Он сидел у кромки песка, по пояс в море, спиной ко мне. Я видела его длинные ноги, погруженные в мелководье. Опершись руками за спиной, он поднял лицо к солнцу. Бутылочно-зеленые дреды, струившиеся по его плечам, были похожи на морские водоросли, вывешенные на просушку, серебряные бусины на концах сверкали на солнце. Меня Тавиш то ли не заметил, то ли не узнал. Не обращая внимания на нервную дрожь, я сбросила парку и с облегчением вздохнула - теперь меня обвевал прохладный ветерок. Я даже подумала, не стянуть ли и джинсы, - футболка, которую дал мне Джозеф, была мне так длинна, что вполне могла сойти за мешковатое платье, - но, поразмыслив, ограничилась тем, что сняла бейсболку и пригладила пальцами остриженные волосы. Стряхнув старые кроссовки, я прошла по пляжу с десяток шагов. Песок под ногами был тепленький и приятный - вовсе не обжигающий, как можно было ожидать, судя по палящему солнцу… но ведь это Промежуток. А полагаться на законы мира людей, оказавшись в Промежутке, - верный путь к катастрофе.
Когда я подошла к Тавишу так близко, что стало видно, как по обе стороны его шеи трепещут черными кружевными веерами нежные жабры, но так далеко - и от него, и от воды, - что можно было чувствовать себя, так сказать, в недосягаемости, я остановилась.
- Здравствуй, Тавиш.
- Сколько воды утекло с тех пор, как мы виделись, куколка!
Он обернулся и посмотрел на меня через плечо, лицо расплылось в приветливой улыбке, остроконечные зубы блеснули белым на фоне темной кожи - не черной, но того густейшего зеленого цвета, который и увидишь-то, пожалуй, только там, где солнечные лучи едва-едва достигают морских пучин.
- Однако же ты не спешила, куколка, я жду тебя вот уже два дня.
Я улыбнулась в ответ, не в силах сдержаться, - вся магия во мне всколыхнулась ему навстречу, а нервная дрожь сразу стихла. Я села по-турецки, где стояла, и запустила пальцы в мягкий песок. Да, Тавишу от роду много сотен лет - сколько именно, он помалкивает, - но, как и большинство представителей волшебного народа, выглядит он не старше тридцати. К тому же он меньше всех моих знакомых похож на человека, и все равно легко за него сходит без всякого Очарования. Узкое скуластое лицо с римским носом и заостренным подбородком не такое тонкое, как у меня, и более мужественное, но все равно у нас столько общих черт, что в кельпи легко различить родича сидов. Я часто задумывалась о том, что он, вероятно, гораздо старше, чем все думают, и родился, возможно, еще в золотом веке, когда сиды могли скрещиваться с любым живым существом, которое привлекало их благосклонное внимание. Но вот глаза у Тавиша не наши, не кошачьи, с вертикальным зрачком: у него зрачков вообще нет, а глаза - сверкающе-серебряные, обведенные узкой белой полоской, как у коня, его второго обличья. Он не столько красив, сколько притягателен, соблазнителен…
Я отвела взгляд, обнаружив, что пялюсь на него, словно привороженный человек из тех, кто последует за кельпи куда угодно, например в омут, и с некоторым усилием принялась любоваться остальными декорациями.
- Тут все по-другому, - заметила я, чтобы завязать разговор. - Раньше было не так похоже на тропики.
- А, да, я кое-что подправил, - ответил Тавиш со своим мягким теплым акцентом. - В это время года в горах родной Шотландии чуток ветрено и вереск окрашивает склоны в прекрасные цвета самой природы.
Я махнула рукой назад, в сторону пропасти:
- А там что случилось?
- Фр-р, - по-лошадиному фыркнул он, - это в планы не входило, но тебе повезло: пропасть все липла к тому концу спуска, все норовила разукраситься мостиками из дощечек да веревочек. У меня прорва времени ушла на то, чтобы уговорить магию перетащить ее поближе сюда.
Ну да, теперь-то она вся в Промежутке. А Промежуток очень податлив - в отличие от мира людей и Зачарованных Земель, - так податлив, что кто угодно с минимальными колдовскими талантами может навязать ему свою волю. Но иногда магия предлагает собственные причудливые интерпретации того, чего от нее хотят. Тавиш создал этот клочок земли пару столетий назад, но, хотя все это время он лепил его по собственному вкусу, все равно ощущение было такое, словно магия может в любой момент оставить его ни с чем - или с лоскутком земли не толще лезвия бритвы.
- Надо полагать, чего-то добивается, - мрачно пробормотала я.
- Как мы все, куколка, как мы все! - Он рассмеялся - редко когда удается услышать такое мелодичное ржание. - Ах, если бы еще всегда удавалось получить то, чего добиваешься…
Во мне проклюнулась досада. Я набрала горсть песка, подняла руку, чтобы песок высыпался между пальцев. Наверно, Тавиш был вовсе не так рад меня видеть, как показывала его улыбка.
- Должна ли я сделать вывод, что ты не собираешься мне помогать?
- Ах нет, куколка, вовсе нет - просто не рассчитывай, что у меня найдутся ответы на все твои вопросы. - Он перевернулся на живот, лицом ко мне, и оперся на локти. Вода омывала его широкие плечи и стекала по желобку на мускулистой спине, сверкая на темной коже аквамарином и бирюзой. - Однако же спрашивай.
Я переморгала яркие пятна, плавающие в глазах от бликов на воде, и медленно проговорила:
- Ты видел ту запись с камеры видеонаблюдения, которую показывают в новостях? Может ли быть, что ее подправили или что там есть какие-то улики, которые полиция не заметила или не показывает?
- На записи нет ничего, кроме тебя и как ты входишь в пекарню. - Жабры его раздулись. - И потом взрыв.
- Да уж, честно говоря, я надеялась услышать совсем другое. - Я поджала губы.
- Странно мне, что ты туда пошла, куколка.
Тавиш провел по песку волнистую линию, и поднялся ветер - море за его спиной подернулось рябью.
- Ничего удивительного, Тавиш. - Я нахмурилась, не понимая, почему он спрашивает. - Последние две недели я заходила туда почти каждое утро.
- Зачем? - не унимался он, выкапывая в песке у себя под носом глубокую ямку.
Я подтянула колени к груди и обхватила их - тон Тавиша мне не нравился.
- У пекаря были неприятности с одной ведьмой: ну, молоко скисало, тесто не поднималось…
- Тогда, пожалуй, не с ведьмой, а с домовыми, но… - В ямку сочилась вода. - Ты ведь смекаешь, к чему я клоню? - Тавиш испытующе взглянул мне в лицо.
- Меня кто-то подставил, - заявила я, надеясь, что он не станет задавать мне еще каких-нибудь вопросов: например, не я ли убила Томаса. - Да, я это сама сообразила, представь себе. Беда в том, что этот Томас - погибший пекарь - говорил мне, что у него куролесит ведьма, а я сама ее никогда не видела. - Я кисло улыбнулась. - Ты ведь смекаешь, к чему я клоню?
- Ах, это правда - кто это был, ведьма или сида, человеку нипочем не различить, если сида сама не захочет. - Ямка в песке перед ним переполнилась. - Однако же в Лондоне нет сидов, кроме тебя, куколка. Вот уже лет восемьдесят с лишком.
Тогда приключился раздор между лондонским волшебным народом и одной королевой сидов, и королева запечатала врата.
Лет сто назад упомянутая королева полюбила смертного человека и решила родить от него сына. Сын ее, естественно, родился человеком, как и все дети от смешанных союзов сидов с людьми, поэтому она оставила его и вернулась на Острова Блаженных. Но она его любила, навещала, когда он вырос, и повелела лондонскому волшебному народу оберегать его, пока ее нет. А он в один прекрасный день связался с дурной компанией, попался в вампирские сети и погиб. Королева обвинила в этом лондонский волшебный народ и не просто запечатала врата, но еще и наложила проклятие дрох-гвиде, чтобы они "вечно разделяли горе, терзающее ее сердце".
Вот почему так много лондонских полукровок - людей с примесью крови волшебного народа - становится жертвами банд кровососов из СОС-тауна, причем невинными жертвами.
Конечно, ворошить грязное белье на людях никому не нравится, поэтому принято считать, будто сиды не жалуют Лондон - хотя в других местах их полным-полно - только потому, что предпочитают жить в Зачарованных Землях, а не иметь дела с шумом нашпигованных техникой столичных улиц.
- Может быть, один из порталов в Зачарованные Земли на какое-то время открывался? - спросила я, уткнув подбородок в колени. - Если да, в них могла пройти другая сида… - Не закончив фразы, я посмотрела из-под ресниц на Тавиша и на воду перед ним. И отгородилась от него небольшим бруствером, который выстроила пальцами ног.
Тавиш снова фыркнул, и от него в темные морские дали разбежались пенные барашки.
- Никто из нас не в силах открыть врата без ведома других!
Я надеялась на более содержательный ответ, в котором, например, упоминалось бы о том, открывались все-таки порталы или нет, но Тавиш был из диких представителей волшебного народа, а с ними бывает трудно. Они с легкостью умалчивают обо всем, о чем не считают нужным распространяться, причем зачастую просто так, из чистой вредности.
Я зашла с другой стороны:
- А вдруг это сида открыла врата?
- Такого скверного нрава, как у волшебного народа, на всем белом свете не сыщешь. - В улыбке Тавиша появилась резкость. - А леди Мериэль с леди Изабеллой между тем отказываются заключать с королевским посланцем даже перемирие. - Он наклонил голову, серебряные бусины зазвенели - дреды свесились вперед, и по воде в ямке пошла рябь. - Если другая сида решит навестить Лондон, она не обнаружит прохода. Врата теперь запечатаны и с нашей стороны.
Зараза! Значит, надежды на порталы нет! Но на запись с камеры видеонаблюдения все равно стоит посмотреть. Теплая волна перекатилась через бруствер и намочила мне ноги, взметнув вокруг них сахаристые песчинки.
- Можно мне тогда прокрутить запись? - спросила я, отодвигаясь на дюйм назад. - Вдруг что-нибудь разгляжу.
- Ах, конечно, куколка. - Тавиш улыбнулся и скользнул под воду. - Только сначала искупайся со мной, - прошептал его голос в моем мозгу.
Я поднялась на ноги, стараясь двигаться медленно, но не слишком, чтобы не разгневать его, чтобы его магия не начала притягивать меня еще сильнее.
- Мне не стоит купаться с тобой, Тавиш.
Вода бурлила вокруг моих щиколоток, намочила джинсы. Я посмотрела на палатку, понимая, что надо выйти из моря на сухую землю, но вода велела остаться, было что-то томительно-мечтательное в том, как она любопытной рыбкой тыкалась мне в колени. Я опустила глаза на Тавиша, парящего под водой, из его жабр поднимались цепочки аквамариново-бирюзовых пузырьков. И смотрела как завороженная, как они разбивались о темную поверхность моря, словно падучие звезды.
- Приди ко мне в глубины, владычица моя. - Глаза его - сияющие серебряные сферы. - Смерть приникла к сердцу твоему. - Голос его - нежность и соблазн. - Дай мне прижать тебя к груди, дай мне спеть тебе вековечную песнь морскую, дай напиться сладким дыханием, слетающим с твоих уст. - Он взмыл из воды, нагой и прекрасный, точеные мышцы играют под сверкающей от влаги темно-зеленой кожей. - В глубинах царят доброта и мир.
Он протягивает ко мне руки, он дает мне обет - обет развеять печаль, что тяжким бременем легла мне на плечи, отбросить душный покров горя, отчаяния и терзаний, тоски по тем, кого я обидела, кого я утратила… кого я убила. Он откидывает голову, магия радужным каскадом ниспадает с его плеч, сияющими брызгами рассыпается под солнцем.
А он принимает другое свое обличье.
Сердце у меня так и заколотилось от испуга и неожиданности. Это по-прежнему был Тавиш, но не совсем. В обличье коня природа брала верх, он сбрасывал лоск цивилизованности и становился диким, неукротимым, словно сама магия.
Конь-кельпи тихонько заржал, раздувая ноздри, и шагнул ко мне. Он уткнулся носом мне в грудь, дыхание, отдающее виски и торфом, согрело мою футболку. Я погладила мягкую бархатную морду, щекотные щетинки усов, нежными пальцами пробежала по черным кружевным жабрам, затрепетавшим под моим прикосновением.
- Красавец, - прошептала я, чувствуя, как вода плещется вокруг бедер. - Красавец и плут, но это ты и сам знаешь. - Он заржал, ехидно, весело, раздвоенное копыто прочертило в песке борозду. Я провела ладонью по гладкой от воды шее, прижала руку к его груди. - Так и хочется поплавать по морю на твоей спине, поведать тебе свои чувства, так хочется, чтобы ты принял от меня этот дар…
Он качнул головой, прядая ушами, нетерпеливо стегая хвостом гладкий мускулистый круп. Я прижалась щекой к его боку, сердце колотилось от предвкушения счастья. Его магия тянула меня, словно мощное течение, зазывала пойти с ним, позволить ему увести меня в теплые объятия моря. Он подтолкнул меня, и я облизнула губы - они были не соленые, а отдавали торфом и сладкой свежей водой. Вплела пальцы в узловатые дреды его гривы, чувствуя, как моя магия рвется соединиться с его, кожа засветилась ярче солнца, и черно-зеленая шкура словно покрылась мерцающей золотой пылью.
Я потерлась лицом о его шею, прижала губы к его теплой шкуре.
- Да, я искупаюсь с тобой, кельпи, - он прижал уши, и я отступила на шаг назад, - обязательно, когда-нибудь, просто этот день еще не…
Над нами выгнулась зеленая молния, ударила в воду, зашипел пар. Конь-кельпи оглушительно заржал от ярости, встал на дыбы и скакнул к берегу. Поднялась грозная волна, сшибла меня с ног, я с головой погрузилась в темные воды. Я замолотила ногами, устремилась к поверхности. Кто-то схватил меня за ногу, я в панике принялась брыкаться, хватка ослабла. Я выскочила из воды и еле отдышалась - так тяжело колотилось сердце. Берег был дальше, чем мне помнилось, - время, пространство и магия в Промежутке сговорились всех обманывать. Я пустилась вплавь, обнаружив, что обида и страх - лучшее топливо. Проклятый кельпи! Да и я та еще дура - нечего было поддаваться на соблазны его магии. А теперь за свою дурость придется как следует поплавать. Далеко впереди кельпи рассекал воду - стремительный водяной конь - и галопом выбежал на берег из бурной полосы прибоя. Воздух раскололо яростное ржание. Еще одна зеленая молния вонзилась в песок рядом с Тавишем и взорвалась, окутав его густым облаком и скрыв из глаз.
Кто-то бросался в него оглушающими чарами, как будто шутихами на тролльем празднике Новолуния.
Я страшно перетрусила, но тут вспомнила, что к Тавишу никто не может войти без его разрешения. Он-то наверняка знал, кто на него напал. И наверняка не впустил бы его, если бы не рассчитывал с ним договориться. Хорошо бы, он за всем этим не забыл, что бросил меня барахтаться в море, взбаламученном его яростью. Стервец и нахал. Я крепко-накрепко стиснула губы и по-собачьи погребла к берегу, изо всех сил стараясь не утонуть. Не прошло и нескольких минут, как руки у меня заныли, а джинсы настойчиво тянули под воду, словно железные гири на щиколотках. Молотя ногами, я победила застежку и в конце концов сумела стянуть джинсы с бедер - и еще раз страшно перетрусила, потому что вслед за ними ухнула в глубину.
Вода хлынула в горло, жгла в носу, но я все-таки выбралась на поверхность и принялась хватать воздух, словно рыба в сети. Потом, старательно не обращая внимания на то, что левое бедро свело судорогой, снова пустилась плыть. Но как бы я ни старалась, берег был по-прежнему далеко, и я поняла, что что-то - то ли кельпи, то ли магия - держит меня на месте. Я разозлилась, отчего у меня немедленно открылось второе дыхание. Нет уж, не выйдет, больше я здесь не останусь! Как только мне в голову пришла эта мысль, море сразу успокоилось, плыть стало легче, а берег заметно приблизился.
Ржание кельпи резало уши, потом сквозь них прорезался другой, более низкий рев - свирепый и вызывающий. Руки и колени задели за песчаное дно на мелководье, я с трудом оперлась на ноги, выпрямилась - и застыла, глядя на разгоревшийся передо мной поединок. Кельпи встал на дыбы, продолжая яростно ржать, передние копыта яростно колотили воздух, потом тяжко опустились на песок. На фоне ослепительно сверкающего синего неба воздвигся могучий силуэт фавна с выгнутыми над головой рогами, готового к атаке. Финн?! Какого лешего его сюда принесло?! Разъяренная волна ударила меня под колени, ноги подкосились, и я плюхнулась на пятую точку. Снова выбралась из воды, с трудом переводя дух, и наконец оказалась вне полосы прибоя.
Прижав руки ко рту, я глядела, как фавн прыгнул между передними ногами кельпи, увернувшись от молотящих копыт, и вонзил рога ему в грудь, прочертив глубокую кровавую борозду. Копыта кельпи обрушились фавну на спину, сбили с ног, но не успел он снова встать на дыбы, как фавн перекатился из-под копыт и снова встал в боевую стойку. Тогда кельпи отпрыгнул назад, приземлился на все четыре ноги - широкая грудь вздымалась, кровь и пот смешивались в розовую пену и стекали по черно-зеленой шкуре.
Это был жуткий, жестокий бой, но он внушал благоговение и восторг, и мне стало понятно, почему их предков почитали как божеств и боялись как демонов. А еще этот бой был, прах побери, до смешного дурацкий, тем более что я подозревала, что дерутся они из-за меня и, судя по обоюдной свирепости, собирались драться, пока кто-нибудь не рухнет без сознания, а лучше оба. Поскольку они из волшебного народа, на это уйдет прорва времени, а у меня были занятия и поважнее, чем глядеть на то, как два недоумка-соплеменника вколачивают друг дружку в песок. Например, искать убийцу! Хватит одного того, что я поддалась на Тавишевы чары…
- Стоп! - заорала я, но никто меня не услышал.
Зараза. Я была от них слишком далеко. Меня охватила досада, и охранительные чары тут же беспокойно заворочались - и тут меня осенило: может, удастся ими как-нибудь воспользоваться? Стоило мне задать этот вопрос, и магия сразу ответила: у меня появилось странное ощущение, словно в руку мне вложили тяжелый металлический прут. Не успев ничего подумать, я подняла прут к плечу, будто копье. Магия завибрировала во мне высоковольтным разрядом, и я сосредоточилась и метнула прут, целясь в песок между противниками.
И замерла.
Там, где копье вонзилось в песок, из ничего возникла дверь, запертая на висячий замок. По ее поверхности шипели и потрескивали серые с черным полосы охранительных чар. Фавн оказался по одну сторону от двери, кельпи по другую, и ни тот ни другой, судя по всему, ее не видели. Они пригнули головы и ринулись друг на друга…
…и в миг, когда оба они ударились об иллюзорную дверь, возник такой выброс магии, что меня оторвало от земли и швырнуло обратно в воду. Ну вот, опять! Я поднялась на ноги и увидела, что поединок внезапно кончился.
Казалось, наступила ничья. Оба противника лежали на песке и стонали, а дверь высилась между ними нелепым барьером.
Угрюмо, но удовлетворенно улыбаясь, я зашагала к ним, раздувая ноздри от пронизывающего резкого запаха гари.
Финн лежал на боку - рога вымазаны в красно-коричневой крови, гладкие загорелые плечи и спина испещрены синяками и глубокими порезами. Смесь крови и песка сплошь покрывала обычно гладкий иссиня-черный мех на бедрах и боках, а копыта были разбиты и обколоты.
Тавиш опрокинулся навзничь, раскинув руки, - он снова был в человеческом обличье. Дреды перепутались и растрепались, из зазубренной раны на груди, булькая, лилась красно-коричневая кровь.
- Что за игру вы затеяли, так вас разэтак?! - заорала я. - Я пришла сюда за помощью, а вместо этого меня сначала едва не потопили, а потом заставили быть рефери на кретинской драке!
Ни тот ни другой ничего не ответили. Лежали и смотрели друг на друга исподлобья - с одинаковыми загадочными лицами.
Я в бешенстве пнула песок.