Весть о вокняжении Вадима Храброго в Новом Городе скоро дошла до Будимира в Ладоге. Накануне боевого похода против Изборска появление супротивника под боком могло означать только готовящийся удар. Сомнений не было - у Вадима в Ладоге были свои глаза и уши, которые успели и донесли белозерцу о готовящемся ударе. И Вадим первым сделал шаг. Усилившись за счет Нового Города, он теперь будет рядом и станет зорко следить за ним, Будимиром. И как знать, не вздумает ли он помочь Бориполчичам, напав исподтишка на оставленную княжеской дружиной Ладогу?
Но отступать было поздно. Дружины пополнялись, в кузнях ковалось оружие и брони, отъедались перед походом табуны коней. Твердята и Войгнев клялись Перуном и Девой Перуницей, что перед ладожской дружиной изборская не устоит. Дело было за малым - решиться и выступить против соседей.
Но получилось так, что самого Будимира застали врасплох.
Из дальних выселок на берегах Невы-реки притекли доносчики - по реке к Нево-озеру шли десятка два с малым лодей. В ином каком случае и князь, и сами поселяне махнули бы рукой - мало ли купцов ходит туда-сюда по Неве, да эти были не простые. Непохожие на высоконосые драккары викингов, опознанные как торговые шнеки бодричей, кои частенько наведывались в Ладогу по торговым делам, они тем не менее везли все больше воинов, чем товаров. И мало того - вели их три словенских лодьи. Дозорные насчитали на каждой бодричской лодье более полусотни мечей.
Забыв про Бориполчичей и Вадима, Будимир стал готовиться к худшему. Ладога, почуявшая неладное, притихла.
Когда бодричи показались в виду города, на берегу их ждали мало не все мужчины. Княжеская дружина и бояре во главе с Будимиром впереди, прочие чуть поодаль, готовые пособить князю, ежели что.
От каравана из двадцати четырех шнек отделилось три - две бодричских и одна словенская. По посадке, оснастке и числу весел всяк, кто хоть раз бывал на море, мог сказать - словенские были торговые, на коих можно было и коней возить, и семью боярскую с добром и домочадцами перевезти, а бодричские - военными. Но остроглазы различали среди бодричей таких же округлых, низко посаженных торговцев, которые держались в кольце боевых шнек.
Лодьи пристали к берегу - словенская первой, за нею - бодричские. Гребцы споро закинули канаты, перепрыгнули на причалы, подтянули борта судов, перебросили бревенчатые сходни. Кто побойчее, перебегали на берег по веслам.
Со словенской лодьи сошли почти все, с бодричских едва половина. Наблюдавший за высадкой с жадной осторожностью Будимир невольно ахнул, признав среди словен Гостомыслова боярина Доброгаста и его людей. Боярин сошелся с одним из бодричей - среднего роста коренастым витязем в броне и при оружии. Тот надвигал на глаза шлем с прикрывавшей очи личиной так, что виднелись лишь щеки и губы в обрамлении светловатой чуть курчавой недлинной бороды. Бодрич был еще молод - ровесник Будимиру. Подле него все время держалось двое воинов - не то родичи, не то телохранители. Возле этой тройки на древке взвился в небо стяг с вышитым на нем знаком - атакующим добычу соколом, издали напоминающим вилы-трезубец.
Стоявший за спиной Будимира Твердята вгляделся пристальнее и прогудел на ухо князю:
- Рароги.
- Кто? - встрепенулся Будимир, не сводя глаз с приближающихся к нему чужаков.
- Бодричи-рароги, - объяснил Твердята. - От Сокола-рарога они род свой считают. Помнится, при князе-старейшине Гостомысле бывали они у нас, да и потом…
Будимир отмахнулся от боярина - едва прозвучало имя Гостомысла, он сразу все понял. "А что, если…" - мелькнуло в голове и погасло - бодричи и боярин Доброгаст подошли вплотную.
Не дожидаясь княжьего приказа, дружина разом ощетинилась копьями и мечами. Поудобнее взялись щиты, собрали готовых к скачке коней. Бодричский князь остановился, как налетел на стену, и обернулся на Доброгаста, молвил ему что-то - по-словенски, хоть и невнятно.
Боярин шагнул вперед, поднимая руку.
- Здрав буди, Будимир Касатич, князь ладожский, - негромко, но сильно молвил он. - Прими поклон и привет!
- Кто вы такие, гости непрошеные, и почто явились в град мой? - словно не признал боярина, выдавил Будимир.
- Прости, что незвано прибыли, - продолжал боярин, - но явились мы не ворогами. То князь Стардградский Рюрик Годославич с родовичами. Князь-старейшина Гостомысл Буривоевич, по родству своему, призвал его на Русь…
Рюрик, не снимая шелома, из-под личины разглядывал Будимира, и ладожскому князю очень не нравился его оценивающий взгляд.
- Почто зван был? - перебил боярина князь.
Доброгаст запнулся. Гостомысл очень ясно дал ему понять, почему призывает внука на землю предков его матери, и посол не скрывал от молодого бодричского князя ничего про Будимира Касатича. Рюрик понял намерения своего деда, но более никто не должен был знать об этом до поры. А что поведать такого, чтобы этот кривичский выскочка не догадался раньше времени?
Рюрик нашелся первым.
- Призван был я принять наследие, доставшееся мне от предков, - молвил он по-словенски с легким западным выговором. - Новогородский князь-старейшина Гостомысл Буривоевич мне дед и призывал меня по-родственному…
Будимир сам не заметил, как руки сжались в кулаки. Старейшина Гостомысл его дед! Так вот оно что… Князь еле заставил себя сдержаться.
- Князь-старейшина новогородский Гостомысл Буривоевич помер в начале лета, - ответил он. - И ничего о преемнике своем никому не поведал. Град его, Новым прозываемый, ныне руку Белозерска принял и князя оттуда взял… Опоздал ты, князь. Нет тебе здесь ни родни, ни земли! И в Ладоге я тебя принять не могу. Здесь я князь!
Дружина за его спиной надвинулась, вставая стенкой, как на волховском льду на весенней потехе - разве что вместо кулаков и дубин мечи да копья. Но Рюрик не отступил - его спутники также сомкнули ряды у него за спиной, а он воскликнул в гневе и запальчивости:
- Я землей этой был зван! И земля меня может принять или отвергнуть, а вовсе не ты!
- Тебя звал Гостомысл, а не земля! - отрезал Будимир. - Он умер, а потому - убирайся откуда пришел, а иначе я велю тебя невской водицей остудить! Ворочайся на свою лодью и ступай отсюда!
Воевода Войгнев поднял руку - вскинулись копья, нацелились на бодричей. Рука замерла, чуть дрогнула… Упадет - и полетят копья. И никто из бодричей не успеет добежать до лодьи.
Не боясь вызвать гнев князя, боярин Доброгаст бросился вперед, раскидывая руки.
- Погодь, княже, - взмолился он страстно. - Правду ли ты молвил, что помер князь-старейшина Гостомысл?
- Помер. В начале лета, - отрезал Будимир. - Уж и тризну давно справили…
- Прости, коли что не так скажу, а только дозволь мне гонца в Новый Город послать. Мой человек быстро туда-обратно обернется и все вести перескажет. Коль согласен, я сегодня же пошлю гонца. А до его возвращения дозволь задержаться князю Рюрику с родовичами и дружиной в твоей Ладоге!
- Не веришь мне, боярин? - нахмурился Будимир.
- Как тебе не верить, когда ты князю моему не чужой по роду-племени, - развел руками Доброгаст, - а все же… мало ли… Да и люду роздых дать надобно - ить не все ж к морям привычны. Пусть хоть малое время по твердой земле походят!
- В град не пущу! - свирепо раздул ноздри Будимир. - В том мое княжье слово!
- Нелепие творишь, - покачал головой Доброгаст. - Что им, как псам, под голым небом жить?
- Как хотят, пусть так и живут! - оборвал князь. - Я их не звал, не моя и печаль, как сих гостей принять!.. Сами пусть думают!
Доброгаст обернулся к Рюрику, у которого - видно было даже под шеломом - побелели скулы и ходили ходуном желваки. Когда боярин тихо заговорил с ним, он чуть не накинулся на посла Гостомысла с кулаками, и лишь соединенные усилия его спутников заставили князя бодричей согласно кивнуть.
- Добро, - услышал Будимир голос бодрича. - Переждем на берегу. А после сами себе земли поищем!..
Будимир не расслышал угрозы в его словах…
Бодричи подгребли к берегу в полуверсте от причалов, вытащили шнеки, и пока одни занимались их осмотром и починкой, другие споро возвели походные шатры для воевод и самого Рюрика. Уже вечером берег возле Ладоги напоминал боевой стан.
Боярин Доброгаст сдержал слово - его гонец пал на коня в тот же день и одвуконь ушел к Новому Городу. Проследив за ним, Будимир дал наказ послать вдогон человека - пусть-ка следит за боярским посланцем. В ожидании вестей он не находил себе места, метаясь по терему и подолгу простаивая на заборолах детинца.
Он был на стене, когда прибежал Мирослав. Запыхавшийся отрок на бегу выкрикнул главную весть:
- Княже! Гонец до тебя!
Встрепенувшись и словно пробудившись от тяжкого сна, Будимир ринулся вниз.
Всадника только что сняли с запаленной, едва держащейся на ногах лошади. Опираясь на руки кметей, гонец брел к дружинной избе, но остановился, когда перед ним вырос князь.
- Ну что? - выдохнул Будимир.
- Поспешай, княже, - ответил гонец. - Доброгастов гонец не в Новый Город - в вотчины боярские поскакал. Там речь держал перед людьми боярина Доброгаст. Ночь в терему провел, наутро далее отправился, да не один - в помощь ему еще людей отрядили…
- Так я и чуял! - взмахом руки прервал гонца Будимир. - Началось…
Оставив гонца, он помчался искать Твердяту.
Боярин был на своем дворе, когда явились от князя. Оставив дела, явился на зов, выслушал последнюю весть и на отчаянный зов-клич: "Что делать?" - ответил неторопливо:
- Мнится мне, Доброгаст недоброхотов твоих поднимает. Ну так и нам ждать не следует. Ополчение кликать нать! Покуда ты еще на земле нашей первый князь. Подымай Народ сызнова, на новых ворогов.
- Я еду, - Будимир, решившись, не хотел медлить и часа, - в Новый Град, до Вадима. Старшую дружину беру, а тебе, - он подошел, положил руки на плечи боярину, - Ладогу оставляю. Стереги город крепко, дружину до вестей от меня со стен не снимай. И смотри у меня!..
- Будь покоен, княже. - В душе Твердята ликовал от несомненной княжьей милости. - Твой труд главнее, тебе с Вадимом Храбрым беседу вести. Ты себя блюди, а уж город-то мы соблюдем!
Отмахнувшись от советов боярина, Будимир с размахом окунулся в подготовку к отъезду. Из старших дружинников под началом Войгнева отобрал сотню самых ярых и ражих и, дождавшись ночной темноты, втихомолку пустился в путь.
Стан ненавистных бодричей располагался чуть правее. В темноте в нем вспыхивали огни костров, ветер доносил отголоски ржания лошадей и затихающий шум человечьего поселения. После того как им велели селиться вне города, бодричи обустроились удивительно быстро и легко, словно степные кочевники, которым мало что надо для удобства.
Выводя сотню из ворот, Будимир ненадолго придержал коня, оглядываясь. Эх, будь бы у него больше воинов, а бодричей чуть меньше! Он бы разбил их, как викингов, наголову!.. Только бы Вадим не успел переметнуться к Рюрику! Они бы вместе прогнали бодричского князя, а там… Про это князь не думал - дальше все пойдет как было задумано уже давно.
Сберегая коней, сотня пошла берегом Волхова широкой волчьей рысью. Впереди скакали двое верховых с факелами, освещая дорогу и следя, нет ли преград и засады. В темноте не замеченное вовремя упавшее дерево может надолго задержать дружину.
Близкий лес встал впереди темной колышущейся стеной, когда Будимиру почудился конский топот сбоку. Прикрытые темнотой - осенняя ночь выдалась беззвездной и мрачной, - к ним спешили всадники.
Высланные встречь Доброгастовым сторонникам дозорные? Мысль об этом мелькнула в голове Будимира и пропала - конский топот донесся и спереди, и огни факелов, заметавшись, погасли.
Князь все же успел понять, что его люди напоролись на засаду, поджидавшую его здесь. Удивление вызывало иное - как смогли бодричи догадаться, как успели? Неужто Доброгаст настолько предался Рюрику, что насоветовал такое? Но конский топот раздался уже совсем близко, всадники, разворачиваясь кольцом, вынырнули из мрака - и все мысли умерли.
- К оружию! - прозвучал крик Войгнева.
В задних рядах бой уже вспыхнул - пользуясь темнотой, часть бодричей зашла сзади и ударила в спину. Другие навалились с боков. Поднес было окованный турий рог к губам трубач - и упал, зарубленный. Вспыхнули, освещая прогалину на опушке леса, факелы. При свете их полетели первые копья и стрелы - бодричи били из леса, скрытые от освещенных словен темнотой. И их было много. Слишком много.
Это был не бой - бойня. Не давая вырваться, рубили, кололи, резали. Кольцо сжималось все теснее. Спешенных людей Будимира согнали вместе и добивали, давя числом.
Сам Будимир был оглушен косым ударом по шлему. Кольчужная сетка, защищавшая висок, была разрублена, меч скользнул по голове, и князь пошатнулся, опуская меч. Второй удар пришелся плашмя, только лишая сознания, - его признали по богатой броне.
Он пришел в себя много позже. Бой был давно свершен, добиты последние его дружинники, а его вместе с немногими пленными, содрав с них кольчуги, поставили перед Рюриком. Тот сейчас только скинул шелом с личиной - и обернулся тем рыжебородым славянином, с которым Будимир уже сразился однажды в своих видениях. Только в том бою был при нем заговоренный меч со змеями на рукояти.
Рюрик сам вышел в бой и бился наравне с прочими - краем сознания Будимир заметил вмятины на его броне от мечей дружинников. Но заметил отстраненно, походя. Другое отвлекло его внимание - возле Рюрика появился боярин Доброгаст.
- Что я тебе говорил, княже? - молвил он Рюрику. - Сам пошел силу военную супротив тебя собирать!.. Не может он миром-то! Все ему кровь лить надобно!.. Ровно бешеный какой!
- С такими, как ты, сбесится любой, - огрызнулся Будимир. - Ведал бы я заранее, каков ты, давно б твои глаза вороны выклевали! Иноземцев на нашу землю навел, паскуда!
- То не просто иноземцы, - горячо вступился за бодричей Доброгаст. - Рюрик Годославич по матери нашего рода-племени, князю-старейшине Гостомыслу внук… - Он осекся, вспомнив, что и Будимир тоже был не чужой старому князю. - И призван он был на Русь суд судить над тобой и прочими князьями, кои безлепие творят на земле!
Рюрик смотрел на лицо Будимира холодными глазами. Несомненно, ему наедине Доброгаст говорил совсем иное, и это иное сейчас светилось в его взгляде.
- Бешеного зверя уничтожают, - медленно и как бы в раздумье произнес Рюрик.
И сразу все смолкли и придвинулись ближе, теснее смыкая кольцо. В ночи огни освещали посуровевшие лица и тускло поблескивающее оружие.
- Меня звала сюда земля, - с расстановкой промолвил Рюрик. - А ты мне помешал. И ты уйдешь с моей дороги…
Он не был трусом, князь Будимир. Рюрик еще не договорил, а он уже понял, что живым из этого леса не выйдет и больше никогда не увидит света дня. Его убьют прямо здесь, где только что легла его дружина, побежденная не столько воинским искусством врага, сколько числом и внезапностью нападения. Убьют и побеспокоятся, чтобы никто не нашел следов. Он сам бы поступил точно так же, попадись ему в руки Рюрик с Доброгастом. Но страха не было - только гнев и досада. Он уже упустил свой шанс - и не было смысла надеяться ни на что.
За спиной тихо всхлипнул Мирослав - страшно умирать в пятнадцать лет. Из ближних он один попал в плен живым - воевода Войгнев лег на землю вместе с большинством воинов. Правда, в Ладоге оставался еще Твердята, но что он сможет сделать, кроме как умереть?..
Будимир запрокинул голову, силясь разглядеть сквозь ветви хотя бы звезды. И в самый последний миг ему показалось, что одна все-таки мелькнула в разрыве облаков, - или это были очи с нетерпением ожидавшей его в Ирии Златомиры?..
Князь Будимир исчез, словно его и не было. Канула, растворилась в лесах Гардарики сотня его дружинников вместе с воеводой, и не было никаких вестей, куда они направились. Слухи ходили самые разные - побывал, мол, князь Будимир таки в Новом Городе, поимел беседу с князем Вадимом, да и ушел оттуда и подался не то на восход, в мерянские нехоженые леса, не то вовсе сгинул в Волхове с камнем на шее. Как бы то ни было, а вестей от него более не доходило.
Рюрик переждал, а потом послал боярина Доброгаста в Ладогу к княжьему наместнику Твердяте со словом - Будимир, мол, невесть где пропал, изгиб, не то бросил город, а он готов с дружиной своей и родичами послужить Ладоге и всей Гардарике и занять опустевшее место. Старый боярин, тешивший себя надеждой породниться через меньшую дочь с князем-вдовцом, настороженно принял посольство и долго не хотел допускать бодричей в Ладогу, ссылаясь на скорое возвращение Будимира. Но началась осень, а от князя не было ни слуху ни духу. И боярин скрепя сердце согласился. Но неладное все же заподозрил. Выждав, когда бодричи с Рюриком во главе займутся переселением и закладкой в детинце и окрест новых дружинных домов, он впотай послал гонца - да не к кому-нибудь, а к самому Вадиму Храброму. Память о том, что Будимир Касатич в самом деле намеревался навестить дальнего родича, прочно засела в его голове.
Нелегко далось боярину это решение - стольная сильная Ладога не шла ни в какое сравнение с молодым, только встающим на ноги Новым Городом. Одна радость - заложенный князем-старейшиной Гостомыслом город не пострадал от урманского владения, и сюда перебежало много мастерового люда из Ладоги и пригородов. По сравнению со спрятанным за волоками Белоозером Новый Город был ближе и выгоднее для торговли. За недолгое время жизни он успел расшириться вдвое - старое поселение Славенск, заложенное еще пращуром Славеном, тоже начало почитаться Новым Городом, вернее, его заволховским концом. Народ ездил туда-сюда на лодках, начали играть свадьбы и возить невест с того берега, а на Перуново капище в Перыни сходились все без разбора. Ежели дело так пойдет и далее, то появится у Ладоги сильный соперник.
У Твердяты для князя Вадима была всего одна весть - отправился-де князь Будимир Касатич к Новому Городу с малой дружиной, с тобой беседу вести, да и пропал. Держи, княже, ответ - не видал ли ты Будимира Ладожского, а ежели видал, то когда.
Вадим долго думать не стал. Не видал он князя Будимира и знать не знал, что он к нему путь держит. Но весть о появлении незадолго до того на Нево-озере бодричских шнек подсказала ему истину. Отослав гонца Твердяте, Вадим стал готовиться к встрече с Рюриком.
На его счастье, бодричский находник не лез куда не прошено, но все же точила душу весть о Будимире. Вот ведь как бывает - при жизни едва терпели друг друга, а приключилось худое - и враз вражда исчезла. Кабы ведать наверняка, что с ним! Кого винить! В том, что ладожский князь убит, Вадим не сомневался.
Не прошло и нескольких дней, как получил князь весть, а в терем его заглянули жрецы Перуна.
Услыхав весть о гостях, князь вышел им навстречу. Они ждали Вадима в нижней горнице - муж средних лет и молодая еще женщина. Обоих Вадим видал на капище и, подойдя, отвесил поклон.
- Здравы будьте, владыки! - первым молвил он.
Хлопнул в ладоши, призывая слуг, но жрец остановил князя движением руки:
- Дело у нас к тебе, князь, короткое! Не задержим долго!
Вадим развел руками:
- Что ж! Слушаю вас. С чем пожаловали?
- О князе Будимире весть у нас, - заговорила женщина низким, грудным голосом.
Нахмурившись, Вадим попытался вспомнить ее имя. Кажется, на капище ее звали Бориславой. Или как иначе?.. Но вслух молвить его он не успел - вслед за жрицей заговорил мужчина: