- Да придется, иначе ведь не заснут. - Скрипнули доски кровати, стукнули каблуки. - Там, откуда вы приехали, все просто и понятно… по крайней мере, было просто и понятно до недавнего времени. Мир устроен так, как он устроен: заколдован тем, как люди его себе представляют. Они уверены, что знают все о миропорядке, - и таким образом сами этот миропорядок устанавливают. А затем уже он довлеет над людьми. Но здесь, - сказал мастер, - все не так. Здесь в силе древние, извечные правила - и только они.
- Более древние, чем те, которые удерживают Устои от падения? - спросил Стерх. Он потер своими длинными пальцами виски, тряхнул головой. - Более древние, чем те, благодаря которым звезды светят на Своде небес?! Нет, мастер, мир просто болен. Что-то не заладилось, пошло не так. Тебе не дано знать, ты - всего лишь мастер дороги. Ты одичал здесь, уж прости. Одичал и забил себе голову досужими выдумками, а то, что в последние годы миру худо, проявляется и в этих краях. Эта тварь за окном, руки эти, Выпь… это всего лишь признаки болезни. А ты убедил себя… Откуда тебе знать? - повторил он уже увереннее.
И тогда мастер вздохнул и вышел из спальни на свет.
- Мне ли не знать? - спросил он. - А, словесник?
Свой темно-красный плащ мастер наконец расстегнул и снял, и теперь были видны его ноги. От бедра до колена - человеческие. Дальше - как будто вырезанные из живого дерева, покрытые корой, с раздвоенными копытами на конце; каждое - величиной с маленькую миску.
- Ты говоришь: Устои, Свод… Как будто забыл, что когда-то ни тех, ни другого не было. И если они снова пропадут, мир не развеется, как сон поутру. О, будут бедствия и наводнения, и звезды упадут с небес на землю. Но мир перенесет это. Мы, люди, - нет. Это для нас важно, чтобы Устои остались нерушимыми. Но они-то как раз лишние в этом мире. Это костыли, словесник. А здесь, возле Темени, даже они не спасают. И никогда не спасали; здесь все устроено иначе, по-старому. Поэтому я знаю наверняка, чего хочет единорог, и знаю, на что он способен.
Мастер помолчал и добавил устало:
- Когда мы выясним, на что способен каждый из вас, станет ясно, спасете вы людей или нет. А сейчас идите спать. Ночь впереди долгая.
6
Раньше принц во сне летал. Он просыпался и помнил это ощущение: ветер, на который ложишься, будто на невидимую тугую волну, мокрая пена облаков, солнце, ставшее вдруг большим и обжигающим.
Это было в детстве. Потом он вырос, и полеты прекратились. Попросту стало не до них.
Сперва откуда-то из-за моря явился Стерх. Оказалось, они с дедом принца когда-то дружили, и теперь мудрец остался в столице. Дед давно уже не правил, трон он передал сыну, сам в государственные дела не вмешивался. В первый и единственный раз пришел к его величеству то ли с просьбой, то ли с советом: возьми моего старого друга в учителя внуку.
Принц был рад. Стерх казался сухим и безразличным, но, когда начинал рассказывать о предметах, на самом деле его занимавших, - оживал, горячился, взмахивал руками!.. А повидал он немало и знал… принц сомневался, что постигнет и десятую часть этих его знаний. Стерх был чужим во дворце и в стране, его заботило то, о чем другие даже понятия не имели. За глаза о нем говорили разное, и отец сперва держался с ним холодно… но изменил свое мнение. Сразу после дедовых похорон, на которых Стерх не проронил ни слезинки: стоял худой, бледный, рассеянно прикусив до крови губу.
В первые годы обучения принцу вообще ничего не снилось: за день он выматывался так, что засыпал, едва лишь оказывался в постели. Потом пошли первые влюбленности, и сны вернулись, но без полетов…
А после настали скверные годы, и отец все чаще брал его с собой и все чаще повторял, что править страной - это тяжелый труд. Принц и сам видел, что тяжелый. И старался не думать, почему вдруг отцу так важно стало, чтобы он это понял.
В те дни принцу снились чужие лица, искаженные болью и страхом, перекрестки, колодцы, дымные кузницы, он слышал, как кричат, рожая, женщины, как сгорают в пламени чумные села, как ворочаются в земле разжиревшие личинки жуков-трупоедов… Сны накатывались, словно грязные, пенные волны, а когда уходили, принц вставал с постели измочаленный и бледный и долго не мог прийти в себя.
Сейчас он снова летел: парил над домом мастера, и уже не солнце - луна висела совсем рядом; протяни руку - коснешься бугристой поверхности. Отсюда принцу были видны и луг с пасущимися лошадьми, и одинокая лодка на берегу, и колодец, и единорог, рыскающий у двери. Только дальний берег озера по-прежнему скрывался в тумане.
Ночь все не кончалась, и тогда принц полетел к дороге - посмотреть, что же ждет их дальше. Но кроны деревьев срослись и вздымались бесконечным сводом, непробиваемым панцирем. Не единой прорехи, ни щелочки. Да и была ли там, под ними, дорога?
Было ли по ту сторону листвяной завесы вообще что-либо?
Он вдруг испытал резкий, леденящий приступ паники. Это было что-то необъяснимое, даже непознаваемое, не из области разума или чувств, - скорее сродни совсем уж механическим реакциям. Так отдергивается рука, прикоснувшаяся к раскаленному котелку; сам собою моргает глаз; течет по жилам кровь.
Паника ударила принца наотмашь, пронзила насквозь - и он умер.
По крайней мере - перестал быть принцем, превратился в сотни разбросанных повсюду простейших сознаний. Каждое могло лишь наблюдать за тем, что происходило рядом, - наблюдать и запоминать, не испытывая никаких чувств, мыслей, желаний. Чувства, мысли и желания попросту оказались за пределами возможностей.
Сколько времени все это длилось? Конечно, он не знал - ведь его не существовало.
А может, и времени уже не существовало - в эту затянувшуюся ночь, вокруг этого странного дома.
- Вставай, - негромко сказал мастер дороги. - Твое новое платье готово.
7
Король открыл глаза и посмотрел на мастера дороги.
- Вставай, - повторил тот.
Остальные спали: Ронди, и Стерх, и принц. Лежали недвижно, словно мертвые. Их не разбудила даже тишина, внезапно воцарившаяся в домике. Король и сам не сразу догадался, что это прялка… прялка перестала стучать. И огонь в очаге почти погас.
Король откинул шкуры и встал. Одновременно с ним в полумраке поднялась со своей скамеечки дочь мастера. Поднялась и протянула белую, едва сияющую рубаху.
Он мельком удивился: и когда успела сшить? Но здесь были в силе другие законы, поэтому король просто скинул с себя одежду и остался в чем мать родила. Только венец привычно давил на голову. Не соскользнул, даже когда король наклонился вперед и, вытянув руки, нырнул в распахнувшийся навстречу подол рубахи. Ткань была полупрозрачная, шелковистая. Скользнула по телу - как поцеловала.
Он выпрямился.
- В самый раз, - сказал мастер дороги. - Ну что, готов ты умереть, ваше величество?
Король пожал плечами:
- Кто бы мог сказать, что знает о себе такое наверняка?
- Ну, посмотрим. "Книгу"-то ты читал внимательно? Помнишь, что нужно?..
- Нужен меч, - кивнул король.
- Иди, - сказал мастер дороги, - выбирай. Да куда ты - не к дверям же!
Он указал на очаг, возле которого присела девушка. В руках ее снова было рыжеватое растрепанное перо, дочь мастера обмахнула им угли, подбросила еще поленьев…
- "Пройти огонь, воду и мост, что легче перышка", - вспомнил король. - Я-то думал, это все пустые слова.
Мастер дороги усмехнулся:
- По большей части они такими и стали, слова-то. Вот поэтому ты здесь.
Король на миг замешкался, как будто хотел что-то спросить, но в конце концов просто кивнул, бросил взгляд через приоткрытую дверь в спальню, на детскую кроватку, набитую хламом, снова кивнул - и шагнул прямо в очаг.
Пламя вскинулось кверху, точно занавес, который дернули за края. Густое и текучее, скрыло фигуру короля.
Потом опало и погасло - сразу же, словно было иллюзией, обманом зрения.
Черная пустая пасть очага выдохнула пригоршню пепла.
- Ложись, - сказал дочери мастер дороги, - поспи. Теперь остается только ждать.
8
Никто так и не узнал, что же случилось тогда с королем.
Он просто исчез в очаге, пропал. Потом - много позже - они гадали так и эдак, но правды им никто никогда не открыл. Да, в общем, так ли уж важно было ее знать?
Главное - то, что мгновением спустя туман, наползавший от берега, вдруг отхлынул - и там, среди камыша, стала видна высокая снежно-белая фигура. Руки ее были пусты, на голове темнела корона.
Король раздвинул камыши - с пушистых верхушек вспорхнули какие-то мелкие полупрозрачные мотыльки - и шагнул в воду.
Перед ним тянулись к небу шеренги морщинистых рук. Капли сверкали на зеркальных лезвиях, драгоценные камни - на рукоятях. Он посмотрел вниз, себе под ноги, но вода была черной. Он пошел вперед и, кажется, не наступил ни на одно из тел. Если там, под водой, вообще были тела.
Король шел, аккуратно пробираясь между руками и клинками. Несколько раз ткань рубахи касалась лезвий - и там на ней остались узкие, едва заметные прорехи.
Он уже забрался далеко от берега, но так и не присмотрел себе ни одного меча. Может, потому что все они - внешне разные - чем-то походили друг на друга.
И тут позади, с берега, донеслись едва слышные звуки. Шелест, шорох, затем вздох, переходящий в горловое, приглушенное рычание.
Король обернулся.
Единорог стоял у самой кромки воды и смотрел на него багровым, немигающим взглядом. Потом распахнул пасть и зевнул - с оттяжкой, почти презрительно.
Король огляделся по сторонам. Казалось, руки с клинками едва покачиваются на ветру, словно камыш. Полупрозрачные мотыльки вились над водой. Где-то вдали плеснула рыба.
Единорог ждал.
- "Здесь все не так"? - медленно сказал король. Провел пальцами по черной воде - во все стороны разбежались дрожащие, зыбкие круги. - Ну что ж, это вполне… безумно, чтобы оказаться правдой.
Он посмотрел на дом: в окнах было темно, и лишь в одном - том, что ближе к озеру, - маячил знакомый силуэт.
Король стряхнул с рук капли и шагнул к берегу.
Единорог оскалился, чуть присел. Клыки у него были глянцевые, с узкими бороздками по бокам, - каждый размером с охотничий нож.
- Только попробуй, - сказал король.
Он шел медленно, и с каждым его шагом зверь все больше припадал к земле. Вскинув рогатую голову, следил за человеком и вздрагивал боками. Как будто не знал, нападать, защищаться или бежать прочь.
Как только король оказался на расстоянии протянутой руки, единорог зарычал хриплым, надорванным голосом. Он выдавливал, выжимал из себя звук за звуком, пальцы с короткими, кривыми когтями впились во влажную землю, хвост метался, глухо бил по крупу.
Потом зверь прянул вперед, наклонив голову к земле и выставив перед собой ровный, покрытый бурыми пятнами рог. Король перехватил его левой рукой, другой взялся у основания. Сказал:
- Стой смирно. - И потянул на себя.
Рог отделился легко, с едва слышным сухим треском. На конце, на месте скола, образовалось нечто вроде рукояти.
Зверь шумно вздохнул и попятился. По чешуйчатому лбу стекала тонкая густая струйка.
- Верь или не верь, - сказал король, - а я удивлен не меньше твоего.
Он положил рог на землю, присел на корточки. Зверь не спускал с него глаз. Король провел ладонью по траве. Срывал тут и там стебельки, иногда выдергивал с корнем, иногда отщипывал только лист-другой.
Поднялся и протянул на ладони зверю:
- Ну-ка, съешь это.
Тот сделал шаг назад, хлестнул себя хвостом по боку.
Король продолжал говорить с ним тихим, успокаивающим тоном и все так же держал руку ладонью кверху. Это продолжалось довольно долго, и рука уже начала подрагивать, когда вдруг зверь двинулся вперед, очень медленно, чуть опустив голову и глядя на человека багровым зрачком.
Распахнул пасть и слизнул фиолетовым языком сразу весь пучок.
- Вот молодец, - сказал король. Коснулся кончиками пальцев чешуи на лбу - и та вдруг подалась, с мягким шорохом просыпалась на землю. Он потер еще - и чешуя, словно старые слои краски, слетала из-под пальцев, под ней проступала белая, шелковистая кожа.
Зверь следил за человеком опасливым взглядом, но стоял смирно. Когда голова, шея и передние ноги уже были свободны, он фыркнул, нетерпеливо и устало, подался чуть назад, а потом пошел к воде. Вся трава вокруг была усыпана чешуей и бляшками.
Он вошел в озеро по грудь, потерся боком о плоскую сторону ближайшего меча - и вдруг распахнул два громадных белоснежных крыла. Побежал вперед, разбрызгивая воду, потом, когда руки с мечами остались позади, яростно ударил крыльями по воде и взлетел.
Сделав круг над королем, он издал трубный ликующий возглас и направился к дальнему берегу.
Когда сверкающий силуэт растял в тумане, король вернулся за своим новым мечом, поднял его и вошел в дом - на сей раз воспользовавшись дверью.
9
Стук двери был не громче удара сердца… или сердце забилось первым?
Принц почувствовал, как тело оживает, отзывается болезненным покалыванием: кончики пальцев, ладони и ступни, голени, кисти, предплечья, бедра… Похожее ощущение возникает, когда отлежишь во сне руку, - но сейчас оно пульсировало везде, и принц, изумленный и растерянный, не осмеливался даже шелохнуться. Просто очень осторожно дышал и пытался осознать то, что снова жив.
- А если бы, - спросил король, - все пошло по-другому? Если бы я взял один из тех клинков? Или не справился с единорогом?
Он огляделся и рассеянно прислонил меч у двери, рядом с потемневшим коромыслом и удочками.
- Не знаю, - сказал мастер дороги. - Может, по-другому. А может, все началось бы с самого начала. Весь мир - заново, ровно до того момента, когда ты пришел сюда и сделал правильный выбор. Может быть, так и было уже, много раз.
- Значит ли это, - с усмешкой спросил король, - что тогда, в столице, все было… правильно?
- Ты ведь сам говорил, что по-другому нельзя, помнишь? Да и, в конце концов, - добавил мастер дороги, - оно того стоило. Хотя без ног сперва было… непросто.
Король потер лицо ладонью.
- Ты знаешь, что я возражал. Они могли оставить тебя здесь… так. Просто оставить.
- На самом деле старый Сыч был прав. Он был лукавым, себялюбивым, он надеялся со временем подчинить себе твоего отца, но тогда он был прав. Просто Сыч внимательно читал "Книгу Предчура". И, похоже, жил здесь какое-то время, как раз перед тем, как вернулся в столицу.
Сыч, вспомнил принц, был дальним родственником дедушки по отцовой линии. Некоторое время он служил при дедушке советником, потом с ним что-то случилось, какая-то неприятность, о которой при дворе не любили вспоминать.
- После, - сказал мастер, - он приезжал сюда снова. Верил, что ему суждено обновить мир. Зарянка боялась его, он казался ей слишком опасным, почти безумным. Но Сыч нам помог. Мне помог. Все, что я знаю о Темени, о дорогах, об Устоях, - все это благодаря ему.
- Так стало быть, ты с самого начала знал, что мне следует делать?
Мастер дороги покачал головой.
- Видел могилы за домом? Сыча ты там не найдешь. Он лежит в озере - правда, я никогда так и не выяснил, который из мечей сжимает именно его рука. Сыч перехитрил самого себя: поверил в то, во что хотел верить. После того как он рассказал твоему отцу о сути древних обычаев, Сыч считал себя самым мудрым, самым доблестным. Героем. Но мир вокруг него ни разу не начинал звенеть так, как сегодня звенел вокруг тебя.
- Ох, - сказал Ронди Рифмач, - что ж с головой-то?.. Ох… О чем вы тут вообще толкуете, а?
Он кое-как перекатился на бок, со стоном заставил себя подняться на четвереньки, потом аккуратно, с преувеличенной осторожностью, выпрямился. Руки у него дрожали, безымянный палец на левой руке скрючило.
- Не то чтоб я никогда не спал на полу… но этот как-то по-особому жестковат… не обижайся, хозяин. Голова просто раска…
Мастер дороги резко шагнул к нему и наотмашь ударил по губам.
Ронди обиженно поморгал.
- Все-таки, - сказал он неразборчиво, - все-таки обиделся, да?
- Просто будь осторожней со словами. Сядь пока на лавку. Как себя чувствуешь?
- Как будто только что из могилы.
Мастер кивнул:
- С остальными будет так же. Но вам еще повезло. Каждый из вас зачем-то нужен в этой истории. Ты - чтобы засвидетельствовать. Принц - чтобы знать и когда-нибудь в будущем повторить то, что сделал и сделает король. А старик…
- Кому… - приглушенным голосом спросил Ронди, - кому… ох… нужен?
Ответить мастер дороги не успел: Стерх, все это время тихо и смирно лежавший рядом с принцем, вдруг захрипел и забился в конвульсиях.