Светлана неожиданно погладила его по голове. Издевательски или с сочувствием? Наверное, издевательски, потому что снова стала выводить трели на "вирусные" темы.
– Народ держит вирусов за жутких злодеев. Однако, так ли уж им нужен крест на могилке вирусоносителя? Ведь зараза по большей части погибает вместе с зараженным. Давай предположим, что у некоего вируса другая стратегия выживания. Я про вирус, который захотел не смерти своего носителя, а долгой жизни. Почему нет?
– И тогда этот некий кинется защищать наши хромосомы. Только все это чисто теоретический треп. Может, сменим тему? Слушай, а сколько стоит ужин на двоих в "Боярыне"?
– Примерно твоей трехмесячной зарплаты. Или тебе зарплату всегда задерживают на тридцать лет и три года?
Митя предпочел бы эти издевки, однако Светлана с упорством носорога толкала тему бессмертия и особенно напирала на эндогенных вирусов. Они-де должны прикрыть обесмерченные клетки от патогенных микроорганизмов, протеинов и, что немаловажно, от иммунной системы хозяина, которая все менее будет признавать их за свои. Светлана с упорством, достойным лучшего применения, рассказывала о защитных пленках наподобие синкутиума, который обороняет зародыша в материнском теле от всяческих напастей и иммунной системы матери…
Галкин, наконец, признал, что он полный ноль в биологии и поэтому отреагировал явно невпопад, асимметрично, спросив, почему у этих бородатых зародышей в его квартире все разглагольствования в пределах одной главы из учебника истории, а общая эрудиция на уровне пятилетних дурачков? Где же обширные воспоминания за последние семьсот семьдесят лет? Но Светлана и тут не растерялась:
– 1237 год, разорение Рязани Батыем, все эти страсти-мордасти – вот что сформировало их личности. Прочие столетия прошмыгнули, не сильно запечатлевшись в их мозгах. Мозгам не нужна унылая череда запоев, полевых работ, отсидок в тюрьме, рябых баб и сопливых ребятишек. Короче, сознание у этих витязей настроено так, чтобы отфильтровывать все, без чего можно обойтись. Иначе сидело бы в них сразу по десять различных личностей, и это уже полная шизофрения…
Светлана, в отличие от других красоток, по обыкновению тупых и невежественных, оказалась смышленной и нахватанной, не менее Дмитрия. А в чем-то ее преимущество было подавляющим. Светлана опустилась на низкую табуреточку, да еще умудрилась закинуть ногу за ногу. Коленки и все такое прочее мешали Галкину сконцентрироваться и взять ситуацию под контроль. Прекратился и присущий всякому интеллигенту внутренний монолог.
– Ммм, Света, не будем переходить на личности… Но не могут же эти типы щеголять в тех же самых шмотках, которые надели семьсот семьдесят лет назад.
– Те шмотки, конечно, давно истлели. А эти изготовлены точно по образцу тех, но с применением нынешних материалов, ниток, шнурков, стальных заклепок. Ремесленные навыки 13 века железно въелись в подкорку этих семерых, однако не мешают обучаться тому новому, что может пригодиться сегодня.
Спор явно заканчивался победой Светланы, и Митя вынужден был пустить в ход тяжелую артиллерию.
– На Земле не может быть людей, которым по 770 лет. Да и не должно быть. Это просто несправедливо по отношению ко всем остальным. В конце концов, смерть всех подряд косит, то есть уравнивает и богатых, и бедных, и удачливых, и неудачников. Все на отдых отправляются, корешки нюхать. И такого равенства у нас никто не имеет права отнимать! Вот и с крионикой ничего не вышло, замораживают "жирного кота", а отмораживают одну тухлятину.
– Сплошные лозунги. Коммуняка ты, коммуняка, Дмитрий. Уже стал проповедовать светлое загробное будущее, где все равны.
– Да хоть загробное. Мне и представить тошно, как насядут толстомордые на ученых: вынь да положь нам бессмертие, не желаем больше помирать и гнить, как всякие лохи. И ученые выложат. Под страхом уничтожения в случайной автокатастрофе. Начальство в богов бессмертных превратится, а лохами по-прежнему будут поля удобрять. Мне, значит, от рака мозга – профзаболевания программистов-неудачников – надлежит загнуться, по прямой дороге в минус-бесконечность, еще и полюбоваться на свою бессмертную душу, превращающуюся в кучу говна. А кто-то сладенькую десятиградусную амврозию и сорокаградусный нектар будет тысячу лет вкушать, стругать детей на стороне и вешать ордена к себе на грудь?
Лицо Светланы стало жестче, как будто заострилось.
– Сочувствия к тебе, Митя, ноль. Потому, что ты завистливый. Думаешь, что тысячу лет – это так здорово? А вдруг ты крупно ошибаешься? К библейским долгожителям все-таки господь Бог приходил, обрезаться требовал и ветхозаветные заповеди давал… А эти твои витязи прожили почти восемьсот лет в условиях мрачной российской действительности, где периоды антинародных реформ неизбежно сменяются периодами народных тюрем и лагерей. Может, твои долгосрочные мужики уже блюют желчью от такой жизни, потому что лет семьсот, как никто их по головке не погладит, не полюбит и не пожалеет.
В разгар дискуссии на кухню ввалился плечистый Еруслан, и сразу стало тесно.
– А почему меня никто не гладит, не жалеет? Да потому, что я старомодный, никаких нынешних танцев не знаю!.. Ну-ка сказывайте, до чего договорились за нашими спинами. А то, понимаешь, воду они пустили.
Весь вид Светланы показывал, что псы-витязи полностью ею приручены, совсем не страшны и даже несколько забавны.
– Ерусланчик, дорогой, мы, конечно же, договорились и с вами договоримся. Есть деловое предложение. Вам надо в Кирпичевский институт. Я вас туда отведу, богатыри святорусские.
– Какие речи приятственные, прямо не могу своим ушам поверить. А почто тебе это все надо, бесстрашная дева? – несколько удивился Еруслан.
– Есть хорошая задумка насчет… но все ж таки меня там не было уже два года. А нужен человек, который был там еще вчера. И я знаю, где его взять.
– Нужен, так возьмем, – бездумно произнес Еруслан.
3. Отмывание кровью
Зазвонил телефон, и капитан Никодимов поежился. Он ждал плохих новостей. И не просто плохих, а таких, что никуда не годятся. И его ожидания полностью оправдались.
– Тут еще один сеанс иглоукалывания случился. Бери литр нашатыря и дуй на улицу Конецкого. Я сейчас тоже туда, – сообщил глава следственной группы Квакин.
– Куда конкретно? – сухо произнес Никодимов, пытаясь унять сердцебиение. Сердце стало шалить недели с две, после резни в кафе "Три богатыря"…
– Офис фирмы "Каракорум Экспресс", это рядом со стереокиношкой.
Знал Никодимов эту фирму. Через нее отмывали свои бабки кирпичевцы.
Минут через десять он был на месте. Искать долго не пришлось. Около входа в здание стояло оцепление и толпились зеваки, значит, разнеслись уже вести… Удивить сейчас кого-либо трудно. Но кто-то сумел отличиться.
Фирма занимала трехэтажное здание, и трупы лежали не кучно, а по разным помещениям. Никодимов не удержался от мысли, что сделай тут, один к одному, музей восковых ужасов, и не было бы отбоя от посетителей.
На первом хозяйственном этаже – повар, убитый с помощью замороженного, твердого, как сталь, цыпленка, еще один покойник в кладовке, где на него штабель новых компьютеров рухнул. На втором офисном этаже – пара трупов в коридоре (один разрублен чуть ли не пополам, другой смотрит застывшим взглядом на собственные внутренности), двое погибших в кабинете директора (тело под столом, а в корзине для бумаг – башка, и сам шеф, пригвожденный к столу длинным ножом). Один сотрудник фирмы погиб на унитазе, не успев даже спустить воду. На третьем этаже еще двое кровью умылись. У одного физиономия лежит на ксероксе, который выпускает и выпускает ее цветные копии. Плюс еще сотрудник, покинувший помещение через окно. Итого – десять тел, вернее, то, что от них осталось. И ни одного огнестрельного ранения.
Итак, налицо фирменный стиль банды, которую в милиции окрестили "псы-витязи".
– Кто-нибудь уцелел? – спросил Никодимов у омоновского лейтенанта, который со своей группой прибыл первым на место резни – минут через десять после того, как из окна дома на прохожих свалился с диким воем и сломал себе шею сотрудник фирмы.
– Прохожие говорят, что из дверей вышло и уселось в две автомашины семеро странно одетых людей, причем не слишком торопливо. С ними был мешок, в котором, возможно, находилось тело. Мешок они в багажник сунули. Еще один бандит сел в трамвай.
– По штатному расписанию в фирме работает двенадцать человек, но кого-то из постоянных сотрудников, возможно, не было на месте, в то же время в здании могли находиться посетители, – сказал следователь Квакин, листая заляпанные кровью бумаги.
Всегда-то Квакин его опережает, с горечью подумал Никодимов, ему остается только поддакивать. Поэтому и ездить ему всю жизнь на газике, как простому оперативнику, а не на хонде, как руководителю следственной группы.
Эксперт вытащил нож из очередного трупа и показал Никодимову.
– Ух ты, классный, под старину, это тебе не кухонный секачок, – сказал быстро сунувший свой нос Квакин. – Одна насечка чего стоит, руны древнескандинавские. Метал травленный и рукоять с костяной инкрустацией на уровне музея, орнамент в зверином стиле, перешедшем от скифов к славянам…
"Вот зараза, начитанный-нахватанный", – с неожиданной злобой подумал Никодимов.
– А вот стрела с третьего этажа, прямое попадание в горло. – Эксперт помахал пакетиком.
– Ну-ка, ну-ка, дай глянуть. – Квакин поцокал языком, разглядывая диковинное средство убийства. – Сделана очень филигранно. Ах ты, перышки как вставлены, словно птичке в попку, а наконечник прихвачен растительными волокнами… И что ты думаешь об этих псах-витязях, Михаил?
– Что думаю… сволочи, маньяки, – невнятно отреагировал Никодимов.
– А мне они чем-то нравятся. Ревнители и ценители старины, воскрешают старинное русское ратоборство. Да и как живописно они кирпичевскую банду уделали, перед которой всё дрожало последние десять лет. Кирпичевцы – еще те мясники. За что боролись, на то и напоролись, причем, по полной программе… Однако учти, что передел власти у бандитов нас радовать не может.
Никодимов прошел на первый этаж и вдруг увидел глазок видеокамеры, которую пока никто еще не заметил. Он стал отслеживать кабель, пока тот не привел его в маленький закуток рядом с кухней – похоже, псы-витязи его не заметили.
Там стоял видеорекордер, оставалось только отмотать назад кассету и воспроизвести запись.
– Давай мы ее в протокол занесем, а потом поедем ко мне и там прокрутим, – прожужжал над ухом вездесущий Квакин. – У меня видак – классный, на цифровом принципе, более того, интеллектуально развитый. Сингапурские коллеги подарили. С тебя – только кола и чипсы. Возьми те, что с перчиком.
4. Следствие ведут знатоки и примазавшиеся
На пленку было записано немного интересного, но и немногое вызывало смутные и неприятные, даже мистические, ощущения.
Приходящие с утра на работу мертвецы. Вон тот, у которого голова потом в корзине для бумаг валялась. Сейчас еще улыбается. Сильные, довольные собой люди, хозяева жизни, не чета Никодимову. Хотя в тех же годах.
– Первый, второй, третий – все будущие покойники. А вон, глянь, этого типа среди убитых не было, – показал стрелочкой Квакин.
– Да может, это и не тот, которого псы-витязи украли. Может, он свалил задолго до нападения.
– Нет, не похоже. У него тут свой кабинет. Давай-ка, притормозим кино… Видик мой – сущий зверь. Вот я накладываю контур на эту наглую физиономию и увеличиваю ее. Теперь внутри контура повышаю контрастность, яркость, затемняю задний фон, чтоб не мешал, выделяю характерные черты. Ну и одним мановением перста отсылаю портрет на центральный компьютер МВД для сличения в базе данных с хранящимися там рожами. А вот и все, истекло ноль целых, хрен десятых секунды, сличение закончено… Это гражданин Самохвалов. 98 процентов признаков совпадает, что вполне достаточно. Можем почитать досье, если охота. Сидел за отравление, проходил по делу так называемых "химиков-ботулинщиков", образование высшее, естественнонаучное. Был, можно сказать, полномочным представителем мафии в Кирпичевском институте, или наоборот: представителем Кирпичева в мафии… Ладно, давай дальше смотреть, наслаждаться.
А Никодимову было очень далеко до удовлетворения. На экране классного видика разыгрывалось совершенно киношное, тошнотворное, но при том реальное действо.
…Охранник у двери вдруг отлетает, и некто с рогами на голове наносит косой удар саблей, кровь брызжет на стену…
– Блин, прямо бесовщина, откуда он только взялся? – по коже Никодимова пробежалась бодрая команда мурашек.
– Откуда? Со стороны черного хода, чего охранник-балбес не ожидал…
Квакин ненадолго остановил воспроизведение и переговорил с кем-то по мобильнику.
– Тут мне доложили, Михаил, что оконце подвальное разбито и дверь на лестницу снята с петель. Значит, этот рогатый через подвал проник… О’кей, будем дальше смотреть-любоваться…
Со стороны парадного хода появляется сразу целая толпа налетчиков – рубят, гвоздят. Кто-то из сотрудников фирмы появляется в коридоре с пистолетом в руках, но тут же заливается кровью, топорик уже застрял под горлом.
– Да уж, траектория полета топора рассчитана точно, как на компьютере. Возьмем-ка этого специалиста по баллистике крупным планом, – Квакин выделил и увеличил оскаленное лицо под медвежьим черепом. – Эту морду я знаю, Ерусланов его зовут. Точно, Ерусланов. Уголовник по кличке Еруслан. Семь лет за нападение на инкассатора.
А последним на офисный этаж вошел человек, не слишком похожий на остальных псов-витязей. Щуплый, робкий. Правда, тоже в шлеме с рогами.
– Погоди, нажми на тормоз, да это же… – почти закричал Никодимов.
– Ну и кто же это? Не томи, кто? – с профессиональным напором спросил Квакин.
– Елки, это же мой одноклассник. Митя Галкин.
– Хорррошие у тебя одноклассники. Далеко пошли, – почти похвалил Квакин.
– Из-под земли достану, – сказал, играя желваками, Никодимов. – Я даже помню, где он живет.
Сердце опять заколотилось. Что ж оно такое трепетное стало, подумал Никодимов. Как-то злокачественно оно реагирует на этих экстравагантных бандитов. Еще и Галкин вдруг возник из небытия, в лучшем случае из какой-то бледной тени на задворках памяти.
– Не обольщайся, Миша. Он же не гриб, чтобы всю свою жизнь на одном месте просидеть, – напомнил удовлетворенный Квакин. – Однако то, что вы одноклассники, внушает мне оптимизм.
Псы-витязи на экране грузно топали назад, вытирали окровавленные клинки и топоры об чей-то плащ, висевший в коридоре, совали хорошо погулявшие ножи за голенища. А последним с каким-то чемоданчиком в руках выходил одноклассник в рогатом шлеме.
– Ну, погоди, Галкин, – сказал Никодимов давно забытые слова, – достанется тебе от меня на орехи.
– Ты сам погоди, Михаил, – отозвался Квакин. – Галкин твой не прост, совсем не прост. Я думаю, что он там не последняя фигура, у псов-витязей. А то – чего ему среди них болтаться, такому хиляку? Лучше скажи, что это за тип, твой одноклассник? Пакостник, наверное, был знаменитый. Мучил кошек, бил собак.
Но Никодимов, при всем старании, не мог вспомнить ничего откровенно мерзкого из жизни юного Галкина.
– Да нет, не мучил. Боязливый он был какой-то или запуганный, что ли. Это его все охотно мучили. Что еще? Учился неплохо, списывать давал. Выдумщик был большой, говорил, что у него почти построена машина времени, показывал мне детали от нее. Мол, пару раз уже в прошлое летал, но с большими турбуленциями, хроновар сломался. Запомнил я это слово. И даже рассказывал, как наши с татарами воевали при Батые.
– У всех ворюг есть машина времени: украл в прошлом, продал в будущем. Но в целом, на твоего гражданина Галкина вполне положительная характеристика, что типично для преступников-интеллигентов. Что еще для них типично? Обида на весь мир, астеническое телосложение, редкий волосяной покров, онанизм, близорукость, бледность, мелкие невыразительные черты лица.
– Нет, у него не мелкие. Нос – как два моих, – не удержался Никодимов, которому никогда не нравилось, когда Квакин начинал кичиться своей эрудицией. – Тут твоя теория пробуксовывает.
– Да черт с носом, – несколько раздраженно сказал следователь прокуратуры. – Галкин твой наверняка у псов-витязей заводила, генератор преступных идей. Нам во что бы то ни стало надо эту бестию вычислить, наблюдение установить. Однако на рожон не лезть, взять, когда других бандитов рядом не будет, чтобы потерь избежать. Согласен, Миш?
Никодимов отозвался дежурным "разумеется", потому что вдруг задумался о том, не виноват ли он в том, что обиженный в школе Галкин пошел не туда.
– А что так вяло? – неожиданно резко сказал Квакин. – Кое-кто наверху недоволен сложившейся ситуацией, кое-кто переживает, успокоительные на ночь кушает. Порядок-то ведь нарушен. Непонятные злоумышленники подбираются к архиважному оборонному институту. Можно ругать-костерить кирпичевскую банду, но она, в каком-то смысле, выполняла прежние функции госбезопасности, недаром в ней столько экс-гэбэшников. И если ее создал сам академик Кирпичев и нарек своим именем, то правильно сделал. Она была в системе, на своем законном месте, а сейчас образуется вакуум и начинают дуть очень сильные сквозняки… Впереди нас ждут большие неприятности, если мы не разберемся с твоим одноклассником и его товарищами. Самохвалов у них в руках, и это означает, что кирпичевский институт у псов-витязей уже на прицеле. Кстати, институт прилично зарабатывал на продаже за бугор лекарств для стариков. Ну как, фантазия не заработала?
– Нет, – честно признался Никодимов, никак не беря в толк, при чем тут старики, и опять чувствуя свою умственную недостаточность.
– А мне видится дряхлый злодей, этакий синеватый Кощей с сильно повернутыми мозгами, который набрал команду маньяков и решил сильно удлинить свою преступную биографию.
5. Вот эта улица, вот этот дом
– Еруслан, ты всерьез утверждаешь, что родился до монгольского нашествия?
– Эй, нечего меня на базаре ловить. Монгольское нашествие для меня все равно, что прижевальская лошадь – сплошные непонятные слова. Поганые пришли, вот что. А родился я до прибытия этих самых поганых в лето 6465 в городище Пронск, от дружинного воя Лавра. Как батюшка стар сделался и перестал в дозоры ходить, то купил двор в Рязани, на Кожевенном Конце. И знаешь, что интересно, воду мы почти не пили, чтобы животом не мучиться. Пиво и медовуха, из яблок крепкое пойло варили.
Еруслан посмотрел куда-то вдаль и, словно увидев батюшку со жбаном пива, осклабился.
– А какие-нибудь документы у тебя были? – осторожно спросил Митя.
– Не такие, как нынешние ксивы, но были, вот тебе крест в этом. Я берестяную грамоту от князя в глиняный кувшин сховал и зарыл на огороде, едва прослышал, что татарские тьмы на нас едут. Дядька мой Егорий на Калке голову сложил, так что не в пример другим я робость сразу почувствовал. Ну, как бы понял, дело нешуточное.
Митя почувствовал, как непроизвольно напряглись мышцы его шеи, ибо наступал момент "икс", когда все решится.
– Еруслан, в старой Рязани много лет подряд крупно ковырялись археологи. Кажется, этот Кожевенный Конец вдоль и поперек перерыли. Результаты все в Интернет выложили. Какой там адресок у сайта, дай вспомнить, не греми цепом. Ну да, www. old-ryazan. ru. Ты как, не против заглянуть туда?..