Поднялся тяжело, как пень, поддетый зубом экскаватора, и вступил грозным шагом на кухню, где хранились товары первой необходимости, не нуждающиеся ни в какой кулинарной обработке. Обычно он заглатывал их механически, до чувства легкой дурноты. И сейчас, оторвав кусок от колбасы, попытался съесть его. Раз - и ничего. Раз-два-три. И не получилось. Все потуги были напрасными. Кусок не лез в горло. А голод становился больше. Хотелось чего-то такого, чего не было вокруг. Летягин в изнеможении привалился к стене. Ну не мог он за одну ночь превратиться в какого-то проклятого кришнаита-вегетарианца или подозрительного йога-сыроядца. Сейчас он выйдет на улицу, где кислород, озон, и там все пройдет.
На улице, действительно, немного полегчало. Он шел и ровно ничем не отличался от остальных людей. Вначале. Потом, правда, остановился и, на собственное удивление, прилип к витрине мясного отдела магазина, в которой, естественно, не было никакого мяса, а вместо того картинки. Очертания кусков мяса мало соответствовали направлению критического реализма и уж тем более цвет - фальшиво бодренький, красный-красный. Но именно он и привлек внимание Летягина…
Мыслеобразы стали обволакивать его, образуя панорамный кинозал на одну персону. Летягин увидел заколотого тельца. Из глубины булькающей, как наваристый борщ, мглы вылетали и лопались пузыри, открывая грубые ноздри, ощеренные пасти, низкие морщинистые лбы и срезанные дегенеративные подбородки. Эти гнусные рожи изо всех своих подлых сил лезли к тельцу. Бодая друг друга, скуля от нетерпения, припадали к ране и ручейку, жадно хлебали и - утончались, светлели. Вырисовывались изящно очерченные носы и подбородки, гладкие лица, узкие алые губы. Летягин почувствовал, что некой частью и он находился там, в видении. Это было подобно включению штепселя в розетку. Он на одно мгновение поддался порыву, всего на одно мгновение, и…
Раздался звон, витрина разлетелась стеклянными брызгами.
- Давно пьешь? - спросил его в отделении лейтенант Батищев.
- Это какое-то недоразумение, я - Летягин Георгий Евстафьевич, никогда у вас, так сказать, на учете не стоял.
- Вот это и плохо, Георгий Ейвставич, вот это упущение с нашей стороны, - оживился лейтенант. - Взяли бы мы тебя на контроль раньше, сегодня бы ты не пытался у нас витрину разбить и, может, вообще находился в другом месте - Постой! Летягин, говоришь тебя зовут…
Медленно, но верно закрутились колеса, и телега лейтенантской памяти проследовала до остановок под названием "Потыкин" и "Азраилова". Так, Летягин, потыкинский дружок, грязнуля и хам, вредящий соседке миленькой пампушке Азраиловой…
- А чем был вызван ваш визит к Потыкину десятого сентября накануне его смерти? Неурегулированными денежными спорами? Поссорились ли вы в тот вечер?
Летягин испугался. Он пугался, пугался и вдруг понял, что пугаться дальше некуда. Страшно захотелось, чтобы боров лейтенант лежал полуживой тушей, как привидевшийся в витрине телец.
- Вы очень тонко ведете следствие, - внезапно заявил Летягин. - Это у вас, конечно, прирожденное. Как жаль, что ничего уголовного я не содеял и не могу дать проявиться вашему таланту в полной мере…
Летягин говорил и удивлялся: откуда в нем способности к лести и вранью? Порой он не находил новых фраз и повторял старые, но лейтенант только кивал, а потом и кивать перестал, а клюнул носом и замер. Летягин уже растерялся, гипнотический дар и поэзия заклинаний никогда не числились за ним, скорее, наоборот.
"Учтите, товарищ лейтенант угомонился ненадолго, но если сейчас немедленно сотворить, что велит ваша совесть, то он станет тихий и послушный на срок до трех недель, - сказал издалека, а может, изнутри, очень резонный голос. - А вокруг-то никого. Отличный момент".
"Цапай мента, цапай, пока не поздно", - возник еще один собеседник, весьма истеричный и злой.
"Кто вы такие?" - простодушно спросил Летягин.
"Мы и есть твоя совесть", - слаженным дуэтом ответили голоса.
Летягин всполошился - психзаболевание стремительно прогрессировало.
"Ты вооружен, ты отлично вооружен", - не отвязывался резонный голос.
А Летягина будто подхватила волна, покачала на себе, потом что-то полезло из челюстей, а язык вдруг стал пухнуть. Он ткнул пальцем себе в рот и чуть не оцарапался - длинные тонкие клыки уже оснастили его жевательно-кусательный аппарат. Опустив глаза, Летягин увидел, что его язык не только свисает ниже подбородка, но еще и заострился.
Страшное ночное видение переходило в разряд реальностей.
"Чудовищем быть грешно - лучше в тюрьму", - лихорадочно прикинул вспотевший Летягин.
"Может, лучше чудовищем - не накладно ведь. А там и до чудотворца один шаг. В тюрягу пусть другие топают, - сказал злой голос. - Однако ты опоздал…"
И действительно - лейтенант уже приходил в себя.
- Что это у вас там? - запинаясь и теряя пивной румянец, прошептал Батищев. - Да… подождите в коридоре…
Задержанный тут же испарился, а участковый пытался хоть вчерне разобраться с происшедшим, потирая виски впервые в жизни заболевшей головы.
Сидя в коридоре, Летягин мысленно беседовал со своей совестью. По договоренности один из ее голосов стал отзываться на кличку Резон, а второй довольствовался прозвищем Красноглаз.
"Раз вы возникли, так хотя бы не мешайте мне, - говорил Летягин, - все же вы не заморские генералы, а своя родная шизия".
"Кто мешает? - захлебнулся от возмущения Красноглаз. - Мы - твои маленькие друзья. Одни тебя и любим. Во-первых, с нами не пропадешь. Во-вторых, мы тебе всегда поможем. Особенно в этом деле".
"Каком еще деле?".
"А ты будто и не догадался. В деле употребления крови в пищу духовную и физическую."
"Как это крови?" - обомлел Летягин.
"Сядь да покак", - нагрубил в первый раз Красноглаз.
"Домой вам возвращаться нельзя, - талдычил Резон. - Лейтенанта вспугнули, он сейчас звонит в РУВД. А там запросто оформят ордер на арест. Попадете в следственный изолятор и признаетесь во всем…"
"Что же делать?" - растерянно спросил Летягин.
"Для начала сходить в прокуратуру. Поинтересуйтесь там насчет… и вообще… Сейчас приемные часы, но народу в очереди не много."
Помощник прокурора оказался молодой женщиной Екатериной Марковной.
Она улыбнулась Летягину, а потом спросила, состоит ли он на учете в психоневрологическом диспансере. Потом Екатерина Марковна, скорее по-докторски, чем по-прокурорски, стала успокаивать Летягина, просвещая насчет количества гражданских исков, связанных с ветшанием жилищного фонда. Когда еще дело до суда дойдет. И, вдруг проникнувшись доверием к милой прокурорше, Летягин рассказал, как у него отрастают клыки и язык, как участковый Батищев ему мокруху клеит, и под конец спросил, какие конституционные гарантии может получить гражданин, если у него лицо и туловище не всегда такие, как у всех.
- Я, конечно, не медик, - стала спешно закругляться Екатерина Марковна, провожая Летягина к дверям, - но мне кажется, вам надо просто лучше питаться. Заниматься спортом. Записаться в художественную самодеятельность, танцы, пение очень помогают. Или устроить личную жизнь, - последнее было сказано не без оттенка печали.
Она протянула узкую ладошку.
"Питаться, питаться… Смотри, какая у нее аппетитная шейка, - подначивал Красноглаз. - Это тебе не боров лейтенант. Согласись, привереда, с женским материалом работать и проще, и приятнее".
Летягин как раз взял нежную прокуроршину ручку в свою ладонь и вместо того, чтобы пожать ее, застыл, боясь шевельнуться - будто его посадили на кол. Он изо всех сил пытался не поддаться дурному влиянию Красноглаза и Резона.
Екатерина Марковна приблизила к нему свое умное неравнодушное лицо и максимально убедительно сказала:
- Я понимаю, вам сейчас тяжело. Образовался комплекс загнанности, который породил странные ощущения. Но только вы сами можете его разрушить. Повторяйте про себя: "Я нормальный, я симпатичный". Вот вы улыбались, и я видела - никаких клыков нет.
"Еще как есть", - хохотнул Красноглаз.
Она была совсем рядом, прокуроршина почти девчоночья шея, оттененная кружевным воротничком, с такой видной, такой призывной голубоватой жилкой. Он вдруг почувствовал биение ее крови, и немедленно подкатившая волна начала преображать его тело. Предупреждая прокуроршу, Летягин поднял вверх указующий перст свободной руки.
- Что, "скорую"? - не поняла Екатерина Марковна. - Я сейчас…
Пытаясь что-то сказать, Летягин открыл рот. По ее расширившимся зрачкам он понял, что она увидела.
"Объект готов к донорству и развертке, - телеграфировал Резон. Донорские артерии новичку, вроде вас, лучше не трогать, можно захлебнуться. Сообщаю расположение зон для проникающего или слизывающего воздействия. Предпочтительные: внутренняя яремная вена, шея, срединная вена локтя, локтевой сгиб. Возможные: подколенная вена, бедренная…"
Приемная комната, стол, стулья, шкафы распались, как карточный домик, и Летягин закачался на поверхности залитой серым светом воронки. Екатерина Марковна вдруг вывернулась наизнанку и стала кустом, состоящим из текущих прямо по воздуху струек красной жидкости.
Красноглаз пронесся, как серфингист на прибойной волне, по позвоночнику Летягина и вломился в его мозг. Но Летягин ударом непонятной ему силы задержал зверя и прыгнул "с места" в горло воронки. Сумерки, отражения, - все смешалось. Где-то позади остался звенящий женский крик:
- Не трогайте его, он очень болен!
Потом послышались крепкие мужские слова и вроде как врачебный диагноз:
- Придурок за чужой счет.
Летягин пришел в себя только на улице - он бежал, что есть мочи домой, обгоняя не только людей, но и троллейбусы…
Хотя дверь его квартиры была закрыта, он сразу понял, что там кто-то есть - хотя бы по тому, как проворачивался ключ в замке. Кроме того, не слишком сильно, но вполне ощутимо пахло мужскими носками.
"Неужели все-таки лейтенант Батищев… Сейчас войду и трахну его табуреткой, и пусть меня расстреляют. Так даже лучше. Наденут на голову полосатую шапочку и вмажут по ней из "Макарова". Все же приятно, что заодно сдохнут две гадины - Красноглаз и Резон".
Но за дверью царил другой запах - аромат ночных насекомоядных цветов. "А все-таки от этих превращений и польза есть. Нюх у меня явно прогрессирует, как и зрение", - заметил Летягин.
На прожженном сигаретами диване лежала она. Профессорская дочка, вышедшая замуж за полудеревенского паренька, который, даже вернувшись из загранрейса, напоминал приехавшего с городской ярмарки крестьянина.
Бывшая законная супруга так умела слушать, что Летягин стал считать, что умеет говорить. Так любила изящные искусства, что он мог кинуть мозолистую купюру на какую-нибудь дурацкую фарфоровую тарелку и не припомнить это потом.
Он поймал себя на том, что думает о ней только хорошее. Но разве не она не уехала на грузовике вместе с двумя белобрысыми финскими диванами и тремя плазменными телевизорами в сопровождении четырех ражих дружков? Он тогда еще хотел что-то пообещать ей - мол, исправлюсь, а она только махнула рукой, заводи мотор, чего его слушать, обормота.
Сейчас она как будто проснулась, приподняла голову, посмотрела сперва куда-то в сторону. Волосы у нее теперь заметно светлее, и вообще она выглядит еще лучше, чем даже в самый первый вечер их знакомства, когда он ей хотел продать, а потом просто подарил видеомагнитофон.
- Ничего себе явление… Как сон, как утренний туман… Ты чего-то забыла у меня, Нина?
- Ехидничать не разучился, - сказала, а потом уж взглянула на него. - Ты симпатичный, хотя и совершенно опустившийся.
- Могла бы добавить "в мое отсутствие". Но дело не в этом, Нина. Объективно я достаточно гадок. Приязнь ко мне - действие зова.
- Зов предков, да? Насмотрелся про Тарзана.
- Видик ты забрала.
- Хватит. Я просто пришла к тебе.
Он сел рядом. Они взялись за руки.
- Между прочим, я тебе помогла. Здесь вертелись какие-то люди и милиционер впридачу. Ломать дверь собирались, что ли. Я им сказала, чтоб все убирались, жена пришла.
- Тебя боятся, Нина, потому что ты не боишься.
- Я и тебя освобожу от всех страхов, глупыш.
- Не знаю, стоит ли со мной возиться, Нина. У меня, за время твоего отсутствия, проявились далеко не лучшие черты.
- Я тоже не стояла на месте.
Ее пальцы легли на его шею, тонкие нежные пальцы - только вот любовь к длинным коготкам у нее не исчезла. Нет, пожалуй, коготки слишком длинноваты, они даже царапают его. Но не скажешь этого женщине, которая тебя целует. Можно и потерпеть - главное, они вспомнили…
А когда ее пальцы стали умелыми пальцами убийцы, а знающий взгляд Летягина увидел ее губы, вытянувшиеся в стальную трубку, которая вошла в его лопнувшую под ухом плоть, он уже не мог пошевелиться. Разве что привстал. Но тут ему показалось, что на него навалилась гора, и он обмяк…
Забрезжил свет. Какой-то человек сидел рядом и елозил по летягинскому лицу мокрой тряпкой. Летягин поперхнулся и чихнул.
- Очухался? Видишь, брат, до чего лирика доводит, - человек говорил уверенно и назидательно. - Рассечения тканей, конечно, нет. Отек, правда, случился из-за сильной тяги. Но ничего, рассосется.
- Кто это меня?
- Кто-кто… Жена твоя Нина тебя же и обработала. А я - Трофим Терентьевич. Гиену у Головастика помнишь? Скажу тебе без лишней скромности, я - знаток метаморфизма. И тебя научу этому ремеслу.
- Все меня чему-то учить хотят. Не надо мне вашей свободы и вашего вампирского ремесла! Я неспособный.
- Не прибедняйся. Нинуля-то освоила. Она - ценный теперь кадр, только увлекающийся, может и до дна выпить. А ты, Жора, кстати, невкусный оказался. Плохо Ниночке стало, едва успела SOS послать. Хорошо, что сегодня я дежурю… На работу-то пойдешь? Я пиджак тебе зашил и ботинки почистил.
- Обложили меня, Трофим Терентьевич… И на работе обложили.
- Сейчас пойдем прямо на твою работу и посмотрим, кто тебя там обложил. А дальше - многое зависит от твоей сознательности. Не поймешь, что ты вампир, окажешься в Яме. Я тебе сразу скажу - туда попадать не стоит.
- В яму не стоит, - эхом отозвался Летягин и попробовал на вкус слова Трофима. - Только какой я вампир? Вы же тянете у людей кровь. Можно сказать, жизненную силу. А я так не могу.
- Ты скользишь по поверхности вещей, сынок. Донору только легче, когда у него забирают лишнюю тяжесть, избыток. Ведь берут-то не просто так, а чтобы потом вернуть, претворив соответственно в духовные и материальные ценности.
Звучало убедительно. Летягин не умел спорить, однако сопротивлялся:
- Вы можете внести инфекцию… СПИД…
- Кто угодно, только не мы. Организованные вампиры обязаны применять пространственную развертку доноров, то есть бесконтактный сбор кровяной массы. Все контактные способы запрещены законом, за этим строго следят. Даже за некачественную обработку, приведшую к отекам, мы строго и персонально наказываем. Как говорит мой шеф: "вампиризм - это древняя и прекрасная культура общения". Возьмем, например, Азраилову…
- Черт с ней, - фыркнул Летягин.
- Ты людьми не бросайся, Георгий, - строго произнес Трофим. - Ты настройся на эту мадам, стань ей своим, прислушайся к тому, что томит ее сердце, чего ждет ее разум. Не распыляйся, улови главный дефицит. А потом тяни. Дай ей кусочек того, что она хочет. Хотя бы пообещай. Все это нужно, чтобы донор снял психическую защиту, раскрылся. И тогда будьте-нате - придет волна, и донор станет доступным для кровосбора.
- Получается, что вы сперва человека как бы ломаете?
- Диалектики в тебе мало. Никто не сломается, пока не захочет. Ведь донор глухо и бессловесно жаждет пожертвовать частицу себя на мировой прогресс. Поэтому с такой готовностью покоряется вампирскому зову. Тут уж не теряйся! И всегда подбирай самый подходящий тебе морфовариант: упыря зубатого, зверя-вурдалака или хомо вампирикус…
- И где ж эти варианты сидят, почему их физики не видят?
- У нас другая наука - вампирика.
- А что, жирная пиявка с двумя дырками, это ваше наивысшее достижение? - ехидно поинтересовался Летягам.
- Ой, критик нашелся. Что ты понимаешь вообще? Пока что ты только потребляешь нашу энергию и наши знания, ничего не давая взамен нашему Кругу.
- А сколько можно выпить крови у одного человека? - решил уточнить сломленный железной логикой Летягин.
- Стоп… Еще скажи - выхлебать. У тебя речь неотесанного деревенского упыря, - укорил Трофим. - Специалисты говорят: взять валорис I. А есть еще валорис II, валорис III, фитовалорисы - из области растительных соков, и, наконец, натурвалорис… Мечта поэта, энергия, несущая планетарный, космический порядок, - Трофим умолк и несколько раз ударил кулаком по своей ладони. - И его возьмем, никуда не денется… А теперь отвечу на твой наивный вопрос. Для нас не существует понятие "можно". Нужно! Сколько организм требует, столько и нужно. Дозирование очень скоро дойдет до автоматизма… А теперь иди, умойся. Тебя ждет роскошь человеческого общения.
Летягин стал драить запущенную физиономию, а Трофим тем временем читал вслух из чудом завалявшегося тома "Брокгауза":
- "Вампир, слово неизвестного происхождения". И не стыдно им! Надо было узнать, прежде чем статью кропать… "На Запад пришло из Германии, куда, в свою очередь, перенято было от славян". Слышь, Жора, всё от нас тянут, хотя потом развивают до совершенства… "Двояко произносится: вампир и упырь" Ну, козлы эти авторы, а еще бороду отрастили! Упыри - это чистые контактники, а вампиры - специалисты бесконтактного слизывания. А вот еще перлы: вампиры - это, дескать, мертвецы, встают, понимаешь, из могил, высасывают кровь у порядочных людей, когда те спят. Дешевое повидло… Думали нас унизить, да сами и обделались. "Могилой" окрестили девятимерную среду, в которой возбуждается волна преобразований. Стыдно, господа! Есть прекрасное слово: "воронка". Эти грязные завистники обзывают "мертвецом" человека, который пробуждается к новой жизни! И доноры - вовсе не спящие, а умиротворенные. Отрезать голову, пронзить осиновым колом, вот что только и умеют эти ваши энциклопедисты…
2. И ОН ТОЖЕ
Давно известно: если вы зашли в комнату, а находящиеся в ней люди резко стихли, словно выключенное вдруг радио, значит, они говорили о вас.
Летягин еще за дверью услышал, как сослуживцы на разные лады склоняют его имя. Но дальше народная примета пробуксовала - встретили его появление не молчанием, а смехом и криками: "браво", "бис". В комнате были Лукреция Андреевна, экономист, Галина, ведущий специалист, Николай Константинович, начальник сектора, и некоторые другие лица.
Когда Летягин приблизился к Николаю Константиновичу на расстояние удара, тот встал, чтобы иметь над подчиненным физическое превосходство в росте.
- Проект из-за вас стоит, заказчик денег не перечисляет. А вы, Летягин, уподобляетесь…
- Тому танцору, - подсказал кто-то.
- Тому танцору, - повторил Николай Константинович, - которому… - он запнулся и сел, грозно прищурив один глаз, - идите и работайте. И не вставайте со стула, пока не закончите с подключением базы данных.
- Так он же обкакается, Николай Константинович, прямо в помещении, - хихикнул кто-то из молодежи.
Съежившийся Летягин жалким шагом пошел на свое место.