- Мне пора, а то отец хватится. Или Кеол, чего доброго, еще искать отправится на ночь глядя: я ведь не сказал, куда сорвался. Луна ослабеет часа через три, так что ты вполне сможешь отдохнуть и выспаться. Только не выходи на свет, и все будет хорошо. И еще, Трис... не хочу быть навязчивым, но, если завтра ты не появишься, я оставлю твои вещи у одинокой сосны возле ручья, а если решишь остаться... - Лех глубоко вздохнул. - Поверь, мы все будем очень рады тебя видеть. Хотя бы до Кроголина. Твою тайну никто не узнает, клянусь. А мое обещание... если, конечно, для тебя это важно... останется в силе. Я не отказываюсь, Трис. Не смотря ни на что. Знаю, как ты переживаешь, понимаю, что боишься не справиться. Верю, что тяжело держать себя в руках и скрывать правду ото всех. Но запомни: во-первых, ты не одна и тебя никто не гонит прочь. Во-вторых, твою тайну знаю я и Ширра, и нас это не пугает. В-третьих, ты ни для кого не опасна и ты - не чудовище. Клянусь. В-четвертых, в Приграничье лучше держаться вместе, потому что здесь действительно много голодных тварей, которые могут не устрашиться даже твоих когтей. А еще помни, что завтра тебя будут очень ждать, особенно Лука. Тебе верят и надеются, что ты останешься. Поэтому подумай хорошенько, все взвесь, перестань бояться и... возвращайся. Пожалуйста. Для нас это очень важно.
Я изумленно вскинула голову, но он уже шагнул в темноту, моментально пропав за деревьями - больше не добавив ни слова, не пояснив ничего и не дав мне возможности возразить. Просто развернулся и ушел, прекрасно зная, что пока на небе горит луна, я никуда отсюда не денусь, не посмею выскочить и ринуться следом, что-то доказывая или опровергая его аргументы. Кричать в спину и оправдываться тоже не стану (глупо, в самом деле!), а утром... если хоть на мгновение останусь в лагере, если только увижу их глаза, улыбку Луки, горящие надеждой лица, вряд ли уже смогу уйти: слишком сильно они меня привязали. На удивление сильно, хотя, казалось бы, времени прошло совсем чуть-чуть. Остается только ждать рассвета и сердито сопеть, мысленно споря с самой собой и с проклятым Патрульным, сумевшим своими словами зародить во мне глупую надежду.
Дурак... какой же дурак... вымогатель бессовестный... коварный искуситель... потому что вернуться хочется аж до боли! Еще раз взглянуть на них. Отпихнуться от вездесущего Янека, улыбнуться на тщетные потуги Олера и Олава промолчать, чтобы ненароком не поссориться. Их взаимно вежливые улыбки, больше похожие на оскалы. Прийти, чтобы снова отшучиваться на дерзкие намеки Янека и его молодых приятелей, степенно беседовать с Бреголом, помолчать рядом с Верритом и Рогвосом, заткнуть уши рядом с говорливой Зитой, крепко обнять Луку...
Ширра шумно вздохнул и пристроил тяжелую голову у меня на коленях, тем самым оборвав поток бессвязных мыслей. Его риалл тихонько толкнулся под рубахой, с готовностью потеплел, но не обжог, а лишь ласково согрел, заставив мою жемчужину умиротворенно засиять, озаряя куцее пространство под еловыми лапами голубоватым призрачным светом. В этом свете у тигра снова засеребрилась шерсть, смешно побелели длинные усы, странными огнями полыхнули полуприкрытые глаза и слегка выпущенные наружу когти. Черная шкура показалась на миг гладкой и блестящей, будто политой маслом, короткие волоски плотно прижались друг к другу, сливаясь в ровную черную поверхность, подозрительно смахивающую на обычную, только очень прочную кожу. Но ненадолго: через долю мгновения риалл умиротворенно погас, а у меня под руками снова распушилась бархатная шерсть, лаская пальцы и слегка искрясь в полутьме. Глаза у Ширры засияли прежним черно-желтым огнем, кончики длинных когтей втянулись в подушечки лап, а дыхание из обжигающе горячего стало тихим и почти неслышным.
Я со вздохом прижалась и надолго замерла, слушая биение его сердца и гадая, как долго мой необычный спутник будет вот так лежать рядом, согревая, защищая и оберегая. Куда повернем завтра поутру: следом за караваном или он найдет другой способ быстро добраться до Приграничья? Как далеко мы сможем пройти вместе? Куда он приведет меня, пряча от голодного взора оберона? Что делать дальше, если мое "ремесло" в военных городках, скорее всего не пригодится? Как вообще сложится этот путь, если решим не оставаться в Приграничье, а идти напрямик в Мглистые Горы, к Летящим Пикам, как советовал Рум? Что ждет меня в конце этой дороги? Наконец, увижу ли я когда-нибудь моего маленького крылатого друга, которого так упорно вырывала из чужой тюрьмы?
Лишь Двуединый ведает.
Единственное же, что знаю я, так это то, что больше не подвергну никого опасности. Не стану рисковать чужими жизнями. А если оберон нас все-таки настигнет, то сделаю все, чтобы уберечь от него остальных. Особенно Ширру. Даже если это будет значить невыполненное для него обещание.
Я снова тихо вздохнула и, пристроив голову на мохнатое плечо, прикрыла веки. Ширра не возражал, что его используют в качестве подушки. Напротив, мне показалось, бархатные губы дрогнули в странной улыбке, а желтые глаза довольно зажмурились. Когда же мои пальцы начали рассеянно перебирать густую шерсть, и вовсе негромко заурчал, разом став похожим на огромного, сытого, пушистого и почти домашнего кота. Даже смотреть специально не надо - и так ясно, что ему очень нравится эта нечаянная ласка. Нравится, когда я прикасаюсь и тереблю его за уши. Нравится дышать в мою шею, зная, что я больше нисколько не боюсь. Щекотать усами ладони, зарываться носом в мои волосы, просто лежать вот так рядом, наслаждаясь тишиной и прохладой до тех пор, пока солнце вновь не позолотит верхушки величественных сосен.
Я сама не заметила, как уснула - слишком устала за долгий день и невероятно напряженную ночь. Да и с Ширрой, надо признать, было очень спокойно. Удивительно хорошо, как с верным другом, от которого не надо ждать подвоха или предательства. Даже в темноте, одной, в незнакомом лесу, под светом коварной луны, которая в его присутствии больше не рисковала зазывать меня к гибели. И даже тогда, когда мне самой было неясно, что же все-таки сегодня произошло. Он просто был, мой упорный преследователь. Единственный, кто не страшился моего настоящего облика, и это понимание неожиданно наполняло душу покоем и тихой радостью, смешанной с осознанием того, что я больше не одинока.
Думаю, именно тогда я поняла, насколько же он стал мне дорог - молчаливый, суровый, внимательный и неизменно надежный, как могучая несокрушимая скала. Такому можно доверить любую тайну, рассказать обо всем, не боясь, что тебя предадут. Пожалуй, так спокойно мне было только с Румом, лишь ему я настолько доверяла, чтобы безмятежно забываться в его присутствии. А теперь оказалось, что и необычный скорр как-то незаметно вошел в узкий круг надежных друзей, рядом с которыми я могла себе позволить быть самой собой.
И... знаете что?
На самом деле я этому ужасно рада.
-10-
Все та же бездонная пропасть. Тот же бесконечный обрыв. Круглая луна высоко над головой...
Я стою у самого края, вопросительно глядя в темные небеса и ища в них ответ на самый главный вопрос. Смотрю на далекие звезды, любуюсь полной луной, жду сама не знаю чего и с надеждой затаиваю дыхание. Но она, как и много раз до этого, загадочно молчит.
- Здравствуй, Трис, - тихо произносит за спиной знакомый голос.
Я быстро оборачиваюсь и неверяще ахаю: серый гигант возник будто из пустоты и теперь стоит всего в нескольких шагах, внимательно изучая меня своими желтыми глазами. По-прежнему высокий, широкоплечий и массивный, с могучим торсом, сильными руками, оканчивающимися острыми когтями. В одной лишь набедренной повязке, ничуть не скрывающей его сильного, созданного для полетов тела, но, как и прежде, бескрылый. При этом поразительно спокойный и внешне невозмутимый, вроде бы даже равнодушный. Однако нужно быть совсем слепой, чтобы не распознать за этой маской тщательно укрываемую печаль и глухую тоску.
- Рум... - я судорожно вздыхаю. - Как ты... откуда?!
- Ты искала меня.
- Нет... то есть, да, но я совсем не думала, что смогу снова...
Гигант невесело усмехается и разводит руками.
- Что поделаешь: ты стала достаточно сильна, чтобы найти меня даже в этом мире. И даже тогда, когда это строжайше запрещено.
Мне отчего-то становится страшно, и от этого нового чувства внезапная радость от встречи мгновенно угасает.
- Как ты? - вырывается вслух невольное.
- Как видишь.
- Ты разве не рад свободе?
Рум все с той же невыносимой тоской смотрит на темноту за моими плечами. Янтарные глаза отчего-то тускнеют и подергиваются сероватой дымкой, губы искривляются в горькой усмешке, но с них не летает ни звука. И я совсем теряюсь.
- Рум! Что случилось?!
- Ничего особенного. Я всего лишь вспомнил, что когда-то хотел тебя использовать. Думал, что смогу перебороть собственное посмертие, обойду заклятие, обрету новую жизнь, вернусь с тобой к нашим врагам...
- Все еще хочешь отомстить за свою смерть?
Он остро смотрит снова, и я внутренне содрогаюсь, рассмотрев в его глазах нескончаемую бездну мучительного раскаяния, смешанного с чувством вины и горьким пониманием.
- Нет, Трис, - наконец, роняет дух.
- Тогда что не так? Ты же хотел обрести свободу! От меня и вообще...
- В тебе течет кровь моих злейших врагов, - неслышно шепчет Рум, с болью изучая мое настоящее лицо. - Ты - плоть от их плоти, их будущее, их надежда и, возможно, единственное спасение в этой затянувшейся войне. Они ждут твоего возвращения, ищут, зовут... вот уже много веков зовут... ты ведь слышишь их, верно? Не можешь не слышать - в тебе слишком много от НИХ.
Я сильно вздрагиваю.
- Ты не знаешь этого, не помнишь... все случилось слишком давно... даже для меня прошло много времени. А тогда нас было двое - попавших в коварные сети предательства: я, глупец, обманутый на самом простом, и мой верный друг, почти брат, который всегда был рядом и ни разу не отступил. Даже когда пришло время последней битвы, а силы оказались неравны. Вертовах был хорошим воином и смелым предводителем, его кровь горяча и сильна, рука всегда была тверда, а ум остер, словно наточенный клинок. Он был отважен и смел... поистине достойный сын своего народа, которым можно было бы гордиться каждому потомку. Но он уже умирал, когда понял, что против яда предательства доспехи не спасают, а детей он так и не успел оставить. У него не было выбора - с разорванным сердцем не живут даже боги, а мы, хоть и считаем века за короткие дни, все же не бессмертны.
- О чем ты говоришь? - немеющими губами выдавливаю я. - Рум, что ты пытаешься мне сказать?
Серокожий гигант печально улыбается.
- Он умер не сразу, Трис. Сперва ему дали возможность воплотить в жизнь свою мечту, одно заветное желание, стоящее гораздо дороже жизни. Исполнить последнюю, так сказать, волю. Насмешка, конечно, над поверженным и окровавленным врагом, но порой и насмешка может дать крохотный шанс на победу. И он выбрал... жизнь. Не для себя, нет, но для своих наследников, для будущего дитя, которых у нас всегда рождалось так мало. Он выбрал ее для того, чтобы продолжить свой род. И ему предоставили это право. Позволили провести последнюю ночь с женщиной. Правда, не предупредили, кого изберут ему в жены, а сам Вертовах не смог увидеть - его предусмотрительно ослепили... - Рум тяжело вздыхает, и мне становится чуточку страшно. - Я был там в тот день, Трис. Знал, что он выбрал, но ничего не мог изменить, потому что точно так же был прикован и ранен, обессиленный и ослабленный. Почти потерял надежду. Думал, не вырвусь. Но мне, как и ему, все же предложили желание...
Я замираю от странной мысли.
- И что же ты выбрал?
- Посмертие, - шепчет мой верный дух. - Всего лишь возможность жить после смерти так, словно я все еще могу дышать и чувствовать. Словно все еще жив и могу по-прежнему вести свой народ к победе. Да, победа... вот что двигало мной тогда. Стремление победить. Месть. Жажда крови. Надежда на возвращение. И мне, на мое горе, дали такую возможность. Даже обрадовались, что я согласен на все, лишь бы выжить, совершили древний обряд Изгнания, оторвав душу от тела. Дали мне крохотный шанс уцелеть, хотя риск был огромным. И я уцелел. Когда-то мне казалось, что потом я смогу этим воспользоваться, отыщу твою искорку, разбужу твою силу и сумею сделать так, чтобы ты перешла на нашу сторону. Думал, без труда совершу то, чего вот уже три тысячелетия никто не мог - обращу тебя против своих же врагов, чтобы покончить с этим раз и навсегда, но, к счастью, судьба распорядилась иначе... - у бескрылого духа обреченно опускаются плечи, а затем и ноги подгибаются, будто от невыносимого груза вины. - Ты выросла совсем другой, девочка. Ловкой, сильной и неиспорченной. Ты сумела найти свою силу и обрела то, чего нам всем так не хватало - незамутненный взгляд на глупые склоки, которые, как оказалось, и выеденного яйца не стоят. Ты и меня разбудила, Трис. Заставила многое увидеть совсем другими глазами. Изменила меня, почти уничтожила, но даже этим спасла от настоящей смерти, ибо, как оказалось, она не в разбитом сердце и не в сломанных крыльях, а в равнодушии и закостенелой злобе, которая так долго вела нас за собой. Прости меня, Трис. Я едва тебя не погубил. Если бы не заклятие, если бы не потерянная память и время, я бы вырастил тебя в ненависти и в той самой злобе, которая когда-то уничтожила мой народ. Я бы изуродовал твою душу. Я готов был пожертвовать всем ради древней вражды. Даже тобой. Прости меня, девочка. Прости старого дурака и не держи зла на его слепоту. Моя смерть, признаюсь, не была легкой, трое суток наедине с болью никого еще не сделали покладистым, но я хорошо понимаю, что даже это не может служить оправданием... я слишком виноват перед тобой, а потому недостоин свободы, которую ты мне подарила.
В нем столько скорби, столько застарелой боли и пережитой муки, что сердце просто рвется на части, а на глазах сами собой закипают слезы. Рум сжимается, как от невыносимой ноши, и роняет голову с помертвевшим лицом, но я уже не слушаю - опускаюсь на колени рядом и бережно касаюсь пышной гривы некогда черных волос.
- Я освободила тебя не потому, что ты сделал что-то плохое, - говорю тихонько. - Не потому, что хотела избавиться. Я не знаю, кем ты был, как жил и для чего умирал. Не знаю, стоило ли оно того или нет. Понятия не имею, сколько времени прошло с тех пор, кто были твои враги, чем ты тогда жил и какие народы существовали на этой земле. Что за звери бродили и кто кого из вас невзлюбил... но войны были всегда и везде, человек просто не может без войн. Это его природа. Наша природа, если хочешь. Такова наша суть, и не нам с этим спорить. Ты воевал и сражался за то, что считал правильным. У тебя были враги, которые тоже считали себя вправе отнимать жизни чужие. Но именно сейчас это все неважно, понимаешь? Просто потому что ты - мой друг, который почему-то растерялся от своего нового положения. Неужели забыл, что ты был со мной долгие десять лет? Забыл, как хранил, учил и оберегал непутевую рыжую девчонку, не умеющую правильно снять чужой облик и обожающую рыдать в подушку от страха? Что показал ей этот мир, многое передал, научил самым разным вещам? Ты столько помогал, заботился, столько раз спасал мою жизнь... Рум, разве этого мало, чтобы понять очевидное?! Да, когда-то ты был другим. Да, ты хотел, чтобы все получилось иначе. Да, из этого ничего не вышло, и теперь тебе кажется, что это было предательством. Я знаю, как это трудно - прощать и принимать прошлое. Ты сам меня этому учил. Помнишь? А еще я знаю, что у меня никогда не было такого верного и преданного друга. Я по-прежнему люблю и ценю тебя, что бы ни случилось. Верю и прощаю старые ошибки, слышишь? Я прощаю тебя! И хочу, чтобы ты сделал то же самое! Прошлое не вернуть. Что сделано, то сделано, но хотя бы сейчас, здесь... пожалуйста, перестань себя винить.
У него странно подрагивают плечи, из груди вырывается прерывистый вздох, а голова опускается еще ниже, словно мои слова давят хуже могильной плиты. Но я не позволяю ему отвернуться - приподнимаю тяжелый подбородок и заставляю смотреть глаза в глаза, мысленно удивляясь насыщенному цвету его удивительных кошачьих радужек, которые вдруг напомнили мне золотое сияние глаз Ширры.
- Я прощаю тебя, Рум, - повторяю настойчиво, второй рукой крепко сжимая его когтистую кисть. - Ты мой друг. Напарник и компаньон, помнишь? И ты очень мне нужен. Честное слово. Особенно сейчас. Я хочу, чтобы ты вернулся.
Он неверяще моргает, отчего его глаза разгораются еще ярче, почти сравнявшись по цвету с молчаливой луной над нашими головами. На мгновение замирает, словно не в силах осознать происходящее, а потом коротко выдыхает, обдавая меня волной удивительно горячего воздуха. В тот же миг у меня перед глазами все плывет, сознание мутится, голова отчаянно звенит, рассыпаясь на тысячи осколков. Мир странно переворачивается, дробясь на сотни граней, некрасиво плывет, стремительно наполняясь призрачными тенями. Потом что-то больно дергает за руку...
Я тихо охаю и против воли зажмуриваюсь, изо всех сил желая, чтобы эта выматывающая тряска прекратилась. А когда отдышиваюсь и поднимаю голову, то с ужасам понимаю, что на туманной скале уже никого нет...
Новый день не заладился с самого утра. Начать с того, что, поддавшись чарам излишне правдивого сна, я самым неприличным образом проспала рассвет. Собиралась в путь тоже медленно, вяло, с трудом заставляя себя шевелиться и замечать реальный мир - кажется, мысленно все еще была ТАМ, среди теней, убеждая, споря, умоляя... временами даже слышала чьи-то отрывистые фразы, чужие ответы, горький смех, и тогда окончательно терялась, не в силах вырваться из навеянного луной наваждения.
Неохотно поднявшись и смыв набежавшие во сне слезы, рассеяно кивнула обеспокоившемуся тигру и поскорее отвернулась, чтобы не показывать своих тревог. Правда, краешком сознания отметила, что он когда-то успел разыскать и принести мой дорожный мешок. Позаботился, как ни странно это звучит. Хотя чего удивляться? Время уже к полудню, Лех наверняка понял, что я не вернусь, смирился с неизбежным и с досадой оставил мои вещи там, где обещал. Да, я твердо решила уйти, на этот раз навсегда. Иными словами, окончательно сбежать, исчезнуть и больше никогда не приближаться к смертным. Ширра всего лишь избавил меня от необходимости заворачивать к месту стоянки.