10
Рассвет пришел незамеченным: они просто были слишком заняты и не обращали внимание на то, что творилось за окном. Стерх метался, глухо бил пятками в пол, всхлипывал по-мальчишечьи…
Принца он задел рукой - случайно хлопнул ладонью по плечу, и теперь принц двигался, чуть скособочившись. Вообще от них с Ронди было мало толку: после пробуждения оба чувствовали себя восставшими из могил покойниками.
В итоге Стерхом занимались король и мастер дороги: кое-как связали, сунули в рот ложку, чтобы не прикусил себе язык… Дочка мастера, конечно, проснулась и пыталась им помочь, но ей велели не мешаться под ногами.
- Приготовь колыбель, - велел мастер. - А вы, двое, не сидите сиднем, подсобите. Да не нам - ей!
В спальне было темно, девушка обошла кровать и распахнула ставни, затем другие…
- Вынимайте все, - сказала. - Складывайте на пол. Я приготовлю пеленки.
Сверху в колыбели лежал старческий посох из потемневшего за годы дерева. Легкий и прочный, он на удивление ладно лег в ладонь. Затем - платок, пушистый, пленительно теплый. Лук, покрытый лазурным лаком. Головоломка из латунных колец. Лошадка с шарнирными ножками и головой. Сплетенная из лозы куколка.
Рифмач двигался как будто через силу. Вдруг он остановился и повернулся к дочке мастера.
- Ласточка, - сказал он, улыбнувшись. - Тебя зовут Ласточка. А брата твоего звали Лебедем.
Она посмотрела на Ронди так, будто только сейчас заметила, - и кивнула.
- Ну что вы там копаетесь! - рявкнул мастер дороги. - Готово?
- Готово, - ответил принц.
Он не стал спрашивать, каким образом мастер собирается втиснуть долговязого Стерха в эту колыбельку. И совсем не удивился, когда того действительно уложили в нее - даже не пришлось ноги поджимать.
Едва голова старика коснулась подушки, тот присмирел. Улыбнулся благостно, вздохнул. Сунул в рот большой палец и зачмокал - серьезно, деловито, будто не было в мире занятия важнее.
- Повезло. - Мастер вздохнул и одернул задранный рукав. - Могло быть и хуже.
Перехватив изумленный взгляд Ронди, он пояснил:
- Я и сам не до конца разбираюсь… да и вряд ли кто-нибудь когда-нибудь разбирался. Даже Предчур всего не знал, а уж Сыч и подавно… ты ведь слышал о Сыче?
Рифмач только утвердительно дернул головой.
- Мыслю так, - сказал, обернувшись, мастер, - когда ты, ваше величество, надел рубаху и шагнул в пламя, твои спутники заснули мертвым сном. Ошибись ты - и они бы никогда не проснулись.
- Но я не ошибся.
- Не ошибся - и в то же время ты стал другим. А эта история перекраивает под себя каждого из вас. В прежнем качестве ваш книжник ей не нужен, и сейчас… по правде сказать, я попросту не знаю, что она с ним творит. И творит ли вообще что-то.
- Хочешь сказать, он может навсегда остаться… таким?
- Да, ваше величество. Мы не узнаем, пока ты не отправишься дальше. - Он посмотрел на принца и Рифмача. - Пока вы не отправитесь.
- А тебе не кажется, - спросил король, - что и для тебя припасено место в этой истории?
- Конечно, припасено, - пожал плечами мастер. - Ты и сам это прекрасно знаешь.
11
Тысячи разноцветных мотыльков порхали над лугом, садились на плечи, на волосы, на деревья и кусты, плясали перед глазами. Лошади трясли гривами и фыркали - но скорее от нетерпения.
- Я немного с ними прогуляюсь и к обеду вернусь, - сказал мастер дороги. - Приглядывай за стариком и будь готова… ко всему.
Его дочка молча склонила голову. Принц подумал, что ни разу ведь не видел ее при свете солнца. Бледноватая кожа Ласточки сейчас казалась мраморной и как будто излучала легкое сияние, а от лица было просто не отвести глаз.
Ронди Рифмач и не отводил. Только иногда рассеянно взмахивал рукой, отгоняя особенно настырных бабочек.
- Пойдешь с нами пешком? - спросил король. Он за все утро не проронил и пары слов. Молча позавтракал вместе со всеми, молча оседлал своего гнедого… Теперь ждал, положив на луку перед собой новообретенный меч.
- До последней чаши, - кивнул мастер дороги. - Тут недалеко. Заодно поговорим, вдруг что-нибудь из моей болтовни тебе пригодится. Или - твоему наследнику.
Он усмехнулся в эту свою пышную, золотистую бороду, и на мгновение принц представил, каково это: иметь такого дядю - чтобы с детства учил тебя всему, что умеет сам, насмехался над правилами и даже над Устоями… дядю, у которого есть красавица-дочь по имени Ласточка.
Они двинулись по тропинке обратно к дороге, из-под копыт вспорхнуло несколько пичуг и улетело. Принц так и не успел понять, настоящих или вырезанных из трутовика… Впрочем, вокруг дома их было полным-полно - и тех и других.
Король ехал верхом, остальные вели коней под уздцы. Когда выбирались сквозь нависшие ветви на дорогу, королю даже не пришлось пригибаться: ветви под порывом ветра разошлись в стороны - ровно настолько, чтобы он проехал, не коснувшись их зубцами короны.
Рифмач пару раз обернулся на домик, и принц один раз тоже, но Ласточки уже видно не было, наверное, возвратилась к Стерху. А может, отправилась вздремнуть, она ведь почти не спала ночью.
Потом Ронди кашлянул и, поскольку молчание затянулось, спросил:
- Мастер, а что там за история с этим… как его… Сычом? Если уж начистоту, слышал я о нем всего ничего. Вот ровно то, что вы рассказывали, пока мы… пока мы спали.
- Хороший вопрос, - кивнул мастер. Посмотрел он при этом отчего-то на принца. - Ну что ж… Сыч был двоюродным братом покойного короля, отца нынешнего величества. Круглолицый насмешливый толстячок, очень самоуверенный. Храбрый настолько, что порой казался безумцем. Вообще в своей жизни он боялся всего двух вещей. - Мастер помолчал, рассеянно оглаживая бороду. - Сыч знал, что здесь, у истока дороги, ее следует охранять кому-то, в чьих жилах течет кровь Предчура. Кому-то из королевской семьи. Иначе не напитать огонь в чашах… да вы и сами вчера видели… Так вот, Сыч верил, что если в одном из здешних Устоев огонь погаснет, миру придет конец. По крайней мере, тому миру, который мы знаем и в котором способны выжить.
Он пожал плечами, дескать, может, это и правда, а может, и нет. С десяток мотыльков взлетели и кружились над его головой радужным облачком.
- Но больше всего Сыч боялся, что именно его сделают мастером дороги. Он был очень любознательным, с самого детства. Каким-то образом выяснил, куда пропал его собственный дед. И приехал сюда. Дед, очевидно, рассказал ему много… всякого. И Сыч понял, в какую ловушку угодил. Дед был уже старый, ему оставалось от силы года три-четыре. А дальше - или кто-нибудь другой займет должность мастера, или Устои в конце концов падут. И вот Сыч придумал, как быть. Раньше в мастера уходили на склоне лет, как ушел сам Предчур: после правления, когда нужно было уступить престол молодому, чтобы мир обновился, чтобы не заплесневел, не стал прогнивать изнутри. Потом что-то пошло не так, традиция нарушилась - и в мастера стали отдавать ближних и дальних родственников королевской семьи. Делали это тайно, знали о том всего два-три человека. И как раз во времена покойного короля традиция оборвалась. Вроде как оставалась "Книга Предчура", но к ней давно уже относились без особого пиетета: дескать, сказки они сказки и есть. Сыч, по большому счету, тогда всех спас.
- Как спас? - не понял Ронди.
- Очень просто, - ответил вместо мастера принц. Вот теперь все кусочки головоломки встали на место… или почти все. - Это было еще до появления Стерха, верно, отец? Прадед… Его вместе с советниками тогда завалило в горах, причем вся свита выжила, только они погибли. И это была первая такая смерть среди потомков Предчура, многие до сих пор считают, что прадед преступил законы мира, вот его и… Но, может, дело вообще не в нем? - спросил принц, обернувшись к мастеру дороги. - Может, это все из-за советников, которые знали о том, что традиция нарушена, - и молчали? А Сыч ваш, - зло добавил он, - Сыч на самом деле никого не спас. Всего лишь оттянул неизбежное. - Принц посмотрел на отца, на мастера, - и впервые понял, насколько они похожи друг на друга. - Это Сыч вывернул наизнанку прежние порядки. Это он предложил тебе, отец, чтобы мастером дороги сделали…
Имя вертелось на языке, когда-то давно принц знал его, слышал от кого-то, но с тех пор прошло слишком много лет.
- Традицию, - сказал мастер дороги, - можно не только нарушить. Традицию, мальчик, можно еще и создать. Вот Сыч и создал. В его предложении был резон, поскольку родственники королевской крови - большая морока для всех, в том числе и для самих себя. Даже если ты никогда не думал об узурпации трона, тебя все равно будут подозревать. Это ведь естественно для людей. - Он усмехнулся. - В общем-то, Сыч нашел недурной выход… Сперва в мастера дороги уходили прежние короли, затем - их престарелые родственники, вот только и те и другие долго на свете не заживались. Совсем иное дело - выбрать кого-нибудь помоложе. Отправить его на самую окраину мира с семьей, пусть рожает и воспитывает детей, чтобы те в свой срок унаследовали почетную должность. Если же случится небывалое и королевская династия прервется…
- …одного из детей мастера признают законным наследником. Вот только, - усмехнулся принц, - тогда возникнет небольшая загвоздка. Кого назначить следующим мастером? Кому отрубить ноги, чтобы не претендовал на престол.
Ронди охнул от изумления: видимо, до сих пор даже не догадывался.
- Всегда найдется кто-нибудь подходящий, - спокойно ответил мастер.
Дорога здесь чуть расходилась в стороны. По центру, на чистых, ровных плитах, стояла увитая виноградом колонна из ноздреватого камня. На верхушке покоилась черная чаша с алым узором по краю, с огнем - в сердцевине. С медленно гаснущим огнем.
- И вы с этим смирились? - сказал принц в спину мастеру. - Вся жизнь - вот так, от чаши к чаше, кроме семьи - никого вокруг, не с кем даже словом перемолвиться… А ты, отец? По-твоему, так и должно быть? И кому, когда настанет срок, придется рубить ноги, мне? Ласточке?!
Мастер, не обращая на него ни малейшего внимания, провел ножом по ладони и дал первым каплям упасть в пламя. Король тоже не произнес ни слова, только Ронди опять охнул.
- Так и знайте, - сказал им всем принц. Он чувствовал, как дрожат руки и как покраснели щеки, уши, шея. - Я не стану… не хочу! Пусть даже небо рухнет на землю, пусть реки потекут вспять, горы вспыхнут свечами, - я не поддамся. Ничего не решено, должен быть выбор!
Последняя капля соскользнула с ладони мастера - и мир на мгновение сделался ярче и чище.
- Он и существует - выбор, - сказал мастер дороги. - Как и свобода воли. В конце концов у меня выросли ноги, принц. Я мог забрать Зарянку и детей, уехать в какой-нибудь дальний закуток, где меня не отыскали бы даже лучшие ищейки твоего отца. Ты тоже можешь развернуться и уехать, хоть сейчас.
Он вытер лезвие и спрятал нож. Бабочки плясали в воздухе, садились на края чаши. Но ни одна не спешила сгореть в пламени.
- В общем-то, - добавил мастер, - так даже будет лучше для тебя самого. В "Книге" совершенно точно сказано: до Темени доберется только один. Что произойдет с остальными путниками - неизвестно. - Он поглядел на короля и пожал плечами. - Правда, если к Темени отправится всего один, до цели он может и не добраться.
12
Простившись с мастером, ехали молча. Мотыльки порхали над головами, плясали в струнах света. Зеленый полог смыкался все плотнее, и вот уже сам он засиял, словно обратился в реку текучего золота.
Принц смотрел на отца и Ронди, и ему казалось, что перед ним ожившая миниатюра из книги. Сочные цвета, игра света, но при этом - плоские, двухмерные фигуры. Поскрипывала кожа седел, а ему чудилось - перо царапает по пергаменту; звякала сбруя - а на деле переписчик постукивал о край чернильницы, стряхивая лишние капли.
В какой-то момент принц понял, что не знает, как долго они в пути. Полчаса? Час? Сутки?
От золотистого полога исходило сияние, в котором таяли тени и детали. Дорога то и дело изгибалась, но даже эти изгибы были едва уловимы: не сосчитать, не отличить один от другого.
Лошади шагали размеренно и как будто спали на ходу. Да и всадники… принц испытывал это на себе; собственно, вот сейчас что-то выдернуло его, вернуло, а до сих пор… его словно и не существовало.
Это было сродни ночным ощущениям - и все же отличалось от них. Тогда он умер, а нынче наоборот. Не умирание, а всесуществование. Он таял, растворялся, пребывал одновременно везде и всегда.
Прошлой ночью принц рассыпался на сотни примитивных сознаний, но каждое из них было некой точкой. Теперь же он стал на время всем - но больше не был принцем, просто перестал осознавать самое себя в каком-либо виде. Как только он вернулся к этому осознанию - очнулся, но и… схлопнулся, что ли.
Принц еще некоторое время ехал, покачиваясь в седле и приходя в себя. Воспоминания выцветали и гасли, он почти слышал легкий шорох, с которым это происходило.
И вдруг понял, что опять соскальзывает в привычное, недавнее ничто. Испугался, но как-то вяло, отстраненно.
И в этот момент прямо на нос принцу сел мотылек. Громадный, с пушистыми нежно-голубыми крылышками и острыми лапками, прошелся туда-сюда по носу, царапая кожу.
Принц чихнул и засмеялся. Потом чихнул снова, с огромнейшим, невероятным удовольствием. Потянулся всем телом и поглядел в спину своим спутникам: те ехали по-прежнему размеренно и молча - две фигуры на книжном листе. Король держал перед собой на луке седла диковинный меч. Ронди ухитрился принять картинную позу, словно прямо на ходу слагал вирши.
Покопавшись в седельной сумке, принц добыл яблоко и с хрустом надкусил. Мир мигнул, но как-то неуверенно; скрип пера на мгновение прервался.
Тогда принц надкусил снова, а огрызок швырнул прямо в спину Рифмачу.
- Эй!.. - вяло отозвался тот. Обернулся, моргая, словно только-только пришел в себя.
- Привал! - скомандовал принц. Он соскочил с коня, уперся руками в поясницу и потянулся - аж хрустнуло. - Ну же, давайте, я дико голоден.
И он действительно почувствовал, как внутри словно щелкнула и распустилась звенящая пружина. Не дожидаясь остальных, потянулся за следующим яблоком и сам не заметил, когда его съел.
- Осторожней со словами, - бросил король.
Он тоже спешился и на мгновение замер, как будто растерялся. Посмотрел по сторонам, аккуратно положил свой меч на плиты и, пожав плечами, опустился рядом с ним. Мотыльки закружились, взметнулись вихрем осенних листьев - и стали садиться на спину, плечи, венец, на колени и кисти рук. Через мгновение король был усеян ими весь, с головы до ног. А еще через мгновение он оглушительно чихнул - раз, другой, третий…
Разноцветные "листья" взвились над ним и заплясали в воздухе.
- Я думаю, нам все же следует… - начал было Ронди, но один из мотыльков яростно метнулся к нему и стал выписывать восьмерки перед самым лицом. Ронди замахал руками, уворачиваясь.
- Слазь, - хмыкнул принц, доедая уже пятое яблоко. - Не бойся, не опоздаем.
Ему отчего-то казалось очень важным устроить этот привал. Дело было даже не в том, чтобы вырваться из плоской вечности, пахнущей пергаментом, краской и пылью. Здесь крылось что-то еще, какой-то подспудный смысл… или нет, не смысл - просто ощущение. Как послевкусие, или финальная нота, или даже тире - точно, да! - тире, отделяющее одну часть долгого, выматывающего предложения от другой.
Рифмач все размахивал руками, а потом вдруг резко глотнул ртом воздух - и мотылька вместе с ним.
Король и принц уставились на Ронди с изумлением. Тот пожал плечами и спрыгнул на плиты дороги. Сделал пару шагов, побледнел, схватился за живот и, выпучив глаза, застонал.
- Беда, - сказал принц. - Если бы ты в детстве так часто не показывал этот фокус, я бы даже тебе поверил.
Ронди снова застонал - громче и жалостливей. Согнулся в три погибели, рухнул на бок.
- Куртку запачкаешь, - заметил принц. Правда, уже не так уверенно.
Рифмач издал нечто среднее между кваканьем и хрипом, откинулся на спину и замер. Его челюсть дрогнула и съехала вниз.
Мотылек выбрался наконец на волю, но не спешил взлетать. Прошелся туда-сюда по верхней губе, затем взобрался на нос и помахал крыльями, как бы проверяя - целы ли.
- А он молодец, - сказал король. - Терпит.
При этих словах Ронди чихнул и привстал на локте.
- Да ну вас! У какого-нибудь бродячего жонглера публика и то подобрей. Эй, ваше обжорство, яблоками-то поделись!.. или что там осталось?.. если что-то осталось вообще.
Усевшись в круг, они распотрошили седельные сумы, не заботясь о том, чтобы приберечь припасы на обратный путь. Ели, пили, смеялись и вспоминали прошлое, которое сейчас - впервые за последние пару дней - подступило вплотную и казалось очень живым, всамделишным. Отец шутил вместе с ними и пил вместе с ними, но почти ничего не ел. И венец по-прежнему сверкал на его голове, а справа на плитах лежал меч.
Солнце за листвой было не разглядеть, но в какой-то момент полог над их головами стал светиться уже не золотистым, а багряным, - и так они поняли, что скоро наступит ночь. Потом раздалось хлопанье крыльев. Закачались ветки где-то далеко наверху, как будто на них присела отдохнуть птица.
"Журавль, - подумал принц, - это белый журавль, старый и мудрый. С длинным, зазубренным на конце клювом".
И тотчас прозвучал крик - чистый, высокий, звенящий серебром.
Бабочки, все это время сидевшие на ветках, на дороге, даже на смирно пощипывавших листья лошадях, - разом взметнулись в воздух. Шелест их крыльев соткался в дивную музыку - не музыку даже, легкий ее отголосок.
Как будто некое высшее существо перевернуло невидимую страницу. И улыбнулось.
Принц переглянулся с Ронди и королем - и все трое, не сговариваясь, поднялись на ноги. Стало ясно, что пора ехать дальше. Что они почти у цели.