- Твой сыновец? - Уже угнездившаяся, она подняла голову, заглядывая ему в лицо и улыбаясь. - Да, он твоего рода, но ни он, ни Лана не смогут заменить тебе настоящего сына!.. А я рожу! Вот увидишь! Я смогу подарить тебе сыновей и дочерей - сколько захочешь! Я сильная!
От нее терпко пахло душистыми летними травами. Роса прильнула к Тополю, уверенная, что вожак не сможет прогнать ее, обнимая его за шею и заглядывая ему в глаза. Губы ее подрагивали в ожидании поцелуя. Но Тополь не мог так запросто. Он слишком долго ждал от жизни совсем другого, и срок ожидания еще не вышел.
- Прости, Роса, - он напряг руки, отодвигая женщину, - но Сокол умер совсем недавно… Ты должна понимать - мы должны подождать. Кроме того, ты же знаешь, эта зима будет сороковой в моей жизни!.. Потерпи до новой весны. Если и ты, и я будем живы на Комоедицы, вот тогда я встану с тобой рука об руку перед живым огнем.
Благодарно просияв, Роса послушно отодвинулась, все еще касаясь его плеч руками. И она, и Тополь знали, что значит для лесовика сороковой год. Он считается переломным - доживешь до сороковой весны, значит, проживешь еще столько же зим и лет. С тех пор как появился Волчонок, предчувствие скорой гибели так часто посещало вожака, что он был уверен - до новых Комоедиц ему не дотянуть. А если все-таки удастся обмануть судьбу, тогда - что ж… И в день начала нового года родится новая семья. Он привыкнет к Росе и попробует наконец насытить свое сердце, остававшееся голодным столько лет.
Женщина словно прочла что-то в его глазах. Мягко, осторожно потянулась к нему и коснулась губами его губ…
Малое время спустя она тихо выскользнула вон, по-прежнему кутаясь в мужнин плащ. Во влазне было темно, в дружинной избе царила полная тишина, и Роса, улыбаясь своим думам, сперва наступила на что-то живое, а потом уж поняла, что она тут не одна.
Первый крик, готовый сорваться с губ, замер. Она шарахнулась назад, уже собираясь распахнуть дверь в горницу вожака и нырнуть обратно под защиту его рук и широкой уверенной спины, когда тень, на которую она наступила, поднялась, и Роса скорее по знакомому сопящему дыханию признала Волчонка.
Прищуренные глаза Недоноска светились в темноте, как у лесного кота, и в их сиянии не было ничего доброго. Он лежал на полу, свернувшись калачиком у порога, когда его разбудил толчок.
- Волчонок? - слабо улыбнулась Роса. - Ты что тут делаешь?
Тот угрюмо смотрел на нее исподлобья, раздувая ноздри.
- Ты что, сторожил Тополя? Я тебя разбудила? - Роса протянула руку, чтобы, как бывало, потрепать вечно лохматые русые вихры парнишки, но тот отпрянул с проворством дикого зверька. - Ты обиделся?.. Прости, я не заметила тебя!.. Что ты молчишь?
- Не ходи сюда, - выдавил Волчонок.
- Почему? - удивилась Роса.
Волчонок промолчал, отводя глаза, и это молчание было яснее всяких слов.
- Глупенький, - улыбнулась женщина и, не обращая внимания на его сопротивление, все-таки потрепала его по голове. - Я люблю его!.. А ты не ревнуй! Когда-нибудь ты сам вырастешь и поймешь, что это такое. А пока не сердись…
- Если ты придешь сюда еще раз, - потупя взгляд, тихо молвил Волчонок, - я тебя не пущу.
Первым порывом Росы было метнуться назад, к вожаку - пусть рассудит. Но вместо этого она внимательнее посмотрела на упрямо склоненную голову Недоноска и скользнула мимо. Парень знал, что говорит, - до новых Комоедиц у нее на Тополя не было никаких прав. А там поглядим…
Как началась худая полоса в ночь после Перунова дня, так она и длилась на другое утро. Чтобы разогнать подступающую тревогу, Тополь вторично ходил в боевой поход. Но единственный драккар викингов, встреченный на десятый день, едва завидев "Тур", показал корму и ринулся удирать во все лопатки, так что догнать его не удалось. Его преследовали почти трое суток, выбиваясь из сил, и загнали в открытое море, но так и не сумели настичь.
Пришлось возвращаться ни с чем. А дома ждала новая неудача - пока вожак гонялся за урманами, самовольно ушли, пользуясь предоставленной им свободой, гости-пленники свеи. Их драккар "Дракон" был давно готов к отплытию и ждал своего часа в корабельном доме. Никто не подумал задержать людей Эрика Торвальдссона - тем более что с ними ушли викинги кормщика Асмунда.
Узнав про это, Тополь сразу понял, почему, едва появился второй драккар, Асмунд стал готовить себе замену из словен и отправил с Тополем малоопытного парня. Не иначе как сговорился с Эриком Торвальдссоном в надежде, что кормщик-новичок не совладает с норовистым "Туром". Асмунд как в воду глядел - урмане ушли от погони, но драккар все-таки вернулся в крепость.
Впрочем, о предательстве Асмунда Тополю задумываться было некогда - вместе с этими новостями пришла и еще одна.
Уже третий день как его ждали.
Незнакомый всадник подъехал к воротам крепости поздно вечером, перед самым закатом, и, несмотря на окрики стражи, не перемолвился с ними словом до нового рассвета. Привязав коня к кустам, он разлегся прямо на земле и лишь утром сообщил, что приехал, чтобы повидать вожака. Весть о том, что Тополя нет, его не смутила - он ответил, что готов ждать его возвращения хоть целый год, и отказался пройти в ворота и сказать, зачем приехал в стаю. По виду, одежде и речам его выходило, что он тоже из лесовиков, но держался он со стаей Ломка Тура настороженно, как с недругами.
Выслушав повесть Медведя о странном госте, Тополь махнул рукой - давай его сюда.
Приезжий явился в гридницу к вечере. Отроки уже подавали на столы последние миски и ложки, и вожак уже держал в руках каравай и нож, готовясь угостить домашний огонь. Бесстрашно шагнув из-за широкой спины Медведя, приезжий легко и весело поклонился всей стае.
Был он невысок ростом, худощав и гибок, как девушка, с улыбчивым красивым безусым еще лицом, на котором задорным огнем горели черные глаза. Такие же темные непослушные волосы шапкой торчали на голове. По виду он и правда ничем не отличался от лесовиков - разве что висевший за спиной меч был украшен золотом, а на узорном поясе болтались в богатых ножнах два длинных иноземных ножа. Сорвав с головы шапку, он засунул ее за пояс, скинул дорожный плащ-мятель и, не спросясь, легким шагом, проскользнул мимо отроков к печи, коснувшись ее кончиками тонких по-девичьи пальцев. Этот жест напомнил Тополю Волчонка. Тот, сидевший неподалеку, весь подобрался, словно почуял в приезжем угрозу.
- Вечер добрый, гость дорогой! - окликнул его вожак. - Гляжу я, не первый раз ты в путь отправился, раз сметлив так! Кто ж ты таков да откуда прибыл?
- Твоя правда, хозяин ласковый, не первый день я в дороге, - на наречии лесовиков, удивительно чисто отозвался гость, обратив на Тополя ласково-насмешливый взгляд. - А только прежде, чем беседу заводить, пригласил бы ты меня хлеб-соли твоей отведать! А там авось и сыщется, что хорошего друг дружке сказать!
Не дожидаясь приглашения, он прошел к дальнему концу стола и присел, молча ожидая, пока и его оделят ложкой. Тополь сдвинул брови, но кивнул, и близстоящий отрок обслужил гостя.
До самого конца вечери тот не вымолвил ни слова, но едва вожак поднялся, вскочил тоже и решительным шагом последовал за ним, на ходу подхватывая с лавки мятель. Не спускавший с приезжего глаз Волчонок бросился было за ними, но гость захлопнул дверь перед самым его носом.
Оказавшись в своей горнице, Тополь второй раз за вечер посмотрел на гостя. Мальчишка больше, чем раньше, показался ему девчонкой в мужских портах с отрезанной косой - только блеск глаз не позволял усомниться. Он с независимым видом обвел взглядом стены клети и задержал взор на Мече Локи. Веселая ухмылка враз сошла с его губ.
- Тебя ли, - облизнув губы, заговорил гость, - звали прежде Олавом Эрикссоном, четвертым сыном Эрика Олавссона по прозвищу Медведя из рода Ингвио-Фрейра?
- Да, меня, - кивнул Тополь.
- И не тебя ли, - мальчишка по-прежнему не смотрел на него, - назвал своим приемным сыном Ворон, княжич из рода потомков Славена, сына Русова?
- Меня.
- Тогда, - гость наконец-то оглянулся на хозяина, - я приехал к тебе. Зови меня Пеплом, сыном Падуба.
- Зачем ты приехал, Пепел, сын Падуба?
- Затем, что близок Срок, и ты должен последовать за мной.
- Куда?
- Там узнаешь, - последовал короткий беспечный ответ…
Тополь медленно опустился на лавку. Вот и все. Кончилось долгое ожидание. Больше не будет он просыпаться на рассвете с томительным предчувствием - что принесет новый день - и не станет долго ворочаться до полуночи с боку на бок, не в силах уснуть. Вот и отыскали его боги, нашли для своего слуги дело. И не странно ли, что оба раза судьба явилась ему в обличье безусого мальчишки: первый раз предупредив о скором расставании с привычным покойным житьем Волчонком, а второй раз - с Пеплом.
- Раз ступивший на Дорогу богов не имеет права сойти с нее по своему хотению, - громом ударили в тишине негромкие внятные слова гостя. - Ты должен пойти за мной!
- Зачем? Что угодно от меня Светлым?
- Того мне не ведомо. - Пепел взглянул на него по-взрослому спокойно. - Ты последуешь за мной туда, где тебя ждут. Там все скажут те, кто знает лучше меня… Ты не можешь отказаться, ибо Меч Локи должен свершить то, ради чего его сберегали в Мире людей столько лет.
- Рагнарёк? - до Тополя наконец дошло, что происходит. - Я должен… свершить Рагнарёк…
Последняя Битва, гибель богов и людей! Локи, плывущий на корабле мертвецов из Мира мертвых… Смертоносное пламя, пожирающее все живое… Огромный Змей Йормундгард, Лунный Волк Фенрир, огненный великан Сурт… И он на их стороне!
Опустив руки, Тополь снизу вверх смотрел на этого невысокого худенького мальчишку, который нарочно косил глазами по сторонам, борясь с усмешкой, и ему хотелось кричать от гнева и бессилия. Именно сейчас, когда он начал жить, когда судьба, кажется, готова начать дарить ему все то, в чем отказывала столько лет!.. Но не потому ли она вдруг расщедрилась, что отлично знала: ему не придется попользоваться ее дарами? Удивительная, истинно божественная жестокость - так ревновать тех, кто по-настоящему ценен для богов!
- Когда мы должны ехать? - тихо спросил Тополь.
Пепел со вздохом опустил напряженные плечи и широко, по-детски улыбнулся:
- Чем скорее, тем лучше!.. И обязательно одни.
Они пустились в путь на рассвете, не дожидаясь, пока ухнет на дворе чугунное било, поднимая отроков на утреннюю потеху. Еще вчера вечером, вопреки настояниям Пепла, Тополь сам сходил к Медведю и потихоньку от остальных поведал ему, что должен отлучиться. Пообещал вернуться, как только отдаст старый долг, и оставил стаю на него. Что бы ни случилось, Медведь, брат Росы, сумеет быть хорошим вожаком. С ним никто не станет спорить, доказывая, что более достоин власти. А для Росы это будет утешением.
О госте знали почти все в стае, о том, что Тополь уезжал, - только Медведь, но уже выводя оседланного и навьюченного припасами коня за ворота, Тополь неожиданно столкнулся с Волчонком. Он еще успел удивиться, почему у ворот нет сторожей, когда ответ сам шагнул ему навстречу.
По всему было видно, что Недоносок следил за Тополем с вечера. Наспех одетый, он тискал ладонью рукоять Друга, и глаза его двумя свечками горели в предрассветных сумерках. Увидев навьюченных коней, он всплеснул руками и бросился к Тополю.
- Так я и думал! - воскликнул он. - Почто, вожак? Почто бросаешь? Что я тебе сделал?
- Не твое дело, - решительно заступил ему было дорогу Пепел, но Тополь отодвинул вестника в сторону.
- Не спрашивай меня, Волчонок, - ответил он. - Я по своим делам еду.
- А я? Мне с тобой можно?
- Нет.
- Не оставляй меня, вожак! Возьми с собой! - отчаянно взмолился Волчонок, кидаясь к нему, и обнял, словно стараясь защитить от неведомой опасности. Тополь про себя поразился порыву Волчонка, но тут Пепел досадливо поморщился, и вожак, к удивлению и возмущению Недоноска, оглянувшись на проводника, отодвинул его в сторону.
- Тебе нельзя, - оборвал он. - Оставайся здесь… Здесь твой дом, твоя стая. И жди меня… я скоро.
Более даже не покосившись на Волчонка, он вскочил в седло и вслед за Пеплом поехал к берегу Невы в сторону от поселка.
Глава 8
Пепел знал дорогу назубок. Первые дня два они загоняли лошадей, словно опасались погони, и лишь на третье утро, когда вокруг раскинулись глухие малохожие леса, сдержали коней.
Двигаться приходилось осторожно - Пепел, словно нарочно, выбирал места, заваленные буреломом. Полуповаленные стволы вековых дубов и яворов, закрывая путь, переплетались ветвями; огромные выворотни корячили пласты земли с дерном, наполовину скрывая ямы; копыта коней тонули в опасно хрустящем валежнике, в котором порой прятались валуны. Спешившись, они вели лошадей в поводу.
Доверяясь проводнику, Тополь помалкивал, но когда ближе к вечеру на пути неожиданно попался глубокий овраг с крутыми склонами, густо поросшими ежевикой, и Пепел немало не колеблясь повел коня через овраг, он остановился.
- Мы что - хотим переломать лошадям ноги? - спросил он.
Мальчишка оглянулся через плечо, весело фыркнул.
- Мы хотим всего лишь сократить путь, - беспечно объяснил он. - Там за березой начинается нужная нам тропа.
Он указал на дальний склон, но, сколько ни вглядывался, Тополь не смог отыскать среди деревьев ни одного белого ствола.
Не дожидаясь, пока он наглядится по сторонам, Пепел бестрепетно повел своего коня вниз. Приземистый костистый жеребец лесной породы, задирая морду, последовал за хозяином. Тополь про себя помянул недобрым словом неопытного мальчишку, который собрался ломать ноги коням, но последовал за ним, задержавшись только для того, чтобы сорвать с себя плащ и обмотать коню морду, - жеребец пятился от темного провала оврага и храпел. Оказавшись в темноте, он сразу притих и, как пришибленный, двинулся за человеком.
Спускаться оказалось проще, чем можно было подумать. Склоны, густо поросшие ежевикой, оказались каменистыми, и камни торчали из земли, как ступени влазня в землянку. Подъем Тополь одолел уже вовсе без труда и наверху столкнулся с Пеплом, который ждал его, сидя в седле.
- Вот береза, про которую я говорил, - объявил он, похлопав рукой по толстому, искривленному давней болезнью стволу, стоящему подле.
Разматывая плащ с головы коня, Тополь оглянулся - приметное дерево росло над самым краем оврага, не заметить его с той стороны было невозможно. Он даже бросил взгляд на ту сторону - на противоположном склоне гордо показывал из кустов бока обточенный человечьими руками валун. Раньше его там не было.
Ухмыляясь во весь рот, Пепел пережидал удивление своего спутника.
- Это что же - Врата? Мы прошли через Врата? - догадался Тополь.
- Конечно, - кивнул мальчишка. - А теперь едем! Нас и так заждались.
За стволом березы и правда обнаружилась приличная тропа, по которой они и продолжили путь.
На другой день леса кончились, и они вступили в горы.
Мир неуловимо быстро изменился. Тополь покинул крепость над устьем Невы в самом начале осени, когда в косах берез только появляется первая седина, а здесь уже завершался месяц листвень - листва на деревьях полыхала осенним пожаром и мерно сыпалась с ветвей. Стоило тронуть березу, явор, ольху или рябину, как с них дождем обрушивалось на землю облако листвы. Порывы ветра оголяли заросли на глазах.
Склоны становились все круче, а тропа все уже, и скоро опять пришлось большею частью идти пешком, ведя коней в поводу. На пути не попадалось ни приметных деревьев, ни камней с высеченными на них знаками, но Пепел пробирался вперед так уверенно, словно его тянули на веревке.
Потом зарядили дожди. Ветер словно загодя готовился к приходу осени. Он пригнал откуда-то тучи и настелил их в небе в несколько слоев. Стиснутые со всех сторон тучи не выдержали - и разразились потоками ливней. Дожди в один день смыли с лесов остатки ярких красок осени, превратили толстый шуршащий под копытами коней ковер листвы в мокрую подушку. Огорченный провалом своей затеи с тучами, ветер носился под дождем, мокрый, холодный, злой, и, как голодный пес, трепал ветки, срывая последние листья.
Дорога стала вовсе плохой. Тропа размокла от дождей, вечером нельзя было отыскать ни единого сухого прута для костра, так что приходилось обходиться давними припасами и сушить одежду на себе. Лошади, перебивавшиеся отавой и желудями, спали с тела.
Пепел не обращал внимания на непогоду. Дождь, ветер, холод, сырость - ему все было едино. Он засыпал на подушке из мокрой холодной листвы, завернувшись в плащ, а утром вскакивал как ни в чем не бывало и тормошил Тополя, торопя пуститься в путь. Он стал малоразговорчив, и от него нельзя было добиться ни одного сколько-нибудь вразумительного ответа ни на один вопрос. Тополь даже начал потихоньку проникаться уверенностью, что его проводник заблудился.
Тем временем последние долины остались позади, а с ними и леса. Путники пробирались высокогорными лугами, где среди полегшей и вымокшей отавы кое-где попадались корявые деревца или заросли стланика. Здесь вовсю гуляли северные ураганные ветры, и именно они принесли весть о том, что приближается море.
Его тихий басовитый гул они услышали как-то под вечер на третий или четвертый день пути, когда ненадолго прекратился вой ветра в камнях. Северное море рокотало где-то далеко впереди, неимоверно далеко - и в то же время удивительно близко.
- Скоро, - прошептал Пепел, по-собачьи нюхая воздух.
В ту ночь выпал первый снег.
Он все еще шел, мелькая в сереющем вечернем воздухе бесформенными ошметками, когда за его плотной завесой вдруг неожиданно возник крутой обрыв. Рокот моря, упрямо и остервенело бьющегося лбом в скалы, гас, увязая в баюкающем колдовском шепоте падающего снега, и угольно-черная каменная громада вставала из волн, как призрак.
Это был огромный замок-башня, вырубленный из скалы, на которой он стоял. Высокие стены с заборолами, надвратная башня и высящиеся за нею остроконечные кровли, увенчанные искусно вырезанными из того же камня головами невиданных зверей, опирающийся на столбы пролет моста - все каменное, нигде ни щепки дерева. Так, по крайней мере, казалось в надвигающихся ночных сумерках изумленному Тополю. Только в полузабытых сказаниях скальдов и повестях, рассказываемых лесовиками о далеком прошлом Йотунхейма, слышал он о домах, построенных из камня, но не верил этому до сего мига. И вот оно, жилище богов, встающее из моря, перед его глазами!..
В душе родился страх, приковавший его к земле, и, если бы не Пепел, что, ведя уставшего коня в поводу, первым ступил на шероховатый камень моста, он бы не решился шевельнуть и пальцем.
В надвратной башне, сложенной из каменных глыб, в узких окошках горел огонь. Проем ворот был открыт, и, словно зубы насторожившегося зверя, в полутьме тускло поблескивала кованая решетка - каждый прут был толщиной с хорошее копье и был заточен не хуже. Упади она - пронзит насквозь и человека, и коня под ним. Должно быть, боги следят, чтобы никто зря не переступал порог их обители, и карают недостойных страшной смертью. Но все обошлось, и они ступили на двор, который оказался выложен деревянными плитами-горбылями, как улицы в городах Гардарики.