Зайдясь от кашля, бродяга согнулся в три погибели. Когда он выпрямился, плащ испачкала мокрота. Рука нашарила бутыль, хозяин погреба припал к ней – и с раздражением отбросил, едва выяснил, что вчера выпил все.
Бутыль, ударившись о трубу, брызнула осколками.
– Чрш-ш-шт... чрт-зна-ш-шт!.. пох-х...
– Фарт! Уходим!
– Еще три минутки, Матти! Я почую, когда...
– Я и сам почую. Просто скулы сводит...
– Овал Небес! Какому несчастному снится такое?!
– Да уж, не позавидуешь...
Бродяга с трудом встал на ноги. Ковыляя, как дряхлая лошадь, всю жизнь проведшая у колеса маслобойки, он выбрался в первый погребок. На ходу подставил ладонь под струйку белесого пара: собрал в лужицу, обтер лицо. В углу обнаружилась клетчатая сума. Прихватив ее, бродяга со скрежетом распахнул дверь, которой маги вначале не приметили, и потащился куда-то вверх.
Над головами магов, по ту сторону низкого потолка, началось топанье и жужжанье. Звук разъедал мозг, словно кислота. Через минуту стали бить молотом: редко, но оглушительно.
– Все! Фарт, все...
– Бежим!..
Оба сосредоточились, видя, как от их усилий ужасный погреб подергивается дымкой и начинает таять.
* * *
Проснуться поздним утром?
На Брокенгарцском кладбище?
На влажной траве, под кустом жимолости?
О, это было лучшим из пробуждений Фортуната Цвяха за всю его долгую и разнообразную жизнь! Венатор затруднился бы сказать с определенностью: чем так потряс его отвратительный сон? Но кое-что он знал точно: если бы перед ним стоял выбор – три визита к Нижней Маме или час в тухлых погребах грез? – он бы не колебался и секунды.
Солнце поднялось высоко. Примогильные клумбы благоухали, источая дивный аромат. Цвели оранжевый лилейник и золотая ахиллея, сверкал пурпур монарды, собранной в пучки. Синеголовник качал соцветиями, заключенными в колючие прицветники – кружевные жабо, и только! Оградки блестели металлом и свежей краской. Висели аккуратные связки амулетиков; стучали на ветру дощечки с охранительными рунами.
Надгробные памятники с умилением глядели вокруг, на царство покоя. Ангелочки из мрамора, скорбные кликуши из гранита, безвременно усопшие родственники и товарищи по работе, высеченные из камня и отлитые из бронзы – они мирно стояли на постаментах, ожидая, пока Вечный Странник дунет в валторну, объявляя начало конца времен.
"Овал Небес, хорошо-то как!" – радовался Фортунат, дыша полной грудью.
Рядом, полностью согласный, пыхтел друг детства.
– А это кто? – вдруг спросил Кручек.
Венатор пригляделся. И впрямь, по кладбищу, как угорелый, носился человек в черном. Ранняя пташка, он размахивал сачком странного вида. Должно быть, ловил мотылька или кладбищенскую моль. Развевались полы широких одежд, мелькала сеть, укрепленная на конце длинной палки. Человек лавировал в узких проходах между оградами и склепами с ловкостью урожденного обитателя лабиринтов. Он был целиком поглощен своей охотой и ничего не замечал вокруг.
Смущало другое: за мотыльком так не гоняются.
Вернее, мотыльки не летают со скоростью ястреба, закладывая дикие виражи.
"Мемориальный червь? – предположил охотник на демонов. – Нет, они днем не оборачиваются. Хлопотун? Эти и днем... Нет, хлопотун воровал бы чужие подношения, а не с сачком прыгал. Служитель? Ловит духа-инхабитанта?"
– Сумасшедший?
Предположение доцента Кручека отличалось куда большей вероятностью.
– Похоже...
Чудной ловец внезапно подпрыгнул, вихрем пронесся по стене ближайшего склепа, став похож на таракана-гиганта, ударил сачком наотмашь, еще раз, крест-накрест... В сети началось шевеление. Оно перешло в дикую суету, словно добыча страстно желала порвать силки.
Но маги по-прежнему никого внутри сачка не видели.
Размахнувшись, ловец изо всех сил ударил сачком о край ограды. Этого ему показалось мало. Он бил и бил, пока содержимое удивительной сети не начало темнеть, наливаясь едкой краснотой, приобретая конкретные очертания.
С каждым новым ударом добыча все четче проявляла себя.
– Спрут, – хмыкнул венатор. – Гляди-ка: летучий спрут!
– Медуза, – не согласился приват-демонолог. – Летучая медуза.
– Красная.
– Малиновая.
– С белыми пятнами, – подытожили оба.
И с сомнением задали вопрос небесам:
– Мы точно проснулись?
Ловец направился к ним, словно подслушал разговор. Он старался держаться в тесных проходах, поближе к стенам склепов и решеткам оград. Казалось, на просторе ему делается дурно. Возрастом черный человек годился магам в отцы. В эти годы самое время ловить сачком мухоморных спрутов, мирно кружащих над погостом.
Добычу он держал на отлете.
– Добрый утро, сударики! С ваших позволений, Икер Панчоха-Тирулега есть. Это ваш!
Он выставил сачок перед собой. В сети трепыхался буйный кошмар: щупальцы, стрекальца, бородавки, присоски, желтые глазищи. Щелкал клюв: такой же, как у попугая, только загнутый вверх. Чернильное облако вырывалось из тайного сифона, исчезая без последствий.
Маной добыча не обладала.
– Не наш, – возразили маги, уже привыкая говорить хором. – Ваш!
– Мой, – согласился пожилой ловец, фыркнув в вислые усы. Акцент и жуткое произношение выдавали в нем приезжего. – Мой и чуточка-анчуточка ваш. Едва я уяснять, куда приспособить оригинальный снулль, я связать себя с вами. И выдавать десятину. Десятый часть гонорара. Вы понимать мой смысл, сударики?
Маги кивнули.
Не то чтобы они очень уж "понимать", но гонорар есть гонорар.
– Снулль! – первым сообразил Кручек. Теоретик хранил в памяти кучу сведений, бесполезных на первый взгляд, но способных пригодиться в подходящий момент. – Эфирный разносчик снов! А вы, надо полагать, морфинит? Ловец снуллей?
Черный человек расцвел от удовольствия.
– Надо! Надо полагать! Друзья говорить старый Икер: на Валь-Пургалях ты мочь ловить в экзипула грандиозный снулль! Редкость! Друзья верно говорить: я ловить и быть счастлив! Как я связать себя с вами, сударики?
– Вы хотите позже найти нас?
– Да! Мечтать! Десятину возвернуть, по-чести...
– Где-то у меня были визитные перышки, – Кручек стал рыться в карманах сюртука. – Ага, вот они! Держите, сударь морфинит.
– Благодарение! А вас, сударик? Я не знать, чей снулль ловить в узилища...
– А я перышек не взял, – огорчился Фортунат. – Ладно, мы по-старинке.
Скривившись от боли, охотник на демонов выдрал волосок из своей остроконечной бородки. Волосок был седой: Цвях взял его из середины, где белая прядь делила надвое темный клинышек.
– Если захотите отыскать нас, сударь морфинит, сожгите визитки. Мы вскоре свяжемся с вами. Если понадобимся срочно, постарайтесь, чтобы пепел упал на воду. В блюдце, в чашку, в ручей – неважно. А как нам найти вас?
– Я до конец неделя обитать в "Тихий уголок". Спросить портьё: где Тирулега? – портьё тыкать палец. Поздней искать старый Икер в ущелье Рагнар-йок. Всяк энитимур спросить: где есть Тирулега? – всяк энитимур не палец тыкать, до порог гнезда вести. Имей честь, добрые сударики!
Он отвесил поклон и удалился, волоча сачок с брыкающимся снуллем.
CAPUT VI
в котором магов одолевают сомнения, этический диспут с вампиром заканчивается скандалом, ловец снуллей ищет и не находит, а загадки так и норовят отравить веселье Вальпургиалий
Весь последующий день Фортунат Цвях мучился размышлениями. Человек действия, он не слишком любил те периоды жизни, когда приходилось взвешивать и сопоставлять. Особенно если ты с трудом вырвался на веселый мальчишник. Из лекций, прослушанных на курсах повышения квалификации много лет назад, в памяти засел какой-то бред:
"Сновидение есть астрально-духовное явление, которое в аллегорической форме намекает нам на будущее. Деятельность организма во сне следует разделять на сон и сновидение, ибо..."
Дальше "ибо..." – как отрезало.
Он даже зашел в Общественный Скрипторий при магистрате, взял в читальном зале неподъемный том "Косвенного Бестиария" и освежил в памяти сведения о снуллях. Книга не сказала ему ничего нового. Эфирные твари, разносчики снов, маной не обладают. Типы снуллей: инкубонис (кошмар), севилльянс (вещий), щастыхай ("в руку"), флуксус (пустой), моргач (здоровый), аморыш (греза) и т. д. Морфиниты, иначе ловцы снуллей (энитим.: каптор ыртаз), изловив и оформив снулля, находят ему применение в быту – прокат снов, медицина, борьба с насекомыми и пр.
Из Скриптория его уволок Гарпагон. Старый венатор не хотел пропустить конкурс красоты среди коренных инферналиц. И уж тем более не желал дать бывшему ученику закиснуть среди пыли и шороха страниц.
На конкурсе обоих выбрали в жюри.
А потом чуть не побили, когда их голоса оказались решающими, отдав Корону Ужаса молодой ваалберитке. Цвяху пришлось незамедлительно принять Облик, выпестованный им для преследования демонов в аду. Лишь тогда гневные участницы согласились, что да, хвост скорпиона дивно сочетается со жвалами. А ядовитая мошкара на зубцах крыльев – это просто находка.
Ваалберитка на коленях умоляла венатора взять Корону себе, вместе с рукой и сердцем демоницы. Но Фортунат вежливо отказался. Жена бы не поняла его поступка. А он очень дорожил супружеским счастьем.
Расставшись с Гарпагоном, он зашел пообедать в малолюдную аустерию. Готовили здесь вкусно, но обед был отравлен воспоминанием о чужом сне. Венатор не знал, почему одно воспоминание о залёте приводит его в трепет. Обреченность? Безнадежность? От сна воняло, как от падали.
Вонь мешала наслаждаться едой.
– Задача! – сказал он сам себе, криво усмехаясь. – Дано: утро, кладбище, два мага видят чей-то сон. Вопрос: чей это сон? Кто может спать после восхода на кладбище, неподалеку от двух упомянутых магов?
Ответ был ясен.
Сегодня на закате, Фортунат Цвях собирался выяснить: верно ли он решил задачу?
* * *
– Простите, сударь, но я вынужден с вами не согласиться!
– Вы не правы, сударь. Судите сами: вы на моей территории, солнце зашло...
– Но я обладаю свободой воли!
– Я не посягаю на вашу свободу. Я удовольствуюсь толикой крови.
– Но я не желаю!
– Увы, сударь. Не волнуйтесь, кровопотеря скажется на вас в рамках допустимого. Уж я-то знаю законы...
– На время Вальпургиалий объявлен мораторий на насилие!
– Читайте внимательно договор, сударь. Кладбище от заката до рассвета – суверенная территория. Льготы некоренным, и все такое. В конце концов, я же не на улице к вам пристаю!
– Вы толкаете меня на сопротивление!
– Не рекомендую, сударь. Сопротивление может привести к нежелательным последствиям. Любой житель Брокенгарца знает, что склеп вампира – его крепость.
– Я – гость города! По приглашению магистрата!
– Мое почтение, сударь. Приступим?
– Я – маг высшей квалификации!
– Это меняет дело. Профиль?
– Теоретическая демонология.
– Теоретик? Сударь, это несерьезно. Позвольте вену!
Фортунату стало весело. На его глазах друг детства Матиас Кручек, успев на кладбище раньше венатора, но позже захода солнца, препирался с болтливым вампиром. Разговор неизменно заходил в тупик. Судя по аргументации сторон, это грозило затянуться до утра.
Он не боялся за друга. Неуклюжий теоретик был не так безобиден, как думали многие, судя по облику Кручека. Но и ждать, пока спорщики устанут, венатор не собирался.
– А два мага высшей квалификации – это серьезно? И один из них – сугубый практик?
Услышав реплику, что называется, "из зала", вампир проворно обернулся. Окажись на месте венатора кто-то из брокенгарцев, кладбищенский лорд почуял бы его приближение загодя. Но стоит ли говорить, что охотники на демонов – особенно, когда им приспичит – умеют двигаться очень тихо?
– Фарт! Как я рад тебя видеть! – возликовал доцент.
– Доброй ночи, сударь! – кровопийца отличался не только болтливостью, но и вежливостью. – Ваш профиль, если не трудно?
– Охочусь на демонов. В свободное от кольеметания время.
– Что было шуткой? Первое или второе?
Вместо ответа Фортунат щелкнул пальцами. Заостренный колышек, вырезанный из Populus Tremula (тополь дрожащий, в просторечьи – осина), со свистом пролетел над головой вампира. Уж что-что, а вызвать императивный кол из тайного арсенала ученик Гарпагона Угрюмца мог в любую секунду.
Вампир погрозил венатору пальцем.
– А вот это – лишнее. Такие люди, как мы с вами, – на слове "люди" он слегка запнулся, – верят друг другу на слово. Ну что ж, если ужин отменяется... Господа, позвольте представиться! Реджинальд фон Тирле, инфернал некоренной кровососущий. Эталон Брокенгарца, чистая единица!
Последнее было сказано с откровенной гордостью.
Вампир, честно говоря, не впечатлял. Среднего роста, с брюшком, с залысинами на висках, мокрыми от вечерней росы, не бледный, а какой-то желтоватый... Он мало походил на дворянина с титульной приставкой "фон", элегантного даже в посмертии. Скорее лавочник или шеф-повар аустерии. Отдавая дань моде, Реджинальд носил черный плащ на алой подкладке. Но плащ был куцым, едва достигая коленей, а подкладка вылиняла от частых стирок.
– Чистая единица? – не понял Кручек.
Фон Тирле приосанился.
– Вот уже много лет я верой и правдой служу мерным эталоном всем вампирам Брокенгарца. Количество крови, употребляемой ежемесячно, динамика роста способностей, реакция на чеснок, нетопыризация – учитывая процесс естественного развития, все это соответствует эталонной единице! Мой склеп находится под охраной государства! Разумеется, гости города не обязаны знать в лицо лучших людей курфюршества...
На сей раз "люди" дались ему без запинки.
– Поверьте, я не бахвал. Это мой долг – уведомить вас о своей исключительности. А также заверить в своем совершенном почтении. Конфликт исчерпан, господа! Близится полночь, – вампир завернулся в плащ, собираясь уйти, – я должен вас покинуть в поисках крови и зрелищ.
Охотник на демонов преградил ему дорогу.
– Минуточку! Позвольте задать один нескромный вопрос. Мы с другом тут вчера уснули... Да, именно здесь, под жимолостью. И невольно вторглись в чужой сон. Погреб, трубы, бродяга с клетчатой сумой. Извините за бесцеремонность, сударь... Это был ваш сон?
Разительная перемена случилась с Реджинальдом фон Тирле. Настолько резкая, что невольно напрашивалась мысль о чарах. Вместо смешного, нелепого, словоохотливого упырька – чистой единицы под охраной государства! – пред магами возникло живое воплощение вселенской обиды. Фортунат даже испытал приступ острых угрызений совести. Хотя и не знал, чем оскорбил эталонного вампира.
– Это подло! Это... Как вам не стыдно, господа!
Реджинальд чуть не плакал. Казалось, родители застигли малолетнего сына за мерзким, грязным занятием; например, за рукоблудием. И не просто застигли, а волей-неволей приняли участие.
– Никто не давал вам позволения вмешиваться в частную жизнь! Я буду жаловаться! Я... вы...
Он растекся туманом и сгинул.
Маги не препятствовали.
* * *
– Чем могу быть полезен?
Горбун-портье с остатками волос, зализанными поперек лысины, и мятым, будто спросонья, лицом выглядел жалко. Не то что его жизнерадостный коллега из "Дракона и Лилии"! Ну так и отель – не чета тому, в котором остановились реттийцы.
На вывеске честно значилось: 1,2 эталона.
– Мы бы хотели увидеться с нашим добрым знакомым, Икером Тирулегой.
– Номер семь, – портье, как и обещал ловец снуллей, ткнул пальцем в глубь темного коридора. – Герр Тирулега у себя.
– Спасибо.
"Да, вот она – разница между 3,7 и 1,2. Даже не спросил, кто мы, – думал Кручек, шагая рядом с венатором в указанном направлении. – Не сказал: что это вы, на ночь глядя? В книгу посетителей записать – даже не подумал! А вдруг мы – злодеи? Ограбим старика, прыгнем в окошко – и поминай как звали! Чудное дело: ощутить разницу между двумя банальнейшими числами не в арифметической плоскости, а в быту..."
Дверь с жестяной "семеркой" была последней по левой стороне.
– Тук-тук!
– Кто там есть?
– Это мы, ваши друзья с кладбища!
– Заходить, заходить! – с радостью отозвался морфинит. – Дверь настежь!
Апартаменты Тирулеги состояли из двух смежных узеньких комнатушек, расположенных "тоннельчиком". Складывалось впечатление, что раньше здесь проходил боковой коридорчик, из которого рачительный хозяин "Тихого уголка" распорядился сделать еще один номер.
В первой комнате стояла аккуратно застеленная кровать с тумбочкой. Ловца снуллей они нашли во втором помещении. Единственное торцевое окно было плотно зашторено. На крошечном столике Тирулега установил два внушительных канделябра, на шесть свечей каждый. В радужной плетенке, подвешен над столом, шипел и бесновался пленник – снулль, малиновый "в яблоках". Склизкое тело шло рябью, бледнея и вновь багровея. Тогда по контрасту сильнее проступали белесые пятна, похожие на лишаи, въевшиеся в плоть.
Щупальцы конвульсивно дергались, силясь раздвинуть прутья "клетки" или дотянуться до ловца. Щелкал клюв. Попарно моргали четыре желтых глаза: сперва левые, затем – правые.
Удовольствия зрелище не доставляло.
"Интересно, каков на вид тот снулль, – задумался охотник на демонов, – что приносит мне сны-воспоминания о первом, детском виденьи ада? Изящней? Страшней? Обычный кошмар-инкубонис – или некая тварь с отклонениями? И главное: смог бы я разглядывать своего снулля вот так – с брезгливостью, отвращением, но и с определенным научным интересом? А может, бежал бы дальше, чем вижу..."
Ответа Фортунат не знал и знать не хотел.
– Садиться просить вас. Два кресел весьма свободен.
– Спасибо за гостеприимство. Что это вы делаете, сударь?
– Я? Я пытать...
– Пытаете отловленное чудище?
– Нет! Пытать-себя изучить. Скверно получать... Вот, вы сами смотреть.
Ловец взял лопаточку с длинной ручкой, выточенную из душистого кедра. С осторожностью человека бывалого он просунул ее меж прутьями "клетки" и щупальцами успокоившегося было снулля. Определить, из какого материала изготовлена "клетка", оба мага не сумели. "Надо бы поинтересоваться," – мысленно отметил приват-демонолог.
Снулль заволновался.
Из бородавок твари выступили капельки бесцветной жидкости.
– Видеть?! Злющий инкубонис: кошмар. Мне рука обжечь! – Тирулега продемонстрировал забинтованную ладонь. – Яд потей. Четыре глаз хлопай. Много разный странность имей. Первый раз такой дрянь поймать. А я каптор ыртаз: ловец снуллей больше сорок лет! И – вот. Сударики, я не знать, зачем сей снулль. Яд варить? Я не знать, какой яд выходить. Кто купит?
Тирулега выглядел огорченным.
– Вы за деньги зайти? Извинять глупый старик, но я в страхе не продать сей снулль. Заработок нет – с чего платить десятина? Мочь дать самый пустяк – за мелкий беспокойства...
– Что вы, сударь! – поспешил заверить ловца Фортунат. – Мы совсем не за деньгами пришли. Вы ничего нам не должны. Это вообще не наш снулль. Кстати, там, на кладбище... Вы нас ничуть не побеспокоили!
– Напротив, – присоединился к другу Кручек, – мы благодарны, что вы избавили нас от этого кошмара.