Кто-то не в меру ретивый зашел сзади и запрыгнул на плечи, обхватывая за шею. Обычно потасовка на этом заканчивалась - на удальце висли остальные, заставляя вожака согнуться под их соединенной тяжестью. Но тут кольцо мальчишек словно взорвалось - кто-то налетел сзади и принялся расшвыривать их направо и налево, угощая полновесными тумаками. Щенята бросились врассыпную, сверкая пятками. А уже припавший на колено вожак нос к носу очутился с Волчонком. Парнишка с присвистом дышал через стиснутые зубы.
- Опять ты? - Тополь резко выпрямился. - Что еще?
- Все на одного… нечестно! - выдохнул Недоносок.
Собравшиеся вокруг воины залились дружным смехом - хохотали даже щенята, выбиравшиеся из сугробов. Сам вожак усмехнулся в усы и цапнул-таки Волчонка за ухо.
- Много ты понимаешь, - осадил он парнишку. - Честно-нечестно… Подрасти сперва, а там и разбирайся что к чему!.. И вообще - не лезь не в свое дело. Ты не в стае, ты гость, и не тебе нам мешать.
Волчонок стрельнул в него прежним настороженным взглядом, но Тополь уже отпустил его ухо и вскинул руку:
- Домой!
На востоке за холмами полоска рассвета успела вырасти вдвое, и в сердце ее разлилось золотое пламя, такое яркое, что больно было глазам. В низине Невы еще густела тьма, и тени не спешили сворачиваться, прячась до следующей ночи. Но наверху темнота уже отступала, и все вокруг серело тенями в сумраке.
Все мигом оставили забавы, перестав кидать друг друга в снег, и бегом бросились к берегу, в лоб беря крутой склон. Здесь было пробито несколько тропинок, по которым сейчас и взбегала стая.
Тополь привычно обогнал большинство своих и потому не видел, как увязавшегося за щенятами Волчонка кто-то толкнул на бегу так, что парнишка споткнулся и окунулся в сугроб. Пока он выбирался из него, стая пробежала мимо, и ему пришлось одолевать последние шаги в одиночестве.
Хоть и клялся, что с ним ничего не случится, назавтра Волчонок все же жестоко простыл. Весь день он с лихорадочно-восторженно блестящими глазами вертелся поблизости от воинов разинув рот, глазел на забавы, с настойчивостью приблудившегося щенка не замечая, что всем мешается. Но уже за вечерней трапезой Тополь приметил, как горят его щеки и мелко дрожат губы. Несмотря на то что в трапезной было жарко натоплено, Волчонок никак не мог согреться и с трудом заставил себя поесть. Заметив, что с парнем творится что-то неладное, Тополь подозвал Стойко и строго-настрого приказал ему устроить Недоноска в их клети.
А наутро, когда опять чугунное било возвестило о начале нового дня, Волчонок не выбрался на двор.
В то утро никто не путался под ногами, не брался растаскивать возившихся с вожаком щенят, но Тополь почувствовал его отсутствие и, едва пройдя в ворота, сразу отправился в клеть отроков.
Волчонок метался на лавке в жару, и даже с первого беглого взгляда было заметно, что он весь горит. Скинув одеяло, он разметался на постели и что-то шептал пересохшими темными губами. Вожак склонился над ним, трогая ладонью пылающий лоб.
- Погодите, я сейчас… сейчас встану… - прошептал Волчонок в забытьи. - Я с вами!.. Подождите меня, я…
Он рванулся привстать - широко распахнутые глаза смотрели мимо вожака. Тополю пришлось приложить усилия, чтобы заставить парнишку лечь, - в тощем теле оказался действительно немалый запас силенок. Вот только пошли они не на то.
Удерживая продолжавшего просить не оставлять его Волчонка за плечи, Тополь обернулся на вошедших следом Стойко, приятелей-корелов и теснящихся у порога отроков.
- Медведю накажите - пусть сестру свою кликнет, - приказал он. - Да в баню его, хворь гнать!..
Сестра Медведя, как и любая другая женщина-лесовичка, была травницей и, если надо, ведовицей, да такой, что порой знахарки-корелинки да словенки только ахали, удивляясь. Когда-то Роса заглядывалась на Тополя - вожака-вдовца, - особенно когда поняла, что тот не обижает ни ее брата, ни остальных пленных мальчишек. Все лесовики молчаливо одобряли выбор Росы - негоже вожаку ходить одиноким, следовало продолжить род. Но Тополь первое время все скорбел по Лане, к которой успел привязаться крепче, чем думалось, а когда боль утраты немного утихла, то выяснилось, что девушка, устав ждать, уже пошла замуж за другого. Но она не забывала вожака и с готовностью спешила на его зов, не замечая ревности мужа.
Волчонка отпарили в бане до малинового жара, выгоняя болезнь, а потом закутали в медвежьи шкуры и уложили в землянке Росы ближе к каменному очагу, в тепло, где женщина принялась поить его отварами и молоком с диким медом.
Бывало такое и прежде - кто-нибудь из отроков случайно проваливался под лед или застуживал грудь, задержавшись в лесу на охоте или в дальнем дозоре, случалось и старым ранам воспалиться, не давая житья. Вожак знал, кто из воинов его стаи здоров, а кто хвор, с кого спрос меньше, а кого надо гонять до седьмого пота, но, пока не изберет себе преемника, он никого не выделяет, разве что подрастающих сыновей. Не имея семьи, Тополь не прикипел ни к кому, а тут вдруг зачастил в землянку Росы.
Волчонок не поднимал головы с постели без малого три седмицы - видать, хворь поймала его еще зимой, в лесу, а тут предутренний бег босиком по снегу да ныряние в прорубь доконали мальчишку. Сейчас он медленно выздоравливал, борясь со всеми недугами враз, и не проходило и дня, чтобы Тополь не спускался по расчищенным ступеням, отворяя забухающую дверь. Хлопотавшая у огня Роса вскакивала ему навстречу, торопливо убирая распущенные волосы под плат, улыбалась беспомощно и ласково и сторонилась, уступая место у постели больного. У нее уже было четверо детей, к лету она должна была снова родить, и всякий раз, попадаясь вожаку на глаза, женщина смущалась и словно бы обижалась за то, что из всех детей ни один не был похож на Тополя.
Не глядя на женщину и ее младших детей - первенец уже полгода как жил в дружинном доме среди прочих щенят, - Тополь проходил к постели. Первые дни Волчонок больше спал и во сне казался совсем маленьким и беспомощным. Он очень исхудал и словно светился изнутри. Вожак садился рядом, а Роса вставала за его плечом.
- Он будет жить, - как-то сказала она. - Он очень сильный!
В полутьме землянки Тополь над своим плечом увидел очень близко ее напряженное лицо.
- Он сильный, - повторила Роса. - Как ты.
С утра стояла ясная, почти весенняя погода, и ее дети выбежали наружу сбивать сосульки. Только младший сынишка посапывал в колыбели, и в землянке они были одни. Роса положила руку на плечо Тополю и, когда он обернулся к ней, осталась стоять так близко, что он чувствовал ее запах. Женщина смотрела на него во все глаза, она ждала его слов, его рук на своем теле, может быть, даже чего-то большего. Не было сомнения, что она все еще продолжала его любить, но вместо того чтобы прикоснуться к женщине, Тополь поднялся и за плечи отодвинул ее от себя:
- Поставь его на ноги.
Еще несколько дней спустя Волчонок понемногу начал оживать и выходить. За время болезни от него остались только большие светлые глаза и острый нос. Роса перешила ему кое-какую одежу от старшего сына и мужа, и он первый раз переступил порог ее землянки в обнове. Отвыкнув за время болезни от людей, он опять держался настороженно.
Волею судьбы оказавшись среди словен, лесовики понемногу перенимали их обычаи, благо часть воинов в стае была из этого народа. Только справляли они праздники на свой лад и зачастую в свои сроки.
Волчонок первый раз после выздоровления вышел из землянки Росы именно в один из дней празднования Комоедиц - начала весны и встречи нового года по обычаям лесовиков. Убегая поглядеть на игрища - младенец в люльке и надвигающееся новое материнство мешали ей, как бывало, участвовать в катаниях с горок, - Роса накоротке объяснила Недоноску в чем дело, и он, крадучись подобравшись к распахнутым настежь воротам, издалека с робким любопытством глазел на крутой склон над Невой, где уже несколько дней горели костры, на чугунных противнях пекли блины - это лесовики переняли от местных жителей, - а цепляющаяся за самый край береза была увешана лентами, кожаными поясками и даже бусами и обручьями, снятыми с девичьих шей и рук. Береза - дерево просыпающегося медведя-бера - нынче была именинницей.
Веселились все - стар и млад, женщины и дети. Отроки, которым летом еще предстояло пройти испытание и встать в ряды воинов, молодые воины старались вовсю - лихо съезжали с горы кто на корельских коротких лыжах, кто запросто, на своих двоих, красуясь перед девушками. Схватывались бороться друг с дружкой и ряженым в медвежью шкуру Медведем. Сегодня утром, согласно обычаю, он сподобился изображать просыпающегося хозяина лесов, и на его выпирающие из-под звериной шкуры плечи особенно ласково поглядывали девушки, которых по жребию метали в загодя приготовленную "берлогу". Уловив зазывные взгляды, давно женатый Медведь потихоньку отыскал своего выученика Стойко и, схватившись с ним в потешной борьбе, шепнул на ухо пару слов. Обнявшись, два "медведя", как их называли за глаза, скатились с обрыва, поднимая облака снежной пелены, под визг довольных девчонок и смех воинов. Ненадолго они скрылись за кустами, а потом ряженый зверем выбрался, нарочно громко и недовольно рыча, словно удирая от спрятавшегося там противника. И мало кто заметил, что плечи его стали чуть уже, а сам он меньше ростом - там, за кустами, Медведь отдал шкуру Стойко, чтобы парень мог вдоволь позабавиться с льнущими к нему девушками - все равно ни одна не разглядела его лица там, во тьме снежной "берлоги".
На все это Волчонок смотрел издалека, стоя в проеме распахнутых ворот. Сперва он хотел найти Росу, но женщина уже скрылась в играющей толпе. Растущее чрево мешало ей, и она держалась ближе к кострам. Разложенные кольцом, они окружали воткнутый в землю шест - совсем скоро здесь будет разложен большой костер, где сгорят все беды и горести прошедшего года.
Даже сторожа у ворот во все глаза смотрели на праздник, с нетерпением ожидая смены. Они тянули шеи, ловили дразнящие запахи свежего печева и потихоньку облизывались, предвкушая, как сами включатся в веселую суету. На Волчонка ни один не обращал внимания, и он понемногу осмелел. Выбравшись за ворота, парень пошел к играющим.
Навстречу ему от веселой толпы отделился отрок и бегом устремился к крепости. Посланный с каким-то поручением, он мчался сломя голову и непременно налетел бы на Волчонка, который еле успел отпрянуть.
Неждан - это был он - остановился как вкопанный. Волчонок плохо помнил его, а отрок успел хорошо разглядеть новичка еще в первый день. Поблизости никого не было, никто не смотрел в их сторону, а вид у Волчонка был вовсе не воинственный, и Неждан, раздумав бежать по делам, остановился совсем, сунув большие пальцы за пояс.
- Кого я вижу! - притворно удивился он. - Непобедимый воин пожаловал!.. Чего тут бродишь? Аль потерял что?
С ним очень давно никто не заговаривал, а если и говорили, то все больше именно так - сухо и резко. Все - кроме, пожалуй, Росы и вожака. Привыкший встречать холодный прием, Волчонок только покачал головой:
- Ничего… Шел просто.
- И куда же?.. Иль мне того знать не положено?
- Нет, - осторожно ответил Волчонок, понимая, что этот ответ может ему дорого обойтись.
- Не-ет? - прищурился Неждан. - Ишь мы какие!.. Я-то здесь стайный отрок, а ты невесть кто и должен понимать, что, когда тебя спрашивает кто-то из стаи, ты должен отвечать!.. Куда шел?
- Это мое дело, - отговорился Волчонок. - Людей посмотреть…
- Смотри, да издаля, - махнул рукой Неждан на опушку леса невдалеке. - А сюда ни ногой… Недоносок!
В другое время Волчонок бы развернулся и послушно ушел, чувствуя, что за спиной у его обидчика стоят люди, которые не оставят от него и мокрого места. Но он уже три седмицы прожил здесь и помнил заботу Росы… И вожака, который… И он остался стоять где стоял.
- Земля не куплена, - возразил он. - Где хочу, там и стою, а ты мне не указ! Я иду своей дорогой, а ты иди своей.
На празднике нельзя было ссориться - это повестила ему Роса. Иначе все ссоры и раздоры унесешь с собой в новый год и еще долго будешь маяться. Поэтому и веселились все, показывая богам, добрым и злым, что они счастливы и сильны, - известно ведь, что зло не пристает к веселью. И Волчонок всем своим видом старался доказать, что не хочет драки.
- Иди себе, - предложил он. - Я так… ничего…
- Что? Струсил? - воскликнул Неждан. - Трус!.. Как же! С ножом против безоружного ты смел, а нынче и хвост поджал!.. Трус!
Волчонок взвился как ужаленный:
- Я не трус!.. Я…
- Трус! Паршивый Недоносок!.. Тебе не след даже стоять рядом со мной!.. Пошел прочь!
Неждан уже размахнулся, чтобы толкнуть Волчонка в сугроб, но тот ловко увернулся и в следующий миг сам бросился на обидчика с кулаками. Обученный борьбе, отрок мгновенно поймал выметнутый кулак в вершке от своего носа и бросил Недоноска в снег, вывернув ему руку так, что тот взвыл. Не выпуская его запястья, Неждан уже хотел было впечатать противника коленом в снег с головой, но Волчонок вдруг вывернулся ужом и, не обращая внимания на боль в руке, врезал отроку головой в живот.
Сбитый с ног, Неждан упал, и противники, сцепившись, покатились по снегу, угощая друг друга тумаками, пуская в ход кулаки и колени и едва не зверея настолько, чтобы начать грызть друг друга, как настоящие волки. Неждан был при ноже - именно оружие делало его самоуверенным, - но в пылу драки не вытащил его - забыл… Вспомнил лишь однажды, когда одолел более легкого и слабого Волчонка и пригвоздил его коленом к снегу. Он уже замахивался, но тот, изловчившись, выбил нож из его руки. Он отлетел в сторону. Оба противника разом ринулись к нему животами по снегу - но поздно…
Женщины у костров первыми заметили драку и закричали, зовя мужчин. Оставив игрища, те бросились к дерущимся и еле смогли растащить в стороны царапающийся, извивающийся и дергающийся клубок. Неждана удерживали трое отроков, повисая на локтях, а Волчонка схватил за локти сам Медведь - Недоносок бился в его железных объятиях и рычал, как зверь.
Оба противника успели порвать друг на друге одежду - у Волчонка была разодрана даже новая, первый раз надеванная рубаха, - и разбить в кровь лица. Синяки и ссадины делали их похожими, как родных братьев. На перемешанном снегу остались клочья рубах и подкладки полушубков, пряди вырванных с корнем волос, пятна свежей крови и нож.
Всемил увидел его первым и не мог не узнать собственного давнего подарка Неждану. Пользуясь краткой заминкой, он наступил на рукоять и втоптал нож в снег, позаботившись вовсе встать на него, чтобы никто не заметил.
Вожак подоспел из-под кручи, когда недавних противников еще не усмирили, и оба предстали перед ним во всей красе - разодранные, с синяками и дорожками крови, бегущими по лицу. Оба смотрели одинаково враждебно.
При появлении Тополя гомон стих. Вожак обвел глазами собравшихся:
- Кто начал?
- Он! - рванулся из державших его рук Неждан. - Он на меня бросился!.. Я по делу в крепость шел, а он…
В ответ Волчонок забился в объятиях Медведя, но вразумительного ответа от него не добились, кроме отрывистых:
- Трус!.. Трус! Сам трус!
- Кто видел начало? - словно не слыша противников, повторил вопрос Тополь.
- Да никто, - переглядываясь, заговорили люди. - Женщины закричали, смотрим - а тут они…
- Вожак! - перекрыл сдержанный гомон громкий твердый голос Всемила. - Это нарушение обычая!.. Драка на празднике! Что говорят законы стаи о нарушении обычаев?
- Изгнание!.. Наказание!.. - заговорили все разом. - Если воин - оружия лишить!
- Смерть! - выкрикнул чей-то одинокий голос, но тут же погас, словно сам испугался себя.
- Вожак! - поддержанный собравшимися, Всемил заговорил громче и увереннее. - Второй раз в нашей стае льется кровь! И оба раза ее проливает чужак!.. Недоносок не в стае! Защити свою стаю, вожак!
- Защиту стае! Защиту! - согласно загудели голоса лесовиков.
Согласно древним обычаям Лесных Всадников, каждый обиженный член стаи имел право на защиту всей стаи от любых посягательств чужаков. Если воин стаи обидел другого, дело разбирали и виновного изгоняли, приравнивая к чужим. А повздоривший с чужаком воин мог разобраться с обидчиком сам, а мог натравить на него стаю - как сам желал. Оказавшись волею судьбы далеко от родных лесов Мидгарда и Йотунхейма, лесовики еще крепче вцепились в законы своего племени и сумели привить их новым дружинникам из словен, корелов и веси.
Словно оглушенный обрушившимися на него криками, Волчонок только ошалело ворочал головой. От него не ждали слов в свое оправдение - уже решилось, что он чужак и должен ответить за обиду.
- Он первый назвал меня трусом! - закричал он, стараясь перекрыть голоса вокруг. - Я не хотел! Не хотел драки!.. Я защищался! У него был нож!
Всемил глубже, до хруста снега, вдавил костяную рукоять в наст.
- В тот раз ты тоже не хотел, - сурово оборвал он. - И тоже защищался!
Волчонок взвыл и, развернувшись, впился зубами в державшую его руку.
Медведь переносил и не такое, но от неожиданности ахнул и ослабил хватку. Этого оказалось достаточным, чтобы Недоносок вывернулся из полушубка и освободился. Не дав стоявшим вокруг схватить себя, он с рычанием прыгнул на Всемила:
- Ты вр-решь!
Воин встретил его ударом кулака в грудь, и мальчишка упал в снег. На него навалились сразу четверо, подняли, заломили руки и стянули пояс, закручивая его вокруг запястий. Волчонок бился и кричал, закатывая глаза. На губах его показалась розовая пена. Он затих только после того, как кто-то, догадавшись, вылил ему на голову ведро воды. Придя в себя, он захлопал глазами с удивлением и испугом, словно только что проснувшись.
Медведь осматривал красные следы зубов на руке.
- Хорошо кусаешься, - проворчал он. - Не зря тебя назвали Волчонком!
- Таким волкам не место в стае! - гнул свое Всемил. - Однажды он сбесится!
Все собравшиеся видели последний поступок Недоноска, и вожак, который больше не сомневался ни в чем, кивнул:
- Запереть в порубе. Его судьбу решит совет стаи!
Глава 4
За двенадцать лет жизни на новом месте в стае Лесных Всадников произошли большие перемены. Лесовиками их называть в полной мере стало трудно - из восьми десятков воинов, ныне встававших под руку Тополя, почти половина были словене и корелы. В прошлом году воинский пояс заслужили два весина, а четыре лета назад прибилось даже несколько викингов из числа урман. Все они имели жен из местных родов, и даже в замужестве за лесовиками жило несколько словенок, а дочь самого вожака, Лана, выбрала себе в мужья словенина.