Конрад вывернулся, откатился к стене. Крепундия на груди ощутимо пульсировала, подобно второму сердцу. Именно от нее поднималась волна, мутившая разум. Едва барон осознал это, как сразу стало легче, ярость схлынула - а из глаз брызнули осенние звезды. Кулак стратега врезался в скулу, словно таран - в крепостные ворота. Ничего не видя, ошеломлен ударом, барон машинально отшатнулся.
Что-то громыхнуло в стену возле уха: кулак или нога.
- Прекратить! Бдительный Приказ!
Требовалось короткое мгновение передышки. Властный, хотя абсолютно бессмысленный в данной ситуации окрик сделал свое дело: Герман замешкался, и обер-квизитор принял решение. Очень не хотелось бить племянника по контуженой голове. Но иного выхода барон не видел. Будем надеяться, потеря сознания благотворно скажется на упрямом родственнике.
Идея без промедления воплотилась в жизнь.
Барон чуть не вывихнул кисть: голова племянника оказалась просто каменной, право слово. Давешняя контузия осталась загадкой: булава должна была разбиться о череп стратега, как стекло. Встав над бесчувственным Германом на колени, Конрад без церемоний содрал с молодого человека рубаху, мешком напялил на руки, сведенные за спиной, и туго стянул запястья длинными рукавами. Отдышавшись, нашел в багаже запасной ремень: для ног. "Уж не перестарался ли?!" - тревожно екнуло сердце. Нет, дышит. Хвала Вечному Страннику, покровителю буйных. Так, с одним светочем управились - самое время поглядеть, что творится у пульпидора.
Морщась от боли, Конрад толкнул дверь.
В коридорчике ворочалась черная масса: хрипела, топала, неразборчиво ворчала и рычала. Барон попятился. Кинжал остался под кроватью, а переть на это с голыми руками - благодарю покорно! Даже зная, что посмертно тебе дадут "Героя Отчизны" с бантами и рюшами…
- О, светлость! А у меня сеструха мозгой двинулась. Пришлось вязать. Ну, куда ее теперь?
Масса распалась на два фрагмента: стоячий и лежачий.
- Несите в мою комнату, Кош. Похоже, у нас общие хлопоты. Мне тоже пришлось связать своего племянника.
- Да ну! - непонятно чему обрадовался рыжий хомолюпус. - Во жизнь!
И пнул скулящую волчицу: без злобы, но сильно.
Лунная дорожка бежала по черной глади озера.
- У архивариуса Землича не было сына. У него была дочь, Хендрика Землич. Природная семантисса, самоучка, возлюбленная Губерта Внезапного, магистр Ордена Зари, предмет ревности ее высочества Флоры д'Эстремьер. Вот и вся тайна, простая, скучная и очевидная, как любой секрет под Овалом Небес. Когда Хендрика разбилась, упав с балкона, она носила ребенка.
Хотелось встать на дорожку из желтого, дробящегося света и убежать далеко-далеко. Туда, где дремлет уставшее за день солнце. Где трубадуры поют о любви и ненависти, бедах и счастье, и можно слушать, сокрушаясь или восторгаясь, не думая о какой-то Хендрике Землич, умершей в дни седой старины, в ярком свете дня, в присутствии горстки людей.
Седая старина сняла тюбетей и скомкала в кулаке.
Стало отчетливо видно: гроссмейстер Эфраим невообразимо, ужасающе стар. И вряд ли долго протянет. Маги с высоким уровнем личной маны живут дольше обычных людей и своих более скромных коллег. Но ненамного - на треть, иногда на половину обычного срока жизни. Достаточно, чтобы заслужить зависть; недостаточно, чтобы заслужить зависть, граничащую с ненавистью.
В роще над озером звенели цикады, Раньше их не было слышно, а сейчас словно невидимый дирижер вышел к оркестру, постучал палочкой о пюпитр с нотами и взмахнул руками: начали! Легкий ветер нес аромат хвои, диких лилий, слабой прели. Ветер собирал все это богатство в ладонях и увлекал над озером к Майорату, где до сих пор стоял игрушечный замок, высился балкон и остывал в ночи булыжник двора, на котором умерла Хендрика Землич. Принцесса на бобах, тебя украл, сожрал и переварил дракон времени, змей сплетен, оставив в людской памяти смехотворное чудо-чудовище - вот он, автор "Максим" и "Завета", магистр нелепого ордена, фаворит взбалмошного, глуповатого, эксцентричного герцога…
- Позже, еще до того, как окончательно рассориться, я спрашивал отца: что он сделал, повинуясь приказу Губерта? Ведь спасти Хендрику не смог бы самый гениальный медикус! Да и сделанное отцом нельзя назвать спасением… "Я сделал омфалос", - неизменно отвечал Бруно Клофелинг. Он лгал, верней, говорил не всю правду: создать омфалос, пуповину личности - каморку с тремя старушечками, как называла его Хендрика - не под силу магу. Думаю, тут сыграла роль врожденная способность самой Хендрики к магосемантике…
Рыба плеснула у берега.
Старик замолчал, вслушиваясь: поздний рыболов, чья память переполнена воспоминаниями о былых удачах и неудачах, и новый улов вряд ли что-то прибавит к сокровищнице.
- Умирая, она начала проваливаться в собственный омфалос, сводить гибнущую личность к точке, где рождение и смерть - еще бессмысленные, несуществующие понятия. Не спрашивайте, как она это делала: я не знаю. Действия гениев порой напоминают чудо. Это потом приходим мы и разбираем чудо на части, объясняя, приспосабливая, превращая в обыденность… или не превращая. Точно так же я не знаю, что сделал мой отец для консервации омфалоса Хендрики Землич. Бруно Духовидец не уступал мне сегодняшнему в мастерстве, хотя наше мастерство - разного рода. Могу лишь предполагать, что жизнь Хендрики была замкнута в кольцо. Раз за разом, запершись в омфалосе, в каморке с троицей древних прях, она двигалась от рождения к смерти, и снова, и опять, по кругу, как ходит дряхлая лошадь у ворота маслобойки…
- От рождения к смерти? - внезапно спросил Фернан Тэрц.
- Вы правы. Финальным порогом был момент консервации: до смерти, реальной смерти, как я полагаю, оставалось минут десять-двадцать. Можно замкнуть жизнь в кольцо - но только если в оправу кольца не вставлен черный алмаз: смерть. Вы должны помнить историю Аманды Ланивьер, Принцессы-Грезы, которая таким образом провела больше года в гробу из зачарованного хрусталя…
- Да, я помню, - со странной интонацией ответил профос Надзора Семерых.
- Медальон, который Губерт Внезапный до конца своих дней носил на груди - омфалос Хендрики Землич. Однажды герцог проговорился, что хотел бы проспать весь отведенный ему срок. Потому что видит сны, где Хендрика жива: они вновь знакомятся в архивах университета, разговаривают, любят друг друга, основывают Орден Зари, счастливы… Да, разумеется, во снах возлюбленная герцога тоже умирала, но никогда не умирала до конца - все начиналось сначала. К этому времени я вдрызг разругался с отцом, изменив семейной традиции и поступив в Патрихскский университет. Меня интересовало некромальное родовспоможение. Надеюсь, вы понимаете, отчего…
Рыба плеснула еще раз, позволив гроссмейстеру оборвать фразу на полуслове.
- Вы привели в пример Принцессу-Грезу, - Фернан Тэрц сел на песок, нимало не заботясь о сохранности одежды или опасности простыть. - Тогда вы должны знать, что псевдожизнь, замкнутая во внутреннее кольцо, нуждается в охранном коконе. Хрустальный гроб? - допустим. В случае с Грезой мы имели не омфалос, а полноценное тело, и то - опоздай князь Элоиз на неделю-другую, вместо свадьбы он обустраивал бы похороны невесты… Что за кокон сохраняет омфалос Хендрики?!
- Это просто, как все гениальное, - печально усмехнулся гроссмейстер. - Вы в курсе, что медальон - Пуп Земли рыцарей-квесторов? Квинтэссенция деятельности Ордена Зари? Я бы добавил: объект поклонения… Анри вздрогнула.
Вырезанный из бревна грубый болван, поставленный на попа, жалок и нелеп. Но проходят годы, десятилетия, века… Квалифицированный маг отлично знает, что такое - намоленный идол. Спящий до поры вулкан, готовый в любую минуту пролиться раскаленной лавой. И реальность вокруг бывшего болвана приобретает ряд дополнительных свойств, вызывающих содрогание у любого мантика.
- Да, милочка, - подвел итог Эфраим, от которого не укрылся испуг вигиллы. - Вы все поняли верно. Намоленность, виток за витком - вот что бережет омфалос великой семантиссы. Отец скончался двадцать три года тому назад; думаю, он был бы рад узнать, что его предположения блестяще подтвердились. Намоленность сохранила Хендрику Землич на срок больший, чем можно было надеяться.
- Вам не страшно, ваше чернокнижие?
- Страшно, милочка. Поэтому я и стребовал с квесторов, в качестве платы за услугу, доступ к реликвии. Хотел посмотреть, что случилось с омфалосом за это время. И уничтожить его, если понадобится, дав покой несчастной женщине.
- Ваш отец предполагал такой исход?
- Вряд ли. В первом завещании герцог Губерт велел похоронить медальон вместе с ним. Потом, говорят, он переписал завещание, хотя я не уверен, что это правда… Герцогиня Флора была женщиной мстительной. Она не знала, что кроется в медальоне мужа, но ревность изобретательна. Ее высочеству наверняка доставило удовольствие после смерти супруга передать медальон в полную собственность Ордена Зари. Святыня гулящего муженька, память о жалкой шлюхе, - игрушка дураков и бездельников. Такой местью можно гордиться.
Осенняя муха вмешалась в разговор, деловито жужжа возле уха Анри. Это невпопад ожила фасцина, подсаженная барону. Тембр жужжания, низкий и басовитый, говорил о многом. Но выйти на прямой контакт? Обнаружить взаимную фасцинацию - разоблачить связь куда более тесную, чем декларировалось вначале…
Служебные заботы казались сейчас мелкими и пустяковыми.
- Что с вами? - одновременно спросили Эфраим Клофелинг и Фернан Тэрц.
***
- Некисло ты племяша приложил, светлость, - уважительно хмыкнул Кош.
Он швырнул связанную сестру на пол рядом с бесчувственным Германом. Волчица выворачивалась едва ли не наизнанку, силясь освободиться от пут; по ее звериному телу бежала крупная рябь, как от ветра - по воде озера. Агнешка страстно желала превратиться, но мешали веревки, крепко стягивая лапы и пасть. Опровергая собственную фамилию, волчица выглядела крупной: весом и размерами со взрослую девицу.
И как с ней Кош справился?
"Видать, сильно вас по физиономии отоварили, сударь! - ехидно отозвался внутренний подлец-голос. - Сам Кош, судя по его комплекции, в такую зверюгу превращается, что медведь от страха поседеет!"
- Укусила, зар-р-раза!
Малой еще разок пнул сестру и принялся зализывать рану на предплечье - точь-в-точь как днем Агнешка.
- Давайте перевяжу.
Барон сунулся в саквояж - в поисках прокипяченных бинтов, которые Любек обычно выдавал господину в немереном количестве.
- Скажите, Кош… А правда, что на хомолюпусах все зарастает, как, простите, на собаках?
- Брехня. На собаках хужей зарастает.
- Так, может, бинтовать не надо? Я о вашей руке.
- Надо. Покусала ведь, стерва!
- Отчего бы вам не сменить облик? Чтоб ускорить процесс заживления? Я, конечно, повязку наложу, но если есть более действенное средство…
- Облик сменить? Обернуться, значит?
Рыжий богатырь глядел на Конрада, растерянно моргая.
- Дык не умею я, - сокрушенно вздохнул он, с унынием разведя лапищами. - И рад бы…
- Не умеете?! - опешил фон Шмуц. - А каким же образом вы сестру одолели?
- Не образом, а веревкой. Агнешка в окно скакнуть намылилась, а я сзади навалился, скрутил и связал. Веревку-то я с собой прихватил. Как чуял: пригодится.
- Вы были в человеческом обличье?!
- Ну да, в человечьем. Как бы я ей иначе лапы вязал? Ничего, я привычный! Не одну сеструху заломать могу, коли припрет. Я и папашу, бывало, ломал, и дядьев…
- Но вы оборотень? Хомолюпус?!
Не прекращая разговора, Конрад деловито приступил к перевязке. Следы от зубов были глубокие, но накладывать швы, к счастью, не требовалось.
- Ага, хомолюпус. Туже бинтуй, не боись! Ежели по родне считать: вовкулака от дедов-прадедов. Только в семье, оно… Не без урода, значит. У тебя, светлость, племяш, у нас - я. С волками жить - волком выть, а у меня с этим делом - беда! Не умею. Я по-другому оборачиваюсь, просто снаружи не видно. То дурак дураком, то умный - аж страсть! Умным интереснее, зато дураком жить проще. Кручусь помаленьку…
"Не врет!" - шестым чувством понял барон. Теперь становилось ясным, отчего рыжий детина морозил глупость за глупостью, а потом вдруг подсказывал такое, до чего обер-квизитор сам вряд ли бы додумался. Дурак-оборотень, значит?!
- А сейчас вы как? Умный - или?..
- Или дурень?
Кош призадумался, взлохматил шевелюру здоровой рукой.
- Не знаю! - объявил он и подмигнул барону с подозрительной веселостью. - Вот ты сейчас какой, светлость: умный или глупый?
- Я? Да кто ж вам такое сам про себя скажет, Кош?!
- А я, значит, отвечай? Умный ты, светлость, а дурной, вроде нашего…
- Погодите! Вас же сестра покусала! Значит, вы теперь должны настоящим хомолюпусом сделаться…
- Не-а, - лениво мотнул Кош кудлатой головой. - Не должен. Кусали меня тыщу раз… сам просил маманьку: цапни, мол!… никакой пользы…
Волчица тем временем ухитрилась освободить от веревок пасть и исподтишка грызла путы на передних лапах. Надеялась: не заметят. Наивная! На то и Бдительный Приказ, чтобы бдить. Да и любимый братец не дремал. Вдвоем с рыжим барон произвел еще одну "перевязку" - по новой замотав пасть Агнешки, которая отчаянно сопротивлялась. На сей раз укусов удалось избежать: Конрад воочию увидел, как дурак-оборотень ломал и папашу, и дядьев, и, наверное, полстаи…
За этой возней оба пропустили шум в коридоре и обернулись, лишь когда в комнату боком протиснулся Рене Кугут, опираясь на костыль.
- О, зубарь! Не спится?
- Вы с ними… справились?
- Не боись, справились! С чего они сюда ломились, не знаешь?
- Хотели забрать вот это, - барон указал на медальон, видимый в вороте сорочки.
- Медаль? Хвост облезлый! Ох, дурак я, дурак! - Кош звонко хлопнул себя ладонью по лбу. - Я ж сеструхе самолично рассказал! Как собирались на поиски, как зубаря встретили… И про медаль тоже! Агнешка мне еще про какой-то… фаллос?..
- Омфалос.
- Во-во, про ам-фаллос брякнула! Он им для мирового счастья шибко нужен.
- Господа, вы в очередной раз спасли крепундию и, скорее всего, мою жизнь. Я в неоплатном долгу…
- Да чего там… Скрипнула наружная дверь.
- Кого там еще бесы несут?!
В коридоре затопали мерные шаги.
- Умоляем простить за прерванный здоровый сон, - прозвучало из-за двери. Слегка запоздалый, раздался вежливый стук. - Малые неживые товарищи просят у малых живых товарищей разрешения войти. Скажите малым неживым товарищам: добро пожаловать!
- Мертвецы! - дернулся Рене, едва не оглушив волчицу костылем.
- Дрейгуры, - с видом знатока поправил барон. - Не бойтесь, они мирные. Я сегодня имел удовольствие командовать парочкой: исключительно трудолюбивые и законопослушные ребята. Небось хозяева Чуриха прислали справиться, что за шум. Входите!
- Скажите малым неживым товарищам: добро пожаловать! - упорствовали в коридоре.
- Добро пожаловать!
На пороге возник щуплый и костлявый дрейгур, как обычно, в одной набедренной повязке. Глаза ходячего покойника неприятно блестели. Виной тому, скорее всего, был лунный свет.
За спиной парламентера маячили тени еще нескольких.
- Убедительно просим малых живых товарищей вернуть важный предмет… предмет… важный. Предмет называется Пуп Земли. Омфалос. Да, Омфалос. Отдать. Просим. Очень убедительно. Настоятельно, да. Крайне.
- Хрен вам, а не ам-фаллос! - рявкнул на незваных гостей Кош. - Пшли вон!
- Малым неживым товарищам не нужен хрен. Хрен есть. Нужен Омфалос. Просим отдать. Настоятельно…
Дрейгур шагнул вперед, освобождая дверной проем. Вслед за ним в комнату начали заходить, толкаясь, остальные мертвецы.
- Приказываю немедленно покинуть помещение! Понадобилось усилие, чтобы голос прозвучал достойно.
- Не то вышвырну, - набычась и закатывая рукава, хмуро добавил Кош.
- Малые неживые товарищи не могут покинуть. Нужен Омфалос. Отдайте.
Мертвецы заполнили большую часть комнаты, вкрадчивыми шажками надвигаясь и окружая "малых живых товарищей". Они очень старались не наступить на связанную волчицу и Германа, по-прежнему остававшегося без памяти. От этой предупредительности мороз бежал по коже.
- Сделайте же что-нибудь! - завизжал Рене. Не устояв на ногах, он повалился на кровать барона. - Ее нельзя отдать этим трупам!
- Прекратить панику! - отрезал барон, не чувствуя, однако, особой уверенности. - Сейчас они уйдут…
- Они не уйдут, - поправил разговорчивый дрейгур. - Они хотят Омфалос. Они хотят, и они хотят.
- Мало ли чего вы хотите! Убирайтесь вон!
- Я говорю волшебное слово. Дайте, пожалуйста. Благодарю за внимание…
"Анри, где ты?! Навалятся скопом, задавят… Чары, ходячие покойники - сударыня вигилла, это по части Тихого Трибунала! А "двух Т" вечно нету, когда они требуются… Прорваться к дверям? прыгнуть в окно, унося медальон?.. Ах, Анри, блудная чародейка…"
Привыкнув в служебных делах не рассчитывать на помощь других, барон удивлялся несуразной надежде на всемогущество Генриэтты Куколь.
Совсем нервы расшатались…
Неожиданно рыжий дурак-оборотень взревел ужаленным под хвост несвезлохом, сгреб в охапку ближайшего дрейгура и швырнул его в остальных. Двое упали, сбитые на пол, но остальные надвигались. Сразу две руки потянулись к крепундии. Бить усопших было неловко, стыдно, а главное - бесполезно; но ничего другого не оставалось. Мертвецы отшатнулись от ввязавшегося в драку барона, стараясь достать медальон издали. Рядом буйствовал Кош, расшвыривая чурихскую обслугу, как игрок - чушки в "забойнике", но упрямые "товарищи" вставали и шли к цели.
В правом ухе мерзко зажужжала сердитая муха, отвлекая внимание. Конрад выругался, стряхивая с себя особо настырного дрейгура, и жужжание оформилось в членораздельный вопрос:
- Барон, что у вас происходит?! Голос вигиллы Куколь звенел тревогой.