- Аль не ведаешь ты, что на земле творится? - горячо зашептала она, заглядывая в лицо богу. - Открой очи свои, взгляни на наш мир!.. Кровь детей твоих в реках вместо воды течет, птицы и звери дикие беду чуют, от людей хоронятся! Аль боги отвернулись от детей своих, что допустили сие?
Среброкудрый Перун молчал и глядел вдаль янтарными глазами.
- Ведаю, что и моя вина в том есть, - помолчав, продолжила Зарница. - Но я ваши наказы исполняла, вашими дорогами ходила, с них не сворачивая… Но уж если и виновна я, то прочих-то казните за что? Будимир-князь - он невинную кровь в жертву хотел отдать и за то поплатился… А Вадим? А изборские князья?
Перун молчал, и его молчание было страшнее самых грозных слов. До боли в глазах Зарница вглядывалась в резное строгое лицо, плотно сжатые губы, нахмуренные брови. Сгущавшаяся темнота мешала разглядеть их до черточки, и жрица напрягала зрение.
Внезапно ее пронзила холодная дрожь. Резкий порыв ветра, налетев с Ильменя, зашевелил листву на священном дубе, тряхнул дерево, осыпав с него первые листы. А когда он иссяк, Зарнице почудилось, что она не одна. Кто-то стоял позади, глядя на нее.
Женщина медленно обернулась и обомлела. За ее спиной стоял худенький юноша, почти мальчик, в черной подкольчужной куртке и длинном плаще. Темные, как у хазар, волосы кудрями рассыпались по плечам.
На скуластом бледном лице углями горели большие глаза.
- Не бойся меня, - по-словенски очень чисто прошептал он и протянул тонкую руку. - Со словом я к тебе, жрица Перунова…
- Кто ты? - Она поднялась, не сводя глаз с мальчика.
Тот улыбнулся веселой и хищной улыбкой.
- Коль имя тебе мое надобно, можешь Пеплом звать, - ответил он. - А откуда я пришел, то не твоя забота… Все нам ведомо, - другим, серьезным тоном продолжал он, - и не только у тебя сердце болит за землю словенскую.
- Кто послал тебя, Пепел?.. Тополь?
Мальчик улыбнулся, тряхнув головой.
- Тополя самого боги послали, потому как он всего лишь гонцом их был. Как и я. - Он махнул короткий скомороший поклон. - Каковой можешь стать и ты, коль меня послушаешься… Ибо обратили уже на тебя очи боги Пресветлые. В тот день, еще во времена давние. Помнишь?
Зарница кивнула:
- Значит, боги не забыли меня?
- Эх, владычица, это люди частенько забывают богов. Боги людей до самой погибели в памяти держат!.. А тех, кто на Дорогу богов ступит, вовсе пуще глаза берегут и зря не тревожат. Вот и сейчас - коль согласна ты по слову богов на Дорогу их встать, должен я тебе наказ их передать…
- Согласна! Согласна я, Пепел! - Зарница порывисто, не раздумывая, шагнула к мальчику.
- Что ж. Слушай…
Боги не правят миром людей. В начале времен они жили в нем бок о бок со смертными, как братья, и помогали людям в их делах, передавая свои знания. Но времена изменились - люди хотели, чтобы все за них делали Бессмертные боги. Они стали мелочно требовать то одного, то другого, и боги ушли в другой мир. Но память, бессмертная память о прошлых годах, проведенных на земле, не оставляет их. Они давно простили людям те обиды, из-за которых распалась связь народов, и хотели бы вернуться, но мир переменился. Теперь богам нет места среди людей, как прежде. Они могут только наблюдать за деяниями своих младших братьев и подсказывать им ответы в исключительных случаях, изредка осторожно вмешиваясь в течение жизни. Но за все свои дела люди отвечают сами, и боги тут ни при чем…
Последние шаги до подворья Милонега Зарница одолела бегом и ворвалась в избу, словно за нею гнались. Голица Вышатична с испугом обернулась от печи. Меньшие братишки Милонега, сорванцы-двойняшки, отпрянули за печь. Признав мать, маленький Волчонок один бросился ей навстречу, но в его порыве было столько страха, что Зарница подхватила сына на руки и застыла, с силой прижимая его к себе.
- Ты не виновен! Ты ни в чем не виновен! - как заговор, истово повторяла она. - Я одна все натворила - мне и ответ держать!
В ту же ночь Зарница попрощалась с сыном, поклонилась Голице Вышатичне и, не побывав последний раз на капище, пустилась в путь.
Вадима Храброго она нашла в Ростове. Приехав туда с верными ему людьми, князь с головой ушел в дела, и ныне маленький городец, где большинство народа были мерянами, разросся чуть не втрое. Кроме дружинников и бояр князя, его пополнили беглые мастеровые из Нового Города и ближних к нему земель - люди бежали от Рюрика. Приют они находили в Белозерске и Изборске, но после того, как там начались нестроения, потянулись и оттуда. Меряне же, обрадованные тем, что у них князь природный, а не пришлый из-за моря, сами несли дань и посылали своих сыновей в дружину. Князь жил мирно, проводя время на охоте, в поездках по новым землям и разбирая споры и тяжбы. Приезд нежданной гостьи внес в тихую, размеренную жизнь свежую струю.
Вадим сразу вспомнил жрицу Перуна и пригласил взойти в гридню, где ради нее слуги накрыли спешно стол. Проведшая целый день в седле, Зарница не стала отказываться и заговорила о деле лишь после того, как утолила первый голод.
Вадим спокойно выслушал ее и пристукнул кулаком по колену.
- Диво мне такое слышать, владычица! - молвил он. - Вдвойне диво, что от тебя!.. Иль запамятовала ты, как сама когда-то отговаривала меня от боя с Рюриком и его дружинами? Как на мир пыталась дело свести да как в спутницы мне набилась, когда я по твоему же совету в его стан для беседы поехал?.. Что ж теперь-то? От слов своих отрекаешься?
- Отрекаюсь! - тряхнув головой, решилась Зарница. - Ведаю - моя есть вина во многом! И хочу я теперь хоть часть ее искупить - потому и приехала, дитя малое бросила, ради других сыновей и их отцов-матерей!.. Огонь и дым по земле стелятся, реки кровью текут! Люди гибнут! Земля зашевелилась!
- Так то земля. - Вадим склонил голову набок, оценивающе наблюдая за жрицей. - А я что же? Новый Город мне однажды путь показал…
- Так за тобой же из Нова Города потом люди побежали! Вернись с дружинами, кинь кличь: за тобой не только Новый Город - и прочие города потянутся! Торопись, князь!.. Думается мне, по весне Рюрик сызнова викингов кликнет - непокорных усмирять! Ему что! Он, как и все, власти жаждет, ибо велика земля наша и всем обильна! Как за нее не бороться!
- Власти… как все, - отведя взгляд, повторил Вадим.
- Из-за нее и Будимир Ладожский погиб, - вставила Зарница. - И Рюрика тут вина больше, чем чья-то!..
Князь опустил голову, размышляя, но Зарница видела, чуяла, что не сомнения - иные мысли терзают его.
Наконец Вадим поднял глаза на жрицу, и она наконец поняла, за что его прозвали Храбрым.
- Я вернусь в Новый Город, - просто сказал он. - И снова стану его князем. Или погибну, как Будимир.
Прикрыв глаза, Зарница в мыслях горячо поблагодарила Перуна и всех прочих богов.
Нестроения в народе не прекращались всю зиму, и даже приход весны их не погасил. Дружины викингов-наемников, выколачивающих дань из местного населения, встречали либо опустевшие заимки, либо засады. Воинов-бодричей гнали отовсюду. Получив отпор, они возвращались на место со свежими силами и желанием отомстить - но натыкались на дружину Вадима Храброго. Оставив в Ростове жену и подрастающего сына, он носился по земле и бил варягов, где находил. К нему толпами шли люди - воеводы и сотники не успевали испытывать новичков, примеряя их на годность к ратному делу. Особенно много воев пришли из Ладоги - некоторые из них служили еще под началом Будимира и воеводы Войгнева.
К тому времени, когда начали сходить снега, а реки вскрываться ото льда, варяги-бодричи были изгнаны отовсюду, кроме Нового Города. В этой войне Рюрик потерял почти всех своих бояр и советников, среди которых были и его дальние родичи. Он забился в завещанный ему дедом Гостомыслом город, как зверь в нору, и ждал.
Зарница все это время редко отлучалась от князя, была его советчицей и одним из его воевод. Старые воины, многие уже наполовину седые, как-то сразу признали ее право вести их в бой - то ли потому, что Борислава Перуница, как прозвали ее, сама носила воинский пояс, то ли из-за ее звания жрицы, то ли потому, что по пятам за нею шла удача. Бросаясь в бой, Зарница чувствовала пьянящую радость, и лишь одно мешало ей - разлука с маленьким сыном.
С тех пор как уехала из Славенска, она не видела Волчонка, и именно поэтому, когда Вадим подступил под стены Нового Города, не выдержала. Оставив свою сотню на берегу Волхова в виду пристаней, в одиночку, наказав ждать ее к рассвету, по хрустящему и сочащемуся водой льду перебралась через Волхов и поспешила в город.
Славенск насторожился, ожидая последнего часа. Здесь не было дружинников ни Рюрика, ни Вадима - ополчение прижало бодричей к берегу истока Волхова, а готовый треснуть под ногами лед мешал Рюрику уйти прочь. Но когда битва начнется, отчаяние наверняка бросит побежденных на хрупкий волховский лед. Многие погибнут, но часть доберется до Славенска, что в любом случае не сулило городу ничего хорошего. Поэтому тесовые, прошитые полосами железа ворота были закрыты, и на стене сторожили усиленные дозоры. Зарницу признали не сразу.
Уломав наконец дозорных и убедив их, что опасности пока нет, женщина скользнула в потайную калитку и бегом бросилась по уснувшим давно улицам к дому Милонега.
Пока жила в бесплодном ожидании Тополя в избе младшего жреца, Зарница успела много передумать и перечувствовать. Немало тому способствовал Волчонок. Мальчик рос, и чем старше он становился, тем меньше оставалось в нем черт его настоящего отца, зато он все больше походил на Милонега. В три года он был уже так на него похож, что только сама Зарница и младший жрец помнили истину - все прочие, а особенно Голица Вышатична, верили, что Волчонок - сын Милонега. И мальчик сам тянулся к отчиму, невольно изумляя мать такой искренней привязанностью.
Дворовые псы залились лаем, когда она стукнула в калитку. Не вспомнив Зарницы, они готовы были порвать привязи и кинуться на нее, но, на счастье, на крыльцо вышел разбуженный лаем Милонег.
- Кого там принесло? - крикнул он в темноту.
- Милонег! Отвори! - позвала Зарница.
Ахнув, молодой жрец ринулся через двор, прикрикнул на собак и настежь распахнул калитку, протягивая к незваной гостье руки:
- Живая!.. А мы уж думали… Какими ж судьбами?
Зарница позволила себя обнять и отстранилась не сразу:
- Спешное дело у меня, брат. Я ненадолго отлучилась и скоро должна назад спешить!
Обхватив ее за плечи, Милонег повел Зарницу в дом.
- Откуда ж ты примчалась? - спрашивал он на ходу. - Где пропадала?
- У Вадима Храброго, в Ростове-граде, - коротко объяснила жрица. - Ныне выпала удача - вернулась ненадолго, дом да тебя проведать.
В избе с ее приходом пробудились мало не все. Семья Милонега, его меньшие братья, еще отроки высунули носы из-под овчинных пологов, которыми укрывались на ночь. Голица Вышатична прищурилась в темноте на вошедших, по голосу распознала Зарницу и торопливо поднялась, одергивая рубаху, засеменила к печи, вынимая из загнетка горшок с уже остывшим варевом. Милонег усадил женщину ближе к камням очага, присел рядом, не сводя глаз. Зарница коснулась ладонями печи, здороваясь с домовым.
- Ненадолго я, - повинилась она, когда Голица Вышатична поднесла ей в мисе щей. - Сына увидеть - и сразу назад.
Волчонок проснулся от голосов и шагов, выглянул из-под одеяла, сонно моргая. Встретившись с ним взглядом, Зарница рывком поднялась, подошла к сыну и подняла его на руки. Он сперва не признал в незнакомой похудевшей и ставшей словно выше ростом и потемневшей женщине в теплой мужской справе свою мать, забился, вырываясь, попробовал закричать.
- Чего ты, огонек мой? Чего напугался? - Зарница крепче прижала сына к груди, унимая. - Это я, я!.. Не признал?
Милонег торопливо раздул огонь на подернувшихся пылью золы углях. При свете мальчик, устав вырываться, взглянул пристальнее и, узнав, сам бросился на шею:
- Мама!
Милонег подошел к Зарнице вплотную, осторожно коснулся ладонью ее плеча. Обнять бы ее сейчас вместе с сыном!.. Голица поняла, что будет мешаться, и полезла на свое место на полати.
- Мы так тебя ждали! - сказал Милонег.
Зарница отняла от макушки сына лицо:
- Спасибо тебе, брат! Не было и нет у меня друга надежнее, чем ты!.. Об одном прошу тебя - сбереги моего сына!
- Да ты что? - Зарница не шевельнулась, не сдвинулась с места, но Милонег все равно бросился впереймы - удержать, не дать переступить порога. - Уходишь?
- Я ненадолго, - в который раз повторила Зарница. - К рассвету уж в ополчении быть надо… Иль ты не слыхал ничего?
- Слыхал, как же. - Лицо Милонега помрачнело. - Еще с зимы до нас разные вести доходить начали… И про Вадима с Рюриком мы слыхали, и завтрашнего дня ждем с тревогой… Великий бой будет! Про то все знамения говорят! Но тебе-то что в нем? Что тебя на битву зовет? У тебя сын!.. Оставайся!
Словно поняв что-то страшное, маленький Волчонок крепче обхватил мать ручками, но Зарница покачала головой.
- Не могу, - вымолвила она. - Мое место там, Милонег! Когда-то я допустила ошибку, неверно истолковав знамения богов… Возможно, завтра я искуплю свою вину.
- Да ты и так… - начал было Милонег.
Зарница не дала ему договорить - отстранилась, шагнула к порогу.
- Мое место там, - жестко повторила она. - Я жрица Перуна и в бою должна быть с воинами.
- А я? - Милонег не выдержал. - Как же я?.. И Волчонок… Как же мы будем, если ты… если тебя…
- А ты… - Зарница помедлила, чувствуя, что ноги сами не идут из избяного тепла наружу, - ты сбереги мне сына. Ты добрый, мудрый, сильный. Ты сумеешь его вырастить, как родного. Я потому и ухожу, что ведаю - мой мальчик остается в надежных руках.
С этими словами она оторвала от себя руки сына и передала его Милонегу. Жрец послушно принял Волчонка, обнял его, не сводя глаз с Зарницы.
Помедлив, женщина полезла за пазуху, вытащила и сняла с шеи кованый оберег - фигурку ворона, что когда-то давно, в ночь зачатия этого малыша, отдал ей в обмен на громовник Перуна его отец, бодрич Тополь, сын Ворона из рода Волка.
- Запомни, Волчонок, - медленно, пристально глядя в глаза сыну, молвила она, - этот оберег - все, что осталось у меня от твоего отца. Он был из рода Волка - потому и ты Волчонок… Когда-нибудь - я верю - он придет, а пока носи его знак и помни обо мне!
Мальчик притих, съежился, чуя страшный смысл материных слов. Он без сопротивления позволил Милонегу уложить себя в постель и прикрыть одеялом, свернувшись под ним калачиком от страха.
Молодой жрец догнал Зарницу уже у калитки.
- Ты что? - ахнул он, ловя ее за локоть. - Умирать собралась? Почему с сыном простилась, как будто на смерть идешь?.. Не пущу! Не могу тебя пустить! Как ты не понимаешь, что ради тебя я сам умру? Ты и сын твой мне дороже всех на свете! Ты нужна мне, Зарница…
Зарница уже шагнула за порог, но тут остановилась и пристальнее вгляделась в лицо Милонега, словно увидела его впервые. Раздумав идти сразу, помедлила, потом достала из-за пояса нож и отрезала отросшую на три ладони косу.
- Наши судьбы в руках богов, - сказала она, вкладывая ее в руки остолбеневшего Милонега. - Но каждый человек свою судьбу делает сам… Коли будет суждено мне вернуться - стану твоею. А не вернусь - сохрани Волчонка! Ради моей памяти…
Закусив губу, Милонег стронулся с места, обхватил Зарницу одной рукой, другой прижимая к сердцу короткую косу, отыскал ее сухие, обветренные губы, поцеловал… Жрица сама не стала длить прощания - мягко отстранила друга, последний раз кивнула ему и, на ходу надевая кожаный подшеломник, скорым шагом, почти бегом, ринулась прочь по улице.
Не чуя под собой ног, она спешила к Вадимовым полкам. Очертя голову бежала по хрупкому, трескающемуся под ногой льду Волхова и приостановилась лишь однажды - когда на глубине заворочался потревоженный хождением водяной, повернулся с боку на бок и толкнулся снизу в лед. По ледяной коре прошла трещина, и Зарница замедлила шаг, выбирая окольный путь. Добежав наконец, она мало не без памяти рухнула на землю у костра, вся дрожа и никак не успокаиваясь.
Как-то незаметно она задремала, а когда пробудилась, ополчение уже пришло в движение. Впереди, у стен Нового Города, начинался бой. Спросонья жрица вскинулась, хватаясь подряд за все, и не успела еще до конца прийти в себя, когда порыв битвы подхватил ее и бросил вперед.
Дождавшись своей очереди, тело принялось привычно делать свою работу, а мысли, вместо того чтобы умереть до срока, толпились в голове. Глядя на прущих вперед, кричащих что-то людей, сцепившихся в поединках с викингами-наемниками и бодричами, Зарница не переставала удивляться, как со стороны озирая сумятицу тел под стеной. Эти бодричи и викинги были одного корня с Тополем, чужаком, которого она повстречала почти пять лет тому назад и потеряла через несколько часов. Выходя на последний бой к стенам Нового Города, она еще боялась, что встретит его среди людей Рюрика, ждала и отчаянно не желала узнать в бою, отгоняла от себя саму мысль о том, что увидит полузабытое, когда-то любимое до невозможности лицо залитым кровью…
Теперь страх прошел. Его здесь не было и быть не могло. Здесь вообще не было того, кто был нужен ей, кого она ждала всю жизнь, о ком порой всплакивала в подушку, на кого гадала еще в девчонках, кому мечтала нарожать сыновей. Он был на земле, он жил совсем рядом, бок о бок и терпеливо ждал своего часа. А она, как слепая, ходила, перешагивая через его сердце, как через досадную помеху, и лишь теперь поняла, обо что на самом деле спотыкалась.
Милонег… Имя-то какое нежно-сильное! А сердце!.. Да разве есть где другой человек с таким сердцем? Нет, на земле он один, и она дойдет до него. Пусть не будет больше за спиной крыльев - зато не будет и усталости, гложущей душу. Она научится любить Милонега, станет уважать его мать и родню, со временем привыкнет, почувствует себя счастливой и нужной. И родит ему детей… Ну и что, что подходит тридцатая весна! Пора, пора. Боги посылали ей испытание, сведя с Тополем, чтобы она научилась ценить истинную верность и преданность. И она сама станет верной и преданной…
Мечты, сродни девичьим легким сладким мечтаниям, закружили, увлекая разум за собой, и, подчиняясь им, рука, держащая меч, сама невольно замедляла движение…
Она увидела опускающийся на ее голову топор и вскинула меч, отводя удар в сторону, но лезвие преломилось с коротким сухим звоном, и пала темнота…