* * *
Я собирал себя по кусочкам. Возможно я был похож на осторожную подводную лодку, которая не спешит выныривать на поверхность. Про выныривать – это я конечно не про воду. Не в воде я уже был, это я понял. Была боль в мышцах и костях. И во всем. Я даже не мог сказать, где её нет, или хотя бы, где она меньше. Её было так много. Но это была даже не честная чистая боль. Это была боль с дурнотой и слабостью. Отвратительное сочетание – боль со слабостью, которую ощущаешь каждой клеткой. Это было так невыносимо, что я снова ускользнул в темноту. Мы с ней уже сдружились. Если ты уже попал её в лапы, чего ж её бояться? Она приняла меня и стерла как губка стирает мел с доски. Второй раз я вынырнул в сознательнее состояние когда услышал голоса. А может, я их и раньше слышал. Просто голоса были, когда я очнулся. Я не мог понять что они говорят, слова шли фоном, это раздражало. А веки все равно не открывались. Как у Вия… Поднимите мне веки… Не хотите? Ну и хрен с вами… - Убрать перископ, срочное погружение. Темнота.
Еще раз вынырнул, когда в меня какую-то гадость вливали. Горькую как я даже не знаю что. Поддерживали за голову, и лили в рот аккуратно. Только у меня все равно больше из рота вытекало и текло по плечам. Это потому что язык не работал, лежал внутри как шершавый фантик. Зато то что по плечам текло, почему-то порадовало – я чувствовал тело, где стекала жидкость. Но та что все-таки попала в рот… Что за мерзость, и даже в животе противно. Дайте запить… Мне не сказать, у меня язык-фантик… Не хотите… Перископ вниз…
Опять кто-то что болтал. Я постарался вслушаться, и смог различить, что один голос мужской, а другой женский.
- Зряшные хлопоты, - сказал мужской.
- Терпение, - сказал женский.
- Я не против, - сказал мужчина. - Убыток с него невелик. Тюня ему в рот клетей не опустошит, год не голодный. У тебя есть игрушка на зиму. Только не прикипай к нему слишком сильно. А то я буду ревновать.
- Ты же знаешь, я люблю полных, - тихонько засмеялась женщина. - Как же ты можешь ревновать меня к скелету?
"Разве я скелет? Я не скелет", - подумал я…
Женский голос не дал мне довершить мысль:
- Кроме того, если я его выхожу. Он мне будет скорее как сын.
"Какой я тебе сын? Мы с Настькой сами собираемся сына делать на следующий год"…
- Ну разве что сын. Родить-то похоже посложнее, чем этого выходить будет…
- Это ваше мужское участие в родах все время одинаковое – опять засмеялась женщина. - А нам трудно рожать первого. Второго уже легче.
- Ну и как этот?
- А что этот? Лежит, не орет. Даже когда напрудит под себя… Все бы дети так.
"Вот ты все врешь… никогда я под себя…"
Я хотел возмутиться, но на это было нужно слишком много сил.
И вообще, я только брался думать какую-то мысль, которую мне подсказывал их разговор, а они уже перескакивали на другую тему. Они говорили слишком быстро, а я думал медленно. Я устал. И спрятал перископ.
Что-то опять совали мне в рот. Текло. Я хотел возмутиться, но оно текло, пахло – и я вдруг почувствовал дикий голод. Я пробовал это жевать, но оно не жевалось. У меня стала такая слабая челюсть, что я не мог откусить ни кусочка. Но если я сдавливал – то текло. Так было не помню сколько раз. Несколько раз я просыпался когда меня вертели. Но это было не интересно, и я уходил.
Однажды проснулся, и открыл глаза. Было не слишком ярко. Скорее полутемно. Это хорошо. Потому что глаза все равно болели и слезились. Не черном потолке трепетали свет и тень, это напомнило мне игру света и тени там, в разломе стены, где жил белый снежный червь – и мне стало неприятно. Я попытался снова улизнуть, но в этот раз почему-то не смог. Тогда я еще понаблюдал за всполохами света, но мне стало скучно. А больше ничего не было. Для того чтобы еще что-то увидеть, надо было повернуть голову. Я в сторону повернул, и увидел деревянную стену. Полежал. Потом я напрягся и попытался поднять голову. Никогда не знал, что у меня такая тяжелая голова… Я все-таки её поднял. Я лежал, накрытый чем-то рыжим. А передо мной, боком сидела фигура, похоже женщина, и время от времени махала руками. Движения повторялись. Какие-то странные пассы. Я не видел отчетливо, в глазах слезилось и плыло. Но я не мог понять, зачем она махает. Наверно она была какая-то колдовска. Но я не верю в колдовство, вот глупая.
Я попытался что-то сказать, и женщина подняла голову.
- Очнулся. - Сказала она. - Он очнулся.
- Ура! Ура он очнулся. Мой улов очнулся! - Завопил кто-то тонким детским голосом.
- Цыц, оголец! - Крякнул мужской голос, и оголец заткнулся. Я не уверен слышал ли звук затрещины.
Женщина вроде встала, и подошла ко мне. Но я устал, голова упала, и темнота пришла сама, без приглашения.
Одно я перед погружением успел понять точно.
Это не больница.
* * *
Оказывается женщина не колдовала. Я просто в тот раз не смог разглядеть. Она пряла. Теперь я отчетливо видел и её, и её нехитрые приспособления в виде доски с зубцами и какой-то подвесины, с помощью которых она создавала нить. Даже на вид нить казалась очень грубой. Я некоторое время наблюдал за женщиной. Её монотонный труд и спокойное выражение лица – будто в её распоряжении целая вечность, успокаивали. От женщины словно шла безопасность. Она была уже не девочкой, светловолосая, фигуру в её длинном рубахе платье особо было не разглядеть, но судя по всему она была склонна к полноте, и руки её творившие ткань тоже были пухлые, но ловкие и умелые. А цвет лица с ядреным румянцем говорил о крепком здоровье. Её бы на плакат рекламы какого-нибудь там… деревенского творога. Я бы наверно наблюдал за ней еще, но она сама взглянула на меня.
- Очнулся, - сказала она.
- Улов очнулся! - Обрадовался тонкий голос. Я с трудом обернулся на него, но взгляд уперся в занавесь. Зато я совершенно определенно услышал звук подзатыльника.
- Ты через полгода уже сможешь носить оружие, Лейв, - раздался мужской голос из-за занавеси. Учись вести себя степенно.
- Подумаешь… очнулся… - проворчал из невидимой мне части мира старческий ворчливый голос. - Экое диво. Все мы каждый раз после ночи приходим в себя. А те кто любит выпить лишнего, - и того чаще.
Занавесь отдернули и в поле моего зрения появилось двое. Первым вошел крупный черноволосый мужик, с основательным лицом и спокойными глазами. За ним за занавесь ввинтился какой-то русоволосый постреленок. Мужчина смотрел на меня оценивающе. Постреленок с неимоверным любопытством, как на великую диковину. Я машинально обратил внимание, как они одеты. Мужик был в некрашенных холщевых штанах и рубахе, и в какой-то кожанной жилетке оттороченой по плечам коротким мехом. На ногах сапоги со свободными голенищами. Пацан – лет тринадцать-четырнадцать на вид ему было, здоровый уже парнище – был вообще длинной рубахе ниже колена, и каких-то невнятных чоботах. Штанов у парня не наблюдалось… Сектанты-натуралисты… Наряды смущали. Но как и в женщине, в мужчине не было угрозы.
Мне было тяжело смотреть на них, шея затекала. Несколько секунд, и я почувствовал как я слаб. Я попытался пошевелиться. Женщина встала, подошла поближе, и поправила что-то у меня под головой. Мужчина же подошел поближе, и теперь мне было легче на него смотреть.
- Ты помнишь себя? - Спросил мужчина.
Хороший он задал вопрос. По форме странный, а по смыслу правильный.
- Да. Я себя помню.
- Как твое имя?
- Митя… - Сказал я. Запоздало мелькнула мысль, что так представляться не очень солидно. Как никак, не десять лет.
- Митъяр-рр? - Вопросительно зарычал мужчина катая "р". Странно, так чисто говорит по-русски, а имя выговорить не может.
- Дмитрий Владимирович, - пользуясь моментам поправился я, постаравшись выговорить имя и отчество максимально четко.
- Дим… Дим-митар-р Вальдимаррсон…
"Ну что-то вроде. Как странно…", подумал я. А вслух сказал.
- Да.
Мужчина кивнул.
- Я - Вермунд сын Торрода. Это – он указал на пацана – мой сый Лейв. Это – показал на женщину – моя жена Халла. Она тебя выходила.
- Спасибо, - я повернулся к женщине и произнес это со всей искренностью, на какую был способен.
Женщина молча улыбнулась. Это была добрая улыбка.
- Мы с сыном и старым Оспаком пошли к озеру, справить подледный лов. - Продолжил мужчина. - Мы как раз шли в том месте, где в озеро впадает река. Тебя принесла вода. Повезло, что мы заметили тебя, еще немного и течение унесло бы тебя в озеро под лед. Ты всплыл бы только по весне. - улыбнулся мужчина. - Повезло, что твоя одежда зацепилась и примерзла к дереву. Сам ты держаться не мог. Ты везучий.
- Это не отнять… - согласился я.
- Как ты оказался в реке?
Я задумался. Я помнил как оказался в реке. И упыря из пещеры помнил. Проблема в том, что я не знал, где я вообще нахожусь. Один вопрос тянул за собой другие, и когда этот мужчина Вермонд дойдет до этих вопросов… я даже не знал как ему отвечать.
- Ты не помнишь?
Но была ли пещера? Чего стоит моя память? Я долго был болен. Мне привиделся гигант и его червь? Но ведь и здесь… это ведь явно не российская глубинка. И, - нет я знал, что та тварь мне черт её дери, не привиделась.
- Я шел с горы. - Решился я. - И наткнулся на жилье в скале у реки. Там внутри был… Огромный… зверь похожий на человека. Он хотел съесть меня – обыденным тоном сказал я.
- Ты встретил трётля! - Восхищенно открыл рот подрастающий наследник Лейв.
- Тихо Лейв, - поднял руку Вермунд, и Лейв наученный горьким опытом тут же отодвинулся, но продолжал пожирать меня глазами.
- Я видел в пещере здорового урода, который путает людей с козлами, и натравливает на них белую ползающую дрянь.
- Снежный червь! - Выдохнул в полном восторге Лейв, и – молчу-молчу… - зажал он рот, глянув на отца.
- Ты встретил трётля, - озабоченно повторил за сыном Вермунд. - Где это? Ты можешь сказать точнее?
- Видимо, там откуда меня принесла река. Пещера и была около реки. Я убегал от белой дряни и свалился в воду.
- Трётль устроил лежбище в горах у нашей реки. Слишком близко от нас.
- Может и не так близко, - сказал я. - Я даже не знаю сколько меня тащило по реке.
- Трётль – это всегда близко. - Сказал Вермунд. - Нам надо будет подумать что с этим делать, и всем поостеречься. Но как тебя вообще занесло в горы в такую пору?
"Ну вот, - подумал я, - подходим к сути".
- Я… не знаю.
- Не помнишь?
- Я все помню, Вермунд. - поправил я. - Я просто не знаю. Еще миг назад я был у себя дома. А в следующий момент оказался один, в горах.
Вермунд недоверчиво смотрел на меня.
- Да, да, я знаю как это звучит… - пробормотал я.
- Как называется твой дом? - Спросил Вермунд.
- Санкт-Петербург, - сказал я.
- Никогда не слышал…
- Россия – добавил я, без особой надежды.
- Так, или так?
- Второе – называние местности.
- Нет… - покачал головой Вермунд, и я понял, что о таких местах он не слышал.
- А где я сейчас, Вермунд? - Спросил я, и сердце сжалось в предчувствии ответа.
- Ты на моем дворе, у озера Свансьярр, в краю дроттина Эйнара, на острове Литдалир.
- Про такие места я не слышал…
- Выходит ты попал к нам сам не знаешь откуда. Ты даже не знаешь где твой дом и твой род и твои друзья?
- Да, - кивнул я. - И мне самому стало жутко. - И еще одно, Вермунд. - Там, откуда я к вам попал, в тот моммент было жаркое лето…
- Колдовство-о! - Протянул Лейв.
- Возможно, ты прогневил кого-то из богов… - пробормотал Вермунд.
- Не торопись рассуждать промысел богов, муж мой, - мягко сказала Халла. - Возможно, это их деяние. Но кто знает, во гнев это или в милость.
- Верно рассужено, - сказал Вермунд. А меня спросил. - Каков был твой труд дома?
- Я… я программист.
Вермунд некоторое время пытался повторить незнакомое слово.
- Твое ремесло. Объясни его другими словами.
- Я… - вот задача… - Я складываю цифры.
- Ты был счетоводом на подворье знатного человека?
- Нет… я…
- Помогал купцу? - Попытался помочь мне Вермунд.
- Нет… я… - я лихорадочно искал слова. - Я… оживлял картинки… чтобы… развлекать людей…
- Оживлял? - Нахмурился Вермунд. - Ты колдун?!
Я увидел, что Халла тоже нахмурилась, а Лейв к своему любопытству прибавил и легкий испуг, и решил что в колдуны записываться я пожалуй не буду.
- Нет, никакого колдовства. Я неверно выразился… Мы просто рисовали картинки, которые были так хороши, что прямо как живые.
- Если вы ткали гобелены, как женщины из земли англов – то не мужское это дело, и у тебя не будет уважения у наших мужчин.
- Нет, я не ткал…
Я лихорадочно размышлял. Я был программистом. Хорошим программистом. Я учился на это несколько лет в университете, и сверх того. Это была уважаемая профессия. Может не во всех кругах, но там где я общался, уж точно. Но сейчас я не знал что сказать, под вопросительным взглядом Вермунда. Нет, я конечно не почувствовал что занимался в жизни не тем. Но это была глупейшая ситуация, когда твой многолетний труд вложенный в профессию вдруг потерял цену. Я работал над компьютерными играми – у Вермунда они превратились в гобелены. Я занимался и программами-навигаторами для морского позиционирования судов. Это было действительно серьезное дело. ТАМ. Сказать Вермунду, что я рисовал карты. Представляю что будет, когда мне дадут бумагу и перо. В голове тут же всплыл образ старинных карт из пиратских фильмов, вычерченные, украшенные бисерным почерком буква к букве. Сомневаюсь, что я нарисую хоть что-то подобное.
Вермунд смотрел на меня с терпеливым интересом.
- Видишь ли Вермунд, - вздохнул я. - Ты спрашиваешь, чем я занимался… - Я вспомнил, что он сказал, что был с сыном на рыбалке. - Представь, что рыбак который всю жизнь рыбачил в лодке на озере попал к людям, которые живут в густом лесу, и промышляют охотой на зверей… Ловцы из леса спросят рыбака, - каким трудом он жил? Рыбак ответит, - что он ловец.
- Так, - спросил Вермунд кивнув, с полувопросительной интонацией.
- Тогда охотники из леса скажут, - мы тоже ловцы. Ты, человек, бьешь медведя рогатиной, или ставишь на него капкан? А рыбак ответит им, что своего медведя он ловит не огромной рогатиной, а крохотным крючком, или же запутывает по сотне медведей сразу в одну сеть… Поверят ли охотники на зверей, в то что сто медведей можно поймать одной сетью, одному человеку зараз? Вряд ли. И тогда рыбаку придется трудно объяснять, что это совсем другие медведи, маленькие, и без лап и без когтей, в блестящей чешуе. И живут эти медведи… И чем больше лесные люди будут расспрашивать рыбака, тем меньше они ему будут верить, и тем больше запутываться. И даже если они что-то себе представят из его рассказов, насколько близко окажется их представление к действительности?
- Так… - сказал Вермнуд. - И эту историю ты рассказал?..
- Чтобы показать, что видимо моя работа от вашего дома еще дальше, чем лес от озера, - вздохнул я.
Вермунд помолчал.
- Твои слова мудры, - наконец произнес он. - Однако, вот что я понял. Твоя работа у нас бесполезна, да?
- Да, - переламывая себя кивнул я.
- Твой род, и твои друзья далеко. И полбеды, что они далеко. А вся беда, что ты не знаешь даже где твой дом, и как его искать.
Я молчал. Он сказал это, и мысли оделись реальностью.
- Этот крючок загнули против твоей воли, - покачал головой Вермунд – и трудно будет тебе разогнуть его. Ты вдали от дома, от друзей, и без дела в руках… Так вот что я тебе скажу на все это Димитар, сын Вальдимарра, с этого момента – ты мой раб.
Я онемел.
- Нечестно! - завопил маленький Лейв едва не выпрыгивая из свой долгополой рубахи – Нечестно! Это я заметил его, когда он плыл по реке. Значит, он должен быть мой раб!
- Когда ты получишь право носить оружие сын. Мы подумаем над этим, - дипломатично пообещал Вермунд. И снова обернулся ко мне. - А ты, Димитар, должен восстанавливать силы. С завтрашнего дня ты начнешь потихоньку вставать. Мы поможем тебе. Сейчас зима, работы вне дома мало. Поэтому у тебя есть время восстановить силы. Ну а пока что ты будешь прясть вместе с женщинами.
Я открыл рот, но не потому что хотел что-то сказать. Челюсть от возмущения отвисла.
Халла снова улыбнулось мне своей доброй улыбкой.