Глава третья
Бесы
Обеды в ресторанчике "Три яйца всмятку" были уже в какой-то степени традиционными. Конечно, когда Дубов и его друзья находились в городе. И разговоры за десертом тоже велись традиционные - о всякой небывальщине. Так, на этот раз господин Ерофеев потчевал сотрапезников историей о том, как таможенники отняли у его шофера микроавтобус и укатили на нем в Кислоярск, где он впоследствии и был найден. Публика с удовольствием смеялась в том месте, где водитель ставил печать в документы всем желающим и за это ему совали деньги, так что за день он заработал более тысячи долларов. После чего ночью отправился домой на попутке. Смеялись, но не верили. Хотя и сам господин Ерофеев не особенно в это верил.
- А может, он мне и лапшу на уши повесил, - смеясь, пожимал плечами бизнесмен, - сам где-то халтуру провернул, потом приехал в город, оставил микрушник на другом конце Кислоярска и наплел мне целую историю. Хотя зачем - непонятно.
- Может, чтобы вы не узнали? - предположил Серапионыч.
- А мне-то какое дело, - снова пожал плечами Ерофеев. - Бабки заработал - молодец. Машину в гараж поставил, и гуляй вальсом.
- Нет, ну я имел в виду, - продолжал Серапионыч, - чтобы вы не узнали про его отлучку.
- Да нет, доктор, - улыбнулся Ерофеев, - машину нашли гаишники на Родниковой в тот же вечер, когда он должен был вернуться в город.
- Тогда зачем придумывать какую-то безумную историю? - обиделся на вруливого водителя Серапионыч. - Странно.
- Вот и я говорю - странно, - обратился Ерофеев к Дубову. - А вы что скажете, господин сыщик?
Дубов задумчиво покрутил ложечкой в стакане с чаем:
- Знаете ли, я как раз проезжал через эту таможню и, судя по вашему рассказу, примерно в то же время. И таможенники были на месте и, по-моему, никуда уезжать не собирались. Но дело не в этом.
- А в чем? - нетерпеливо спросил Ерофеев.
- Да в том, что эти таможенники - бывшие Кислоярские омоновцы, и сюда им соваться - полное безумие.
- Значит, соврал? - уточнил Ерофеев.
- Но с другой стороны, - продолжал рассуждать Дубов, - если он прибыл в город вовремя, даже пусть попутно подхалтурив, то зачем оставлять машину где-то на улице? Да еще и с дверями настежь и с ключами в зажигании. Ведь, если я вас правильно понял, гаишники именно из-за этого обратили на "Латвию" внимание. Я сам водитель со стажем и такой безалаберности никогда не допускал.
- А может, он был того? - предположил Серапионыч и щелкнул себя пальцем по горлу.
- Может быть, конечно, - покачал головой Дубов, - но опытный водитель выключает фары и запирает машину даже, как говорится, на "автопилоте".
- Так, значит, не врет? - снова вклинился Ерофеев.
- Хотя, может, он дал ее кому-нибудь покататься? - предположил Дубов.
- За тысячу долларов? - усмехнулась баронесса, до этого молча поедавшая вегетарианский салат. - Господи, ну и тему вы для разговора нашли! Василий Николаич, расскажите нам лучше, как вы съездили в Старгород и что вы там узнали о картинах Врубеля. Эта тайна меня куда больше занимает, нежели шоферские фантазии.
Дубов как-то неловко отхлебнул чай. Поморщился, хотя чай был неплохой - "Липтон". И наконец изрек:
- Э-э-э, - врать Великий Сыщик был не мастер, - понимаете ли, госпожа Хелена… - Тут он снова сделал паузу и хлебнул еще чайку, видимо, набираясь храбрости. - До Старгорода мы, собственно, не доехали. Машина сломалась. Старый "Москвич" - это автомобиль не для дальних поездок. - Сыщика явно "понесло". - Вкладыши коленвала сношены, а поменять их сложно. Сам я, по крайней мере, не умею. Хотя как-то однажды менял картер, когда пробил на ухабах…
Баронесса внимательно слушала всю эту чушь и даже деловито кивала головой. Ерофеев явно не понимал, что происходит, и с удивлением поглядывал на Дубова. Серапионыч же догадывался, что Василий что-то откопал и просто не хочет говорить об этом баронессе.
- А вы слышали, - пришел на выручку Дубову доктор, - к Земле летит астероид и упадет в наше Кислое море?
- А вот это интересно, - оживился Ерофеев, - туристы понаедут, ученые…
И вопрос о картинах Врубеля, к удовольствию Дубова, сошел со сцены. Только госпожа Хелена очень уж задумчиво жевала салат. Даже не замечая, что это салат доктора.
А когда обед был закончен и все вставали из-за стола и прощались до следующего раза, баронесса, пожимая руку Василия, внезапно задержала ее в своей.
- Василий Николаевич, а вы не хотите заглянуть ко мне? - проникновенно сказала она. - Посмотреть некоторые новые экспонаты.
Дубов слегка опешил - баронесса редко приглашала кого-либо к себе. И он, как бы ища поддержки, оглянулся по сторонам. Его растерянный взгляд встретился с весело блестящими из под пенсне глазами Серапионыча. И тот хитро подмигнул Дубову.
- Ну что ж, госпожа Хелена, - решился Василий, - когда вам будет удобно?
- Сейчас, - решительно сказала баронесса.
- А, ну сейчас, так сейчас, - деланно равнодушно пожал плечами Дубов. - Я уж давно мечтал ознакомиться с вашей коллекцией.
***
Жилище баронессы произвело на Василия сильное впечатление. Что, собственно, немудрено - люди с менее устойчивой нервной системой просто падали в обморок. Именно такая беда приключилась с сантехником, пришедшим прочистить раковину, забитую кофейной гущей. Увидев в прихожей мумию фараона, бедолага лишился чувств. А когда пришел в себя, обнаружил, что лежит в саркофаге, куда его заботливо перетащила госпожа Хелена. Она же хотела как лучше - саркофаг был ее кроватью. Нет, сантехник, конечно, прочистил раковину, но впредь зарекся ходить к госпоже Хелене в трезвом виде.
Дубов в обморок не падал, но ему все-таки потребовалось некоторое время, чтобы освоиться. Вскоре он начал с интересом осматриваться по сторонам, а уже через пять минут поставил под сомнение подлинность телевизора образца тридцать девятого года. Правда, в этом великий сыщик был посрамлен. Баронесса прочитала ему короткую лекцию по истории телевизионного вещания. Из которой вытекало, что еще до начала второй мировой войны велись разработки в области передачи изображения на расстоянии. Другое дело, что широкое телевизионное вещание началось лишь после окончания войны. Так что первые телевизоры были созданы в тридцатых годах, и это один из них.
И вдруг баронесса, даже не закончив лекции, перешла к боевым действиям - она схватила Василия за лацканы пиджака и притянула к себе.
- Хватит заговаривать мене зубы! - негромко, но с чувством сказала она. В ее глазах появился уже знакомый Дубову блеск, который означал, что баронесса готова "слямзить" какой-нибудь бесхозный исторический экспонат. И ее ничто не остановит.
- Василий, вы меня любите? - спросила она требовательно.
Василий был готов ко всему, но только не к этому. А потому ответил первое, что пришло в голову:
- Я вас уважаю, госпожа Хе…
- Вы что, отвергаете мои нежные чувства? - В голосе баронессы прозвучала угроза.
- Я, знаете ли, ну… - Василий не знал, что сказать. И наконец придумал: - Я предпочитаю холостую жизнь…
- А я и не покушаюсь на вашу руку, - с пафосом отвечала баронесса, - мне нужно ваше сердце!
Это прозвучало несколько по-людоедски, отчего у Василия пробежал холодок по спине. Хотя он и понимал, что госпожа Хелена просто оговорилась. А она тем временем, отпустив один лацкан, принялась нервно расстегивать пуговки своей кофточки.
- Э-э-э, мадам, давайте не будем забегать вперед, - неуверенно промямлил Василий.
Великий Сыщик не был пуританином. И, мягко говоря, не чурался прекрасного пола. А баронесса была достаточно интересная женщина в расцвете лет. И все же что-то его останавливало.
- Госпожа Хелена, - осторожно начал Василий, - если вас интересуют картины Врубеля, то… - Здесь он сделал длинную паузу, а баронесса перестала теребить пуговки.
Пауза затянулась.
- Ну так говорите же! - не выдержала госпожа Хелена.
В глазах Дубова сверкнула озорная искорка:
- …если вас интересуют картины Врубеля, то причем тут мое сердце?
Баронесса поняла, что попала впросак, и стушевалась. Отпустила пиджак. И уж совсем как-то машинально пожала плечами. Дубов не спеша направился к дверям, она его не удерживала. Госпожа Хелена стояла будто в задумчивости посреди своего дома-музея, словно сама превратившись в экспонат. Лишь когда хлопнула дверь, баронесса обернулась и, криво усмехнувшись, погрозила пальцем мумии фараона:
- Говорила же я тебе: не путай любовь с наукой!
***
Выйдя от баронессы, Дубов решил прогуляться пешком по городу. Немного проветриться и поразмыслить. И как-то совершенно незаметно ноги сами привели его на угол Матвеевской и Родниковой. То есть в то самое место, где была найдена угнанная "Латвия". Детектив по привычке размышлял: "Район, конечно, шебутной: хулиганы, пьяницы, мелкие спекулянты типа "спиртик-водочка". Но никакие террористы и путчисты здесь не обитают, такие живут в более престижных районах города. Что здесь делать наемным бандитам? Оружием тут не торгуют, по крайней мере, приличным. Развлечься? Так ведь и "приличные девочки" в этом районе не водятся. Что им здесь делать? В смысле, наемникам. Может, действительно водитель микроавтобуса что-то приврал? Хотя все равно непонятно - зачем?"
И тут плавный ход мыслей детектива был нарушен самым бесцеремонным образом - кто-то подошедший сзади закрыл Дубову глаза и спросил сладким голосом:
- Васенька, а ну-ка отгадай Сашульчика по голосу!
- Мешковский!… - простонал Дубов.
Для жителей Кислоярска этого было вполне достаточно, чтобы понять, какая чума внезапно свалилась на детектива. Для остальных же поясним. Александр Мешковский в свое время был видной фигурой в культурной жизни города. Всяческие шоу, презентации и инсталляции не обходились без его участия. А потом… А потом Мешковский начал пить. Злые языки поговаривали, что проблема в его сексуальной ориентации: мол, прекратились гонения на голубых, так они и растерялись. Это, конечно же, было не так. Просто Сашульчик потерял веру в свой талант. Это был, так сказать, затянувшийся творческий кризис, вроде самолета, попавшего в штопор. Когда уже не слушаются рули и земля стремительно приближается все ближе и ближе… А стихийным бедствием Мешковский стал благодаря своим бесконечным монологам. И спорить с ним выпившим, а выпивши он был всегда, было бесполезно, потому как он жутко обижался и начинал изображать из себя "уличную девку". Хотя настоящие уличные девки сгорели бы от стыда при виде такого поведения.
Так что у Дубова было два выхода, один другого краше: либо скандал, либо выслушать порцию бессвязной болтовни и потихонечку смыться. Василий не любил шумных и непристойных сцен, а потому предпочел второй вариант. А Мешковский уже извергал фонтаны слов, даже не интересуясь, слушают ли его:
- …А друзья называли Чайковского любовно "чайничек". И хотя у нас совершенно уснуло правосудие, "золотой век" поэзии уже позади. В связи с этим, я думаю, надо признать все же, что водка лучше виски и Тихона Хренникова. Он не умел писать письма, а я, наверное, съезжу в Австралию. Так, на недельку…
Дубов мало обращал внимания на всю эту болтовню и лишь кивал головой время от времени, стараясь изобразить заинтересованность.
- …Им, конечно, далеко до Генриха Манна, но зато какие смелые и наглые. И с автоматами. Это здорово возбуждает, - продолжал изливаться Мешковский. Дубов же при слове "автоматы" профессионально насторожился. - Всю ночь мы разговаривали. А наутро их уже не было. Как жаль, как жаль, - опечалился Мешковский и даже, похоже, решил пустить слезу, но не выжал. Что его еще больше огорчило. - Полный стол водочки, а поговорить не с кем. Может, вы заглянете ко мне, Василий Николаевич?
- Загляну, - решительно ответил сыщик, что даже на секунду сбило Сашульчика с толку. Но лишь на секунду. Думать он был не любитель, а жил лишь эмоциями.
- Вы мне всегда нравились, Василий, - с пафосом произнес Мешковский. - Вы грубоваты и малопрезентабельны, но я вас понимаю. Пойдемте ко мне. Я покажу вам письма Чайковского к Жириновскому.
***
Беспорядок в квартире Мешковского был продолжением беспорядка в его голове. Богемно, со вкусом и немного грязно. Василий знал Сашульчика и потому знал, что выудить что-либо из него можно только между первыми ста граммами и вторыми ста граммами. В этом промежутке Мешковский был более-менее вменяем. А потому, как только они сели за стол и выпили по рюмке, Дубов стал наседать на него с вопросами.
- Где это вы, Сашульчик, так разжились водочкой? - как бы невзначай поинтересовался сыщик. - Да и продуктов, я вижу, целая куча… Должно быть, нашлись богатые спонсоры?
- О, да-да, - радостно подхватил Мешковский, - такие спонсоры! Такие симпатичненькие мужчинки! - Тут Сашульчик испуганно смолк. - Ах, ведь их главный предупреждал, чтобы я молчал об их визитации!
- Вот как? - удивился Василий. Или сделал вид, что удивился. - Странно. Обычно господа спонсоры не очень-то любят скромничать - наспонсорят на полушку, а шуму… - Детектив доверительно понизил голос: - Но мне-то вы можете все рассказать, я вас не выдам.
- О да! - томно повел глазками в сторону бутылки радушный хозяин. - Если бы вы, Васенька, были поэтом, то я сбацал бы в "Железке" вашу репрезентацию, а в спонсоры непременно позвал тех противненьких мужчинок.
- А что это за мужчинки? - Василий решил идти напролом, так как знал по опыту, что еще минут десять - и Сашульчик совершенно перестанет быть пригоден к деловому употреблению.
- Ах, это такие мужчинки! - вздохнул Мешковский. - Я им так старался приглянуться - и все мои усилия не вызвали в их душах ответных поползновений. А их главненький очень заинтересовался альбомом "Обитатели Кислоярского зоопарка", а когда я его напрямую спросил, нравлюсь ли я ему, то он ответил, что предпочитает любить всяких зверушек и собирается наутро отъехать в деревню, где пленэр наполнен разными козочками, коровками, свинками, лошадками… Да вы сами поглядите!
Вскочив из-за стола, Мешковский подошел к книжному шкафу и снял с полки зоопарковский альбом, зажатый между Бхагавадгитой и перепиской Рихарда Вагнера. Однако на соседней полке вместо книг стоял запасной графинчик, отнюдь не пустой, и рюмочка. Сашульчик отложил альбом в сторонку, налил себе водочки и залпом выпил. Такого поворота Дубов никак не ожидал. Он, однако, попытался задать еще один вопрос:
- А как звали их главненького?
Но было поздно: Мешковский, игриво покачивая бедрами, уже следовал к проигрывателю. И Василий понял, что ему, скорее всего, придется довольствоваться теми скромными сведениями, что удалось извлечь из Сашульчика в небольшом перерывчике между первой и второй.
Проблески разума в красных глазах Мешковского окончательно погасли. К тому же в комнату вплыл некий худосочный господин и плавно перетек за стол. Его маленькие детские ручки ловко замелькали, закидывая в рот селедку под маринадом, сливовый джем, копченый шпек и апельсин. Все это стремительное поглощение пищи обильно запивалось водочкой, как водой. И в полном молчании. Дубов в очередной раз за сегодняшний день был поражен. Мешковский же распахнул свои любвеобильные объятия:
- Све-е-етик!
Но тот человечек, которого он называл Светиком, никак не реагировал на приветствия Сашульчика. Ну разве что хрюкнул. Правда, довольно дружелюбно. При этом опуская яблоко в карман пиджака, а куриную ножку за пазуху. Мешковский попытался облобызать Светика, но тот мягко уклонился, и хозяин попал рукой в винегрет. Светик аккуратно извлек руку Сашульчика из тарелки, аккуратно же облизал пальцы и снова погрузился в процесс забрасывания еды в рот и карманы. Тогда Мешковский просто поцеловал его в макушку и перенес свое внимание на проигрыватель. А комната тем временем наполнялась людьми, возникавшими, казалось бы, из ниоткуда. Кто-то уже шурудил в холодильнике, деловито гремя банками. А кто-то рылся в шкафу, выкидывая прямо на пол цветастые галстуки Мешковского. Сам же хозяин наконец запустил добитую радиолу, и по квартире понеслись истерические вопли Пугачевой: "…все могут короли…я так хочу, чтобы лето не…как айсберг в океане…какой был полковник!"
Дубов, стараясь не привлекать к себе внимания, двинулся к дверям, но там он столкнулся с господином Светиком, который вальяжно выплывал вон, нагруженный провизией, как испанский галион золотом. Сыщик деликатно посторонился, и худосочный обжора хрюкнул ему дружелюбно. Хотя, может, это была просто отрыжка? А Сашульчик уже танцевал, завернувшись в простыню."…и будешь ты летать с одним крылом…" Василий хотел сказать "до свидания", но, здраво подумав, предпочел удалиться без прощаний. От греха подальше…
***
В кислоярском угро было людно и шумно, как на вокзале. Дубов, бросив дежурному: "Я к Столбовому", окунулся в облака табачного дыма и непрерывный гомон. Добрый день, привет, здрасьте - неслось со всех сторон, но он упорно продвигался к цели. И в конце концов налетел на Столбового в дверях его кабинета.
- А, Василий Николаич, - виновато улыбнулся хозяин, - извините, спешу, спешу.
- Егор Трофимыч, - решительно преградил ему дорогу Дубов, - пару минут, не более!
Столбовой, скорбно потоптавшись на месте, развел руками - мол, что с тобой сделаешь - и вернулся в кабинет.
- В город приехала банда наемников, - с порога начал Дубов. - Они вооружены автоматами, правда, их цели мне пока не известны.
- Только чего нам не хватало, - грустно покачал головой Столбовой, - мы и так уже на ушах стоим из-за взрыва в храме кришнаитов. Очередного. Черти б их побрали.
- Ну так, может, это их работа? - сразу навострился Дубов. - Кстати, когда произошел взрыв, что за взрывчатка, есть ли свидетели?
- Рванули примерно час назад, - уже более деловито отвечал Столбовой, - а со свидетелями нам повезло. Что, собственно, среди бела дня и немудрено. Есть описания преступников, и мы в принципе знаем, кто это и на кого они работают. Может, и те, про кого вы говорите.
- Мои подопечные, - усмехнулся Дубов собственным словам, - бывшие местные омоновцы. Я думаю, все их физиономии есть в вашей картотеке. Они же у вас в розыске числятся.
- А, омоновцы, - протянул Столбовой. - Нет, во взрыве замешаны лимоновцы. Политика, чтоб ей… А омоновцы - это не по нашей части.
- Как не по вашей? - опешил Дубов.
- А так, - спокойно отвечал Столбовой, - это дело в прокуратуре. У госпожи Анны Венедиктовны Кляксы. Знаешь такую? - Дубов горестно кивнул. - Вот к ней и сходи. А нам и при желании некогда - надо со взрывниками разбираться. Сверху трясут. Политика, чтоб ей пусто было. Выборы на носу, и все такое. А сейчас извини, мне пора на доклад к начальству. - Столбовой торопливо пожал руку Дубова и, как бы извиняясь, снова добавил: - Политика…
***