"Не понимаю, - тоскливо подумал Инару, с трудом отодвинув чужие воспоминания в сторону. - Талларен сломал ей жизнь, а она... простила?!"
Белка осторожно коснулась похолодевшей ладони Тирриниэля и тихонько сжала.
- Они должны понять, Тиль. Они посчитали тебя новым Изиаром и пришли нас убить. Однако их тоже обманули, пообещав быстрое решение всех проблем. Им показали, что все это можно исправить. Пообещали вернуть прошлое, раскрасить будущее, изменить настоящее... поэтому они шли сюда не со злобой, а с намерением избавить мир от порождения мрака. Шли умирать, надеясь хотя бы смертью своей сделать великое дело. Они всем рискнули ради своего народа. От всего отреклись. Знали, что ты для них не соперник, и все равно не испугались. Даже за Кордон прошли, чтобы попытаться тебя остановить. Да, их рука бы не дрогнула, если бы представился такой случай... даже сейчас, подари мы им такую возможность, они бы без колебаний вонзили тебе нож в сердце... но в их сердцах нет настоящей ненависти. Только боль. И эта боль - ваша общая: за Лес, свой народ и вашу, почти потерянную расу, - Гончая пытливо заглянула в глаза царственного эльфа. - Я знаю, тебе нелегко это принять, и знаю, что ты очень обижен. Понимаю, каково чувствовать себя преданным и оболганным. Каково стоять и смотреть на лица тех, кто даже сейчас лелеет мысль об отмщении за те грехи, которые ты не совершал. Это больно, Тиль, я все знаю, но... если ты сейчас не смиришь свою гордость и не сделаешь шаг навстречу, они умрут. Умрут, уверенные в своей правоте и в том, что ты ничуть не изменился за последние сотни лет. Что все, что ты делал и говорил в эти годы - ложь. Что ты по-прежнему презираешь весь остальной мир и готов на все, чтобы бросить его на колени... но ты мудр, Тиль. Ты гораздо старше этих растерянных детей, польстившихся на ложные посулы. Пожалуйста, не отталкивай их только потому, что они в неведении своем совершили ошибку. Ведь когда-то ты тоже ошибался. Когда-то тоже оступился. И остался жив только потому, что сумел найти в себе силы это признать.
Ллер Эналле с замиранием сердца вслушивался в тихий голос Гончей. Так искренне и так горячо, кажется, она еще никогда не говорила. Никого ни о чем не просила. А его сейчас почти умоляла.
И он не мог этого не услышать.
Владыка Л'аэртэ несколько мгновение смотрел на взволнованное лицо Гончей, а потом со стыдом опустил голову: она права. Боги, как же она права! Но почему же она просит перед ним за ЕГО народ, когда это ему надо было сделать первый шаг? Стоящие перед ним эльфы - всего лишь обманутые дети. Немного наивные, погрязшие в страхах и непонимании братья, чьей неосведомленностью умело воспользовались. Им сказали: "Вот ваш враг!", и они поверили. Просто потому, что поверить в чью-то вину всегда легче, чем оглядываться на свои собственные ошибки. И вот этих слепцов надо уничтожить? Но за что? За то, что они не видели истины? За то, что охотно обманулись? За то, что поверили Хранителю, знающему о грехах повелителя наверняка? Срывать на них свою злость и неправедную обиду?
Глупо. Глупо и недостойно правителя.
Тирриниэль тяжело вздохнул.
- Ты права, малыш: когда-то и я был таким. Оказывается, иногда бывает очень полезно посмотреть на себя со стороны. Спасибо.
- Пожалуйста, - слабо улыбнулась Белка, позволив ему ласково взъерошить себе макушку. А потом протянула открытую ладонь, на которой тускло поблескивало изящное колечко.
Ллер Эналле заметно напрягся, когда высокий лорд задумчиво кивнул и забрал его родовой перстень. Тиль немного помолчал, искоса наблюдая за тем, как устало поднимаются с земли потрепанные эльфы. Невесело усмехнулся, вполне понимая светящуюся в их глазах неприязнь. Потом взглядом поинтересовался, не возражают ли они против еще одного откровения, и слегка удивился, когда глава Старшего Дома вдруг изучающе посмотрел в ответ и... неожиданно кивнул.
Забавно. Неужели он согласен рискнуть? Или просто решил не упускать редкую возможность покопаться в мыслях своего Владыки?
Инару задумчиво свел брови к переносице, но останавливать сородича не стал. В конце концов, что они теряют? Повелитель и так мог убить их в любую минуту. Сделать это каким угодно способом, когда угодно, вплоть до того, что мог мучить их так долго, как ему заблагорассудится. Так что, если Владыка решил отсрочить казнь, то кто ему возразит? А если за его предложением действительно кроется нечто иное, то, может, имеет смысл хотя бы узнать, в чем дело? Все же Белка, наверное, не зря его оберегает? Не зря отстаивала его жизнь на Границе? И не зря рисковала собой? Был бы он по-настоящему мерзавцем, разве стала бы она его защищать?
В глазах эльфов впервые отразилось сомнение.
- Эналле, ты позволишь? - на удивление вежливо поинтересовался Тиль у своего несостоявшегося убийцы.
Глава Старшего Дома изумленно моргнул.
- Д-да. Я попробую.
- Отлично. В таком случае, постарайтесь не сопротивляться: мне бы не хотелось привлекать сюда других гостей, помимо кошек Белки. Впрочем, полагаю, вы и уже знакомых хмер не очень-то захотите снова увидеть.
Лакр, пристально наблюдающий за выражениями лиц Перворожденных, вдруг тихонько хихикнул: ну и дела! Когда еще доведется увидеть, чтобы грозный повелитель эльфов уговаривал своих подданных ему довериться! Поразительное зрелище! Прямо незабываемое!
Стрегон мысленно присвистнул: а молодец Белка! Если Тиль докажет, что чист (а при мысленной речи солгать или схитрить не удастся даже ему!), то из этих ушастых можно будет потом веревки вить! Причем, сама Белка уверена, что Владыка невиновен, а не доверять ей нет никаких причин. В то же время остроухие бунтовщики просто не смогут устоять от такого соблазна. Еще бы! Единственные, кому правитель готов открыться! Чувства, мысли, память... да это же неслыханная степень доверия! Абсолютное признание! Прощение, если хотите! И ушастые не могут этого не понимать! Вон, как засомневались! Забегали глазами, задергались, как тараканы на сковородке...
Терг, тоже поняв нехитрую идею Гончей, тихо присвистнул.
- Я согласен, - хрипло прошептал ллер Эналле, убедившись, что повелитель не шутит. - Мы все согласны. Мы не будем противиться.
- Хорошо, - спокойно повторил Тиль. - Это не займет много времени, но мне бы хотелось, чтобы вы все-таки сели: не уверен, что получится избавить вас от неприятных воспоминаний, а ловить каждого при падении с этого холма мне бы не хотелось.
Эльфы быстро переглянулись и послушно опустились обратно на траву. Правда, их немного коробило, что высокий лорд по-прежнему стоит, но потом Инару сообразил, что для тех, кто не так давно желал его убить, глупо беспокоиться о подобных мелочах. После чего неуловимо порозовел, а затем перехватил насмешливый взгляд Владыки и окончательно сконфузился: кажется, для него чужая душа была открытой книгой?
Тирриниэль глубоко вздохнул и осторожно сжал чужой перстень, стремительно наполняя его своей силой. Крупный изумруд в золотой окантовке снова мягко засветился, затем коротко вспыхнул и...
Ллер Эналле во второй раз за день провалился в небытие.
Странно, но теперь это не потребовало от него никаких усилий, будто чья-то сильная воля уверенно поддерживала временно наложенные узы и позволяла спокойно читать, не обращая внимания на холод чужого разума. Словно дружеская ладонь подхватила его под спину, помогая опереться и тихо убеждая: все хорошо, все правильно, здесь вам бояться нечего...
Поняв, что угрозы нет, эльф успокоено потянулся навстречу.
...Ярость, высокомерие, горделивое презрение... все это было в его новом прошлом. Он четко знал, что по праву занимает свое место, и уверенно держал в руках бразды правления. По праву сильнейшего повелевал своими сородичами и жестко карал за неповиновения. Железной рукой выпалывал несогласных и холодно зачитывал приговоры, после чего сам же их и исполнял - всего лишь одним движением пальцев, из которых по первому требованию вырывался целый ураган зеленого Огня.
Он равнодушно кивал, когда докладывали о смертных, нарушивших границы его владений, и бестрепетно карал преступников, когда не находил в их испуганном лепетании достойного оправдания. Презрительно молчал, когда слышал мольбы о снисхождении. Брезгливо морщился, когда мольбы становились истошным воем. Бесстрастно следил затем, как исчезает пепел с травы, и спокойно возвращался к неоконченному разговору.
Когда-то он думал, что знает все о своем истинном долге перед Народом. Когда-то ради этого он пожертвовал двумя молодыми жизни - взамен двух новых Л'аэртэ, долженствующих укрепить и возродить его древний Ясень. К несчастью, супруги Темного Лорда не пережили родов, однако их смерти послужили на благо всего Леса, подарив ему целых двух могущественных магов. Один, на которого возлагалось столько надежд, долгое время казался достойным продолжателем дела отца - уверенным в себе, полным сил и амбиций. Второй, с малых лет приученный к мысли о Лабиринте, неожиданно предал свой Лес, приняв Отречение ради горстки жалких смертных, так не вовремя испустивших дух во имя выживание его расы.
От Торриэля вскоре пришлось избавиться, как от подгнившей ветви на еще здоровом стволе, чтобы проклятая зараза не передалась дальше. Хоть его упрямство и вызвало вспышку бурной ярости, подобную извержению огромного вулкана, но Закон требовал максимально наказания - Изгнания. Несмотря даже на долг, ради которого был взращен и выучен строптивый сопляк.
Впрочем, Тирриниэль и тогда довольно быстро успокоился, будучи полностью уверенным в том, что, когда придет время, легко отыщет дерзкого мальчишку, рискнувшего выставить ему ультиматум. Твердо знал, что молодой наглец с неокрепшим Даром когда-нибудь не выдержит изоляции и наделает ошибок, а после этого его останется только выловить и за шиворот приволочь обратно.
Кто же знал, что Торриэль сумеет запереть свою силу так ловко? Кто знал, что он так хорошо научился заметать следы? Кто мог предвидеть, что он стал так искусен в умении наводить на себя личину? И кто мог знать, что он бесследно исчезнет почти сразу, как переступит порог родного Леса? На целых двести лет, за которые в Темном Лесу, будто в Проклятом, вдруг один за другим стали осыпаться листья в Священной Роще Иллаэра?
Потом была досада и осознание собственного промаха - пожалуй, первого, который он по-настоящему признал. Была и бессильная ярость. Лихорадочные поиски. Скупые обещания несметной награды за голову дерзкого отступника, растущие от года к году. Мстительное ожидание результатов. За ними - растущее беспокойство, резко усилившееся после внезапной пропажи второго наследника. Затем - новая ярость, граничащая с бешенством. Вежливое письмо из Аккмала, напоминающее о грядущем Походе и о том, что время для Торриэля уже пришло. Лихорадочные поиски выхода и растущее день ото дня отчаяние, когда стало ясно, что младшего отпрыска он бездарно упустил, а второй сын вовсе не горит желанием умирать за свой народ...
А потом в Темный Лес пришла другая черная весть: целая ветвь на Родовом Ясене вдруг обуглилась и осыпалась пеплом. Это значило, что в Доме Л'аэртэ остался лишь один наследник. И что если в Проклятый Лес не отправится он, то Лиара вскоре падет. Найти... его надо было найти во что бы то ни стало. Любой ценой, любыми усилиями, сколько бы охотников за головами за ним ни отправилось. Да только вот беда: Торриэль так и не нашелся. Свою ветвь у Ясеня он просто-напросто срубил, после чего растерянный повелитель не мог даже сказать, жив ли он еще или уже нет. И будет ли когда-нибудь у его Дерева хоть один новый росток.
Как же удивился он, когда из Похода вернулось сразу несколько смельчаков. Как искренне озадачился, узнав, что угроза Лабиринта навсегда исчезла. Как оторопел, когда понял, что блудный сын не забыл о своем долге, а напротив - возмужал, обрел невероятную силу и стал совсем другим.
Он просто возликовал от мысли, что Род все-таки будет жить, буквально заново родился в тот день, простив неразумному отпрыску даже предательство, шагнул вперед с намерением принять его снова...
И буквально умер, когда понял, что остался совсем один: Торриэль уничтожил его надежды всего тремя короткими словами. Развеял в прах, безжалостно растоптал, разорвал и без сожаления сжег. И вот тогда Владыка впервые понял, что значит быть заживо похороненным. Впервые в жизни почувствовал, что сделал что-то не так. И впервые столкнулся с тем фактом, что больше не является ни мудрым, ни уверенным в себе, ни даже сильнейшим.
В течение двадцати лет он мысленно спорил с предателем-сыном. Тщетно пытался убедить его в своей правоте. Упорно гнал от себя мысль об обратном, скорбел об угасающем Роде, боялся мысли, что виноват в этом сам, и очень старался не показать стремительно приближающиеся признаки Ухода.
За эти годы он вдоволь насладился собственной агонией. Досыта испил горькую чашу отчаяния. Ночами метался в безумном бреду и старательно глушил тихий голос неумолимо растущей тоски. После чего с испугом прислушивался к поступи Ледяной Богини. Боролся. С горечью видел, что проигрывает. В обреченном понимании следил за тем, как увядает с ним Священная Роща, и с ужасом думал о том, что станет причиной гибели своей расы. Пусть не сразу, пусть не через десять лет, а через несколько веков, но без крови Изиара и поддерживаемых ею Чертогов Темные эльфы не удержат свой лес от жадных посягательств. Рано или поздно, но им придется уйти - в другие земли, другие времена и к другим народам. Они растворятся среди чужих языков и далеких стран. А еще через пару веков никто уже не вспомнит о том, что они когда-то существовали. Может, только Светлые сумеют тихо позлорадствовать исчезновению конкурентов, да гномы гадко ухмыльнутся в бороды, когда станут выкорчевывать засохшие белые ясени и сжигать их в огромных печах своих подземных кузниц.
Понимание этой печальной участи было для постаревшего эльфа гораздо хуже, чем стремительно подбирающаяся смерть. Но еще тяжелее было сознавать, что это его вина и его ошибка. Та самая страшная ошибка, имя которой - Изменение...
По лицам Перворожденных пробежала болезненная судорога.
...Они снова вспоминали тот далекий день, когда в увядающие Чертоги случайно заглянула необычная пара: совсем юная девушка - прекрасная и чистая, как первый весенний цветок, а вместе с ней - такой же юный эльф с несомненными чертами Владыки Изиара.
День за днем они прошли через то, что довелось испытать их немолодому Владыке. От безумной надежды до нового отчаяния, от глухого раздражения на непонятливого юнца до глубокой благодарности за само его существование.
Они внезапно познали всю силу его воли, потребовавшейся на то, чтобы стерпеть нескрываемое пренебрежение от чудом нашедшегося наследника. Всю ярость и нетерпение, которые он несколько недель упорно старался подавить. Почувствовали его сомнения, непонимание, растерянность, когда выяснилось, что волшебные дети не желают становиться такими же жесткими и бесстрастными, как он сам. Искреннюю оторопь и затаенную гордость от способностей юного гения, сумевшего всего за час вскрыть совершенную защиту царственного деда и вызвать его на полноценное Единение. Сполна ощутили злое восхищение подобной наглостью. Невольное уважение. Непривычный восторг. А потом так же искренне испугались, что молодой маг погибнет, так и не успев назвать имени своего настоящего отца...
Как много было пережито в эти две восхитительно длинные недели. Как много было сказано и увидено, сделано и отставлено за ненужностью в сторону. Как резко изменилось мнение в отношении многих вещей. Как ясно вдруг стало, что важно и что нет, чему стоит верить и от чего надо бежать, как от чумы. Что истинно, а что ложно в этой вселенной. И что на самом деле собственная жизнь становится по-настоящему ценной лишь тогда, когда ты знаешь, что все делаешь правильно. Понимаешь, что идешь верным путем. Видишь, что из этого получается, и внезапно начинаешь чувствовать, что ты больше не один. Что рядом есть те, кому ты действительно дорог, кто готов принимать и любить тебя просто так, всего лишь за то, что ты - именно такой. Те, ради кого ты без колебаний оставишь в сторону свои планы, амбиции, для кого без сожаления достанешь собственное сердце и сам отдашь на протянутой ладони. Те, кто готов сделать для тебя то же самое, и кто, увидев, как сильно ты ради них изменился, когда-нибудь смогут простить даже самые страшные ошибки.
Владыка Л'аэртэ хорошо осознал смысл случившегося чуда. Прекрасно понимал, чего стоило Белке просто прийти в его дом. Чего ей стоило забыть и не вспоминать о прошлом всякий раз при виде своего совершенного тела. И он был безмерно благодарен ей за это.
Как ни странно, но всего за несколько недель он научился чуть ли не большему, чем за все прошедшие века. Решительно пересмотрел свою прошлую жизнь. Отринул многое из того, что было важно когда-то. Научился творить Огонь не только из искусственной ненависти, но из совсем других эмоций, и нашел долгожданное равновесие между собой, долгом, прошлым и той новой жизнью, которую подарил ему вернувшийся в Род младший... а теперь - единственно верный сын.
А еще он научился по-настоящему жить - искренне радоваться каждому прожитому дню, открыто смеяться, снисходительно следить за оплошностями внуков, азартно спорить с детьми, среди которых неожиданно появилась суровая дочь; прощать чужие шалости, терпеливо заниматься с молодыми магами, раз за разом спокойно объясняя им, как правильно творить истинный Огонь Жизни; с досадой разнимать сцепившихся в шутливой драке котят...
Странно, но никогда прежде он не думал, что именно в этом обретет себя, настоящего. Не предполагал даже, что это такое счастье: быть собой, находясь рядом с теми, кто тебя искренне любит. Что на самом деле семья ни от кого не требует жертв, что для нее не имеет значение, какой длины твои уши и когти, покрыт ли ты мягкой кожей, шерстью или костяными пластинами, владеешь ли человеческим языком или только рычишь... ничто не имеет значение, кроме того, что тебя понимают и принимают таким, какой ты есть. С ушами, клыками и даже с длинным хвостом.
Но, что самое главное, он внезапно понял и другое. То, что странным образом испытал на себе, прочувствовал и с удивлением осознал, как же сильно когда-то ошибался Изиар. Как нелепо он промахнулся со своей затеей и как тщетно пытался отыскать рецепт возрождения. Потому что нельзя быть мертвым лишь наполовину. Нельзя сотворить Огонь из того, что никогда не умело гореть. Нельзя оживить то, что давно рассыпалось прахом. И нельзя надеяться на то, что омертвевшая душа вдруг обретет новые крылья.