Что такое Выбор, шаман знал. Это слово с большой буквы означало, что ведьма выбрала себе мужчину. Одного до самой смерти, своей или ее избранника. И теперь вся жизнь этой маленькой прекрасной женщины с непомерной колдовской мощью будет направлена на приручение и защиту интересов будущего мужа, а так же на рост его силы, чтобы он мог соответствовать своей подруге. Это было плохо. Очень плохо. Потому что после Выбора мощь ведьмы вырастала на порядок, это был дар Кама-Нио дочерям, дабы они выжили. И ради своего избранника ламии способны выжигать города и сметать с лика планеты целые племена и народы. Но обычно ведьмы выбирали себе пару среди нанхасов. А тут случай особый, избранник - оствер.
- Кто он? - спросил верховный шаман.
- Граф Уркварт Ройхо.
- Он имперец. Враг. Проклятый оствер и убийца наших людей.
- В первую очередь он прямой наследник Рунного рода Справедливость.
- И давно ты узнала, кто тебе предназначен?
- Шестнадцать месяцев назад. Мой избранник вошел в одно из Мертвых Озер, рядом с которым находится Ее статуя, и Кама-Нио показала мне его.
- И поэтому ты прикрыла своего мужчину?
- Конечно.
- Ладно, это понятно. Но отдай нам его отряд. Забери графа и уходи куда хочешь, а остальных брось.
- Нет, и ты знаешь почему, Риаль Катур. Пока избранник и мой будущий супруг не достиг определенного порога силы, а это может занять не один год, а то и десятилетие, я не могу его контролировать. Мне нужен человек, который станет моей опорой в жизни и исполнителем воли богини в реальном мире, а не безвольная кукла-марионетка. Значит, я не посмею принуждать его к чему-либо. А сам он, по доброй воле, своих воинов не бросит.
Старик покивал головой, помедлил, и задал новый вопрос:
- Выходит, что теперь ты покинешь наш род, и мы станем врагами?
- Род я покину. Но врагами мы не будем. Мне безразличны остверы и я не стану помогать им, точно так же как и вам. Для меня важен только один человек. Поэтому вместе с его отрядом я уйду в империю, и буду рядом с ним.
- Ты ламия, а остверы ненавидят вас и считают тварями бездны, которые даже хуже чем вампиры, а храмы Кама-Нио, вашей матери, давным-давно стали святилищами заштатной богини Улле Ракойны.
- Ну и что? Богиня, как и ее дочери, многолика, и нам все равно как зовут нашу мать и покровительницу, Кама-Нио или Улле Ракойна. И разве я не могу менять свое обличье? Легко. И это решит проблему.
- А если у этого графа, который тебе приглянулся, уже есть женщина, и он ее любит?
- Она не помеха. Когда придет час, Уркварт станет моим. Пока, он может жить так, как пожелает. Но, в конце концов, все сложится так, как это необходимо мне.
- Ладно, это твои заботы. Ты вольна поступать так, как пожелаешь. Ну, а мы, выходит, должны вернуться назад без победы, и не отомстив?
- Да.
- А если мы ослушаемся тебя?
- Вы только потеряет время, а возможно, что и умрете, уважаемый Риаль. Или ты забыл кто я? Так можно напомнить. Я ламия - потомок и жрица богини, которая дает жизнь всему сущему, ибо она воплощение природных сил. Поэтому я даже не стану с вами биться, и если вы проявите упрямство, нашлю на вас новую бурю. После нее нити ваших жизней оборвутся, и вы все умрете. Ты это понимаешь, и не ослушаешься меня.
- Я могу бросить тебе вызов, - губы шамана крепко сжались, и превратились в еле заметную кривую линию.
- Ха-ха! - засмеялась ведьма. - Вот были бы с тобой рядом лучшие ученики, человек двадцать-тридцать с артефактами, наверняка, ты решил бы со мной побороться. Но их нет, так что поворачивай назад.
Глаза ламии стали подобны двум острым кинжалам, которые проникали своими невидимыми лезвиями в душу шамана. В них была решимость убивать, и в этот момент ведьма больше походила не на прекрасную женщину, а на дикого зверя. На безжалостную хищницу. И машинально, чувствуя угрозу, Риаль Катур потянулся к висящему на груди боевому артефакту. Но в то же самое мгновение, он почувствовал, что его сердце остановилось. Только что оно билось, и вдруг, полная остановка. Миг! Сердечная мышца снова заработала и опять погнала по венам кровь. Это было предупреждение. И понимая, что при повторной угрозе, ведьма просто-напросто убьет его, верховный шаман осторожно опустил правую ладонь обратно на ногу, вновь сосредоточил все свое внимание на Отири, вдохнул и выдохнул, успокоился и спросил:
- Что мне передать Фэрри Ойкерену и не надо ли переслать весточку твоей матери?
- Мать уже обо всем знает. Она одобряет все мои действия, и благословила меня. А вождю скажи, что пусть не повторяет ошибок своего сына, а иначе его ждет та же самая участь - смерть от меча родственника.
- А разве Мак Ойкерен был убит сородичем?
Ламия мотнула головой назад, в сторону выхода:
- Там Вервель Семикар. Спроси его, как и при каких обстоятельствах, погиб Мак, и он тебе все расскажет.
Отири встала, и шаман последовал ее примеру. В шатре сразу же стало тесно, и когда ведьма повернулась к Катуру спиной, он сказал:
- До свидания Отири.
- Прощай шаман. Готовься к переселению в дольний мир. Время твоей смерти приближается, и мы больше никогда не встретимся. А жаль, ты хороший человек и похож на моего отца, твоего старшего брата.
Полог шатра вздрогнул, и ламия исчезла, а шаман поежился, не от холода, а от слов ведьмы, которая сказала их так, словно точно знала, когда и как он умрет. Впрочем, смерти древний старик не боялся, пожил хорошо, есть внуки, правнуки и продолжатели дела, ученики. Однако ему было неприятно, что кто-то знает о нем нечто, чего не знает он сам. Но с этим ничего не поделаешь. И усевшись обратно, шаман послал мысленный зов: "Вервель!"
Семикар появился практически сразу, видимо, охранял покой верховного шамана. И поклонившись, он сходу выпалил:
- Учитель, погода настраивается. Мы продолжаем погоню?
- Нет Вервель. Мы идем к горе Анхат. Между нами и остверами ламия, и ее не одолеть.
- Понял. Мне отдать приказ, чтобы воины седлали оленей?
- Да. Но перед этим ты расскажешь мне, как погиб Мак Ойкерен.
Было, Семикар открыл рот, и хотел сказать, что он про это ничего не знает. Но верховный шаман не даром самый сильный чародей рода и он был его учителем, а значит, соврать ему было нельзя. Поэтому спустя три минуты Риаль Катур уже знал, как и от чьих рук принял смерть бывший сотник разведчиков и сын вождя. При этом он полностью одобрил действия старшего Ойкерена, и велел своему ученику по-прежнему хранить тайну. А через час хмурые воины и хранившие напускное спокойствие шаманы, оставив в покое подлых остверов, которым повезло, повернули своих оленей к горе Анхат.
Северные Пустоши. 17.12.1405.
Спустя несколько дней после того, как мы оторвались от северян, наш отряд покинул леса и вышел на испещренную рощами и оврагами равнину севернее горы Юххо, возле которой этой осенью я прихватизировал золото гвардейцев Квинта Первого Анхо. Вдали появились заснеженные вершины, западные отроги Аста-Малаш. Погода как на заказ. Светит солнышко. Видимость превосходная. Мороз несильный. Под копытами наших исхудавших, но все еще крепких лошадей, для которых заканчивался овес, неглубокий свежий снежок. Настроение у всех превосходное, скоро мы достигнем гор, перевалим через хребты и выйдем к морю, а там до моего родного замка рукой подать. А в дополнение к этому еще одна добрая весть. Наши маги, которые получили неизлечимые даже "Полным Восстановлением" магические повреждения, с каждым днем чувствовали себя все лучше, а сегодня даже смогли сесть на лошадей и самостоятельно проехать десять километров. Правда, Алай Грач все еще до сих пор не поднялся и продолжал оставаться пассажиром брезентовых носилок, но он уже в сознании и это отлично. И хотя жрецу, по жизни весомому и солидному человеку, не нравилось, что за ним ухаживают, словно за малым ребенком, кормят его, помогают справить нужду и обмывают, скрипя зубы, он принимал заботу дружинников, и старался не ворчать. Кремень человек. Не ломается и держит себя в руках. Вот что значит служитель культа воспитанный на староимперских традициях. Уважаю!
День сегодняшний мало, чем отличался от вчерашнего. Движение идет нормально. Троллей, нечисти или еще каких-либо опасных тварей, подлежащих немедленному уничтожению, нигде не наблюдается. Все как обычно. Но так продолжалось до часу дня, когда сначала дозорные, а затем и все остальные воины увидели впереди черный клуб дыма. Расстояние до пожарища было небольшое, всего пара-тройка километров. И по-хорошему, следовало бы обойти это место стороной. Однако после боя за переправу через Эйску и последней драки с северянами, в которой основная тяжесть легла на меня и моих дружинников, барон Хиссар чувствовал себя несколько некомфортно, так как считал, что должен был помогать мне. Ну и, как следствие, отставной лейтенант гвардии рвался показать себя в деле и пожелал отправиться на разведку в сторону пожара. Я ему не возражал. Тем более что, по словам моего основного проводника в этих местах, Рольфа Южмарига, где-то неподалеку находилась небольшая деревушка одичавших ишими-барцев, а нам требовался провиант для людей и корм для лошадей. Достать припасы в округе негде, зима и вокруг пустоши, так что как вариант мы заранее рассматривали возможность потрусить местных жителей на мясо, сено, зерно и овощи. Но Рольф не знал, где они проживают, и налет на дикарей планировалось осуществить лишь в том случае, если мы на них напоремся, а специально тратить время на их поиск, отряд не мог. И вот, впереди дым, а значит, там разумные существа, с которыми, возможно, предстоит бой.
Мы с Хиссаром отдаем команды своим воинам. Дружинники облачаются в доспехи и кольчуги, надеваются шлемы, заряжаются арбалеты и готовятся энергокапсулы, и после этого начинается движение. Вперед уходит сотня барона, а за ними следует моя и остатки отряда Анхеле. Люди напряжены, но после всех приключений и схваток с противником, который остался за нашими плечами, драка с дикарями или с троллями никого не пугала, особенно, после того, как стали оживать чародеи. А что касательно меня, то, видя уверенность людей, чувствуя их молчаливую поддержку, и не ощущая никаких тревожных посылов от предков из дольнего мира, я не напрягался и излишне не нервничал. Ну и как показали дальнейшие события, вел я себя вполне адекватно.
Сложностей или проблем в районе пожара не было. И когда жеребец вынес меня на небольшой лесистый холмик, вершина которого была усеяна мелкими осинками и березками, я увидел внизу следующую картину. Заснеженное поле, на окраине которого догорает огороженная низким частоколом бревенчатая изба и пара амбаров, а рядом с ними идет бой. Пятеро гоцев, по виду молодняк, размахивая здоровенными дубинами, пытаются достать кого-то из всадников Хиссара, а ветераны, как, и положено, под удар не подставляются и в переговоры с мутантами не вступают. Конная карусель вокруг противника. Выстрел из арбалета. Отход и перезарядка. Грамотная тактика, которую я в свое время уже обкатал в Тенистой долине Герцогства Григ. И через пару минут, отметив, что помимо боевой группы, которая уже добивает гоцев, барон озаботился разведкой и прикрытием, и моя помощь ему не требуется, я приказал своей сотне сделать привал, а сам с десятком сержанта Амата спустился с холмика и подъехал к Хиссару.
- Видел, как мы их сделали? - спросил меня улыбающийся барон и кивнул на мутантов, тела которых лежали на снегу и кровянили своей рудой его чистую белизну.
- Да, - согласился я, - видел. А ты чего так радуешься?
- Это же гоцы!? - удивился барон. - А мы их вчистую сделали. Про этих тварей столько страшных историй рассказывали, и я когда их увидел, подумал, что нам тяжко придется. Однако все получилось легко. Вспомнились твои рассказы, и я все сделал, как ты говорил.
- Это правильно, - я указал рукой на горящие постройки, и спросил: - Трупов не было?
- Нет, - Хиссар отрицательно покачал головой. - Только гоцы, которые вокруг избы приплясывали.
- А следы?
- Была одна пара следов маленького размера, которые в лес вели.
- Погоню послал?
- Само собой.
Только он это сказал, как из лесной чащобы вышла тройка его дружинников, один из которых тянул на плече какой-то мешок. Но когда дружинники приблизились, то стало заметно, что это человек, только маленький, может быть, карлик или ребенок, пока определить было невозможно.
Воины остановились перед нами. И тот, кто нес на себе груз, крупный кряжистый мужик лет сорока, скинул его на снег и доложился Хиссару:
- Господин барон, приказание выполнено. Прошли по следам, и нашли девчонку. Пока поймали, намаялись, быстрая больно, а когда ее схватили, она меня укусила.
В доказательство своих слов, мужик приподнял правую ладонь, внешняя сторона которой была украшена двумя красными полукружьями.
- Она человеческий язык понимает? - спросил у него Хиссар.
- Вроде бы… - воин улыбнулся. - Девчонка на нас ругалась, но как-то не понятно. Одно слово разбираем, а два нет.
Добыча дружинников Хиссара пошевелилась, встала, и можно было ее разглядеть. Худое истощенное создание, облаченное в потертую куртку и рваные штаны из оленьих шкур. Из обуви что-то отдаленно напоминающее сапоги. Рост метр шестьдесят, волосы черные и в колтунах. Натуральная дикарка, у которой, наверняка, все тело и голова в блохах и вшах. Однако сама по себе она нас не интересует, нам нужна информация о том, где ее деревня и есть ли там припасы. Поэтому мы с Хиссаром оглядели пленницу, сделали выводы о том, как здесь люди живут, и барон, обратившись к девчонке, начал допрос:
- Ты кто? Как тебя звать?
Дикарка, словно ожидая неминуемого удара, сжалась в комок, оглянулась по сторонам, и промолчала. Барон кивнул на нее одному из своих воинов, тот угрожающе надвинулся на нее, и пленница заговорила:
- Мини звать Никки.
Акцент был ужасный, но что сказала дикарка, мы поняли. Воин, услуги которого не понадобились, отступил, а Хиссар продолжил:
- Где твоя деревня?
- Та-тама, - девчушка кивнула за лесок, из которого ее приволокли. - Но живых никого нетути. Был первый листопад, и гор-гоцы всех убили. Одна Никки спаслася и сюда прибежать. Здесь дом знахаря быть, дедушки. Он тоже умереть, но давно. И потом здесь только мужчины жить, зверя бить и за местность смотреть.
- Значит, ваша деревня была захвачена гоцами, люди погибли, а ты уцелела и в доме своего дедушки жила? - уточнил Хиссар.
- Да-да. Так есть.
- Далеко деревня?
- Ногами с утра до половины дни идтить. А на кониках рядом.
- Гоцы деревню сжигали?
- Не знать. Не видеть.
- Покажешь, где вы жили?
- Показать? Да.
- А гоцев на вашу деревню много напало?
- Ай, многовато, - девчонка вскинула перед собой грязные узкие ладошки, и три раза их сжала, тем самым обозначила три десятка.
Барон засыпал пленницу вопросами, но основная информация уже была получена. И если дикарка говорила правду, то могло так получиться, что кое-что в деревеньке после осеннего налета мутантов уцелело. Немного продовольствия в лесных схронах, которые Никки была готова показать. Луговое сено в стогах, которым местные жители кормили стадо общинных коров. Ну и еще кое-что по мелочи. И вскоре, закончив допрос девчонки, мы с Хиссаром отъехали немного в сторону, и он, кивнув на дикарку, спросил:
- Как думаешь, она говорит правду?
- Посмотрим, - я посмотрел на пленницу, которая серым грязным комком без движения застыла на снегу. - Вроде бы она не лжет, на неточностях я ее не поймал, и фальши в голосе не было.
- И что станем делать?
- Направимся в сторону деревни. Гоцев рядом нет, наверняка, мы с охотничьей партией столкнулись. Так что организуем лагерь, посмотрим схроны дикарей, лошадей покормим и дадим своим людям отдых. Дозоры и охрану, естественно, удваиваем, и я оборотня в разведку пошлю, пусть следы гоцев посмотрит.
- А с девчонкой что?
- Хм! Не знаю. Нам она ни к чему. Рабами я не торгую, а брать на себя ответственность за дикого человека не стоит. Давай ее здесь оставим. Дадим ей немного продуктов, если в лесных тайниках что-то есть, одну палатку и пусть живет, как знает. Повезет, по весне набредет на кого-то, кто ее приютит. А нет, тогда девчонкой гоцы перекусят или ее нанхасы прирежут.
- Ни-ее-е-т! - разнесся над окрестностями истошный крик пленницы, которая подскочила вверх, словно ее пружиной подбросило, и кинулась к нам.
Один из воинов попытался заступить ей дорогу и схватить маленькое тельце. Но его руки прошлись над головой Никки. А девчонка, ловко перекувыркнувшись по снегу, подкатилась к брюху моего жеребца, который нервно всхрапнул, обхватила мой сапог ладошками и быстро-быстро, захлебываясь, зашептала:
- Господине, не бросать Никки! Не бросать! Я одна! Страшно! Спаситите мине! Возьмите с собой Никки господине!
Раскрытой ладонью я остановил дружинников, которые хотели оттащить от меня дикарку, посмотрел в ее зеленые, может быть, немного колдовские глаза, в которых светился недюжинный ум и было нечто завораживающее, сделал себе в памяти отметку, что у нее отличный слух, и сказал:
- Замолчи!
- Да-да! - пленница опустила взгляд, и плечи ее вздрогнули, словно она заплакала.
- Что делать умеешь?
- Шить могу, - все так же, не поднимая взгляда, ответила она, - полезные травки, лепестки, корешки знаю, дедушка научить, и могу охотиться.
- Ну, шить ты точно не мастерица, - усмехнувшись, я в очередной раз обратил внимание на ее оборванный и неряшливый вид, - а вот насчет остального посмотрим. Решено! Беру тебя с собой!
- Благодарность, господине! Благодарность!
Согнувшись и не показывая своего лица, Никки отпустила мой сапог, и отошла в сторону, а Хиссар поинтересовался:
- Почему свое мнение поменял?
- Не знаю, - ответил я. - Наверное, глаза ее умные понравились, есть в них что-то необычное.
- Ну, как знаешь, - барон почесал кончик своего носа, и спросил: - Раз все решили, начинаем выдвижение к деревне?
- Да.
- Я впереди?
- Если ты не против.
- Только "за". Вдруг еще гоцев встретим, а мои дружинники только размялись.
Сказав это, Хиссар собрал своих воинов, и по указанным дикаркой приметам, вдоль небольшой речушки, текущей на северо-запад, устремился к поселению дикарей. А я дождался своих людей и добровольцев покойного Анхеле, приказал выделить для Никки одну из запасных лошадок, какая посмирней, и последовал за ним. И в итоге, выяснилось, что дикарка нас не обманула. К концу дня наши лошади уже ели превосходное луговое сено, а дружинники из слегка подпревших овощей, каких-то круп и вяленого мяса варили наваристый суп.
Так закончилось последнее приключение, которое произошло с нами в северных пустошах в этом походе. И хотя до имперских границ путь был неблизкий, повоевать нам больше ни с кем не довелось. Погода по-прежнему благоприятствовала. А благодаря запасам уничтоженных мутантами дикарей мы не голодали, и нам не пришлось тратить время на организацию охоты. Поэтому только движение. Все время вперед и вперед! К дому! К родным! К любимым женщинам и мирным заботам!