- Ставим кровать на место - и в Отдел, - принял решение Гамаюн. - Слепчука до утра не будет, а нам с трупом возиться некогда. Полежит часа два-три. Плевать, чем её зарезали и во сколько часов с минутами. Времени нет, потом разберёмся… Что было в остальных кувшинах? - вот вопрос. Или кто…
Они вышли, притворив поплотнее дверь. Убийца Ирины Слепчук, надо понимать, запер её ключом хозяйки - решётки на окнах оказались настоящие, никакой бутафории.
Обоим было погано. Чужие в Девятке. Внутри периметра. Один уж точно… Чужой, начавший убивать с первого шага. Сумевший не засветиться за шесть с лишним часов. И - легко справившийся с ключом и замком… Значит - бывший свой? Ещё хуже…
Такого в Девятке не случалось.
Никогда.
8
Блиц-допрос водовозной команды не дал ничего, кроме адресов владельцев кувшинов - и то не всех. Остальных вычислили быстро - не миллионный, в конце концов, город.
Срочно проверили - в большинстве кувшинов вода, как и положено. Но в трёх пусто. И - хитрая крышка, с дополнительной ручкой изнутри. Новых трупов не обнаружили - видимо, владельцы забрали ёмкости, дотащили домой, - и тут же бегом на службу. Повезло. Пока Ткачик и Скоробогатов мотались по адресам, в Отделе работали с водовозами - уже плотно. Результаты обескураживали. Допрошенные порознь, ребята твердили в один голос: поездка была как поездка, никто чужой ни у источника, ни вообще за периметром к машине и кувшинам не приближался. А у всей команды к концу поездки вдруг случился приступ мигрени. Через час прошёл - почти одновременно. Интересное совпадение… Всех отправили в медчасть к Кремеру - без особых надежд, лаборатория в Девятке оснащением не блистала. Отправили под конвоем, на всякий случай. Хотя ясно - будь водовозы в чём-то замешаны, уж сочинили бы убедительную легенду: дескать, по той или иной причине оставили кувшины без присмотра на минуту-другую… Тупик.
Четыре кувшина. Четыре человека. Группа. Не для связи, информацию может передать и один. С какой целью? И - кто? Кочевники не могут замаскироваться и не засветиться в крохотном городке… Или кто-то принял и спрятал, или…
Через час начиналось совещание. Через два - путч. Гамаюну хотелось плюнуть на всё и ударить по "орлятам" - немедленно. Покончить одним ударом и тут же бросить освободившиеся силы на поиски таинственной четвёрки. Удерживал категоричный приказ Таманцева: "орлят" первыми не трогать, ждать, когда выступят. Генерал редко вмешивался в дела Отдела. Очень редко. Но приказы его в этих редчайших случаях не обсуждались…
Даже тревогу объявлять было бесполезно - все и так в полной готовности. Оставалось лишь ждать. Стиснуть зубы и ждать.
X. Совещание. Начало
1
Майор Кремер вставил в шприц-пистолет очередную карпулу - уже третью. Маркировки на крошечных прозрачных цилиндриках не наблюдалось - капсулы отличались лишь цветом эластичной пробки-поршня. Кремер сменил одноразовую иглу и потянулся к руке пациента с закатанным рукавом. Тот неприязненно посмотрел на шприц-пистолет.
- Всё, всё, уже последняя… - сказал майор тоном врача, профессионально врущего пациенту, что "не больно ни капельки".
Таманцев, единственный свидетель этой сцены, сдержал усмешку. Бывает же такое - тридцать два года, здоровый мужик, повоевавший, всякого навидавшийся, дважды раненый, а к уколам до сих пор - как пятиклассник.
- Ну вот и всё, - Кремер промокнул место укола ваткой, в воздухе резко пахнуло спиртом. - Теперь таблетки. Эти четыре сразу - глотай и запей. Запивай, запивай… Эти четыре через час, плюс-минус десять минут. Не забудь только, а то в бараний рог скрутит- таблетки нейтрализуют побочное действие уколов. И - вот капсула. Оболочка не желатиновая, не растворится - держи под языком или за щекой. Когда начнётся, при первых симптомах - раздави зубами. Действие мгновенное… Возьми и запасную - мало ли что, вдруг проглотишь по запарке. Это не страшно, пройдёт насквозь невредимой…
Кремер сложил свои медицинские причиндалы в аккуратный крохотный чемоданчик. Сказал, обращаясь к Таманцеву:
- Это всё. Всё, что я могу сделать без более детальной информации. Должно сработать. Последействие, конечно, будет малоприятным, но… Выбора, как я понимаю, нет?
Генерал молча кивнул головой. Сказал пациенту, застёгивающему рукав:
- Всё, Гриша. Заступай на пост.
Когда Гриша ушёл, Таманцев спросил Кремера жёстко, в лоб:
- Что значит: "должно сработать?" С какой вероятностью должно?
- Процентов восемьдесят гарантирую. Ещё пятнадцать - вариант частичного подавления. Ну а оставшиеся пять… Сам понимаешь.
Таманцев понял. И решил принять меры. Точнее одну, простенькую, без изысков, меру. На всякий случай…
2
- Товарищи офицеры! - все двадцать семь человек встали, даже пятеро штатских, присутствующих на расширенных заседаниях у Таманцева. Остальные - подполковники, полковники, майоры. Вся верхушка Девятки.
Вошёл Таманцев.
- Вольно, садитесь, - и тут же, почти без паузы, выдал, как в лоб из трёхдюймовки:
- Товарищи офицеры, информирую: сегодня, в 12.38 по местному времени, произведено плановое отключение аппаратуры технического сооружения номер два, в том числе изделия 13Н7. Отключение прошло успешно.
Про относительно бесшумные пистолеты-винтовки-автоматы с глушителями знают все. Про аналогичные пушки-бомбы-ракеты не слышно. Или нет таковых, или информация до ужаса засекречена.
Оказалось - есть! Есть бесшумные бомбы! Одна из них сейчас ахнула в полном людей кабинете Таманцева. И всех - наповал. Кроме самого генерала, Гамаюна и майора Кремера. Таманцев и Гамаюн - знали, а Кремер не просто знал, но и отсутствовал. Хотя по должности должен был участвовать в совещании обязательно. Странно. Очень странно.
До чего всё-таки люди надеялись на отключение. Даже те, кто говорил: не стоит, не стало бы хуже, ничего не известно и всё опасно, - даже те в глубине души надеялись, что кто-то рано или поздно нажмёт кнопку и разорвёт стиснувшую Девятку тугую петлю кошмара…
Гамаюн цепким взглядом обводил ошарашенные лица. Вроде реакции у всех соответствуют… Именно так и должны реагировать люди, в один момент осознавшие: всё навсегда. Не придётся в уютной московской квартире рассказывать о приключениях в Великой Степи начала железного века. И не доведётся стать Героями России и первыми хрононавтами, и испытать славу почище гагаринской - не придётся. Взамен этого надо будет драться за свою жизнь - весь этой жизни остаток… А того, чем они привыкли драться, с каждым днём будет становится всё меньше…
К главе администрации г-же Мозыревой сие, впрочем, не относится. Её главное оружие - демагогически-демократическая болтовня - всегда при ней. Да вот не в цене как-то здесь и сейчас… Не доросли тут до общечеловеческих ценностей и абстрактного гуманизма. А здешнего, конкретного, гуманизма г-жа не понимает. По-другому у неё мозги устроены. Для неё это не гуманизм - брать второй, третьей, четвёртой женой вдов павших родственников и друзей (и усыновлять детей) - для неё это полигамия, групповуха, разврат. Проще говоря, промискуитет. И когда уходящие от погони степняки перерезают горло раненому, обессилевшему другу, не выдерживающему бешеной скачки - это для неё не гуманизм, избавляющий от позора плена - но жестокость, садизм и варварство…
Карахар посмотрел на побледневшее, с прыгающими губами лицо г-жи Мозыревой и улыбнулся. Улыбка у него была жёсткая.
…Генерал Таманцев выдержал паузу после своего сообщения удивительно точно - все успели осознать и проникнуться, но пока не начали ахать и предлагать рецепты спасения: снова включить и выключить, или включить и не выключать, или попробовать включать-выключать в разных режимах.
Таманцев сказал просто:
- Продолжим совещание. Что у нас в повестке? Продовольственный вопрос? Пожалуйста, Василий Петрович, слушаем вас.
Полковник Радкевич не сразу отошёл от известия: не мог найти в папке нужные бумажки, путал цифры по сгущёнке с цифрами по тушёнке - но главное и без того ясно: с голоду они не умрут. С мясом, рыбой, яйцами проблема не стояла. Но увеличивать долю примесей в муку хлебопекарня уже не в силах. И так не хлеб, а чёрт знает что. Надо или расширять торговлю с кочевниками, что невыгодно, ибо зерно у них не своё, тоже где-то выменивают - или срочно восстанавливать второй опреснитель - исключительно в видах поливного земледелия; для начала можно использовать пустующие площади внутри периметра, между водозабором и четвёртым сооружением - грех тратить столько сил на охрану огромного пустыря…
Помаленьку полковник оправился и начал атаку на Отдел и Гамаюна - надо понимать, кое-какие расследования на чёрном рынке продуктов вплотную подошли к завязанным на Радкевича людям… И он решил атаковать первым - дабы все последующие попытки ухватить за скользкий полковничий хвост представить как сведение счетов. Начал полковник издалека…
Весьма, оказывается, тревожила Радкевича проблема сахара - тут вот у него предложение об очередном снижение нормы вдвое, но полковничье сердце обливается кровью при мысли о бедных, лишённых сладкого детях. Мёд от кочевников не выход - цены заоблачные. А между тем полковнику доподлинно известно, что на чёрном рынке покупаются-продаются целые ящики дешёвой карамели "Подушечка обсыпная" и "Сауле", скупленные разными ловкачами сразу после Прогона - и изводятся несознательными гражданами на производство самодельных алкогольных напитков. И куда в это время смотрит Отдел и лично подполковник Гамаюн - непонятно…
Лично Гамаюн смотрел в это время на часы и думал: командуй он сам "орлятами" - назначил бы выступление на половину шестого, а потом, когда все будут уже в полной готовности, перенёс бы срок на полчаса, а то и на час раньше - дабы при утечке сохранить хоть остаток фактора внезапности.
Но всё было тихо.
Пока - тихо.
3
Нехитрая уловка Таманцева удалась полностью.
Его офицеры хоть и казались ошарашены известием об отключении, но пришли в себя достаточно быстро - жизнь последнее время подкидывала самые неожиданные вводные. А вот штатская пятёрка, имевшая по дурацкому, никем не отменённому положению о ЗАТО не только совещательный голос в иных вопросах, - штатские опомнились отнюдь не сразу.
И обсуждение ряда важных проблем удалось не превратить в демократическую говорильню. Ладно бы вопрос о карточках ещё на два вида продуктов, ладно увеличение втрое количества учебных часов, отведённых на военную подготовку в одиннадцатилетке… Но ошеломлённые штатские позволили быстро проскочить проекту приказа о проведении весенне-летнего призыва на Девятке своими силами - без военкоматов, без продажных медкомиссий, без вузовских и прочих отсрочек. И, понятно, без альтернативной гражданской службы. Удивительно, но факт - ни единого возражения…
Конечно, проще всего было последовать советам Гамаюна и других. Прихлопнуть все эти притащенные из другой жизни демократические игрушки, отменить ЗАТО и ввести нормальное единоначалие… Но Таманцев не спешил. И дело даже не только в том, что до сегодняшнего дня, до отключения, брезжила надежда вернуться в тотмир - хотя и это сыграло немалую роль.
Существовала ещё одна причина. Глава администрации закрытого административно-территориального образования "Балхаш-9" Светлана Ивановна Мозырева была женой Таманцева. Второй женой. Единственная дочь генерала осталась от первого брака…
4
Оправилась от потрясения г-жа Мозырева только на вопросе, напрямую её касающемся, фактически находящемся в ведении администрации, - об организации в Девятке временного отдела ЗАГС.
Гамаюну это казалось излишеством. Рождение граждан какого государства будет регистрировать вновь созданная структура? Великой Степи? И как быть с датой рождения? С похоронами тоже теперь просто - чтобы лечь под безымянный, поросший ковылём холмик, не нужна бумажка с печатью. В степи хоронят без свидетельств о смерти. А брак, в конце концов, и начальник штаба зарегистрировать может. Печатью части.
Но г-жа Мозырева грудью стояла на защите семьи, брака и дискриминируемого женского меньшинства. Речь её оказалась наполнена пафосом - и больше подходила для многолюдного митинга, чем для ушей привычных к точным цифрам и конкретным задачам офицеров.
Моральное разложение в ЗАТО перешло все мыслимые и немыслимые пределы - следовало из речи главы администрации. Мало того, что многие господа офицеры живут в безбрачном сожительстве, развращая тем умы личного состава и подрастающего поколения. (Тут г-жа Мозырева недобро посмотрела на Гамаюна - его брак с Миленой оформлен не был). Мало того, что известны случаи покупки - да, да, именно покупки! - молодыми лейтенантами так называемых жён, явно несовершеннолетних, у местного населения. Но это не всё. Недавно ей, главе администрации, стал известен возмутительный случай, выходящий уже за все рамки представлений о морали и общественной нравственности. Две девушки из Девятки проданы в Степь! Она готова назвать имена и назовёт их: Аня Сизарева и Лиза Кремер!
Если Мозырева рассчитывала взорвать ещё одну бомбу, то она просчиталась. Удивлённую и отчасти возмущённую реакцию заботливо приберегаемый к совещанию факт вызвал единственно у её гражданских коллег.
Офицеры знали: браки Ани и Лизы со старшими сыновьями старейшин двух степных родов стали важнейшим политическим делом и прорабатывались в штабе со всей тщательностью. Добровольные браки.
Но г-же Мозыревой объяснить что-либо не представлялось возможным. Какое дело ей до того, что эти два рода теперь по своему почину едва ли когда нападут на Девятку? Что Лиза, старшая дочь майора Кремера, а Аня единственная (соответственно - тоже старшая) дочь подполковника Сизарева - а брак старших сыновей и старших дочерей в понятиях Великой Степи многое значит. И под бунчуки хана в поход на родственников степняки пойдут только по знаку белого дротика - и даже тогда на хурале их голос будет за то, чтобы решить дело миром…
Что Аргачи, сын старшины с Сухого Ручья, познакомился с Лизой Кремер на привозе - и весь март встречался с ней на нейтральной полосе периметра, рискуя подорваться на растяжке, получить дротик от своих или пулю от чужих - тоже не могло растрогать сторонницу общечеловеческих ценностей. Проданы девушки! Кошмар, позор, преступление… Что с того, что отдать девушку бесплатно (т. е. подарить) - по законам Степи значит обречь её на роль наложницы, фактически рабыни…
А г-жа обрушилась уже прямо на Гамаюна. Если Отдел выполняет среди прочего и функции военной юстиции, то почему его начальник самым возмутительным образом прячет заявления главы администрации под сукно? И говорит, что поскольку ставшие жертвами растления и фактически работорговли девушки военнослужащими не являются, то он, Гамаюн, обязуется при первой оказии передать означенные заявления в гражданскую прокуратуру? Как понимать это издевательство? В особых случаях военная прокуратура обязана возбуждать дела по совершённым на военных объектах правонарушениям и преступлениям, вне зависимости от личностей фигурантов!
И глава администрации сослалась на соответствующие статьи и пункты - хорошо подготовилась.
Гамаюн вздохнул и открыл папку. За всеми последними событиями так и не удалось глянуть, что ему подготовил по этому поводу Костриков, военный прокурор Прибалхашска (принесла того нелёгкая на Девятку с проверкой аккурат под Прогон)…
5
Таманцев не прислушивался к патетическим словам супруги - в голове у него давно образовался некий отключающий рычажок, позволяющий пропускать мимо ушей её речи.
И Гамаюна, зачитавшего прокурорскую бумажку, генерал не слушал. Хотя военный юрист выкрутился изящнейше - длинно изложив на отборнейшем канцелярите суть заявлений г-жи Мозыревой, аккуратнейшим образом подогнал их под кучу статей УК - и тут же отказал в возбуждении дела. На основании того, что указанный Уголовный Кодекс со всеми своими статьями пока не принят, и введён в действие будет, по самым скромным оценкам, лет как минимум через тысячу - а законы, как всем известно, обратной силы не имеют. Впрочем, прокурор Костриков в заключении документа указал на право заявительницы оспаривать отказ в возбуждении дела в вышестоящих инстанциях - до Генеральной прокуратуры РФ включительно. Не только среди лётчиков бывают асы…
Но Таманцев не прислушивался к оборотам юридического шедевра. Он всматривался в лица собравшихся. Пытался понять: кто? Кто крыса? Кто сегодня собрался объявить генералу мат самым простым способом - смахнув все фигуры с доски? Сирин? Гамаюн? Звягинцев? Этим проще, особенно двум первым, но… Крысой легко может оказаться наименее вызывающий подозрения. Толстяк Радкевич, например…
Таманцев посмотрел на часы. Пора. Но пока тихо… Встревожиться генерал не успел - послышались автоматные очереди, недалеко от штаба. Потом в другом месте, в третьем. Потом добавилась пальба одиночными - беспорядочная. Грохнула ручная граната.
Путч начался.
XI. Багира. Лягушонок
1
Прежде чем натянуть чёрный капюшон, Лягушонок секунду помедлил. Совсем чуть-чуть, но Багира заметила.
И подумала, что поняла всё. Семь лет Лягушонок играл в эти игры, где ставка жизнь, а выигрыш победа, но сегодня впервые ему заведомо придётся стрелять в своих. Убивать своих - потому что промахивается Лягушонок редко. Убивать своих, ставших вдруг чужими.
Багира поняла всё именно так. А она до сих пор чувствовала себя ответственной за Лягушонка.
- Так надо, - сказала она и оказалась рядом. - Так надо, и не нам обсуждать приказы. Закон Джунглей прост: предавшего стаю рвут на части…
Багира, немного рисуясь боевым прозвищем, часто цитировала Киплинга, причём безбожно вставляла подходящую к случаю отсебятину.
Но сейчас она ошиблась. Лягушонка вопросы гуманизма к отступникам волновали в последнюю очередь. Его занимала другая проблема. После отключения, не ставшего Отключением, Лягушонок понял: Настя (жена) и Пашка (семилетний сын) так и останутся в военном городке, в Сертолово. В пяти тысячах километров и в тысяче лет. Останутся навсегда. Это меняло многое - для него лично…
Меняло, но Лягушонок пока не разобрался - в лучшую или в худшую сторону.
Багира, к своим тридцати шести годам ни разу не попадавшая в капкан семейной жизни, не поняла ничего. Она жила в странном мире, действительно напоминавшем джунгли - джунгли, где бродила её стая, и был вожак, и были враги, а она была Багирой - смертью, неслышно ступающей на мягких лапах.
Иру Багинцеву никто не назвал бы ханжой или монашкой, но любовь её походила на любовь хищницы, встречающей не уступающего силой самца в освещённых луной джунглях, - а утром расстающейся с ним навсегда.
…Багира поправила на нём чёрный капюшон - материнским движением. И сказала:
- Удачной охоты, Маленький Брат.
Он не хотел быть Маленьким Братом, он любил Багиру. Но оставался для неё лишь Лягушонком…