Домой они приехали часа в четыре. Родители были еще на работе, и можно было заняться своим приобретением. Первым делом Вовка густо намазал мяч подсолнечным маслом и убрал в сторону. Затем разобрал насос и начал думать, чем заменить совсем истрепавшийся поршень, но тут Мишка проявил инициативу и приволок откуда-то старую велосипедную камеру, из которой поршень и был вырезан. Солидола в хозяйстве Павла Александровича не было, поэтому пришлось использовать для герметизации мамин вазелин, за который еще придется ответить. Потом Вовка взял самую страшную отвертку и начал обтачивать ее напильником. Заинтригованный Мишка крутился вокруг и спрашивал, что это будет. На этот вопрос Вовка отвечал одно:
- Догадайся.
Но даже когда Вовка в обточенном конце просверлил отверстие и немного изогнул получившуюся петлю, Мишка ничего не мог понять. За час, который они возились, мяч, конечно, еще не отмяк, но Вовка все же надеялся, что при накачивании кожа не потрескается. Он вставил камеру в мяч и накачал его как следует, согнул резиновую трубку вдвое и завязал суровой ниткой. Запрятав завязанную трубку в разрез мяча, он предложил Мишке:
- Теперь попробуй зашнуровать мячик.
Тот жадно схватил мяч в руки и попробовал пропихнуть кожаный шнурок в дырочку, но у него ничего не получалось.
- А теперь гляди, - сказал старший брат, взял свой инструмент, провел его в дырку, вставил в петлю конец шнурка и спокойно продернул его.
- Ух ты! - восторженно завопил Мишка. - Как просто, а наши парни про такую штуку даже не знают. Ты, Вовка, даешь, не помнишь, кто с тобой за партой сидит, а такую хреновину сделал! Всё, давай бежим на пустырь, надо обновить, мы таким мячом еще никогда не играли!
Когда братья вышли из дома, то они увидели нескольких цыганок, с шумом и гамом идущих по улице, их длинные юбки вздымали пыль с земли. Они бесцеремонно заходили в калитки и стучали в двери. Там, где им кто-нибудь открывал, сразу начинался громкий разговор. Чаще всего он заканчивался тем, что им что-нибудь подавали, и они шли дальше. В дома их не пускал никто. На идущих мальчишек с мячом они даже не глядели. Но Вовка им предупредительно крикнул, когда они направились к их калитке.
- Эй, чавелы, дома нет никого, идите дальше, - потом он спросил у брата: - А эти попрошайки откуда взялись?
Тот растерянно пожал плечами.
- Не знаю, я их этим летом еще не видел.
Они по тропинке вышли к пустырю и тут поняли, что футбол на сегодня откладывается. Половину пустыря занимал огромный цыганский табор. Цыгане ставили палатки, жгли костры, на которых уже висели закопченные котлы. Между палатками и телегами бегали цыганята, малышня вся была голая. Ребята чуть постарше носили рубашонки. Обуви не было ни у кого. Женщин почти не было, видимо, все ушли попрошайничать, гадать и воровать. На телегах сидели совсем дряхлые старухи и громкими голосами обсуждали какие-то проблемы. Чуть подальше цыган-кузнец уже разводил огонь в горне и собирался перековывать лошадей. На Вовку и Мишку никто не обращал внимания, каким-то шестым чувством цыгане знали, что с братьев взять нечего. Только черный жеребец со спутанными передними ногами подскакал к ним и вытянул губы, ожидая лакомства.
- Что же я тебе дам, - пробормотал Вовка, - нет у меня ничего.
Жеребец постоял мгновение и, разочарованный, неуклюже запрыгал дальше.
- Эй, мальчишки, - раздался сзади звонкий голосок, - давай погадаю, судьбу вашу расскажу, что грядущее готовит, что завтра вас ждет.
Обернувшись, они увидели трех цыганских девчонок, одна из которых была так красива, что у Вовки перехватило дыхание.
Девчонка между тем продолжала говорить медленным протяжным голосом:
- У кого хотите спросите, все скажут, что Василиса всегда правду говорит, вижу я, что есть у вас чем мне за гадание заплатить, по три рубля давайте, всё расскажу.
Мишка "поплыл" почти сразу, его глаза начали стекленеть.
- Вовка, - шепнул он, - у нас же есть четыре рубля, пусть она нам погадает, ну пожалуйста.
Вовка смотрел на замызганную цыганскую красотку и думал: "Ох, и талантливая девка, сколько она народу еще обует".
Он толкнул Мишку в бок, и тот тревожно завертел головой. Девчонка поморщилась, но продолжала их убалтывать.
- Хорошо, - "сдался" Вовка, - за два рубля погадаешь?
Та сразу шагнула вперед и выхватила с его руки две бумажки, запихала их за лиф и вдруг опрометью бросилась бежать к табору. Ее товарки бежали вслед за ней. Около телег она остановилась.
- Ты что, думаешь, тебе бы гадать стала? - крикнула она. - Я за два рубля могу только это сделать!
Она повернулась задом, наклонилась и задрала юбку, на парней смотрела симпатичная круглая голая девичья попка, только слегка грязноватая. Девчонка похлопала себя рукой по заднице и крикнула:
- Вот вам и все гадание. - После чего скрылась в кибитках.
Мишка восторженно крикнул:
- Вовка, ты видел? Она нам жопу показала!
- Да видел, видел, - равнодушно ответил тот, - пошли-ка лучше домой, сегодня нам тут делать нечего.
Они отправились назад. Уже почти у дома Мишка встретился со своими приятелями, и оттуда можно было слышать его звонкий голос:
- Да точно, голую жопу показала, не верите, у Вовки спросите!
Видимо, авторитет старшего брата сработал, и сомневающихся голосов оттуда больше не поступало.
Вовка прошел в калитку и уже открывал дверь, когда откуда-то выскочили две цыганки и нахально начали просить милостыню, притом порываясь войти вместе с ним в коридор.
Он придерживал дверь, не давая им войти.
Наконец не выдержал и прямо им в лицо закричал:
- Джа по кар!
Цыганки опешили, переглянулись, резко замолчали и отправились восвояси.
- Уф! - сказал он сам себе, зайдя в коридор и сразу закрыв дверь на задвижку. - Ну всё, теперь будем жить на военном положении, неделю или больше. Хрен уйдешь, вынесут всё, что тут есть.
У него резко испортилось настроение, сидеть дома совсем не хотелось, надо было набирать информацию, общаться с парнями, а теперь придется остаться дома и ждать родителей.
Он уселся на кровать, снял со стены гитару и начал перебирать струны. Потренировался в аккордах, спел пару песен, и хотя кончики пальцев горели от струн, почувствовал себя немного лучше.
В дверь кто-то дернулся войти, потом раздался стук и возмущенный Мишкин голос:
- Вовка, ты чего закрылся?
- Закроешься тут, - ворчал тот, открывая дверь, - цыгане в момент всё вынесут.
Тут он заткнулся, за Мишкиной спиной стояла Лена.
- Вова, ты знаешь! - слишком оживленно заговорила она. - Я тут мимо проходила, а Миша пригласил зайти, сказал, что вы новый мяч купили.
Вовка показал кулак брату, когда Лена начала оглядываться по сторонам, но тот беззвучно одними губами произнес:
- Жених и невеста. - И ухмыльнувшись, опять удрал на улицу.
Лена, которая наверняка впервые была в их доме, стояла посреди комнаты и внимательно оглядывала всё. В ее глазах было очень странное выражение. Вовке неожиданно стало стыдно за то домашнее неустройство, которое у них было, хотя его личность к этому еще никакого отношения не имела.
Но тем не менее первым нарушил неловкое молчание и заговорил:
- Ой, Леночка, ну что ты стоишь, проходи, присядь, я сейчас чайник поставлю.
Он почти силой усадил молчавшую девчонку за стол и метнулся на кухню за чайником.
- Вова, я вроде не хочу ничего, - вдруг ожила его собеседница.
- Ну, конечно, - взмутился он шутливо, - я у вас чай пил, теперь ты тоже пей!
Лена продолжала оглядываться, и тут ее взгляд упал на гитару.
- Вова, а кто у вас на гитаре играет, наверно, папа? - тут же спросила она.
- Нет, это моя, - нехотя выдавил он, предполагая, что будет дальше.
Ленка посмотрела на него недоверчивым взглядом.
- Фомин, врать нехорошо, ты на уроках пения пел так, что Наталья Николаевна за уши хваталась.
Вместо ответа он взял гитару и сел на табуретку напротив Лены, осторожно тронул струны, и гитара мелодично откликнулась ему.
Прозвучал первый аккорд, и он начал петь своим негромким ломающимся голосом:
Очарована, околдована,
С ветром в поле когда-то повенчана,
Вся ты словно в оковы закована,
Драгоценная ты моя женщина.
Он пел и думал: "Что я делаю, дурак, дурю девочке голову, зачем?" Но тем не менее продолжал петь:
Я склонюсь над твоими коленями,
Обниму их с неистовой силою
И стихами и стихотвореньями
Обожгу тебя, добрую, милую.
С первых слов Лена превратилась в слух, даже приоткрыла рот от удивления. Когда Вовка закончил, она уже вовсю хлюпала носом, вытирала слезы и, пристально глядя на него, удивленно сказала:
- Никогда не думала, что ты меня так любишь. Признайся, ты ведь эту песню для меня сочинил?
"Ого, вот это называется спел! - подумал Вовка. - Вот давай теперь объясняйся".
- Ну что ты, Леночка, - уже вслух сказал он, - куда мне такие песни сочинять. Это поэт известный сочинил, Сергей Есенин. А песню я в больнице услышал, вот и запомнил. А сейчас просто решил для тебя спеть.
"Надеюсь, Заболоцкий меня простит, понятия не имею, написал он уже эти стихи или нет, - подумал он, - но пусть лучше будет Есенин, чем я".
- Понятно, - сказала девушка, но по ее виду было ясно, что она нисколько не поверила Вовкиным оправданиям и осталась при своем мнении. - Ты знаешь, Вова, мне очень понравилась песня. Напиши мне слова, пожалуйста, я потом в свой песенник перепишу.
Когда закипел чайник, в двери вошла Вовкина мама. Она при виде сидящей за столом Лены и сына, усердно что-то пишущего на тетрадном листке, широко распахнула глаза, но быстро пришла в себя и взяла процесс угощения в свои руки.
По ходу Вовка объяснил ей ситуацию, что из-за цыган боялся оставить дом. После чая, за которым обе особы оживленно разговаривали, забыв о нем, он проводил Лену и пошел обратно.
Когда пришел домой, отец уже сидел за столом, увидев сына, с серьезным видом произнес:
- Садись, поговорим. Послушай, Вовка, тебе не кажется, что ты слишком много девушкам внимания стал уделять? Мне тут мать столько наговорила.
- Батя, ну что ты, в самом деле, ничего я не уделяю, не переживай, все будет в порядке, лучше расскажи, что-нибудь получилось узнать у физорга? - попробовал тот перевести разговор на другую тему. И у него это получилось.
Отец оживился и начал рассказывать:
- А всё в порядке, Саныч сам пришел к нам на участок. Мы с ним поговорили, так что отдых у тебя заканчивается. Завтра идешь со мной на завод, будем тебя оформлять. Сам-то уже думал, кем бы хотел работать?
Вовка задумался, в прошлой жизни начинал он свою рабочую карьеру токарем, может, и сейчас пойти по той же специальности, хоть это и было в далекой юности, но все же не с нуля начинать, и быстрее можно нормальные деньги зарабатывать.
- Пап, а кем ты бы хотел, чтобы я работал? - на всякий случай спросил он.
Тот почесал голову.
- Ну, может, пойдешь ко мне в бригаду, учеником сварщика. Токарей у нас не хватает, фрезеровщиков.
- Тогда всё, буду токарем, - решительно сказал Вовка.
Батя хмыкнул, но согласно кивнул головой.
- Хорошо, токарем так токарем. По поводу тренировок Саныч сказал, что пока у вас тренера нет, он есть у основной команды, ну а за вами будет сам пока присматривать. Вроде есть у них кто-то на примете, но пока будете тренироваться сами. Эх, везет же тебе, форму футбольную, бутсы, все за счет завода! Ну, и доппитание в нашей столовой.
Тут к беседе присоединилась мама.
- Вова, все это хорошо, но скажи, пожалуйста, что ты за шуры-муры заводишь, не рано ли тебе, да еще и девочку такую хорошую с пути сбиваешь.
- Ты чего, мама, - удивился тот, - кого это я сбиваю с пути и зачем мне это нужно?
Мать посмотрела по сторонам и, не обнаружив Мишки, продолжила:
- Сам все знаешь, девочка на пятерки учится, в институт собирается, а ты тут со своей гитарой ей мозги компостируешь. Смотри, если что, башку оторву.
- Мама, ты думаешь, что говоришь? - возмущенно закричал сын. - Ничего я ей не компостирую, и вообще мы просто дружим.
- Знаю я дружбу такую, - сказала мать, - а потом дети появляются. Вон верзила какой становишься. А ты что улыбаешься, - накинулась она на отца, - доволен, что сынок в тебя пошел, такой же гулена становится.
Отец заговорщицки подмигнул сыну и сказал, обращаясь к жене:
- Да ладно, успокойся, этих девок у него еще воз и маленькая тележка будет, пока нагуляется, нечего тебе об этом раньше времени переживать.
- Ну ладно, - сказал Вовка, - вы уж тут решите все вопросы, а мы с Мишкой на Волгу сходим, хоть искупнемся вечерком.
- Идите, только долго не задерживайтесь, я ужин второй раз разогревать не буду, - сказала мама.
Утром заводской гудок разбудил все семейство Фоминых и даже создал некоторые неудобства по причине очереди к умывальнику.
Мишка был также поднят, и мама ему долго внушала, что сегодня ему придется сидеть дома и никуда не уходить, а если цыгане попытаются лезть в дом, то стучать в стенку бабке Насте, чтобы та их разогнала.
За завтраком все были молчаливы и сосредоточены, и даже Мишка, недовольный сегодняшним распорядком, сидел хмурый и злой.
Когда они вышли на улицу, гудок еще звучал. Повсюду из домов также выходил народ и направлялся в сторону завода. Неожиданно гудок замолчал, а люди на улице шли, по ходу движения сбиваясь в компании и что-то рассказывая друг другу. С Фомиными также здоровались, проходились по поводу нового представителя рабочего класса, некоторые рабочие дружески ерошили Вовкину голову.
Постепенно ближе к заводу рядом друг с другом уже шли сотни людей, раздавался смех, шутки. Из громкоговорителя, установленного на крыше заводоуправления, раздавались бодрые звуки маршей. Почти половина идущих сейчас на завод были фронтовиками, солдатами, и они невольно начинали идти в ногу под эту музыку. Вовка тоже поддался этому и начал идти в ногу со всеми.
Из динамика на крыше в это время раздались хорошо знакомая мелодия.
Утро красит нежным цветом
Стены древнего Кремля.
Просыпается с рассветом
Вся Советская земля.
Колонна прибавила шаг, и он поймал себя на том, что сейчас идет и про себя напевает:
Кипучая,
Могучая,
Никем не победимая,
Страна моя,
Москва моя,
Ты самая любимая.
Он шел рядом со своими родителями и размышлял, почему так светло и хорошо у него на душе, может, оттого, что он знал, что жизнь в его стране при всех недостатках, послевоенной разрухе будет становиться действительно все лучше и краше еще не один десяток лет. Сейчас, когда он шел среди тех, кто искренне верил в это, ему казалось, что он выплыл из тяжелой мутной трясины, в которой находился долгие годы. А впереди у него еще много лет для занятия любимым делом.
"А может, сдохнет Горбач да Борька заодно? - неожиданно пришла мысль ему в голову. - Кто его знает, и все будет в порядке? Да нет, - признался он сам себе, - тут дело не только в этих, и без них хватало уродов".
Тут его тронули за плечо.
- Эй, Вовка, ты где! О чем задумался? - сказал отец. - Нам в заводоуправление надо.
Они вышли из плотной колонны рабочих, идущих к проходной, и пошли к двухэтажному зданию заводоуправления.
В заводоуправлении было не шумно, изредка по коридору проходили озабоченные сотрудники. Отец с сыном подошли к кабинету с надписью "отдел кадров" и, постучавшись, зашли.
- Здравствуйте, Марья Петровна, как поживаете? - улыбаясь, сказал Павел Александрович полной женщине, строго смотрящей на него из-под очков. - Вот привел своего охламона старшего, будет династию продолжать.
Марья Петровна улыбнулась и сразу стала совсем нестрогой теткой, которой явно нравится Вовкин отец.
- Паша, так он тоже проходит по разнарядке, что вчера мне спустили? Юный футболист? - спросила она, роясь в бумагах на столе.
- Так точно, Марья Петровна, - доложил отец и добавил: - Ну вы тут его оформляйте, а я побежал, надо успеть номер табельщику кинуть, а то опоздание впаяют.
Он выскочил за дверь, и Марья Петровна снова стала строгой внимательной кадровичкой.
- Ну-с, молодой человек, давайте мне все ваши документы.
Вовка протянул свидетельство о рождении и свидетельство о семилетнем образовании. Мария Ивановна внимательно ознакомилась с ними и вновь подняла свой взгляд на него.
- И кем же юный футболист хотел бы работать, не скажешь? - спросила она, улыбаясь.
- Так мы с отцом уже все обсудили, я хочу токарем работать, - сказал в ответ Вовка.
- Погоди, парень, сейчас посмотрю заявки по цехам, кого они требуют. Ага, вот в цеху металлоконструкций на вспомогательном участке есть возможность тебя устроить учеником токаря, и работа там интересная, каждый день что-то новое. Да и отец твой в этом цеху работает, так что направит на путь истинный, если что не так. Вот тебе ручка, чернильница, пиши заявление, на столе образец лежит, или тебе продиктовать?
- Нет, спасибо, Мария Петровна, я разберусь, - ответил Фомин и уселся писать заявление. Как он ни старался, но первое заявление запорол, когда-то наработанные за много лет навыки письма перьевой ручкой исчезли, и он посадил кляксу прямо посреди листа. Мария Петровна, видимо, списала это на счет волнения и не обратила особого внимания, хотя укоризненно покачала головой.
Второе заявление он все же кое-как накорябал. Кадровичка, посмотрев на его писанину, горестно вздохнула, но ничего не сказала, достала из сейфа тонкую серую трудовую книжку, каллиграфическим почерком вписала туда его данные и вручила ему для росписи. Потом она достала еще какую-то карточку и что-то долго записывала в нее.
- Номер приказа впишу потом, когда Иван Васильевич подпишет заявление, - пояснила она. - А сейчас вот тебе бумага, иди на проходную в отдел пропусков, там тебя оформят, выдадут табельный номер, и можешь дуть на участок, грамотей.
Вовка сказал спасибо и отправился на проходную, там он предъявил вахтеру свою бумагу, и тот без слов махнул ему в сторону дверей, где было написано "отдел пропусков". На его двери висел старый плакат, где строгий военный подносил палец ко рту, а надпись гласила: "Берегись шпионов". В практически пустом кабинете сидел однорукий мужчина в военном кителе с широкой планкой орденов. Он вопросительно глянул на вошедшего.
- Добрый день, мне бы оформить пропуск и табельный номер получить, - сообщил Фомин.
Начальник отдела улыбнулся.
- Не спеши, не так все быстро, давай сюда свои бумаги.
Он от корки до корки прочитал все его бумажки, после чего достал огромный гроссбух и аккуратно вписал туда его данные, потом так же медленно и тщательно выписал пропуск и выдал табельный номер.
- Вот теперь уже всё, можешь идти на свой участок, я сейчас мастеру позвоню, чтобы тебя ожидал. Дорогу-то найдешь?
- Ну, если вы объясните, наверно, найду, - ответил Вовка и после непродолжительных объяснений отправился искать свое место работы.