Тем временем, наш герой вынужден бежать в Америку, спасаясь от преследования поклонниц. Объездив всю страну и оставив о себе память на века, он направляется на Аляску, где золотая лихорадка надолго овладеет им.
Променяв женщин на кирку и лоток, он день и ночь будет долбить мёрзлый грунт, и замерзать в ледяной воде ручья. Намыв титаническими усилиями мешочек золота, и заработав ревматизм, он плюнет на всё.
Где-то на юге он купит приличный домик с цветущими деревьями в саду и займётся разведением кактусов. Женщины окончательно забудут его и братец, наконец, спокойно сядет за написание мемуаров.
Поглядывая в окошко на играющих в саду многочисленных внуков, съехавшихся к нему со всего мира, он подумает, что жизнь прошла не зря.
– Браво! – воскликнул мужчина. – Это бестселлер, мегахит. Жена будет в восторге.
Лиргицкий смущённо кашлянул, чем немедленно вызвал новую реплику со стороны Капповиной.
– Сынуля кушать хочет, – укоризненно посмотрела она на меня. – Братец, сгонял бы, принёс чего-нибудь поесть.
Произошедшие события заставили меня забыть о еде, но после слов Ирины Эдуардовны я ощутил неприятную пустоту в желудке. Действительно, не мешало бы подкрепиться.
– Что же вы сразу не сказали? – удивился мужчина.
Платформы здесь не было, поэтому мы осторожно спустились из вагона по лестнице.
– Командир, я сбегаю в магазин, посмотрю, что там, – мужчина оставил меня одного, рядом с почтенного возраста бабушкой, торгующей домашними заготовками на перевёрнутом кверху деревянном ящике.
– А, что это, сынок, за одёжа у тебя, – рассматривала меня в упор старушка через толстые очки. – Чудная какая, у нас так не ходят. Ты кто?
– Человек, бабуля. Человек.
– И всё же чудная у тебя, сынок, одёжа. У меня в таких штанах ещё отец покойный в молодости ходил. Может, у тебя денег нет? Так давай я принесу мужа моего шаровары. Он их почти не носил, так и пролежали в сундуке сорок лет.
– Спасибо, – поблагодарил я словоохотливую старушку.
– Петровна, да он военный, зачем ему шаровары? – сказала сидящая неподалёку женщина.
Старушка привстала, чтобы лучше меня разглядеть.
– Совсем слепая стала, вот, теперь вижу. Сынок, а зачем тебе старую форму дали? Дедушка мой в первую мировую в такой ходил. Али в немилость у начальства попал?
– Я артист. Мы здесь недалеко фильм снимаем, – решил я прояснить ситуацию. Ты мне вон ту баночку продай.
– А бери, конечно. Это у меня икра из грибов. Ты не грибник, сынок? – с опаской спросила старушка.
– Нет, а что?
– Да ну их к лешему. Раньше приезжали с корзинами, да рюкзаками, а нынче с пустыми руками.
Из-за угла станционного здания показался мужчина с белым полиэтиленовым пакетом в руках.
– Ну, вот и наш режиссёр, – пошутил я.
Старушка звонко захихикала, оглядываясь и вытирая края глаз платочком.
– Ну, артист, чего удумал. Режиссёры разве бегают по магазинам, они же главные.
Мужчина стал торопливо пересекать железнодорожные пути и, вдруг, споткнулся и повалился вперёд, вытянув перед собой руки с пакетом. Внутри послышался хруст разбитого стекла. С трудов поднявшись и потирая ушибленное о рельсы колено, он стал замысловато ругаться.
Падение было вполне закономерным, учитывая тапочки на ногах у мужчины. Теперь, он пытался найти их и растерянно озирался по сторонам.
В это время, сбоку подбежали две небольших собаки и, схватив валяющиеся на земле тапочки, с достоинством удалились в кусты.
От такой наглости мужчина остолбенел, а затем, бросился вслед за ними, крича и отчаянно размахивая пакетом. Старушки смеялись от души, старательно вытирая слёзы белыми платочками.
Вскоре, крики затихли, и из кустов с обречённым видом вылез мужчина в разорванных носках.
– Нет счастья в жизни, – огорчённо сказал он, подойдя к нам. – Коньяк разбит, а тапочки украли.
– Сынок, – старушка достала пару плетёных лаптей, – а ты купи у меня обувку, чего босиком ходить.
– А что, неплохо, – мужчина повертел скороходы в руках. – Стильная вещь. Дайте ещё одну пару для жены.
Выкинув рваные носки, он тут же одел обновку.
– Ну вот, другое дело, – мужчина походил вокруг старушки. – Спасибо, мать!
На небе появились первые дождевые тучи. Усилился ветер, гоняя по земле мелкий мусор. Редкие прохожие, как по команде куда-то исчезли, и старушки засобирались домой.
Мужчина посмотрел на меня виновато.
– Извини, командир, самое ценное не уберёг, – открыл он пакет, из которого ощутимо потянуло коньяком. – Один запах остался.
Я заглянул внутрь: сыр, колбаса, хлеб, шпроты, пакет сока, ветчина и огурчики с помидорчиками были в коричневых ароматных пятнах.
– Стёкла битые я уже убрал, – сказал мужчина. – Денег не надо, – торопливо махнул он рукой, видя мои робкие попытки залезть в карман. – Я угощаю.
Тучи уже были почти над головой, когда начал накрапывать мелкий дождик, и мы поспешили укрыться под крышей вагона. Уже у самых дверей я оглянулся назад.
Старушки, раскрыв цветные зонтики, не спеша удалялись по одной из улиц посёлка. Из кустов, около нашего вагона, выскочили две рыжих собаки и быстро побежали вслед за ними, весело помахивая хвостами.
– Ржевский! Когда вы успели напиться? – воскликнула Ирина Эдуардовна, стоило мне только войти с пакетом в купе. – От вас за версту коньяком пахнет.
– Это местный сервис, – начал я выкладывать продукты на стол. – Ароматизация и дезинфекция.
– Надо же, – удивился Лиргицкий. – Никогда бы не подумал.
– Действительно, редкий случай, – сказала Капповина. – Обычно, наоборот, выпивается то, что необходимо для дела. Наверное, у мужиков сердце кровью обливается от такого варварства.
– Неплохо вы расписали наше будущее, – похвалил я Капповину. – Я даже не ожидал.
– Сами напросились, – иронически усмехнулась Ирина Эдуардовна. – Нечего было изображать из себя героя-любовника.
В этот момент, вагон слегка вздрогнул и плавно начал движение, постепенно ускоряясь. За окном быстро пропали немногочисленные дома и начались лесные пейзажи в обрамлении не на шутку разошедшегося дождя. Забрызгав стёкла крупными каплями, он неторопливо стекал вниз тонкими ручейками.
Внутри у меня появилось чувство лёгкости и какой-то прозрачности. Мы не знали, куда мы едем и зачем, и в этом было своё загадочное очарование. Вокруг сплошная неизвестность, а кроме радости я ничего не испытывал. Я внимательно прислушался к себе, надеясь уловить малейшие нотки тревожного дискомфорта, но, так ничего и не обнаружил.
– А где мужчина, с которым вы ходили? – поинтересовалась Ирина Эдуардовна, отрезая очередной кусок колбасы. – Что-то я его не вижу.
Я выглянул в коридор, но там было пусто.
– Наверное, спать пошёл. Он, только на остановках бодрствует.
– Может, его укачивает, – предположил Лиргицкий, с трудом произнося слова из-за набитого рта. – А если ещё и тошнит…
– Только этого не хватало, – недовольно сказала Капповина. – Пускай, тогда, спит.
– Есть люди, которых по жизни тошнит, – печально улыбнулся Лиргицкий.
– Пускай сходит к врачу, – Ирина Эдуардовна аппетитно хрустела огурцами. – Пару хороших клизм, а также слабительные порошки с пилюлями. Потом баня и холодный пруд. Мозги прочистит, будь здоров.
Мне надоело смотреть на жующих людей и, приняв решение присоединиться к трапезе, я начал активно работать челюстями. Наши руки с ловкостью фокусника переплетались над столом, чтобы схватить интересующий предмет и ловко отправить его в рот. Запас продуктов стремительно таял прямо на глазах.
– Ржевский, вы выяснили, где мы оказались? – Ирина Эдуардовна утолила голод и, теперь её ум снова жаждал ответов.
– Думаю, что в будущем.
– Ржевский, а вам не кажется, что для сна это слишком реально.
Надо признаться, я ожидал на свой ответ более бурной реакции.
– У меня нет других вариантов.
– Хорошо, и что же нам, теперь делать?
– Ехать в поезде, – пожал я плечами.
– Да-а, – саркастически усмехнулась Капповина. – Ответ вполне достойный поручика Ржевского.
– А что, нас и здесь неплохо кормят, – сказал Иннокентий. – Однако надо отдохнуть, – прилёг он на постель.
Ирина Эдуардовна с жалостью посмотрела на него. Решив, что от нас всё равно толку мало, она отправилась на прогулку в соседний вагон, помахав на прощание ручкой.
У меня появилась мысль, вызванная естественными рефлексами, что неплохо было бы навестить уборную. Эта идея пришлась по душе и, недолго думая, я приступил к её осуществлению.
Возвращаясь, я заглянул в тамбур, где одиноко стоял мужчина средних лет. Обернувшись на звук открываемой двери, он спокойно скользнул по мне взглядом и равнодушно отвернулся.
Некоторое время, я в раздумьях стоял, не зная, как поступить.
– Закройте дверь, дует, – сказал мужчина, даже не посмотрев в мою сторону.
Я решился войти в тамбур. Мы стояли спиной друг к другу и смотрели в окна на быстро меняющиеся картины природы.
– Странная форма, – сказал мужчина после продолжительного молчания. – Откуда она у вас?
– Не знаю, – откровенно ответил я. – А какая разница?
Мужчина молчал, продолжая пристально смотреть в окно.
– Куда мы едем? – решил прервать я затянувшуюся паузу.
– Не знаю, – сказал мужчина. – А какая разница?
Снова молчание, сопровождаемое громким стуком колёс.
– Похоже, мы поняли, – сказал я.
– Похоже, – эхом откликнулся мужчина.
Мне казалось, что я говорю сам с собой. Слова уходили в окружающее пространство и возвращались бумерангом обратно. Повернувшись, я вышел из тамбура, и внимание привлекли два ноля, изображённые на дверях уборной.
– Интересно, – подумал я, – почему данный символ находится в таком месте. А может, это просто две буквы – обновление очищением. Здесь определённо, что-то есть.
Я продолжал задумчиво созерцать два загадочных овальных кружочка на дверях, почти вплотную приблизившись к ним. В следующий момент, я узнал, что это было.
– Ржевский!
В распахнувшейся двери я чуть не столкнулся носом с Ириной Эдуардовной.
– Что вы здесь делаете?
– Ищу выход, – честно говорю я, с невозмутимым видом смотря ей прямо в глаза.
Держась за ручку дверей, Капповина иронически усмехается.
– Вас можно поздравить с окончанием поисков, проходите, не стесняйтесь.
– Спасибо! В другой раз. Как ваши успехи?
– Ржевский, ваши намёки неуместны.
– Я имел в виду прогулку, – смущённо бормочу я.
Ирина Эдуардовна с подозрением смотрела на меня, пытаясь, видимо, разглядеть мою неискренность.
– Нормально, – нехотя сказала она после небольшой паузы. – Я познакомилась с двумя мужчинами, которые, в отличие от вас с Лиргицким, показали себя галантными кавалерами.
– Приставали? – уточнил я.
– Как это грубо, – недовольно поморщилась Капповина. – Они были весьма любезны и не скупились на комплименты. Конечно, за этим могло скрываться банальное желание удовлетворения инстинктов, но всё равно было приятно.
– Кричите караул, если что. Мы не в лесу, вокруг люди.
– Ржевский! – возмущённо воскликнула Ирина Эдуардовна. – Это они у меня будут кричать караул!
– Хорошо, – согласно кивнул я. – Так вы узнали что-нибудь?
– Я только поняла, что это проходящий поезд и конечных остановок никто не знает. Вы что-нибудь понимаете?
Я задумчиво смотрел на госпожу Капповину, пытаясь изобразить на лице сложный мыслительный процесс.
– Вероятно, поезд идёт по кругу, – высказал я предположение.
– Когда такое было? И что, теперь так и будем вечно ездить? – удивилась Ирина Эдуардовна. – Отличная перспектива.
– Вам виднее, – тихо бормочу я.
– Разумеется, – покидает уборную Капповина. – Не смею вас больше задерживать, Ржевский. Проходите, здесь отличное место для философских трудов.
Бросив на меня прощальный взгляд, преисполненный сарказма, Ирина Эдуардовна бодро скрылась в соседнем вагоне.
Какое-то время я задумчиво стоял, пытаясь вспомнить ускользающую мысль, но что-то не давало мне этого сделать. Философия сейчас была не актуальна, поэтому я спокойно закрыл дверь уборной с загадочными нулями.
А за окном по-прежнему шёл дождь, и сильный ветер настойчиво мотал поникшие от сырости деревья. Я видел, как изгибается длинной змеёй состав поезда на поворотах, напоминая игрушечную железную дорогу. Такая игра была у меня в детстве. Там было круговое движение, а в миниатюрных вагончиках выглядывали разукрашенные весёлые лица.
Представление о себе, как о любопытной кукле, немало позабавило, однако, резкий толчок поезда, бросивший меня на стекло, моментально снял все вопросы на эту тему. Мой многострадальный нос недвусмысленно дал понять, что к манекену он никакого отношения не имеет. Я огорчённо потёр ноющую от боли переносицу.
– Может, это нечто кармическое?
– Ну да, – иронически отозвался внутренний голос. – Только этого нам и не хватало.
Я продолжал смотреть на залитый дождём лесной массив, когда услышал, как отворилась дверь, ведущая в тамбур.
– Простите, – послышался сзади чей-то голос с лёгкой хрипотцой.
Медленно повернувшись, я увидел перед собой молодого мужчину в одежде, характерной для тридцатых годов прошлого столетия: лёгкие парусиновые туфли сочетались с просторными брюками, светлая рубашка из хлопка свободно сидела на худощавой фигуре, а на голове красовалась фетровая шляпа с широкими полями. В руке мужчина держал небольшой чемоданчик.
– Простите, – неуверенно повторил он. – Вы эмигрант?
Взгляд у мужчины был растерянный, словно его чем-то напугали.
– Не знаю, – пожал я плечами. – Скорее, пограничник.
Мужчина озадаченно почесал затылок, сдвинув шляпу на высокий лоб с большими залысинами.
– Эмигранты всегда находятся по разную сторону границы, – пояснил я свою мысль. – В отличие от них, пограничник живёт на границе двух миров.
Теперь, к испугу явственно добавилось недоумение, делая выражение лица мужчины довольно забавным.
– Ну и, как дела на границе? – осторожно осведомился он. – Неужели вернулись к старой форме?
– Какая разница, – равнодушно сказал я. – Сейчас актуальна индивидуальная работа, поэтому каждый выбирает ту форму, которая ему по душе.
– Невероятно! – выдохнул мужчина, отправив шляпу на затылок. – Чем же они там занимаются?
– Бродят по границе, ищут щель между мирами.
Мужчина смотрел на меня широко открытыми глазами.
– Зачем?
– Не знаю, – глубокомысленно ответил я.
Мужчина окончательно снял шляпу и, теперь стоял, озадаченно разглядывая меня.
– Извините, я немного растерялся, – мужчина стал обмахиваться шляпой, как веером. – Вы не подскажите мне, где я?
– В тринадцатом вагоне.
– Это я знаю, но мне непонятно, где я?
– Нигде, – пожал я плечами.
Мужчина перестал обмахиваться и смотрел на меня с явным подозрением.
– Вы точно не эмигрант? Среди них есть пограничники.
Он замолчал на мгновение.
– И всё же я не понимаю, как я здесь очутился? Ума не приложу. Выпил на вокзале кружечку пива и задремал на лавочке. Просыпаюсь в поезде, где люди странно одеты и не знают, что это за маршрут. А ведь мне завтра на работу, я бухгалтер в жилкомхозе.
Мужчина открыл чемоданчик и, вытащив большие деревянные счёты с огромными костяшками, принялся перебирать картонные папки.
– Конец квартала, а у меня баланс не закончен, – и он стал громко щёлкать на счётах и бубнить себе под нос какие-то цифры.
– Меня же с работы уволят. Эх, – горестно вздохнул он. – Пойду, напьюсь, может, снова окажусь на вокзале.
Закрыв чемоданчик, он печально взглянул на меня и скрылся в тамбуре.
Я продолжал задумчиво смотреть в окно на мелькающие стволы деревьев, пытаясь осмыслить последние события. Возвращаться обратно в купе не хотелось, и я решил пройтись, из любопытства, до ресторана.
Пока я шёл по длинному коридору, мне попались несколько пассажиров, проводивших меня любопытными взглядами. Через два перехода я увидел одиноко стоящего мужчину в старинном костюме и круглых металлических очках в тонкой оправе.
Крепко вцепившись обеими руками за небольшие перила, он созерцал лесные просторы с таким видом, словно боялся, что, если разжать пальцы, то всё просто исчезнет, как мираж.
– Скажите, поручик, что это? – подозрительно покосился он, очевидно, считая меня частью этой иллюзии.
– Ничто, – пожал я плечами.
– Я так и думал, – облегчённо вздохнул мужчина. – Экзистенция!
– А откуда вы знаете? – спохватился он.
– Не знаю, – бормочу я.
– Вы правы, – тихо шепчет мужчина. – Бытие непознаваемо рационально, поэтому наш разум бессилен постичь его.
– Бытие ничто, существование всё, – философски говорю я.
Мужчина растерянно смотрит на меня.
– А как же экзистенция?
– Не переживайте, – успокаивающе говорю я. – Никуда она не денется.
Мужчина расстроено машет рукой.
– Да я о себе волнуюсь. Как теперь быть?
– Бытийное существование очень простое, – бормочу я.
Задумчиво хмурясь, мужчина отпускает перила и, сняв очки, начинает протирать их шёлковым платочком. Делает он это неторопливо, явно не зная, что сказать.
Наконец, очистив стёкла восприятия, мужчина снова одевает очки. Поправив пальцем их поближе к переносице, он медленно обводит взглядом вагон поезда, словно видит его в первый раз и, затем, пристально смотрит на меня.
– Экзистенциальное существование в бытии, – торжественно произносит мужчина. – Об этом говорит вся мировая философия.
Он с чувством пожимает мне руку, долго не отпуская её. Потом, устремляет взгляд в окно и пронзительно всматривается вдаль, словно надеясь увидеть там что-то. Окончательно забыв о моём существовании, мужчина тихо шепчет.
– Экзистенция, экзистенция.
Я спокойно продолжаю стоять рядом, некоторое время, а, потом удаляюсь.
Глава седьмая
Эта поездка мне определённо начинает нравиться. Где бы ещё я встретил столь неординарных личностей, с которыми можно интересно беседовать, не прикладывая особых усилий. Несмотря на кажущуюся простоту этих разговоров, они давали неплохую пищу для размышлений.
В следующем вагоне, судя по открытому пространству с двумя рядами столов, должен был находиться ресторан. Неожиданно возникший, словно из-под земли, плотный человек в белой курточке, учтиво осведомился, не желает ли господин ознакомиться с меню. Не менее вежливо я отказался, но видя грустное лицо мужчины, решил заказать чашечку кофе с пирожным.
В ресторане было пусто и мне, как единственному посетителю, оказывалось особое внимание. Принеся кофе, мужчина настойчиво порекомендовал мне различные блюда местной кухни. К сожалению, я был вынужден огорчить доброго человека, сославшись на отсутствие аппетита.
В ответ мне пришлось выслушать небольшую лекцию о вкусной и здоровой пище и важности регулярного питания в современных условиях. Однако быстро убедившись в отсутствии должного эффекта, он оставил меня наедине с пирожным.