- Да, мне-то придется сдувать пыль не меньше чем с пары сотен, - кивнул Ирвин с улыбкой. - Хотя нет, мне даже это делать запретили: какой-нибудь сосуд может покачнуться и упасть, если я дуну слишком сильно.
- Относись к этому серьезно, - посоветовал Зимария, откупоривая бутылку и разливая вино по бокалам. - Твои подопечные действительно смертоносны. Не шути с этим!
- Ладно, - Ирвин кивнул. - Просто я еще не привык… ко всему этому, - он неопределенно помахал в воздухе рукой.
- Понимаю, - кивнул Зимария, поднимая свой бокал. - Предлагаю выпить за твое удачное пребывание в Маор-Агтоне. Насколько это возможно.
- Согласен.
Они чокнулись и выпили. Напиток приятным теплом растекся по внутренностям Ирвина и вызвал легкое головокружение.
- Крепкий, - сказал он, ставя на стол пустой бокал.
- Вовсе нет, - покачал головой Зимария. - Должно быть, ты просто ослаб или переволновался.
- Может быть, - согласился Ирвин. - Не каждый день узнаешь, что навсегда останешься в башне, которую прежде и в глаза-то не видел.
- Да уж. Судьба наша незавидна.
- А ты веришь в рок?
- Будто моя жизнь заранее предопределена и даже записана в какой-нибудь книге? - уточнил Зимария. - Честно говоря, нет. Я родом из Казантара, где верят в свободу воли.
- Как это?
- Мы считаем, что каждый человек имеет возможность выбрать, как поступить. На самом деле возможностей не так много, как может показаться.
- Неужели? По-моему, вариантов могут быть тысячи. Как простому смертному узнать, какой из них верный? Не логичнее ли предположить, что выбор уже сделан кем-то более сведущим в таких вещах?
- Послушай, если я предложу тебе спрыгнуть с одной из галерей Маор-Агтона, то сколько у тебя будет вариантов ответа? - Зимария прищурился.
- Ну, полагаю, минимум три, - ответил Ирвин, задумавшись на пару секунд. - "Да", "нет", "потом".
- Правильно, а еще возможны "мне надо подумать" или "может быть". Но все это просто ответы, а не выбор. Окончательных же решений, которые ты в силах осуществить, только два: ты либо прыгнешь, либо нет. Согласен?
- В общем, да.
- И так практически всегда. Перед каким бы выбором ты ни оказался и какие варианты и возможности ни просчитывал, в действительности ты можешь принять только два решения: положительное или отрицательное. И моя религия считает, что человек вправе сам выбирать из них то, которое ему ближе. Он же и несет ответственность за свое решение, а не книга судеб, которую никто никогда не видел.
- Не все то, чего не видно, не существует, - заметил Ирвин, - но в твоих словах есть логика.
- Еще бы! Кроме того, жить, веря в свободу воли, куда честнее, ты не находишь? Люди склонны искать виноватых во всех своих ошибках, постепенно теряя чувство ответственности за собственные поступки. В конечном счете это должно привести к хаосу, ведь если ты не властен над собой, то тебе не может быть стыдно. Ты не чувствуешь за собой никакой вины. Можно делать все, что угодно, считая, что это неизбежно.
- Ты говоришь страшные вещи, - сказал Ирвин, - но… - он развел руками и неуверенно усмехнулся, - я даже не знаю, что тебе возразить.
- А стоит ли?
- Из тебя получился бы отличный проповедник.
- Возможно. Тем более что в своей стране я был жрецом. До того как попал сюда.
- Понятно, - Ирвин кивнул. - Что ж, думаю, мы еще не раз вернемся к этому разговору. А теперь, может, ты покажешь мне своих питомцев?
- С удовольствием, - Зимария поднялся. - Прошу за мной.
Они направились к клеткам, за которыми шевелились фантастические создания, плоды богатого и злого воображения колдунов, неуязвимые чудовища, наделенные подобием жизни ради одной цели - лишать жизни других.
Глава 7
Квай-Джестра направлялся навстречу послу Казантара, некоему Хоргу Аригану Дьяку, который должен был прибыть вместе со своей женой и слугами на легкой триреме. Ормаку казалось странным, что столь знатную особу не сопровождает почетный эскорт, поэтому решил возместить это упущение кораблями Урдисабана: три судна сопровождали его корабль, пышно убранный и богато украшенный.
К Первому Советнику подошел капитан Ремехад и приложил к глазу подзорную трубу.
- Странно, - сказал он через несколько секунд, - мы должны были уже увидеть их.
- Возможно, вы ошиблись в расчетах, - предположил Ормак.
- Кто знает, - капитан пожал плечами. В голосе его прозвучало сомнение. - Продолжим двигаться этим курсом. Иначе есть вероятность разминуться.
- Хорошо, - Ормак кивнул, - вам виднее. Главное, чтобы посол не принял нас за уримашских пиратов.
- Да, в этом случае могут возникнуть известные… неприятности, - согласился капитан. - Но мы поднимем условленный флаг, как только увидим казантарский корабль.
Плавание продолжалось еще около двух часов, прежде чем на горизонте показалась, наконец, трирема, выкрашенная в оранжевый и черный цвета. Она двигалась с большой скоростью, так что капитан Ремехад снова выразил недоумение по поводу того, что встреча произошла настолько позже, чем он предполагал, однако Ормак не обратил на его слова внимания, полагая, будто моряк просто не желает признать, что ошибся. Он приказал немедленно поднять белый флаг, в центре которого изображена черная лилия - условленный знак, по которому казантарская трирема должна узнать встречающий ее эскорт. Через пару минут на посольском корабле подняли такой же флаг. Ормак облегченно вздохнул и отправился в каюту готовиться к встрече. Он достал из драгоценной шкатулки верительные грамоты и перечитал свою приветственную речь. Хоть Ормак и выучил ее, но все же немного волновался. В основном потому, что прежде никогда не видел этого посла. Очевидно, тот был очень непрост, если его отправили в Урдисабан со столь сомнительной миссией - подтвердить шаткий мир между странами. Без сомнения, в Казантаре должны понимать, что империя будет расширять свои владения и конфликт двух государств неизбежен, но пока война не объявлена, как-то нужно создавать видимость мира.
Казантарская трирема быстро приближалась. Уже можно было различить нарисованные на ее изогнутом носу широко распахнутые глаза, но, присмотревшись, Ормак вздрогнул и невольно поморщился от отвращения: зрачков не было, только белое яблоко, и из-за этого корабль казался ослепленным. Раньше Квай-Джестра никогда такого не видел и не понимал, зачем нужно делать корабль незрячим, ведь это не поможет избежать рифов и отмелей. Он поднял подзорную трубу и поискал взглядом посла и через пару секунд заметил высокого черноволосого человека в роскошной синей мантии, расшитой золотыми изображениями различных музыкальных инструментов. На голове у него была круглая красная шапочка с плоским верхом, а на груди сверкала массивная цепь с медальоном. На руках он держал какое-то странное мохнатое животное с большими выпученными глазами и длинными руками, которыми оно все время суетливо цеплялось за одежду своего владельца. Рядом с человеком стояла женщина в белом платье. Что-то в ее фигуре казалось странным, но разобрать, что именно, пока было нельзя. Ормак велел сопровождавшим его вельможам и слугам приготовиться к встрече. На палубе расстелили роскошный ковер и принесли изящные кресла, расставив их так, чтобы представители обеих стран могли говорить, глядя друг другу в глаза. Моряки стояли у правого борта, готовые спустить широкий трап, по которому казантарец должен был перейти на трирему Квай-Джестры.
Корабли наконец сблизились настолько, что можно было осуществить переход, и рабы подняли весла, втянув их внутрь, чтобы не сломать при швартовке. Моряки на триреме Ормака приняли концы и подтянули судно посла. Намотав канаты на баки, спустили трап и отошли, уступив место урдисабанским вельможам и самому Квай-Джестре.
С казантарской триремы раскатали по трапу темно-синий ковер, на который ступили посол и его жена. За ними следовали четыре воина (видимо, телохранители) и двое слуг, один из которых нес в руках плоскую шкатулку резного дерева, а другой - продолговатый сверток, взглянув на который, Ормак подумал, что там может быть полуторный меч. Невольно он оглянулся на своих гвардейцев: успеют ли они защитить его, если казантарцы задумали покушение?
Когда процессия оказалась на борту урдисабанского корабля, Квай-Джестра приветствовал гостей легким поклоном. Посол ответил ему тем же, его жена сделала легкий реверанс.
- Доброго здравия, - сказал Квай-Джестра, - меня зовут Ормак Квай-Джестра, я Первый Советник Его Величества Камаэля Марад-Изтаэрда, Императора Урдисабана. Рад приветствовать вас на своей триреме. Это высокая честь для меня. Надеюсь, плавание на ней не покажется вам утомительным.
- Благодарю и приветствую, - ответил посол с вежливой улыбкой. - Мое имя Хорг Ариган Дьяк, барон Деморштский, уполномоченный посол. Это моя жена, дама Маэрлинна. - При этих словах Ормак поклонился женщине, та улыбнулась ему и сделала реверанс. - Мы с благодарностью принимаем ваше приглашение продолжить плавание на этом прекрасном судне.
- Не присоединитесь ли вы к скромному обеду? - спросил Ормак, отступая на шаг в сторону и указывая широким жестом на накрытый стол, стоявший на корме. - Я велел подать лучшее вино Ирменского замка.
- Я слышал о нем, - ответил посол, - замок славится превосходными напитками.
- Мой дед начал собирать, а отец пополнил коллекцию, - сказал Ормак, - сейчас в нашем родовом имении выращивают лучший виноград в империи.
- В таком случае мы не можем не принять ваше в высшей степени заманчивое предложение, - Дьяк улыбнулся. - Но прежде я бы хотел преподнести вам маленький подарок, если позволите. - В ответ на эти слова Ормак поклонился, и посол сделал одному из слуг знак подойти. Когда тот приблизился, держа на вытянутых руках шкатулку, Дьяк аккуратно поднял крышку и достал великолепную кольчугу гномьей работы. Это было сразу ясно: никто, кроме подгорного племени, не смог бы выковать более тонкой и легкой кольчуги. Эта же была, помимо всего, украшена серебряными пластинками с искуснейшей гравировкой, в узорах которой Ормак легко узнал символы своего родового герба - голову льва в окружении кленовых листьев. Вслед за кольчугой Дьяк извлек из шкатулки широкий пояс, собранный из стальных пластин, соединенных серебряной проволокой и инкрустированных горным хрусталем.
- Неужели… - Ормак невольно улыбнулся.
- Да, это сделано в Стальных Копях древними гномами, - подтвердил его догадку посол.
- Но откуда… - выговорил Квай-Джестра, принимая подарок и ощущая в руках почти волшебную прохладу металла.
- Не спрашивайте, - отозвался Дьяк, - пусть это будет моим маленьким секретом.
Ормак с восторгом рассматривал кольчугу и пояс, прикидывая, во что они обошлись. Если подобное преподнесли ему, то что же приготовили для императора? Очевидно, второй подарок был в руках другого слуги. Его пока не торопились вручать, и Ормак, сердечно поблагодарив за кольчугу и получив в дополнение к ней шкатулку, в которой ее привезли, пригласил гостей к столу.
Посол, его жена и небольшая свита (упомянутые телохранители и слуги) перебрались на трирему Квай-Джестры и продолжили путь в Тальбон на ней. Остальные суда следовали за ними на небольшом расстоянии. Один раз на горизонте заметили пиратов, но те не захотели связываться с несколькими кораблями и постарались поскорее скрыться из виду.
Через два дня все суда вошли в порт Тальбона. За четыре часа до этого Ормак послал в столицу Урдисабана почтового голубя с письмом, в котором предупреждал о скором прибытии посла Казантара, поэтому на пристани приплывших ждала толпа встречающих: любопытные, стражники, вельможи и сам император в окружении пышной и многочисленной свиты.
Сафир тоже был в числе сопровождавших императора и стоял в первых рядах, так что прекрасно видел, как причалили все четыре триремы, среди которых выделялось своими резкими цветами судно казантарского посла: черное с оранжевым, со слепыми глазами на носу.
Под звуки оркестра спустили трап, и посол в сопровождении Первого Советника сошел на берег Урдисабана. С ним была женщина, самая прекрасная из тех, что видел Сафир. На ней были очень просторные одежды, и, приглядевшись, он понял, что она беременна. Посол держал на руках странное животное, цеплявшееся за него длинными пальцами и хлопавшее выпуклыми глазами. Сафир звал, что многие вельможи Казантара держат дома экзотических зверей и часто носят их с собой, считая своими талисманами.
Началась долгая церемония знакомства и обмена дарами. Сафир стоял в двух шагах от императора Камаэля с безразличным видом, как и полагалось оруженосцу. Он впервые участвовал в подобном торжестве и поэтому старался ничего не упустить. Его восхитил подарок посла - великолепный полуторный меч, который он преподнес императору. Было удивительно, насколько клинок оказался прекрасно сбалансированным и идеально ложился в руку повелителя Урдисабана, что тот и подтвердил во всеуслышание, тут же примерившись к подарку. Можно было подумать, что меч ковали личные мастера императора, которым были известны мерки его руки и вкусы. Гарда тоже отличалась удобством и украшением: сделанная из серебра, она была покрыта глубокой гравировкой и инкрустирована рубинами. На эфесе красовалась орлиная голова, символ императорского Дома Марад-Изтаэрдов.
В конце церемонии Сафира ждала приятная неожиданность: его представили в числе других вельмож и император Камаэль объявил, что лорд Маград является уполномоченным сопровождающим посла, после чего Сафиру пришлось занять место позади казантарца и, таким образом, пополнить его свиту.
Во дворец добрались в паланкинах. Вокруг шли закованные в доспехи мечники, а дорогу расчищали гвардейцы. Сафир ехал на своем новом жеребце и прислушивался к разговору посла и императора. Его услуги пока не требовались. Он не очень понимал, почему его заранее не предупредили о той роли, которую ему отвели на время пребывания казантарцев в Урдисабане, но подозревал, что от него потребуется не только сопровождать посла, но и следить за ним, выполняя обязанности шпиона.
Во дворце сотни слуг расстилали ковровые дорожки перед процессией, распахивали двери, разбрасывали лепестки роз, которые летели с высоких балконов и галерей подобно фантастическому благоухающему дождю.
Прием начался с торжественной трапезы. Зал был украшен флагами Урдисабана и провинций. Под потолком пестрели пышные гирлянды цветов, натертые воском полы сверкали в солнечных лучах. Слуги в длинных ливреях носились по дворцу с подносами, столовыми приборами, посудой, яствами и прочим.
Сам обед, устроенный в честь посла Казантара, тоже был великолепен. Еще накануне повара и их помощники принялись стряпать кушанья и отбирать вина, начищать столовые приборы и посуду. Всю ночь кипела работа, и утром поваров сменили их товарищи, которые с новыми силами принялись за приготовления.
Некоторые сорта вин заливали в особые приборы для подогревания - бронзовые сосуды с трубой посередине, куда засыпался горящий уголь. Также был популярен армол, очень крепкий и терпкий напиток, который готовили из айхевая, корнеплода, основным поставщиком которого были Дома Маградов и Квай-Джестров.
Гордостью урдисабанских мастеров была стеклянная посуда, производство которой требовало немалого труда и искусства. В прозрачную массу добавляли синюю, красную или зеленую краски, получая не только цветные, но также тонированные и пестрые изделия. На подобных блюдах подавали самые изысканные кушанья, в основном сладости, для производства которых из свеклы и тростника добывали сахар. Кулинары постарались на славу и по случаю приема заставили дворцовые кухни многоярусными тортами, пирожными и сухофруктами. Гостей ожидали также различные прохладительные напитки из меда, лимона, апельсинов, груш и винограда.
Обед, устроенный в честь посла Казантара, отличался от обычной трапезы простых жителей Урдисабана так же, как полдень отличается от заката.
Трапеза началась с традиционной молитвы богам о процветании государства, императора и гостей. Затем жрец в роскошных белых с золотом одеждах совершил жертвенное возлияние: выплеснул из ритуальной чаши несколько капель вина на жаровню, дым от которой, как считалось, поднимается прямо в небесные сферы и попадает на пир богов.
После этого все сели за стол. Обед начался с закусок. Были поданы разнообразные салаты, яйца, приготовленные всеми мыслимыми способами, устрицы, маринованная рыба, креветки и на отдельных огромных блюдах - омары, сверкающие золотистыми панцирями. К ним полагались разбавленные сухие вина.
После закуски на столах появились: жареные гуси, утки, журавли, аисты, кабаны, фаршированные яблоками и грушами, запеченные голуби и бекасы, зайцы, обложенные сливами и нарезанными апельсинами, оленина, фазаны и зажаренные целиком куропатки, тетерева и глухари. Повара императорского дворца по праву гордились павлиньими и соловьиными языками, паштетами с острыми специями, соусами, а также копчеными, вареными и кровяными колбасами, горами возвышавшимися в центре столов.
Вторым блюдом были пироги с разнообразной начинкой. Они имели различную форму, иногда даже фантастических животных. К ним подали сладкие напитки, в том числе мед.
На третье были фрукты, засахаренные орехи, печенье и пирожные. Повара приготовили несколько огромных тортов в форме лошадей, оленей и грифонов, а специально выписанные из Ольсмейла мастера изготовили для императорского стола разнообразные конфеты, которые красовались в изящных хрустальных вазах. Их делали из теста с медом, используя также цукаты, мармелад и особый коричневый порошок, привозившийся из дальних южных стран и придававший конфетам приятную горечь.
В перерыве между переменами блюд слуги наполнили кубки присутствующих вином и поставили на столы сладости и пряности. В трапезную вбежали люди в пестрых одеждах и ярко раскрашенных масках. Выражения некоторых были зловещими, других - наивными, третьих - добрыми, четвертых - печальными. Белые, синие и красные парики походили на пышные шапки и спускались до пояса. Это были актеры, как пояснил Дьяку Сафир. Они должны были дать короткое представление, чтобы гости не скучали. Пока расставлялись декорации, Сафир рассказывал послу о происхождении урдисабанского театра.
- Первый театр в Урдисабане, - говорил он вполголоса, время от времени поглядывая через стол на Армиэль, - появился восемьдесят лет назад и постепенно разделился на два вида представлений: театр кукол, давабари, и театр масок, карадра. - Сафир говорил и чувствовал гордость за то, что в Урдисабане есть чем поразить посла. Пусть, думал он, казантарец видит, что в империи не только великолепные дворцы и мощные крепости, сильная армия и красивые корабли, но также процветающее искусство.
- Все роли в театре исполняют мужчины? - неожиданно спросил посол, внимательно наблюдавший за актерами.
- Само собой.
- Почему?
- Разве это не очевидно? - невольно вырвалось у Сафира. Спохватившись, он добавил: - Женщина не должна появляться на людях иначе чем в сопровождении мужчин. Ей не место на сцене.