- Тогда прошу прощения, - ухмыльнулся Аптил. - Ты же знаешь, когда я согласился уехать с Пляжа вместе с тобой, то думал, что в вашей знаменитой Империи увижу невиданные чудеса, узнаю много нового и смогу поделиться этим с моим народом. И сколько же я здесь торчу? Достаточно, чтобы понять: я живу бок о бок с безумными дикарями. Вы суеверные, грубые, ограниченные, надменные и, в общем-то, не слишком приятно пахнете. Вы думаете, что в Африке куча свиней и хлеба. И до сих пор не изобрели даже простейшего двигателя внутреннего сгорания.
- Эй, - встрял Триумф, - у нас есть Магия…
Громадный абориген грустно посмотрел на Руперта:
- Сколько раз еще я должен тебе объяснять? Это падение, мой дорогой друг. Магия - это крест, на котором вы распяли собственный культурный прогресс, если брать аналогию из ваших мифов. Поверь на слово. Ваш мир был бы куда лучше без колдовства.
Триумф пренебрежительно пожал плечами.
- Ты видел мою страну, Руперт. Видел, как мы живем. Мы навсегда избавились от чародейства триста лет назад и с тех пор не оглядываемся на прошлое.
Мореплаватель глубоко вздохнул и на секунду вспомнил сверкающие стеклянные здания Пляжа, гладкие улицы, сияющие металлические экипажи, едущие без всяких лошадей, улыбающихся, здоровых чистых людей. Он вспомнил об mp3-проигрывателях, Визажбуке, ТвоемМесте, о надежной канализации, сухом мартини и досках для серфинга. И еще он вспомнил о том, что все это стало возможным по одной-единственной причине. Волшебников в стране Авс не существует.
- Да ладно, чушь это все, - вздохнул Триумф, а через секунду добавил: - Просто помни… Нет, не просто. Главное, помни про настоящую причину, почему ты здесь.
- Маневр?
- Именно. Маневр. Я ведь шею подставляю ради твоего народа, потому давай без лишней критики.
По дому эхом прокатился стук в дверь.
- Это опять де Шоле? - взвился Триумф. - Мы даже не шумим. А если он про ту ночь, то скажи ему, чтобы проваливал. А если это Фукс явился за бутылочкой веселящего сока, то передай ему, что мы записались в Общество Трезвенников. Нечего решать проблемы за наш счет.
Агнью остановился на пути к выходу:
- А если это гости, сэр? Вы сегодня принимаете?
- Я сейчас закричу, черт тебя побери! - разъярился Триумф, рухнув на стул.
Слуга исчез.
- Нам лучше сохранять осторожность, - сказал Руперт Аптилу.
Тот кивнул, а затем сгорбился в углу, натянув на лицо маску угрюмой тупости, возникшую словно по щелчку, и принялся теребить себя за ухо.
Появился Агнью.
- Лорд Кларенс, сэр, - доложил он.
Лорд Роджер Кларенс, напудренный, надушенный, причесанный, навощенный, выщипанный, напомаженный, увитый шнурами, лощеный, отполированный, гладкий и экипированный по самой последней моде, прорвался в покои Триумфа. Он плавал на средних глубинах придворного озера и состоял на службе у Вулли, будучи одним из самых эффективных организаторов и исполнителей. С ним пришли двое солдат из Королевской Гвардии, страшно потея в полной форме бифитеров. Они были обязаны присутствовать при разговоре, но один зацепился алебардой за потолок лестничного пролета, и теперь оба пытались ее высвободить. Кларенс остановился было в дверях ради драматического эффекта, но понял, что драматический эффект остался на площадке, и решил войти как уж есть. Он взмахом оплетенного букетика цветов, надушенного настолько, что Агнью аж поперхнулся, отослал слугу прочь и повернулся к Триумфу:
- Мои поздравления, жеребец. Надеюсь, я не помешал, но это дело королевской важности.
Руперт оторвался от пособия по ловле рыбы на муху и ответил, опасно улыбнувшись:
- Роджер Кларенс, не может быть! Тот самый человек, о котором люди шепчут, что он даже знает слово "нет"! Заходите. Налить вам диетической мальвазии, а может, чего посуше, с вишенкой?
Кларенс вздернул нос и закрыл глаза в негодовании:
- Вы ужасный человек, Триумф. Такой простой. Такой неприспособленный.
Триумф встал и закрыл книгу:
- Сегодня дела в Хэмптоне, похоже, не задались, раз уж вам пришлось приехать в столь захудалый район. Или вы решили заняться благотворительностью? И начать с трущоб?
Лорд взглянул на него с презрением, а затем развернул газету, которую держал под мышкой:
- Прессу этим утром не читали?
Триумф взял протянутую газету и изучил ее:
- Лотерея "Таймс"… Неужели ставят на "Кофферов"?
- Заголовок, вы, чудовище! "Экспедиция на новый континент до сих пор под вопросом". Совет отправил меня взнуздать вас. Де ла Вега уже грызет удила. Когда, черт вас побери, вы предоставите отчет?
- Когда буду готов, - ответил Руперт. - Когда соберу все факты. Я до сих пор изучаю материалы, которые привез с собой.
Кларенс бросил взгляд на громадного Аптила, который пустыми глазами уставился в одну точку.
- Хм… - пробормотал лорд Роджер, потом опомнился и вонзил взгляд в морехода. - Так, Руперт, позвольте вам сказать, что терпение двора иссякает. Там говорят, что ваше откровенное нежелание представить отчет - это доказательство того, что континент все-таки стоит исследовать, а вы пытаетесь что-то скрыть или оставить себе. Де ла Веге недолго будут возражать. Придет время, и королева отдаст ему Путевые Грамоты, невзирая на вас.
- Королева?
- Да, королева. Она теряет терпение.
- Королева?
Кларенс осмотрел помещение, притворно расширив глаза, и спросил:
- У вас тут эхо? Да, старушка Три Икса собственной персоной. Не обманывайте себя, Руперт, прошло уже десять лет с тех пор, как вы были ее голубоглазым мальчиком. Вы отсутствовали три года и не столь часто посещали Виндзор по возвращении. Теперь де ла Вега в фаворитах, а Сли в советниках. Давно прошли те дни, когда вы могли повлиять на нее только силой вашего шарма.
Триумф сердито взглянул на него и тяжело сел на стул.
- Приободритесь, жеребчик. От вас всего-то требуется один день для отчета перед королевой. Совет изучит ваш доклад. И вот вы снова у нее на хорошем счету, а все австралийское дело наконец сдвинется с места.
- Еще месяц…
- Неделя. Вот ее последнее слово. И если бы я был на вашем месте, то сделал бы все и сдал еще до праздника в эту субботу. И пожалуйста, поймите, она проявляет великодушие. У вас был год. Бог свидетель, если бы вы когда-то не ходили у нее в фаворитах, то вас отправили бы на тележке в Тауэр много месяцев назад без всяких отчетов.
Плечи Триумфа поникли, он мрачно уставился в пол.
- Тогда увидимся при дворе, - сказал Кларенс, направляясь к двери. - Не разочаровывайте ее. На кону ваша голова. И помните, это было дружеское предупреждение. Она легко могла послать к вам взвод солдат.
Лорд остановился в дверях, вынул из кармана мундира маленький конверт, запечатанный лентой, и кинул его Триумфу:
- Между прочим, это лежало у вас на пороге.
Руперт аккуратно поймал сверток:
- Что это?
- Не в моих привычках читать чужую корреспонденцию, - улыбнулся Кларенс. - Но, как оказалось, какой-то человек приглашает вас встретиться с ним в купальнях "Дельфин". Сегодня, в четыре тридцать. У вас есть целый мир, о котором я ничего не знаю, не так ли? Слава Королеве!
Триумф вскочил на ноги, но Кларенс уже исчез, забрав с собой пикинеров и оставив после себе только смрад одеколона и рваную дыру в побелке лестничного пролета.
- Кларенс! Что за человек? Что за человек? Вернитесь!
Агнью и Аптил не сводили с Руперта глаз, тот грустно посмотрел на них, после чего уныло прокомментировал:
- Дела у нас такой табак, что впору открывать собственную курильню.
ТРЕТЬЯ ГЛАВА
В ней дан невероятно увлекательный рассказ о современной организации морских исследований, а также описывается визит в купальни
Почти каждый день очередной корабль Королевского Объединенного Флота выходит из какой-нибудь британской гавани с Путевыми Грамотами на борту - официальными документами, которые дают команде высочайшее соизволение открывать, исследовать и, говоря открыто, грабить менее удачливые или знаменитые части земного шара. В один только День святого Дунстана сэр Уолтер де Файл поднял якорь "Миру назло" в Портсмуте, дабы посмотреть, есть ли чего интересного между Флоридой и Аргентиной, лорд Арчимбольдо отплыл на "Золотом выстреле" из Саутгемптона, отправившись на поиски Южно-Индийских островов, а мореход Томас Пикеринг на баркасе "Помятая задница" заплыл в Туамасину, открыв тем самым остров Мадагаскар.
Благодаря Путевым Грамотам, дарованным королевой, мореплаватель имел право распоряжаться практически всем, что он откроет на своем пути во имя Союза. Понятно, то были излишне радикальные полномочия, но, увы, необходимые. Без подобного стимула мало кто по доброй воле решился бы провести два или три года в плохо проконопаченной, текущей, грязной бочке-переростке, плывущей по воле океанов с крайне скверным характером, бросая вызов корсарам, морским змеям, кракенам, китам, иностранным судам, цинге, ревматизму, бородавкам, враждебно настроенным аборигенам, голоду, жажде, утоплению, высадке на необитаемый остров, полному штилю, кораблекрушению, мятежу, протаскиванию под килем, перспективе поскользнуться на топ-мачте и разбросать мозга по лееру, опасности стать громоотводом, дежуря в "вороньем гнезде" в разгар чертовски бурного шторма, удушью от неудачно съеденного корабельного сухаря, смертельным ожогам по вине корабельных чайников, операциям фельдшера, недавно хлебнувшего грога, курению в кубрике рядом с пороховым погребом, проверке уже зажженного орудия 32 фунтов весом, неожиданному упоминанию того, что мы тут приготовили шикарный суп из альбатроса, и, естественно, падению с конца света.
Путешествия и исследования были делом грязным, опасным и сложным. Без всякого сомнения.
Тем не менее процедуры, следовавшие за победоносным возвращением, отличались лаконичной простотой. Исследователь с Путевыми Грамотами приличное время отдыхал, восстанавливал силы и заново привыкал ходить по суше, после чего от него требовали представить отчет о своих открытиях непосредственно королеве. Мореплавателя превозносили, выплачивали ему внушительную сумму, признавали его заслуги (это и называлось Уважением) и обычно нарекали открытую землю его именем. Взамен он вручал Путевые Грамоты королеве, тем самым передавая территорию Союзу.
Только после этого организовывались следующие экспедиции. Вторая волна путешественников шла по следу, проложенному первопроходцем, и, используя его заметки, карты и собранные данные, вдоль и поперек грабила, разоряла и эксплуатировала недавно найденный уголок мира. Таков был порядок вещей.
Пока же исследователь не давал отчета и не вручал Грамоты монаршей особе, ничего этого произойти не могло. В открытиях всегда таились огромные деньги, не говоря уже о чести, престиже, славе, землях и цветущих местных женщинах, а потому зеленого света на освоение новых территорий с нетерпением ждала не только огромная государственная индустрия эксплуатации, но и Церковь, нуждавшаяся в свежих источниках колдовской энергии больше, чем могла признаться даже самой себе.
Все это объясняло растущее недовольство, которое вызывал Руперт Триумф при дворе. Он отправился в путешествие. Вернулся в лучах славы, объявив, что нашел новые земли в южных океанах. Привез с собой множество потрясающих диковин и безделушек, включая четыреста шесть неизвестных видов растений, множество представителей неплацентарной фауны и благородного чернокожего аборигена, посла Южных Стран. Затем прошли месяцы, а Триумф не подал ни малейшего знака, что собирается сделать положенный отчет, - месяцы, во время которых вожделенные Путевые Грамоты валялись в его надежно запертом столе, а грабители, эксплуататоры и церковники Англо-Испанского Союза изнывали от растущего с каждым днем нетерпения, сыпи, учащенного сердцебиения и мигреней, вызванных стрессом.
Никто и никогда не откладывал свой отчет на столь долгий срок, даже капитан "Голубого Бигля" Джейкоб Тэвисток, который возвратился после открытия Бермуд с амнезией. Его память аккуратно вернула на место команда специально обученных инквизиторов.
Никто не знал, что делать в этой ситуации. В законах просто не было статей, как поступать с обладателем драгоценных грамот, если тот не желает передавать их королеве. Обычно все исследователи жаждали заполучить в руки причитающееся им Уважение, купить большой участок в Оксенфордшире и жениться на девушке, так или иначе принадлежащей к королевской семье, или же просто на блондинке, а лучше то и другое вместе.
Когда прошло шесть месяцев, а Триумф не показал и носа во дворец, Тайный Совет занялся щекотливым вопросом, прочесывая тома установлений в поисках лазейки. Его члены проконсультировались с Флотом, Церковью и многочисленными лордами, которые могли быть в курсе дела. Ответа не нашлось. Похоже, Триумф завладел мячом надолго. Решение зависело только от него, а правительству и другим заинтересованным лицам оставалось только принять недовольный вид.
Тем не менее интерлюдия затянулась настолько, что даже вечно занятая королева начала обращать на нее внимание, и вот тут, как скоро выяснил Тайный Совет, крылась одна возможность, о которой никто даже не помыслил. Существовал простой способ пробиться сквозь юридические заросли, окружающие Триумфа, - отменить законы, и единственным человеком, который мог это сделать, была королева.
Обычно ее величество отягощало только полтонны кружев, шелка, кисеи, капка, блесток и жемчуга. Более ничего не тревожило ее и не замедляло житейский бег, тем более такие незначительные причуды, как своды законов или гражданские права. Буквально одна секунда и росчерк царапающего пера понадобились бы, чтобы передать Путевые Грамоты другому исследователю и вычеркнуть жизнь, земли, права Триумфа, а также память о нем из истории Союза.
Сэр Руперт вполне мог стать единственным человеком за долгое время, добившимся подобного исхода карьеры. Он понимал, что это лишь дело времени, но откладывал отчет так долго, как мог, надеясь, что Совет проглотит его Маневр. Теперь же пришло время для более активных действий. Требовался новый план.
И именно этого мореход боялся, потому что, к сожалению, если и существовала на свете сфера, в которой он не блистал, то интриги оказывались именно в ней.
Размышления о размере, форме, цвете и стоимости потенциального Маневра, а также о том, по каким признакам его распознать, переполняли разум Триумфа, когда он заплатил шиллинг привратнику и вошел в теплые, влажные объятия купальни "Дельфин" в четыре часа двадцать минут. Впереди был почти целый час, прежде чем заведение закроется, и припозднившиеся купальщики суетились в надежде найти лекарство от ноющих суставов, опухших из-за недели дождя. Их бледные дородные фигуры мелькали во влажном пару и под зелеными тенями колоннад, шлепали по плиткам пола и моржами сползали в бассейны.
Теплый влажный воздух пах отсыревшей каменной кладкой, телесными ароматами и антисептиками.
Мясистый служащий с руками, похожими на окорока, и в тесной купальной шапочке голубого цвета подошел к Триумфу и подал ему чистое полотенце.
- Переодеваться там, - сказал он, указав на двери в тени западной колоннады с табличками: "Леди", "Джентльмены", а также "Сауна", "Джакузи", "Холодный бассейн" и "Пиво". Служащий повернул свой лунный лик к Триумфу. - Не пьянствовать, не плескаться, бомбочкой не прыгать, в бассейн не мочиться. Закрываемся в шесть.
- Спасибо огромное, я знаю правила, - рассердился Триумф.
Банщик покачал резиновой шапочкой и удалился. Головной убор у него был настолько тесным, что, казалось, в купальнях завелся лысый человек с обмороженным скальпом.
Мужская раздевалка была пустой, если не считать крючков с расшнурованными камзолами, плащами, штанами-буфами и сморщенными рейтузами. Триумф быстро разделся, обернул полотенце вокруг пояса и подошел к окну на западной стене, забранному матовым стеклом. Располагалось оно высоко, и Руперту пришлось встать на скамейку, скинув в лужу на полу огромные штаны с буфами и изящной вышивкой, а также гульфик внушительных размеров.
От пара раму перекосило и раздуло, но три умелых удара подушечкой пальца решили дело. Холодный вечерний воздух ворвался внутрь и ожег раскрасневшееся лицо Руперта.
- Аптил! - прошипел он во тьму. - Аптил!
- Руку протяни, дружище, - пробормотал абориген.
Триумф подчинился, подняв великана к окну. Это было нелегко и заняло несколько мгновений. Триумф аж мурашками покрылся от волнения, пытаясь найти опору и справиться с весом гиганта и в любой момент ожидая, что их прервут.
Наконец австралиец забрался. Он закутался в плащ с капюшоном из сержа и из его складок вытащил рапиру в ножнах, спросив:
- Не нужно?
- Не отказался бы, только где я ее спрячу?
Аптил подмигнул и сказал:
- Вот именно. Пришлось порыться в мусорной корзине.
Он протянул мореходу швейцарский нож.