- А хрен тебе… бегает он… - бормотал Мелов, отслеживая перемещения "цели номер три". - Ну куда тебя несет? - добавил он, увидев, как "объект" скрылся за корпусом небольшого вездехода. И хотя теперь он не видел своей цели, ситуации это не меняло - кузов вездеходика защищал противника не больше, чем песочного цвета комбинезон. Вычислив точное расположение невидимой цели, Монгол выдохнул и, задержав дыхание ("Как же больно-то, мать их!!!"), плавно выжал спуск. Пуля, преодолев разделяющее площадь и огневую позицию расстояние, пробила оба сиденья и боковую дверцу и, не потеряв при этом и четверти своей кинетической энергии, прошла навылет через грудную клетку спрятавшегося секретчика, отбросив его тело на открытое место и зарывшись на излете глубоко в стену одного из окружающих площадь зданий. - Третий… - удовлетворенно подтвердил Монгол: - А где же мой четвертенький?..
"Четвертенький", проживший уже на тридцать секунд больше своих отправившихся в мир иной товарищей, в этот момент как раз заползал в кузов все того же пресловутого грузовика, упоминания о котором в этой книге становятся уже слегка навязчивыми (потерпи, читатель, уже скоро). Выстрелить Монгол не успел - затянутая в пустынный комбез фигурка скрылась в кузове - однако главным было то, что цель не исчезла не замеченной. Проблема была только в том, что Монгол не знал, где именно в кузове затаился противник. Попусту тратить патроны на прошивание брезента он не мог, а инфракрасного детектора у него не было (да в такой жаре он все равно был абсолютно бесполезен).
Решив, что противник достаточно умен, дабы не стоять во весь рост, а залечь (причем в стороне от центра кузова - в этом случае, учитывая, что огонь велся с верхних этажей, защитой были бы не только борта, но и идущие вдоль них лавки), Мелов навел винтовку в точку, где, по его расчетам, должен был находиться противник, и выстрелил в четвертый раз… Прежде чем экстрактированная обратным ходом затвора гильза зазвенела об каменный пол, грузовик исчез… По крайней мере, так ему показалось, - перечеркнутый прицельной сеткой объектив неожиданно заволокло белесым туманом, и спустя мгновение какая-то исполинская сила, вырвав из рук винтовку, швырнула Монгола к противоположной от окна стене…
* * *
Сказать, что грузовик взорвался, - значит не сказать вообще ничего… Чудовищный взрыв был столь мощным, что оказавшаяся в его эпицентре автомашина просто исчезла, а ударной волне, с легкостью расшвырявшей стоявшие рядом полупустой бензовоз и второй грузовик, еще достало сил развернуть и юзом протащить несколько метров зельцевский танк (что, собственно, и спасло самого капитана и его солдат)… Заключительным аккордом этой симфонии смерти прозвучал грохот обрушившейся стены ближайшего пятиэтажного здания, похоронившей под своими обломками бренные останки грузовика, смятые и разорванные взрывом контейнеры, о содержимом которых так никто и не узнал, второй штабной вездеход и… все экспедиционное начальство, коему в сей роковой момент не посчастливилось оказаться в любом ином месте… Отброшенный ударом взрывной волны приснопамятный "хорьх" с простреленной дверцей преодолел по воздуху метров тридцать и, снеся фонтан в центре затянутой дымом и пылью площади, со скрежетом рухнул неподалеку… Сумасшедшее эхо растворилось где-то в глубине городских кварталов, и неожиданно наступила полнейшая, просто первозданная тишина…
Абсолютную фантасмагоричность и нереальность открывшейся взору картины дополнил заработавший вдруг фонтан, окруженные мелкими брызгами струи которого, поднявшись почти на десяток метров, заискрились всеми цветами потрясающе красивой радуги…
* * *
- Ни фига себе струя… - громко сообщил Московенко, зная, что его все равно никто не слышит - в ушах, словно заткнутых ватными тампонами, царила звенящая блаженная тишина.
Он приподнялся, с удивлением оглядел снесенный взрывом балконный парапет и резко обернулся, ища взглядом генерала. Волновался он зря - Юрий Сергеевич, целый и невредимый, сидел, привалившись спиной к стене, и ошарашено тряс головой - ничего подобного он уже давно не испытывал. Не пострадали и остальные спецназовцы - хотя, как говорится, "могло быть и лучше" - трудно получить удовольствие от удара об отделанную мрамором стену… Хотя, конечно, по сравнению с тем, каково пришлось людям на площади… Да уж…
Получив возможность наконец хоть что-либо слышать, майор, без особой, впрочем, надежды, вызвал поочередно обе снайперские пары и группу Окуня. К его несказанному удивлению, ответили все, более того - слышимость была как никогда. Первым отозвался Окунь:
- Первый, я Рыба. Потерь нет. У противника - три "двухсотых", три "трехсотых", то есть полудохлых. Командир, вам там что - делать нечего? Или у вас гранаты не той системы?
- Отбой, - буркнул майор. - Поднимайся сюда. Сам. - И продолжил: - Монгол, Скала, что у вас?
- У меня в квартире газ и сосед мой… Гондурас! - раздался в наушниках вымученно-бодрый голос Мелова. - Пуля в заднице у меня, вот что. Самое героическое ранение в мире спецназа. Короче, пешком постою, командир…
- Скала?
- Да цел я. Даже пострелять не успел - Монгол весь кайф обломал. Абыдна, да?! Ты чем стрелял, коллега?
- Пулей… - исключив из разговора майора, отозвался тот. - Чур, я ни при чем! Может, у них баллон газовый рванул? Пошел мой фриц себе чайку вскипятить, открыл кран - а он кэ-эк…
- Хватит… - вклинился Московенко. - Потом потреплетесь. Монгол с Башкой - ко мне. Скала, держи площадь, если что - мочи всех подряд. Остальные, - он обернулся к своим бойцам, - займите позиции на этажах. Нос, Глаз, блокируйте улицу. Окунь ушел?
- Окунь пришел… - раздалось за спиной. - Рыба Окунь отличается умом и сообразительностью, умом и сообразитель…
- Заткнись, Андрей! - Майор окончательно плюнул на конспирацию, назвав подчиненного настоящим именем. - Что делать будем?
Окунев пожал плечами:
- А что делать? Надо брать фрица, пока он - спасибо нашему супердальнобойщику - вялый и контуженный. Гитлер капут, хэндэ-хох, чистое здоровье. Или как?
Московенко помолчал несколько секунд и, приняв решение, согласно кивнул…
* * *
Конечно, Монгол, стреляя в кузов грузового "мерседеса", не мог знать, что, помимо уже выгруженных контейнеров, там находились еще и четыре ящика с взрывчаткой - два с аммоналом и два с тринитротолуолом, захваченные предусмотрительными организаторами секретной экспедиции на случай непредвиденных взрывных работ.
И хотя сами по себе ни тротил, ни аммонал от удара пули взорваться не могли, в дело вмешалась добрая старая немецкая педантичность - под крышкой каждого из стокилограммовых ящиков находился контейнер с ртутными детонаторами. Будь на месте организаторов экспедиции наш человек - все это добро было бы надежно упрятано в противогазной сумке какого-нибудь прапорщика… Неудобно, конечно, - переданное под ответственность легендарных "хомутов" имущество нередко исчезало бесследно - зато абсолютно безопасно…
Однако немцам не повезло - прапорщиков в вермахте, увы, не было (правда, были фельдфебели). И вот результат - выпущенная снайпером пуля, пробив брезент тента и корпус ящика, угодила точнехонько в коробку с детонаторами, вызвав подрыв одного из них, а затем и всех остальных.
19
Сначала к Зельцу возвратилось сознание, спустя пару минут - слух. Последнее, что он помнил, была сюрреалистичная картина двигающегося почему-то боком танка. И тупой, запредельный для человеческого уха акустический удар… Затем наступили спасительная темнота и забвение…
Голова нещадно болела, но капитану все же достало сил приподняться и оглядеть изменившуюся за считанные секунды площадь. Разрушения были ужасны, однако более всего его поразили две вещи - огромный, в полтора этажа, могильный холм из обломков здания на том месте, где перед этим находилось все экспедиционное начальство, включая и ненавистных тайных агентов ("Неужели?!"), и еще недавно мертвый фонтан, сейчас весело булькающий радужными струями хрустально чистой воды ("Воды!!!")… Опираясь на плечо одного из солдат, Зельц встал на ноги и, стараясь побороть головокружение, попытался подсчитать потери. Получалось, что не уцелела ни одна автомашина и единственными неповрежденными средствами передвижения оказались оба танка (правда, "четверку" изрядно завалило обломками обрушившейся стены, но Зельц надеялся на лучшее). Конечно, оставался еще бронетранспортер, отправленный с Муделем во главе на поиски входа (Зельц поморщился. На этот раз - не от нового приступа дурноты.), но где он сейчас находится и исправен ли, капитан не мог себе даже представить. Прочистив глотком воды запорошенное пылью горло и отметив, что головная боль постепенно проходит, Зельц приказал оставшимся в живых собраться под прикрытием танковой брони. Оглядев нестройную группу уцелевших, капитан вздохнул: семнадцать из почти что тридцати - негусто. Дав команду залечь и приготовить оружие, он сам укрылся за надежной кормовой броней родного танка и попытался определить, откуда по ним стреляли - никаких сомнений относительно того, что неведомые защитники города дали о себе знать, он более не испытывал. Все, однако (за исключением полного разгрома на площади), было как прежде - те же безжизненные провалы окон, пустые крыши домов, отсутствие всякого движения на радиально расходящихся в глубину города улочках… Тем неожиданнее прозвучал хорошо поставленный командный голос, заговоривший на прекрасном немецком:
- Господин капитан (Московенко, выбравший одно из двух своих предположений относительно звания Зельца, попал в самую точку)! Предлагаю вам сдаться. Площадь окружена, все ваши люди находятся под контролем наших снайперов. Если вы настоящий офицер (с акцентом на последнем слове), вы не станете бессмысленно губить своих подчиненных. Даю вам три минуты на размышление, если вы согласны вести переговоры - выходите к фонтану в центре площади, один, без оружия. Руки можете не поднимать. Время пошло…
Привыкший четко исполнять приказы, Зельц послушно засек время на своих часах ("Рейх - командирские", инерционный самозавод, противоударные, водонепроницаемые) и задумался. Интересно, кто его невидимый собеседник? Его немецкий был академически безупречен - правильное произношение, точное построение фраз, почти что литературные обороты речи - и легкий, лишь иногда заметный акцент. Говорил явно не американец и тем более не англичанин. Кто же тогда? Ну не русский же?!
Вновь взглянув на часы (оставалось меньше минуты), Зельц встал на один из опорных катков танка и через приоткрытую боковую дверцу заглянул в башню, обращаясь к наводчику:
- Ганс, если со мной что-нибудь случится, останетесь за старшего и попытаетесь прорваться…вместе с остальными к воротам. Снаружи у вас будет больше простора для маневра. Все. Заблокируйте люки. Исполняйте.
Спрыгнув на землю, Зельц вытащил из кобуры пистолет и почти без сожаления положил его на броню, убедившись, что прошло ровно три минуты, он не спеша (но и не слишком медленно) двинулся в сторону фонтана…
- Вы пунктуальны, как истинный ариец, капитан. - Голос звучал уже не столь категорически. - Итак, надеюсь, вы приняли решение? Разумное решение?
Зельц пожал плечами, прежде чем ответить:
- Сначала мне бы хотелось как минимум знать, с кем я говорю. Вы немец? Или это секрет?
- Что именно секрет, капитан? Кто я или моя национальность? - На сей раз собеседник не скрывал иронии. Зельцу это не понравилось.
- Может, достаточно пустых разговоров? Столько людей погибло… Почему я должен выполнять ваши распоряжения?
- Потому, капитан, что вы военный человек и знаете - прав тот, у кого более выгодная позиция. Продемонстрировать возможности моих снайперов? Например, на вашей фуражке?
- Это бред… мальчишество…
- Я тоже так считаю. А насчет жертв… Их могло бы и вовсе не быть, если б не ваш кретин фельдфебель…
- Мудель?! - Не сдержался обычно нордически спокойный Зельц. - Идиот. Надеюсь, он мертв?
- Увы, капитан, увы. Что же касается вашего интереса к моей скромной персоне, то я с удовольствием представлюсь. Посмотрите на балкон прямо перед вами. Третий этаж…
Зельц поднял голову и увидел, как на разрушенный недавним взрывом балкон вышел человек в камуфляжном, пустынной расцветки, комбинезоне:
- Будем знакомы, капитан, - майор Московенко, военная разведка России.
- Капитан панцерваффе Зельц… - машинально ответил тот, привычно вытягиваясь по стойке "смирно". - Русский?! Вы - русский?!
- А у вас проблемы с некоторыми национальностями?
Зельц, подавивший первое удивление, покачал головой:
- Отнюдь, герр майор. Я не нацист и никогда им не был, если вы это имели в виду. И не поклонник евгенических учений доктора Мер…
- Вам не надоело кричать? - недослушав, ответил майор. - Идите - к подъезду. Надеюсь, ваши солдаты не наделают глупостей - мне бы этого не хотелось…
- Мне тоже… - буркнул Зельц и, махнув рукой наблюдавшим за ним солдатам ("Все в порядке!"), пошел в указанном направлении…
* * *
Сама по себе встреча двух офицеров двух некогда противостоявших армий и двух разных времен прошла как-то буднично и незаметно. Подошедший к подъезду Зельц был вежливо препровожден постоянно улыбающимся солдатом на третий этаж, где его ждал уже знакомый майор. Кроме него в комнате находился еще один человек (улыбчивый солдат со странным именем "Окунь", сказав что-то майору и украдкой показав Зельцу… язык, сразу же ушел) - невысокий, седой, одетый в тот же непривычный желтовато-коричневый камуфляж без каких-либо знаков различия. Стоя рядом с Московенко ("Маскауфенко", как переиначил его фамилию Зельц), он несколько секунд молча рассматривал застывшего капитана, еще не решившего, как следует вести себя в данной ситуации - с одной стороны, Зельц вроде бы являлся военнопленным, с другой - он себя таковым не ощущал. Неловкое молчание первым нарушил Зельц:
- Капитан двадцать первой бронетанковой дивизии Ольгерт Зельц прибыл для… ведения… переговоров. К вашим услугам, господа…
Стоящие перед ним люди переглянулись. Первым заговорил пожилой:
- Что ж, рад с вами познакомиться, капитан. Честно говоря, не ожидал… Впрочем, ладно… Вы меня хорошо понимаете (говорил он на чистейшем берлинском)?
- Абсолютно. Ваш немецкий идеален. Можете считать это за комплимент, но я давно не слышал подобного. Вы, вероятно, бывали в Германии? Берлин, может быть, Потсдам?
- Десять лет, капитан. Я десять лет служил на вашей родине.
- Служили? - Похоже, этого Зельц услышать не ожидал. - Десять лет? Где?
Вместо ответа собеседник жестом указал ему на широкую мраморную скамью:
- Присаживайтесь. Разговор предстоит долгий и… непростой…
Кивнув, Зельц сел, оба его собеседника сделали то же самое.
- Как мне обращаться к вам? Вы тоже военный человек? Как и господин майор?
- О, простите, капитан, это действительно не совсем вежливо с моей стороны. Разрешите представиться - генерал Музыкальный, военная разведка России…
Он не договорил, с удивлением глядя на вскочившего Зельца (привычка - вторая натура: настоящий офицер остается таковым в любой ситуации).
- Простите, господин генерал. Я не знал. Разрешите присесть?
- Садитесь, капитан, садитесь. Вы вовсе не обязаны так… э… поступать. Я не ваш непосредственный начальник, в конце концов…
- Мои, как вы изволили выразиться, непосредственные начальники погибли. Младшему офицеру непозволительно в присутствии…
Генерал махнул рукой:
- Ладно, ладно, капитан, я понимаю. Вольно.
- Благодарю. - Зельц вновь опустился на сиденье. - Я могу задать вопрос?
- Пожалуйста.
- Каков мой… статус? Я военнопленный?
- Военнопленный? - Простейший вопрос неожиданно поставил генерала в тупик. - Ну… я так не думаю… Скорее всего нет. Потерпите немного - и поймете почему. Хорошо?
- Да. - Зельц хотел попросить разрешений закурить, но не решился, - Вы хотели что-то мне рассказать?
- Скорее спросить… - Музыкальный на несколько секунд замолчал, подыскивая наиболее подходящую формулировку. - Вы знаете, какой сейчас год?
- Год?.. - ошарашено переспросил капитан. - Я не ослышался, герр генерал, - вас интересует год? Время? Дата?
- Да, капитан, вы поняли правильно. Сами ведь хвалили мой немецкий!
- Простите. Сейчас весна 1942 года, господин генерал. Третий год войны… - неожиданно грустно добавил он. Впрочем, собеседник этого вроде бы не заметил.
- Что ж, все верно, капитан, все абсолютно верно… - Голос генерала стал отчего-то тихим и несколько взволнованным. Обернувшись к Московенко, Юрий Сергеевич по-русски спросил: "У тебя есть календарик, Саша?"
- Может, не стоит? - Московенко полез во внутренний карман, но доставать требуемое не спешил. - Секретность…
- Да какая тут секретность, Саша… - устало пробормотал он. - От кого секретность? От него? - Генерал кивнул на непонимающе прислушивающегося Зельца. - Мы сейчас в одной лодке, и, боюсь, это все серьезнее, чем я предполагал. Если для него сейчас сорок второй, то какой год для нас?
Московенко молча кивнул и протянул ему картонный прямоугольник карманного календаря. Музыкальный взял его и подал Зельцу: