2
Ткачик даже споткнулся от внезапной мысли.
Айдахар тебе в душу… Мы все - козлы, кретины… Боец, обычный боец! Мы десять раз прогнали всю партитуру и просмотрели самое очевидное: бойца. "Орлята" пошлют бойца. И тот попытается завалить старшого где угодно - на хрена ему руины, на хрена безлюдное место. Может сработать - потому что Карахар тоже этого варианта не просчитывал.
Проклятье!
Ткачик ускорил шаг, ругая себя и коллег. Их подвела обычная инерция мышления. Прикидывая, как могут действовать дилетанты (пусть даже и повоевавшие, но не имеющие опыта в ликвидациях) в крошечном городке, где любой знает любого, хотя бы в лицо, где не затеряться, не раствориться в толпе после акции, они учитывали лишь жилой городок и его обитателей - офицеров, прапорщиков, гражданских… Все члены боевой группы "орлят" были отсюда. И за ними приглядывали - особенно сегодня. Но! Население казарм (а это больше пяти тысяч, даже с учётом потерь и за вычетом гарнизонов Постов на трассе, "двойки" и "единички") - никто в расчёт не брал. Не имелось там у пернатых пропагандистов-агитаторов, и низовых ячеек не имелось - доморощенные муравьевы и бестужевы собирались солдатиков использовать втёмную, подняв по спровоцированной тревоге…
Сейчас Ткачик понял, что там же, в жёлтых зданиях казарм, могли без всякой пропаганды и подпольщины подготовить исполнителя-одиночку. Бредущий куда-то по делу или без дела по Девятке солдатик - примелькавшаяся до незаметности деталь пейзажа. Никто и никогда не даст словесный портрет только что, минуту назад встреченного бойца… А через пять минут - и не вспомнит, что встретил. Люди-невидимки… Натаскать такого (стимулов кучу придумать можно) - идеальный исполнитель. Выстрелил и исчез. Не опознают, не вспомнят…
Ткачик перешёл с трусцы на полноценный бег. Догнать старшого, прикрыть от только что осознанной опасности. Куртка сползала, открывая воронёный металл, он прижал её локтем. И побежал быстрее.
Ткачик ошибался. Этот вариант Гамаюн просчитал тоже Он просчитывал всё и всегда. Но информировал подчинённых, не выходя за рамки поставленной задачи.
3
У гостиницы, прозванной "Хилтон-Девятка", толпился народ.
Это не был пяти-, или четырёх-, или менее звёздный отель. Портье, коридорных и горничных в штате не числилось. И интердевочки у входа не дежурили. Более того, постояльцы за проживание в номерах ни рубля (и ни тенге) не платили. Да и номера своего названия не заслуживали - двухкоечные конурки. Короче, КЭЧ его знает, отчего двухэтажный барак для командированных именовали гостиницей.
Народ толпился - подъехала водовозка с прицепом-цистерной, сегодня утром питьевую получали "Хилтон" и четыре ближайших к нему дома. Ткачик, подбегая, на ходу оценивал обстановку. И - первым делом выхватывал взглядом из общего столпотворения фигуры в солдатском х/б.
Вот четверо наверху, откинули борт и подают вниз сорокалитровые алюминиевые фляги и громадные глиняные кувшины - подобная тара стала появляться на Девятке недавно… Не то, эту четвёрку Ткачик знал, старослужащие, обстрелянные, проверенные, каждый день к скважине ездят (та ещё служба!).
Этих поди подбей в Гамаюна стрелять - руки-ноги оторвут, остальное в Отдел доставят…
Толклись вокруг и другие бойцы. Понурые, в форме не по размеру… Черпаки. Вроде и не самая низшая ступень армейской иерархии - но лишь в обычных условиях. Пополнений не было несколько месяцев, и жизнь вчерашних салаг, ставших ныне черпаками, от смены статуса отнюдь не полегчала…
Но подозрений никто из них не вызвал - подхватывали вдвоём флягу или вчетвером кувшин и волокли на квартиру непосредственного начальства (обычно не ниже майора - у каждого звания свои привилегии). Все ёмкости подписаны масляной краской - приделать ноги чужой таре и поставить под бражку охотников хватает…
Гамаюн уже удалялся от водовозки и окружавшего её столпотворения. Ткачик сбавил ход, водил взглядом по расходившимся от машины. Багира занималась тем же сверху, с гостиничного крыльца. В своём наряде и рыжем парике она напоминала путанку-неудачницу, не пойми как угодившую к "Хилтон-Девятке" и бесплодно высматривающую денежного клиента… Лягушонка не видно. Надо думать, распаковал в укромном уголке свою СВД и прикрывает со стороны…
Никто из жаждущих свежей питьевой водички ничего против подполковника не предпринял. Ткачик чуть расслабился. До здания штаба рукой подать, три минуты прогулочным шагом… Вроде пронесло.
Он трусцой огибал всё более редеющую толпу. Солдатики почти все разбрелись, сгибаясь под ношей. Капитаны, лейтенанты и прапорщики, доставлявшие бидоны до квартир самолично, грузили ёмкости на всевозможные тележки. Чуть дальше к цистерне выстроилась очередь с канистрами в руках. Обрывки разговоров скользили мимо внимания Ткачика.
- …прикинь? Загнул - восемь баранок за литр…
- … с Третьего вернулся. Говорит, всех…
- …не успели, всю неделю с опреснителя пили, ничего…
- … кто-кто, дед в пальто. За базаром следи, вон, про…
- … Машка Мейсон в последней…
- … сегодня, здоровущий, метров восемьдесят, говорят, всё, хватит, не поплывут больше за…
- … как печка раскочегаренная, даром что сорок пять, а сиськи…
- … так и скажи. В гробу я…
- … всё по расписке, чин по чину. А что мне теперь эти…
Он не вслушивался, главным и почти единственным органом чувств стало зрение, периферийное в том числе. Ткачик улавливал всё, стараясь вовремя засечь человека, пока не начавшего двигаться, но уже вогнавшего тело в ритм - внимательным и тренированным глазом такое можно увидеть.
И - он увидел.
4
Гамаюн не остановился, но начал двигаться странной для непосвящённого наблюдателя, плывуще-танцующей походкой.
Ткачик понял, что старшой тоже видит. Видит, как напряжён идущий навстречу - высокий, худощавый, в цивильном. Видит перекинутую через руку куртку (здесь? в конце мая?). Видит скованную, деревянную походку. Видит всё - и готов. Готов ко всему.
Ткачик ускорился. И тут впереди что-то сломалось, что-то пошло не так… Что там такое, айдахар вам всем в…
Гамаюн остановился и обратился к встречному. И тот ответил, и тоже остановился, подойдя ближе, и повернулся к старшому, и старшой говорил ему что-то ещё, и сделал успокаивающий жест рукой, а тот, высокий, - тот нервничал, тот дёргался, тот просто танцевал, рука с перекинутой курткой стала подниматься, сейчас ведь пальнёт, на что смотрит старшой…
Ткачика выстрелило с места, как ракету пороховым ускорителем.
Всё длилось вечность. Вечность падала куртка, и вечность высокий тянул к блеснувшему оружию зачем-то ещё и левую руку, и вечность Ткачик летел оставшиеся ему метры, и вечность удивлялся странной неподвижности старшого, и вечность думал: не успеть…
А потом вечность сжалась в короткие, как выстрел, мгновения.
Удар в бок. Ткачик выдёргивает оружие у высокого - по инерции пролетая мимо. Пальцы того хрустят - Ткачик слышит. Секундно удивляется юному лицу стрелка. Падает, группируясь. Вскакивает, рвёт из кобуры пистолет. Пушка киллера (обрез?) падает под ноги. Стрелок - успев развернуться - напролом в кусты. Боль в боку - сильная. Прицел ловит узкую спину. Мимо - перекрывая цель - смазанная тень. Рыжий парик. Багира… Ткачик разворачивается, ему уже плевать на стрелка. От Багиры не уходят… Бок болит, ерунда, не смертельно, при сильных пулевых в первые мгновения не больно… Что со старшим?
Старшой на ногах. Пошатнулся, но устоял. Скривившись, держится за левую сторону груди. Пулька смешного калибра 5.6, вскользь пробороздившая Ткачику бок, именно туда и попала.
В область сердца.
5
Откуда-то выскочили ребята в полном снаряжении - автоматы, сферы, броники. Свои, из Отдела, взвод Васи Скоробогатова. Оттесняли к гостинице позабывших про фляги и канистры свидетелей скоротечной сцены - многие не поняли ничего, щелчок выстрела был почти не слышен.
Трое дёрнулись в кусты, за стрелявшим. Опоздали, Багира дело знала. Вынырнула из колючей поросли, платье разодрано, на шее свежая царапина. Туфли куда-то канули. Парик сбился, но уцелел. Под мышкой - ошарашенный киллер, похоже, испытавший пару парализующих приёмов. Но вполне пригодный к немедленному употреблению. Пацан, старший школьный возраст. Интересные дела…
- Живой, морпех? - спросил старшой Ткачика. Сам Гамаюн был жив, но жутко недоволен. И - неприятно удивлён. А на пойманного террориста даже не глянул. Отвернулся.
Ткачик сплюнул. Поднял руку, осмотрел бок. Кровило сильно, болью отзывалось на движения. Но видно - вскользь, неглубоко. Царапина.
- Живой… Айдахар вам всем в душу… - Ткачик не понимал ничего. Буффонада какая-то… Пиф-паф, занавес, все живы, встают и идут кланяться… Тренировка? С пальбой боевыми? Хм-м-м…
- Триста дойчмарок… - сказал Гамаюн с непонятным выражением.
Ткачик не понял. Старшой пояснил:
- Броник триста марок стоил. По каталогу заказывал… Типа "дипломат", скрытное ношение. Не знаю уж, чем дипломаты там в посольствах своих друг в друга пуляют… Но серьёзный калибр прошьёт навылет, если с сердечником… А мягкий - рёбра поломает. И так-то кровоподтёк знатный останется…
Ткачику показалось, что подполковник говорит первое пришедшее в голову - чтобы не молчать. И прикрывает словами весьма неприятные мысли… Похоже, информированы подчинённые далеко не полностью, а игра Карахара совсем не так проста. Ребятам Васи всё пополам, они своё дело сделали на раз-два, выскочив откуда-то как чёртики из коробочки. И Багира с Лягушонком не задумываются, идут за старшим слепо, по привычке, хоть через огонь, хоть через кровь по колено. А вот у мичмана Ткачика есть причины задуматься. Вполне веские причины…
Скоробогатов поднял оружие стрелка. Нечто самопально-несерьёзное. Грубо обработанный металл, ручка - искривлённая деревяшка. Коротенький стволик без нарезок. Вася потянул аляповатую ручку завора - показалась серенькая гильза. Тировой мелкашечный патрон, только бумажные мишени дырявить, на уток и то слабоват… Гильза, кстати, только показалась - и дальше не пошла. Заклинилась. Да-а, оружие возмездия. Плевалка.
Хотя издали, действительно, смахивает на обрез. Ещё бы с рогаткой послали. Стоило так готовиться - им. Ради этого… Цирк зверей дедушки Дурова натуральный.
Подошли машины, два кунга. Один - с красным крестом.
- Грузитесь, поехали, - хмуро сказал Гамаюн. - В Отдел.
Хреновато день начался, думал Ткачик, пока ему обрабатывали бок. Как начался, так и закончится… Он не ошибся. День предстоял поганый. И не успели кунги доехать до Отдела - всего-то полкилометра, какие уж на Девятке расстояния - предчувствия Ткачика начали сбываться.
Грянула "тревога-ноль".
IV. Водяной Верблюд
1
Водяной Верблюд уверенно и целенаправленно (по крайней мере, для стороннего взгляда) рассекал озеро в надводном положении, оставляя за собой мощную кильватерную струю…
Он был живым - и одновременно был мёртвым. Случается такое.
В той части, что жила - ритмично сокращалось колоссальное тридцатидвухкамерное сердце, весящее больше любого живого Существа на этой планете. И сокращались сердца периферийные, меньшего размера - смерть от инфаркта Водяному Верблюду не грозила, при нужде он мог прожить и на этих, вспомогательных, сохранив большую часть своих способностей… Сердца гоняли кровь по сложнейшей, по дублированной (кое-где - и по строенной) системе сосудов. Кровь ничего особо сложного из себя не представляла - разве что в заменявших гемоглобин молекулах роль иона железа выполняла медь - Верблюд был аристократом с голубой кровью в полном смысле слова. Но кислород псевдогемоглобин переносил точно так же.
Двоякодышащим, как то предположил майор Кремер, сохранивший способность наблюдать и анализировать в горячке боя (боем та встреча стала лишь для людей, двугорбая махина их стараний не особо заметила), - двоякодышащим Водяной Верблюд не был. По меньшей мере, троякодышащим - кислород ему поставляли и жабры, и лёгкие, и вся поверхность кожи. От беды, пожертвовав кое-какими функциональными возможности, он мог вести и анаэробный образ жизни.
Ласты - четыре пары - позволяли развивать скорость до семидесяти узлов в надводном положении и до тридцати - в подводном. На суше Верблюд смотрелся, как и прочие ластоногие, неуклюжим и смешным (смешным - если смотреть из безопасного далека, желательно с вертолёта). Но неуклюжесть была обманчива - тридцать километров в час своими смешными подпрыгиваниями-отталкиваниями он выжимал. Мог зверь передвигаться и без помощи ласт - причём, гораздо быстрее…
Шкура была недосягаемой мечтой всех специалистов, работающих над проблемами совершенствования брони и прочих индивидуальных и коллективных средств защиты. Эластичная - а на ощупь мягкая, даже нежная - шкура гасила самые страшные удары, равномерно распределяя их энергию ни всю необозримо-неподъёмную тушу. Мощные кумулятивные снаряды наносили кое-какой поверхностный ущерб - тут же, впрочем, исправляемый почти мгновенной регенерацией.
А ещё - Верблюд умел плеваться.
Далеко и метко. Испохабивший прибрежные скалы Девятки плевок не в счёт - он стал полным аналогом беззлобному человеческому "тьфу на вас". Харкнув озлобленно, Верблюд мог накрыть разъедающей даже сталь и камень пеной стотысячный городишко в нескольких десятках километров от себя.
И многое ещё умел Верблюд.
2
Человек имеет пять чувств. Зрение. Слух. Осязание. Обоняние. Вкус. Всё. Экстрасенсы и косящие под них жулики - не в счёт.
У верблюда сухопутного, если кто не знает, чувств - шесть. Он, ленивец этакий, умеет чувствовать линии напряжённости гравитационного поля Земли. И караванные тропы (все!) в пустынях и степях отнюдь не идут по геометрической прямой от колодца к колодцу, от оазиса к оазису. Любой может взять подробную карту Сахары или Гоби и убедиться - хитрецы-верблюды чапают ровнёхонько по изогравам. По линиям, где их вьюки хоть чуть-чуть, но меньше весят. Параспособные граждане зеленеют аурами от зависти к этим бессловесным скотинам - а верблюдам хоть бы что, идут и поплёвывают, они все - экстрасенсы.
Водяной Верблюд, для сравнения, чувств имел свыше тридцати. Шесть схожих с сухопутным коллегой, лишь более развитых - гигантские линзы основных глаз-телескопов доходили в воспринимаемом спектре до инфракрасных волн (ночной тьмы для Верблюда не существовало). Глаза дополнительные, не так потрясающие размерами, даже незаметные на гигантской башке, могли, среди прочего, работать детекторами банкнот - видели и в ультрафиолете. Заодно и излучали. Разбросанные по всему телу незаметные фасеточные глазки увеличивали близкие объекты не хуже электронных микроскопов - при желании Водяной Верблюд мог заниматься исследованиями хоть на клеточном, хоть на молекулярном уровне.
Правда, желаний таковых не возникало. Крохотный головной мозг гиганта занимал доли процента от объёма огромной башки - и мыслей и желаний не имел в принципе. Простейшие рефлексы. Примитивные функции управления. Как дышать - чтобы не задохнуться. Как двигать ластами - чтобы плыть. И так далее… Хотя по сдвоенным, продублированным сигнальным системам информация шла не только в мозг.
Некоторые из остальных чувств Водяного Верблюда были темны и функционально-загадочны. К чему, например, водоплавающей твари ощущать и даже количественно определять вектор напряжённости вторичных хронионных полей? Загадка… Но одно из чувств Верблюда казалось вполне объяснимым и понятным: он воспринимал мысли живых существ.
Не всех. Некоторых.
3
Многое мог Водяной Верблюд.
Не мог лишь питаться. Не поедал ни айдахаров, ни озёрных тюленей, ни рыбу, ни водоплавающих птиц, ни пришедший на водопой скот, ни многоклеточные водоросли, ни зоо-, ни фитобентос. (Бентос, в просторечии планктон, при всей мелкости своей, для тварей рекордных размеров разлюбезная пища - гляньте на китов и самых крупных акул.)
И даже ежегодно и торжественно приносимыми в жертву девственницами окрестных племён Верблюд пренебрегал. Девственницы, как правило, впоследствии обнаруживались в ханских, нойонских или жреческих гаремах. (Грешили тем лишь жрецы Иссы и Мириам, служителей Тенгри-Ла при вступлении в сан предусмотрительно оскрпляли…) Впрочем, некоторые самые бойкие девицы умудрялись перетереть за ночь путы и смыться от вкопанного на урезе воды жертвенного столба в неизвестном направлении - так и рождались нездорово-сенсационные легенды о кровожадности Водяного Верблюда.
Водный гигант не страдал врождённой аллергией на бентос и не робел перед молоденькими девушками. Он просто не мог питаться - ни тем, ни другими. Физически. Огромная пасть и клыки размером с ракету "земля-воздух" имели функции, с приёмом пищи никак не связанные: крушить, хватать, кусать и отпугивать внешним видом. Необходимые для пожирания что планктона, что девственниц органы - пищевод, желудок и кишечник - отсутствовали.
Как и положено любому верблюду, этот жил запасами из горбов. Но энергию невообразимая туша получала не расщеплением извлечённых оттуда жиров на более простые химические соединения… Да и не жиры были в горбах. Там хранилось топливо для термоядерного реактора холодного типа, и на пару-тройку миллионов лет при разумном использовании его бы хватило…
Вот так он и жил.
4
Водяной Верблюд рассекал озеро уверенно и, казалось, целеустремлённо.
А в нескольких километрах от него вспыхнуло состояние не то чтобы паники, но весьма сильной тревоги. Второй тревоги за это утро. Тревоги-ноль.
Опять надрывались ревуны и колокола громкого боя, и расчёты торопливо бросались к орудиям, и из динамиков громкой связи по всей Девятке разносился мертвенно-громыхающий голос: "Внимание! Тревога-ноль!! Вэ-Вэ!!! Повторяю: Внимание! Тревога-ноль! Вэ-Вэ!!! Повторяю…"
Пулемётчик Гнатенко выматерился. Его ДШК был против ВВ… Ничем он против Верблюда не был. Но сержант удивительно вовремя вспомнил поговорку о последней соломинке, ломающей хребет верблюду. И - загодя стал ловить прицелом виднеющиеся в нескольких километрах горбы и голову на длинной шее - за дальностью расстояния не слишком потрясающие воображение. "Ну плыви сюда, парнокопытное… я те пощекочу хребтинку хворостинкой… соломинкой…" - шептал сержант. Странное дело, он почти хотел, чтобы тварь подплыла скорее…
Но Верблюд, похоже, держал курс не на Девятку.
Чуть-чуть в сторону.