесь, я о вашем журнале. Были, конечно, и другие акции. Новый всплеск фобии, но и растущее ощущение силы, - безнаказанной и жестокой силы, стоящей за люциферитами. Опять пик - почти уже на грани истерии. Затем мое убаюкивающее выступление на телевидении. Следствие - всплеск некоторого энтузиазма: "Чем чёрт не шутит, вдруг они и вправду порядок наведут?" Появляется доверие к "Предстоящим". Но напряжение-то не падает! Не стоит забывать и о мелких шажках - плакатах, листовках, увеличившемся прокате фильмов, двояко толкующих дьявола. Модный писатель, безусловный кумир молодежи выпускает новую книгу, где зло - и весьма талантливо - представлено человечнее добра; думаете - случай? Интернет так вовсе захлёбывается восторгом по поводу животворящих, нонконформистских проявлений сатанизма. Всего этого ещё слишком мало, чтобы поставить общество на дыбы: реактивная масса чрезвычайно велика, для рождения лидера всё ещё потребны, пожалуй, годы. Но этого уже вполне достаточно, чтобы, пользуясь именем "Предстоящих", победить противников на очередных выборах в Думу, в борьбе за кресло мэра или даже губернатора. Что отлично понимают те, кому в ближайших выборах участвовать. Поэтому они с небывалым энтузиазмом и продолжают раскачивать лодку. Да только я, я - на работе с психическими больными сам основательно свихнувшийся старикашка, уготовил всем нам другую судьбу! Торжествующие прожектёры и пикнуть не успеют, как будут раздавлены настоящим гигантом. Годы я обращу днями. Есть мнение, что термоядерный взрыв большой мощности способен зажечь водород земных океанов. Не знаю, я не физик. Но я более чем уверен, что имею детонатор, способный в мгновение ока воспламенить нашу губернию, Россию. А следом - мир!
Поджигатель мирового пожара постучал палочкой в пол. На зов немедленно явился телохранитель, ощупал меня быстрым оценивающим взглядом.
- Ильдар, - сказал Гойда. - Дружок, передай-ка там, что лейденскую банку уже можно показать.
Красавец Ильдар ("ничего у Анжелики вкус, - подумал я, - если это тот самый парень, которому она собирается плодить детишек") скрылся за дверью, а Гойда развалился в кресле с жутко довольным видом. Я напрягся, отчаянно предчувствуя недоброе.
Послышались шаги и шуршание резиновых шин. В комнату спиной вперёд вдвинулся человек в зеленовато-сером медицинском костюме и резиновых сапогах. Скомандовал: "Раз-два!" - и с силой потащил что-то через порожек.
Въехавшее устройство видом своим напоминало старомодную этажерку для книг, поставленную на маленькие широкие колёса. Четыре вертикальные стойки из алюминиевого уголка, снизу и сверху - полки. Однако свободное пространство заполняли отнюдь не книги.
Я с трудом сдержал тошнотный порыв.
Внутри "этажерки" находился человек. Нечто, бывшее когда-то человеком. Вверх от солнечного сплетения это оставалось мужчиной. Толстяком, облачённым во что-то вроде тесной сетчатой майки. Белотелым, с просвечивающими сквозь кожу кровеносными сосудами. Облепленным какими-то датчиками, прозрачными трубочками и устрашающими иглами систем вливания. С обритой наголо головой, выпученными безумными глазами и заклеенным полосой светоотражающего пластыря ртом, но ниже… Ниже находился пузырь. МЕШОК. Огромный зелёный мешок из прочной резины, наполненный колышущейся жидкостью, с горловиной, затянутой вокруг тела толстяка резиновым же ремнём. Кажется, в жидкости что-то шевелилось. По крайней мере однажды я совершенно отчётливо увидел, как нечто твёрдое и округлое выперло изнутри, натянув резину, проползло по стенке и опять кануло вглубь.
Мне тотчас представилось, что брюшная полость, тазовая область, ноги у страдальца растворены до состояния киселя, в котором извиваются, мало-помалу дотаивая, остатки кишок и внутренних органов, а также плавают сильные, неторопливые, короткие и толстые рыбы. Разумеется, это была форменная чушь. Если бы у толстяка не было ног и прочего, он ухнул бы в мешок по самую шею: сверху его ничего не поддерживало, руки свисали вдоль тела, притянутые к нему всё теми же резиновыми ремнями. Скорей всего, он сидел на коленях или в позе лотоса. А может, на подставочке. Умом-то я это понимал, но отделаться от навязчивого видения студнеобразных конечностей, среди которых движутся толстолобые рыбы, похожие на поленья с плавниками не получалось.
Я отвернулся от "лейденской банки", уставился в стену и начал поспешно хлебать минералку, совершенно не ощущая мерзостного вкуса. Служители, привёзшие человека-мешок, принялись поправлять провода, вполголоса сообщая Гойде какие-то специальные сведения о здоровье подопытного.
- А вы, оказывается, брезгливы, батенька, - сказал Гойда, небрежно отмахнувшись от помощников. - И напрасно. Напрасно взгляд отводите. Вглядитесь внимательней - да ведь это же красиво! Перед вами великолепный, великолепнейший результат научной деятельности. Феноменальная "лейденская банка", накопитель психической энергии. Он заряжен до краёв, он вобрал в себя столько психического электричества, что разряди его сейчас в один момент, и несколько близлежащих кварталов окажется поражено жутчайшим эмоциональным ударом. А в моём распоряжении более десятка таких конденсаторов. Вот он, мой многозапальный детонатор. Но направлю я его колоссальную вспышку не в пространство, нет. Её воспримете вы!
Дальнейшие события я запомнил как-то неважно, смутно. Наверное, в минералку, пока я спал, чего-нибудь психотропного всё-таки добавили. Вроде мы ещё говорили с Гойдой, вроде Гойда склонял меня к какому-то соглашению, а я упирался, но мозги мои были забиты одной, чудовищно раздувшейся мыслью, подавляющей все прочие.
Скоро и я стану таким мешком!
В меня воткнут шланги, заклеят рот липкой лентой, обреют наголо и засунут в холодный зелёный пузырь, где плоть мою примутся объедать химические растворы и рыбы-мутанты. А потом, когда полоумный Гойда решит, что пришло время преподнести нашей многострадальной державе строгого, но по-отечески доброго президента-сатану, меня кокнут. В России ничего не изменится, конечно. Гойда придет в ярость и прикажет вышвырнуть изуродованные останки несчастного Капралова на помойку. Где их дожрут крысы, растащат по окрестностям бродячие собаки да воронье.
Конец истории.
Exit, Капрал.
В какой-то момент Гойда понял, что я брожу мыслями далеко, но истолковал это по-своему.
- Да вы мне не верите! - воскликнул он. - По глазам вижу - не верите ни единому слову. Качаете головой согласно, а сами, небось, думаете: "Мели Емеля, твоя неделя". Так я вам докажу, что всё сказанное мною относительно пси-конденсаторов - истинная правда. А ну-ка, милейший, - обратился он к служке, состоящему при "лейденской банке". - Хватит скучать, беритесь-ка за дело. Пора устроить для нашего недоверчивого гостя небольшую демонстрацию силы.
По-видимому, муштровка вспомогательного персонала в сатанинской епархии велась основательная. Служка немедленно стал "смирно" и едва ли не прищёлкнул каблуками сапог. На худой очкастой роже написалось живейшее рвение. Он снял с верхней полки "этажерки" продолговатую эбонитовую коробку на толстом кабеле (я заметил блеснувшее окошко дисплея и ряд переключателей) и пальчиками осторожно повернул шишечку верньера. Чуть-чуть.
Сначала ничего особенного не происходило, только человек-мешок как бы едва заметно встряхнулся, замычал сдавленно, расправил плечики, и взгляд его приобрёл некоторую осмысленность. Внутри пузыря усилилось движение. А потом навалилось!!! Такой безысходности я в жизни не испытывал. Тоска взяла - до полной коагуляции мрака душевного. Чёрная меланхолия. Сгущение жути. И осадок выпал - в виде мыслей о суициде. У меня ручьем побежали слёзы, и только чудом я не разрыдался в голос. Я понимал, что всё кончено. Для меня. Для всех людей. Распахнулся космический колодец величайшей беды, чёрная дыра отчаяния, и обреченная Земля валится в неё, претерпевая бесконечные страдания и не умея их прервать.
Однако страдали, оказывается, не все. Сергей Сигизмундович Гойда напротив, был весьма весел. Как и один из его помощников. Они заливисто хохотали, прямо-таки давились хохотом, гулко хлопали друг друга по плечам и по спине и медленно сползали на пол, не в силах устоять на ногах. Другой служка - тот, что крутил верньер, не был ни радостен, ни печален. Он был деловит. Он точными выверенными движениями ревизовал оборудование "лейденской банки", хмурясь, всматривался в дисплей и строгим тоном отчитывал напарника за какую-то небрежность. Досталось от него и самому Гойде. Потом он вернул верньер в исходное положение, и всё кончилось.
Я неловко утирал слёзы, выворачивая голову то вправо, то влево и шмыгал носом. Гойда, держась за сердце, глотал пилюльки. А служки, превратившиеся в соляных истуканов, пялились на него с испугом. Очевидно, демонстрация состоялась с превышением потребного уровня излучаемых сил.
- Ублюдок, - прошипел Гойда и сильно ткнул провинившегося помощника тростью в лицо. Попал в рот. У того выступила кровь. - Немедля убирайтесь прочь, недоумки! Я с вами потом разберусь.
Он ещё несколько минут шумно дышал и пил апельсиновый сок, поднесённый Ильдаром. Затем спросил:
- Как вы, батенька? Теперь верите? Конечно, верите. Пусть этот идиот перестарался, но зато, согласитесь, показ удался на славу. Эмоции взвились в поднебесье. У вас было отвратительное настроение, после подпитки от "лейденской банки" стало невыносимым. Я и один из этих бездарей скупо радовались жизни, вследствие чего едва не надорвали животики. А ведь была выпущена лишь крошечная часть скопленной нами психоэмоциональной энергии. Мизерная. Нет, всё-таки я гений. А мой конденсатор… ах, мой конденсатор… Я просто не нахожу слов.
- Аккумулятор, - сказал я. - Конденсатор отдает накопленную энергию за раз, аккумулятор - постепенно.
- Ну что ж, аккумулятор, так аккумулятор, - с готовностью согласился Гойда. - Вам виднее. В конце концов, я не технарь. Подобные частности мне неинтересны…
Тут его прорвало. Похоже, этот "mad scientist", безумный учёный крайне нуждался в слушателе, не способном от него сбежать. И, обретя такового в моём лице, сделался по-настоящему счастлив. Я мало что запомнил из его продолжительной речи, там было намешано всякого, но некоторые полезные сведения в голове сохранились.
Например, кое-какие фамилии координаторов "Предстоящих". Организация не имела единовластного лидера, руководил ею координационный совет. За силовые органы отвечал один из высших чинов губернского УВД, за PR - бывший сотрудник влиятельнейшего "Фонда интенсивной политики", за деятельность фанатиков-сатанистов - известнейший некогда понтифик "Нагорного Братства АУМ". Между прочим, разыскиваемый Интерполом по подозрению в организации кровавых терактов, прогремевших несколько лет назад в крупнейших европейских и азиатских столицах. За финансы - важный чиновник Казначейства. Ну, и так далее. Свора честолюбцев, готовых на совершение любой пакости. Наукой медициной руководил, само собой, Гойда.
Грязные их делишки, разумеется, не имели ничего общего с тем мёдом, который разливал Гойда с телеэкрана в своём нашумевшем выступлении. Успешная реморализация преступников и возвращение их, "тёплых и пушистых" обществу? Ложь! Убаюкивающая сказочка для обывателя. Все бедняги, пойманные "Фагоцитом" и двумя десятками подобных ему боевых групп (причем, не только негодяи и отщепенцы, попадались под горячую руку и обычные граждане), доставлялись в "Игву". Это ужасная контора, наполненная вперемешку самыми отпетыми дьяволопоклонниками и самыми увлечёнными научниками. Причём чаще всего обе ипостаси объединены в "одном флаконе". Там с "материалом" проводилось тестирование для отбора пригодных к использованию в качестве "лейденских банок". Годных сажали в мешки при "этажерках", а негодных казнили, верша импровизированные чёрные мессы. Медленно и мучительно убивали, резали на кусочки… Грандиозный выплеск психоэмоциональной энергии!… "Лейденские банки" заряжались под завязку…
Я слушал страстную речь профессора, полную первобытного восхищения собой - и тихо зверел. Объектами ненависти становились поочерёдно "Фагоцит", "Игва", сам я - из-за бессилия что-либо изменить. А наипаче всего и вне всякой очереди - Гойда, Гойда, Гойда. Несколько раз ненависть доходила до крайнего предела, я снова и снова силился порвать цепь, добраться до омерзительного старикашки-профессора, раздавить, как гадину. Оковы были по-прежнему прочны.
В какой-то момент я, наверное, окончательно перевалил порог информационной восприимчивости и вовсе перестал Гойду понимать. И слышать, в общем. Гойда сыпал специальными медицинскими терминами, пытаясь связать коренные положения религии и диалектического материализма с коренными же уставами любезной его сердцу психиатрии. В доказательство он приводил множество цитат из различных, авторитетных для него источников, в том числе литературно-художественных, но запомнилась мне только одна. Да и то потому лишь, что была она позаимствована из читанного мной самим произведения. "Дьявол есть человеческий разум, лишившийся Бога". Юз Алешковский, "Рука". Гойда собирался лишить людей Всевышнего, которого почему-то люто недолюбливал, вытеснив Его из человеческого разума и заменив Величайшим Земным Правителем.
В этом месте я отвлекся на кое-какие процедуры физиологического характера. Припёрло… не до смущения стало. Впрочем, Гойда не обратил на меня ни малейшего внимания. Я пустил слив, насколько позволяла цепь, обмыл руки и вдруг, сквозь шум утекающей в канализацию воды, уловил знакомое имечко.
Никита Возницкий, студент. Симпатично-зловещий персонаж родом из таракановской папки. Оказывается, Гойда не только знавал этого самого Возницкого, но и был даже дружен с ним по-своему.
С содержимым папки Гойда, кстати, тоже был знаком. Вскоре после пленения на моей квартире был произведён тщательный обыск. Многого отыскать не удалось. Изыскатели удовлетворились вышеназванной папкой, помеченной штампом журнала "Взгляд сверху". А также изъятием документов, удостоверяющих мою личность, писем (частных, интимных писем, сволочи! - неистовствовал я) и некоторого количества наличных денег и оружия.
- Пистолетик ваш нашли, - сказал Гойда, демонстрируя мне "беретту", извлечённую из подмышки. - Я прельстился, взял его себе. И, верите ли? - не расстаюсь. А ведь не любил допрежь оружие. Никогда не любил.
Познакомились Гойда с Возницким в психбольнице, где mad профессор собирал материал для научного труда, а Никита "косил" от армии. Возницкий, между прочим, владел некими любопытными записками, доставшимися ему по наследству от прадеда. Прадед в свою очередь откопал эти записки в посёлке Серебряном, куда он умудрился весьма ловко эвакуироваться в начале Великой Отечественной войны советского народа. И семью с собой прихватил. Включая военнообязанного младшего брата. Принадлежали записки перу (ну же! ну! - нетерпеливо ёрзал я) некоего авантюриста Артемия Трефилова (ага!) и были выполнены в начале ХХ века.
Записки делились на две части.
В первой содержались довольно мутные, неудобопонятные и путаные теории, частично зашифрованные, которые всякий читатель волен был толковать по-своему. Во второй - чёткие практические советы. Увы, тоже частью сделанные тайнописью. Главная беда состояла в том, что выяснить, для подтверждения какой магической теории из первой части следует применять те или иные советы из второй не представлялось возможным. Однако прадедушка Возницкий вместе с братцем решили, что расшифровали некоторые указания. И что касаются они ни много ни мало борьбы с мировым злом.
Чтобы побеждать большое зло, необходимо вершить малое, сопровождая злодеяния некоторыми специфическими действиями. Тем самым большое зло оттянется на жертвующих собой мучеников, где безвредно сгорит дотла, а мир станет чище. Вот так - в русле некоторых средневековых ересей. Короче говоря, братья принялись растлевать местное отрочество, обставляя банальные преступления против девственности таинственностью и мистицизмом. Как раз в это время гитлеровская Германия начала терпеть поражение за поражением - что, естественно, было воспринято Возницкими, как собственная заслуга. Долго ли коротко, братья и сами не заметили, как борьба со злом отошла на второй план, заслонённая всё растущим сластолюбием. На том они и погорели; при аресте оба были убиты. Художественное описание их последних минут имеется в соответствующей главке "Фуэте очаровательного зла".
Наш современник Никита весело смеялся над наивностью предков. Он был совершенно уверен, что Трефилов учил (вот только кого учил?) вызывать, а затем и материализовать демонов. А также осуществлять обратный процесс. То есть проникать в их измерение человеку. Живому. В преисподнюю, можете себе представить? Проникать и возвращаться, обогатившись невиданными знаниями. Трефилов (похоже, с убедительными фактами в руках) считал преисподнюю не религиозной абстракцией, не духовно-поэтической метафорой, но вполне материальным местом. И даже будто строил механизм для постановки этого дела, то есть движения туда-сюда, на поток. Насчет возможности проникнуть "туда" Никита сомневался, зато "оттуда"… Вызвать беса, подчинить его, подгрести с его помощью под себя толику власти - вот чем собирался он вплотную заняться в ближайшее время, едва лишь окончится его медицинское освидетельствование!…
Сам Гойда находил записки занятными - особенно те пункты, где описывались тайные обряды, подчас весьма колоритные, исполненные животного эротизма, - но не более.
После благополучного получения Никитой "белого билета" связь профессора и бывшего пациента не только не прервалась, но даже укрепилась. Этому способствовала Катюша Возницкая, очаровательная несовершеннолетняя танцовщица и нимфоманка, чью немую в прямом смысле слова благосклонность они делили без капли ревности друг к другу.
"Старый похотливый козёл!" - подумал я брезгливо. А, скорей всего, и произнес вслух. Потому что Гойда споткнулся, нахмурившись, посмотрел на меня и сказал: