4
Майор Кремер, тираня Гришу таблетками и уколами, исходил из поставленной конкретной задачи: купировать воздействие на психику постгипнотического внушения - в момент, когда оно сработает. Ни механизма, ни точных обстоятельств получения внушения никто не знал. Поставленная суггестором задача и время срабатывания были известны предположительно, с большой долей вероятности. Но как ни странно, именно скудость начальной информации помогла Кремеру справиться с задачей.
Потому что это не было постгипнотическим внушением.
Имей Кремер конкретную информацию, или хотя бы обоснованные догадки, например: применено троекратное наркогипнотическое кодирование по такой-то методике - всё кончилось бы гораздо хуже.
Но, понятия не имея о применённой технике, майор использовал хитрый коктейль препаратов, повышающих общий тонус, снижающих внушаемость - и в то же время дающих чувство ложной уверенности в своих силах. И безопасности, и неуязвимости - тоже ложных.
Дозы, по настоянию Таманцева и согласию Гриши, Кремер ввёл лошадиные. Но и они не помогли. Это - накатившая на Гришу волна - смело все химические барьеры Кремера, как ураган - соломенный домик глупого поросёнка. Лишь одна крохотная, за что-то зацепившаяся соломинка осталась. И - чуть-чуть затормозила работу нерассуждающего механизма, в который превратился Гриша. Чуть-чуть разладила. Крохотная часть сознания, остающаяся прежним Зориным, успела на долю мгновения получить контроль над отнюдь не самой главной в данной ситуации мышцей… Но этого хватило.
Гриша раздавил зубами капсулу. В самый последний момент.
5
Присутствующие в большинстве своём ничего не поняли. Даже самого главного - что сейчас их будут убивать - не поняли. Потому что всё кончилось стремительно и странно…
Гриша начал движение быстро, на грани восприятия Гамаюна - влево от двери, поднимая автомат - и тут же ритм его сломался, замедлился. Спотыкающийся шаг, другой. Оружие бессильно опустилось. Зорин сделал ещё шаг - неуверенный, как у вдребезги пьяного. Ткнул левой рукой в одного из сидящих за столом:
- Т-т-ты… он… - и подломился в коленях, стал опускаться на пол.
Его тут же подхватили под руки - двое в капюшонах, с автоматами, влетевшие следом. Рука Гамаюна, сидевшего за дальним концом стола, медленно разжалась, выпустив тяжёлую кожаную папку - не успел швырнуть, сбить убийственный прицел. Совещающиеся шумно выдохнули - и не сказали ничего, повинуясь резкому, повелительному жесту Таманцева.
Ещё двое автоматчиков оказались в комнате - один в капюшоне, другой без. Ему спрятанное лицо не помогло бы - рост и плечи мичмана Ткачика никакой маскировкой не скроешь. Оба, сразу, - к человеку, на которого указал Гриша!
К начальнику отдела разведки и внешней безопасности.
К Сирину.
- Полковник Сиринбаев, вы арестованы, - сказал Таманцев затёртую романами и фильмами фразу. Сказал негромко, но все услышали. Потом добавил, ещё тише:
- Мало тебе, сука, показалось: за десять лет от прапора до полковника? Выше захотелось?
Сирин не пытался оправдываться. Молчал, сжался на стуле неподвижно. Глаза бегали. Словно он ждал, высматривал что-то спасительное - а оно не приходило.
Ак-Июс. Посты. Почти две сотни убитых… Преданных и убитых. Ткачик протянул руку и сорвал с кителя погон. Сирин, единственный из присутствующих офицеров, оделся не в летний камуфляж - в полную форму полковника армии Республики Казахстан.
Ткачик сдёрнул второй погон, сложил их вместе - и тут же, сложенными, вмазал Сирину по щеке. Потом по другой.
Сирин, дёрнувшись от ударов, продолжал сидеть неподвижно. Со щеки, разодранной полковничьей звёздочкой, сползала капля крови.
- Увести, - бросил Таманцев. Короткое слово прозвучало как ругательство.
6
- Я не извиняюсь, Лёша, - сказал Таманцев. - Карта так легла, что под подозрением оказались все. Все до единого.
Гамаюн кивнул. Сам только что грешил на Таманцева… Окопавшуюся наверху крысу Отдел искал старательно, но ведущих от "орлят" к Сирину ниточек они не нащупали. По крайней мере, видимых. Гриша - да, был замечен среди заговорщиков - но в самом низовом звене, до важной информации его не допускали. Таманцев, услышав в своё время это от Гамаюна, дал понять, что Гриша затесался в ряды "орлят" с его, генерала, ведома и согласия.
- Что всё эта пантомима с автоматом значила? - спросил Гамаюн.
(Разговор происходил в приёмной. В углу Кремер хлопотал над Гришей, пребывающим в полном ауте. Багира, получившая наконец связь с Гамаюном, успокоила: всё в порядке, путч раздавлен. Кочевники на помощь мятежникам ударом извне не пришли, хотя и выдвинулись к периметру у водозабора - там всё готово к встрече. Единственный прокол чуть не случился на гауптвахте. Но успели - все арестованные (в том числе генерал Орлов) и почти все нападавшие уничтожены. При этих словах Гамаюн внимательно посмотрел на Таманцева, слушавшего по параллельной трубке. Генерал пожал плечами - война, всякое бывает…)
- Странное задание получил у них Гриша, - сказал генерал. - Быть в приёмной, с оружием, ждать указаний. От кого? Каких? Никто не мог сюда просочиться. Из знакомых Грише "орлят", по крайней мере. А никаких паролей, опознавательных знаков не сообщили… Чьё указание выполнять? Ему сказали, что у Прилепского резко заболит голова - попросит подменить. Заболела. Да так, что он сейчас в медчасти. И Кремер говорит - энцефалограмм похожих в жизни не видел… И тут меня как стукнуло - Гриша в отчётах мельком отметил головную боль после трёх последних собраний у "орлят". Потому обратил внимание, что никогда не страдал, даже с похмелья… Мы с Максом покумекали и решили, что кто-то с мозгами и химией баловался. Возможно, даже зная, что Гриня - казачок засланный… Постгипнотическое внушение. Программа… А я, так уж сложилось, столкнулся однажды с похожей пакостью. Короче - приняли меры. Сработало. Заодно и автомат зарядили холостыми. Гриша про это не знал - чтобы не вздумал чужой ствол отобрать….
А ведь утренний эпизод случайностью не был, подумал Гамаюн. И место, и время - всё просчитано. Не убить хотели - отвлекали внимание от водовозки. От кувшинов. И эта головная боль у водовозов…
Но Таманцев темнит, это очевидно. Больно легко он как-то всё просчитал, больно лихую дедукцию выстроил из головной боли Гриши Зорина. И где это, скажите на милость, он сталкивался с боевой суггестией? Темнит генерал, обходит молчанием какие-то свои источники. Личную свою полицию.
В лицо начальству свои догадки Гамаюн, понятно, не изложил. Сказал другое:
- Глаза… Глаза у паренька, что в меня из самопала стрельнуть пытался - точь-в-точь как у Гриши… И лицо. Надо вычислять и брать этого гипнотизёра-алхимика…
- Займись сейчас плотно Сириным, пока не отошёл. Первым делом коли по связи со степью. По Нурали. И по этой четвёрке. По Али-бабам кувшинным…
Отдел, едва закончив с "орлятами", сразу начал вплотную искать четверых пришельцев. Пока осторожно, без облав и прочесываний, обыскивали укромные местечки. И не очень представляли - кого ищут.
- Отправляйся срочно в Отдел и начинай. А я совещание закруглю. Надо разъяснить изменения в обстановке…
И приказ один довести - вот, возьми копию, прочтёшь по дороге.
Гамаюн уехал. А Таманцев коротко изложил расширенному совещанию суть произошедших здесь и за кадром событий. И довёл приказ: в/ч 959832 Армии Республики Казахстан (вотчина Орлова и главная кузница кадров мятежников) расформировывается, личному составу предоставляется на выбор: заключить контракт с Российской Армией или получить бессрочный отпуск и отправиться по месту жительства; Положение о ЗАТО и полномочия гражданской администрации приостанавливаются до окончания действия военного положения; на Девятке организуется военный трибунал - и служба исправления наказаний (если кто забыл, прервал чтение Таманцев, напомню: мораторий на смертные казни будет объявлен веков через двенадцать, не раньше). Приказ прозвучал в мёртвом молчании. Вопросов, не говоря уж о возражениях, ни у кого не оказалось.
Именно так и завершился переворот - полным успехом.
Переворот Таманцева.
7
До Отдела Гамаюн доехал. И арестованного довёз без приключений - в Девятке было тихо, лишь у котельной слышались редкие одиночные выстрелы. Но приступить к допросу Сирина подполковник не успел - Нурали-хан начал атаку.
И не только Нурали.
XIV. Атака
1
Занятия в Школе шли в две смены, утром и вечером - хоть и май, но от полуденной жары стены старой маленькой подстанции, переоборудованной для культуртрегерского процесса, не спасали. Подстанцию, заброшенную лет двадцать назад, под Школу отремонтировали с умыслом - стояла она на отшибе, недалеко от периметра. И лишнего увидеть любопытные глаза юных степняков не могли. Это у нас мальчик четырнадцати лет ещё ребёнок. В Великой же Степи - воин. И, соответственно, - разведчик.
В этот день ребятишек пришло мало, значительно меньше обычного - надо понимать, сыграли свою роль назревавшие у Гульшадской горы события. Охранников, парней из Отдела, тоже дежурило всего трое вместо обычных шести. Что-то назревало, что-то висело в воздухе, и это понимали все: и Милена, и немногочисленный штат её помощников, и помогающие по летнему времени девчонки-старшеклассницы… Даже юные степняки, всегда шумные и непоседливые, чувствовали наползающую тревогу - и были на удивление молчаливы. Старательно произносили слова пиджин-русиша (очень, кстати, похожие на пародийную мову Пака) - но в глазах плескался испуг.
Когда раздались первые выстрелы, и раздались внутри периметра, Милена подумала: зря она не отменила вечерние занятия. И зря отпустила на часок домой отпросившуюся Женю Кремер - именно сейчас та должна была возвращаться. Оттуда, где стреляли…
Ребята из Отдела встревоженными не казались. Прислушивались к выстрелам жадно и рвались туда - в бой, в дело. Туда, где дрались и, может, гибли их друзья. Бросить охрану далеко не стратегического и никому не интересного объекта они не могли - приказ. И проклинали судьбу, сдавшую им эту карту - охранять Школу в такой день.
Судьба, она же кисмет, она же рок, она же фатум - иногда внимает мольбам и прислушивается к проклятиям. Очень внимательно. А услышанные ею (потом, если останутся в живых) лепечут в недоумении: мы не этого хотели!
Но их вновь никто не слышит.
2
Степь дрожала от ударов копыт. Банальная гипербола, но так оно и было. Пыль стояла серым облаком и непривычный взгляд не разглядел бы ничего там, в густых клубах, поглотивших пять передовых сотен.
Но глаза Нурали-хана видели много степных сражений. И что он не мог рассмотреть из своей ставки, вынесенной на недалёкий от Девятки холм - то просто чувствовал. Так старые сталевары чувствуют, сами не понимая как, не зная физики и химии, - но ощущают сложнейшие процессы, проходящие внутри домны… Так бывалые настройщики 13Н7 (от первого рабочего образца машины до готовых к Прогону пяти линеек прошло почти двадцать лет, с большими правда, перерывами - то пропадало финансирование, то объект делили Россия с Казахстаном…) - настройщики, проработавшие много лет на тринадцатой, определяли характер неисправности на глазок, не тыкаясь осциллографом по выходным разъёмам. Смотрели на хаотичное мигание индикации на шкафах - и безошибочно доставали из ЗИП запасную плату… Такое умение лежало вне понятий медицины и оптики о человеческом глазе и скорости реакции - мигание шестнадцатиразрядных индикаторных панелей шло с неуловимой быстротой. Однако - срабатывало.
Нурали-хан мало что понимал в металлургии, а о вычислительной технике слыхом не слыхивал - но в своём деле был спецом высочайшего класса. И сквозь клубы поднявшейся пыли различал всё, что происходило у крепости Карахара. У слабого её места, указанного Байнару онгонами.
Воины неслись не лавой, не привычным полумесяцем - излюбленный строй лёгкой степной кавалерии здесь стал бы губителен. Что такое минные поля, кочевники уже представляли неплохо. И боевое построение их напоминало язык пламени, сильно вытянутый в направлении атаки.
Копыта терзали степь - она отвечала зловещим гулом. А в остальном было тихо. Не ревели Драконы Земли. Молчали Стрелы Грома. И не играли тревогу своими раздирающими уши голосами железные трубы безбородых пришлых аскеров.
Тишина давила. Тишина не нравилась Нурали-хану. И, похоже, действовала на нервы атакующим воинам. Передний, самый отчаянный, вырвавшийся на три корпуса вперёд от тёмной массы, выхватил кончар, крутанул над головой, взвыл-завопил пронзительно и резко… Остальные, несмотря на приказ нападать молча, - подхватили.
Тут же, словно в ответ, начали рваться мины.
3
Стрельба звучала недолго. Но троица, охранявшая Школу, прислушивалась к наступившей тишине столь же внимательно и встревоженно, как и к выстрелам: ну что там? что было? чем закончилось? Они почти не сомневались, что всё закончилось удачно, - так быстро Отдел не сломишь, значит всё хорошо, но…
Бой внутри периметра случился впервые. Парням хотелось как можно скорее узнать подробности. Но про них забыли. У их коллег и начальников нашлись заботы поважнее, чем извещать о чём-либо не игравший никакой роли пост.
Они тогда думали - не игравший.
Время шло, ничего не было известно - и быстро шагающим к Школе четырём фигурам в камуфляже бойцы Отдела попросту обрадовались. И грубо нарушили инструкцию - все трое подошли к входным дверям. К открытым дверям…
Хотя у каждого где-то глубоко пищал, безуспешно рвался наружу сигнал тревоги: так нельзя! всё неправильно!! остановись!!!
Идущий впереди дружески помахал охранникам рукой. Это оказался утренний гость полковника Сирина. Человек, которого давно считали мёртвым.
4
Всё смотрелось не столь эффектно и красиво, как приём "подсечка" у каскадёров, изображающих конную атаку, - когда невидимые в кадре верёвочки, привязанные к передним ногам лошади, резко натягиваются - и бедное животное катится по земле, и встаёт, не понимая: за что с ним так? - и уныло куда-то по инерции скачет с пустым седлом, и седок, сражённый меткой пулей товарища Сухова, лежит, картинно раскинув руки…
В жизни всё выглядело гнусно.
Кобыла с оторванной задней бабкой пыталась ковылять на трёх - а следом волочились кишки. Прижимающий к лицу окровавленные руки кочевник отбегал в сторону, из-под копыт своих же, и напарывался на растяжки - одна, вторая, - но судьба непонятным капризом дважды проносила осколки мимо - и остановил его лишь слабый хлопок противопехотки…
Но, по большому счёту, передовая полутысяча пробилась сквозь минное поле малой кровью. Тогда, поздней осенью, вокруг периметра заложили всё, что нашлось на Девятке: и штатные конструкции, и полуштатные - растяжки из ручных гранат, и полные самоделки - экономный заряд в двойном корпусе, набитом гвоздями, а то и набранными в степи камешками. К весне мин осталось мало - а возобновлять сработавшие заряды было нечем. Стратегический объект в глубоком тылу никак не готовили в своё время к ведению затяжной наземной войны.
Верёвки, натянутые на столбы, о которых презрительно отозвался Байнар, - оказались не простые. И груди боевых коней их легко не рвали. Кони вставали на полном скаку, всадники вылетали из сёдел - вперёд, на вспарывающие одежду и кожу злые шипы. Сзади, сминая, врезались чуть отставшие.
Вопли людей, жалобные крики коней - именно крики, иногда кони не ржут - кричат. Ржавая колючка лопалась. Деревянные подгнившие столбы падали. Орда прорвала первую линию, вышла ко второй, потеряв разгон. Тут столбы стояли бетонные, глубоко утопленные в землю, залитые раствором - и более высокие. Проволока - новая, блестящая. Шипы на ней другого образца - с плоскими, режущими до кости лезвиями…
Здесь - уже прорубались, вконец потеряв темп. Мелькали кончары - довольно несуразные мечи степняков, с широкими утолщёнными концами-елманями, гораздо ближе стоящие к своему предку, цельнометаллическому топору, чем к дальним потомкам - изящнейшим булатным клычам и шашкам, способным легко разрубать сталь.
Но и эти неуклюжие мечи делали своё дело, пусть и не с одного удара - конная и спешенная толпа рванула дальше, сквозь прорубленные проходы. К третьей линии. Последней.
И тогда заговорили Стрелы Грома…
5
Лицо приближавшегося человека, первого из четверых, казалось охранникам смутно знакомым, как примелькавшееся лицо человека, имени которого не знаешь - но, странное дело, всем троим казалось разным.
Впрочем, обменяться впечатлениями, и удивиться, и насторожиться им не пришлось. Убивать их стали сразу, без разговоров.
Как раз в тот момент, когда на дальнем конце Девятки, у водозабора, начали рваться мины.
6
Очередная в этот день тревога застала Гамаюна в Отделе.
Честно говоря, ему не хотелось уже ничего. Исчез азарт, поддерживавший силы с самого утра. Было пусто и тошно, а проклятый день всё не кончался и не кончался… И не оставляла мысль, что легко разоблачённый Сирин - очередная подставленная кукла. Подставленная непонятно кем…
Весть об атаке у водозабора подействовала, как звук боевой трубы - на вертолётной площадке, благо рядом, Гамаюн оказался через три минуты. Здесь с утра ожидали сигнала полностью готовые "крокодилы". Суммарной огневой мощи трёх Ми-24 хватало, чтобы навсегда избавить Девятку от беспокойного соседа - Нурали-хана.
Гамаюну казалось, что неведомый кто-то именно этого и добивается.
7
Дети сбились тревожной кучкой, быстро и вполголоса переговаривались. Со Стрелами Грома они были знакомы - и некоторые непонаслышке. Урок (попытка научить записывать степную речь кириллицей) прервался сам собой и не возобновился, когда стрельба стихла.
Милена позвонила в Отдел. Мужа не оказалось на месте, чему она не удивилась. Удивилась другому - сквозь обычное ледяное спокойствие голоса Иры Багинцевой пробивались несвойственные нотки неуверенности. Но на словах Багира успокоила: всё в порядке, нештатная ситуация ликвидирована, две машины, вывозящие детей за периметр, пришлют в обычное время. Сегодня достаточно одной? Хорошо, будет одна. Потом Багира спросила, далеко ли Шорин, старший сегодняшней смены охранников. Не очень, сказала Милена, у входа. Позвать? Не надо, сказала Багира, просто передайте, что всё под контролем…
Капитан Багинцева не хотела занимать надолго линию. Да и не могла рассказывать по телефону подробности. Она сделала всё правильно - и всё же ошиблась. Если бы Милена пошла за Шориным, оставив на столе снятую трубку, если бы Багира услышала, что происходило в Школе в последующие секунды - всё пошло бы по-другому.