- Скоро поправлюсь. - Я вывернулась из его рук, старательно не обращая внимания на сладкие мурашки от его прикосновения. - Все уладится - и сразу поправлюсь.
Сверкание померкло.
- Да, ты права. Продолжай, не стану тебе мешать.
Он шагнул назад - и внезапно показалось, будто в лифте полно места. Малик покривился, как будто прочитал мои мысли. А вдруг он их по-прежнему слышал? Впрочем, это не имеет значения…
Я скинула кроссовки, расстегнула джинсы и начала было их стягивать, но тут же поддернула обратно: волшебная татуировка красовалась на прежнем месте, а вот белые трусики исчезли вместе с блондинистым хвостом. Проклятье, надо было заставить Тавиша раздобыть мне настоящее белье и не соглашаться на всякую магическую ерунду!
- Если задета твоя стыдливость, - с ехидцей заметил Малик, - я отвернусь.
- Какой смысл? Тут кругом зеркала, - проворчала я. - Дело не в этом. Белья у меня теперь нет, а джинсы на Розу ни за что не налезут, так что, когда я превращусь, то буду почти голая. Я понимаю, это вампирский ночной клуб, но, если я стану разгуливать в одной куцей рубашонке, меня неправильно поймут!
- Скоро у тебя будет другой наряд, - ответил Малик. - Это не важно.
- Тебе не важно, а мне - очень даже!
Малик улыбнулся:
- Пожалуйста, можешь надеть мой френч.
Я оценила его предложение. Получится что-то вроде мини-платья-халата, - в общем, сойдет за неимением лучшего. Я сняла джинсы, приподняла полу рубашки и провела пальцами сначала по твердому круглому контуру татуировки, а потом по кельтскому узлу в середине. Чары ударили меня, словно током, - как будто ждали в засаде, скорчившись, затаившись, словно голодный зверь.
- Эти чары…
Тихий голос Малика так меня напугал, что я отдернула руку от татуировки.
- Что они делают? - спросил он.
Я заморгала от неожиданности:
- Буду выглядеть как Роза. Сам знаешь.
- Чары, которые ты задействовала в пекарне, лишили тебя чувств до того, как их побочные эффекты вызвали взрыв. - Малик испытующе поглядел на меня. - Вдруг и на сей раз произойдет нечто подобное?
- С какой стати? - оскорбилась я, переминаясь с ноги на ногу от нетерпения: татуировка пульсировала, словно второе сердце, урчала, словно хищный дух, жаждущий моего внимания. Они требовали крови. - Дай нож. - Я выжидательно смотрела на него снизу вверх.
- Зачем?
Я вытянула вперед левую руку:
- Давай режь, прямо поперек линии жизни. Глубоко.
Малик глядел на мою руку так, словно она его вот-вот укусит.
- Давай! - приказала я, только что не приплясывая на месте. - Ну?!
Он сдвинул брови. Вокруг нас точно так же сдвинули брови миллиарды его отражений - они темным, туманным взором смотрели на мои отражения, угловатые, нетерпеливые, с глазами, полными лихорадочного золотого света, с вертикальными кошачьими зрачками, - чары одолевали меня. На миг я различила среди всех этих лиц третье - лицо Козетты, почему-то сосредоточенное, собранное, а потом Малик выбросил вперед руку с кинжалом так быстро, что я едва заметила движение, и глубоко рассек мне ладонь. Сначала ничего - а потом боль, краткая, сверкающая, исторгла из меня крик, и кровь хлынула в ладонь, яркая, как медь, она жаждала излиться, наполнить все вокруг манящим медово-металлическим ароматом. Малик затрясся, сжал кулаки, вытянул руки по швам - но о нем я не думала, не могла думать. Колдовская татуировка так и взывала ко мне, отчаянная, голодная, и я накрыла ее рукой, втерла в рисунок вязкую кровь. Сердце стало биться медленнее, еле заметно, вяло. Грудь горела - мне не хватало воздуха…
…Нет, что-то не то! Обычно чары действовали быстрее. Я в отчаянии стиснула рану, выжала еще крови, размазала по татуировке. На этот раз липкая бегучая кровь жадно впиталась в плетеный узор, выплеснулась за края, покрыла кожу красной пленкой. Все тело напряглось, словно я вышла в морозную ночь.
Я сорвала рубашку, провела руками по чужому телу, наслаждаясь изгибами роскошных форм, контуром осиной талии, нежным кружевом голубых жилок, расписавшим бледную, полупрозрачную кожу. Длинные черные волосы ниспадали почти до пояса, огромные фиалково-синие глаза смотрели на меня из зеркала, наглые, самодовольные. Да, Роза была красотка, по крайней мере телом. Натуральная женщина-вамп. Наверное, за это Малик и передал ей Дар.
При этой мысли я подняла голову и посмотрела на него - его глаза были пустыми, бесстрастными озерами. Теперь я слышала, как бьется его сердце - медленно, слабо, чувствовала его голод - сладкий медный привкус во рту. Насыщенный аромат пряностей заполнил тесную кабинку, смешался с нотой медовой крови, и перед глазами у меня все поплыло от желания, в груди потеплело от предвкушения. Я втянула запах голода - он скрипнул зазубренными краями о точильный камень моей жажды. Я хотела крови, я не могла без нее обойтись. Так давно мне не удавалось ее отведать, так давно я ограничивалась только ядом! Моей добычей были только люди-наркоманы или пленные полукровки, и пила я лишь столько, чтобы не умереть с голоду или чтобы избавить их от заражения. Но Малик был не человек и не полукровка. Я глядела на него, слушала шепот его крови, знала, что получу от него все, что пожелаю, - и в мыслях крепла уверенность в том, что он, как всегда, готов на все. Он мне не откажет, не сможет отказать, - ему не позволит совесть, память о том, во что он меня превратил. Мысли копошились в голове, словно пиявки, - и чужие, и знакомые одновременно, - и я, водя языком по острым клыкам, пыталась разобраться, что происходит на самом деле, что думаю я сама.
Но мне мешал голод.
Голод требовал Малика - и немедленно.
Я улыбнулась - натренированной улыбкой соблазнительницы - и медленно двинулась к нему. Подняла руки, медленно расстегнула верхнюю пуговицу френча. Малик стиснул зубы, в глазах мелькнул испуг, - но он ничего не сказал и ничего не сделал, чтобы остановить меня. Я не спеша спускалась вниз - две, три, четыре, пять пуговиц, - потом распахнула френч, стянула его. Френч мягко соскользнул на пол, а я уже схватилась за черную футболку и разорвала ее, обнажив идеально гладкую белую кожу, точеные мышцы, шелковистый треугольник черных волос, спускающийся по поджарому животу. Подавшись вперед, я прижалась к твердой плоти над сердцем и, приоткрыв рот, царапнула кожу клыками. Малик вздрогнул, и я подняла глаза и увидела, что он смотрит на меня сверху вниз и в зрачках у него мерцает страсть. Внутри завертелась яркая спираль удовольствия.
Я целовала его, опускаясь все ниже и ниже, нащупывая губами шрам под сердцем - шрам от моего кинжала, который он не стал залечивать, хотя и мог. Под кожей разливалась кровь, шрам расцвел алым, словно роза. Я укусила его - острые клыки пронзили тугую плоть, впились в сердцевину розы, сладкая кровь наполнила мне рот, она пахла пряным нектаром, лакрицей, рахат-лукумом, скользила в горло, растекалась по телу сверкающей прохладой, доводя меня до грани безумного, головокружительного наслаждения - до грани, не дальше. Я с неохотой отняла губы и облизнула ранки, чувствуя, как трепещут под языком мышцы. Кровь Малика, голод Малика пульсировали во мне, словно обещание всего на свете, и я выпрямилась, огладила ладонями его плечи, вдавила пальцы в жилистые бицепсы, а потом приникла к нему всем телом, прижалась пышной мягкой грудью к его груди - жесткой, холодной. Малик застонал, стон отдался эхом во всем моем теле, дыхание щекотало мне шею. Я запустила пальцы ему в волосы, заставила откинуть голову, приподнялась на цыпочки, чтобы дотянуться губами до медленного биения под ухом. Аромат мускуса дразнил мне ноздри, я принялась лизать тонкую кожу, оставляя на ней длинные влажные полосы, ощущая соленый медный вкус его пота, и у меня свело челюсти от голода. Мне хотелось наполнить рот его мерцающей кровью, так хотелось, что само ожидание превратилось в утонченную пытку. Малик содрогнулся, я ощутила животом его налитую твердость. Между ног заструился жидкий жар, грудь набухла, соски отвердели до боли…
Мое тело требовало не только крови.
Я снова приподнялась на цыпочки, обвила талию Малика одной ногой, раскрылась перед ним, потерлась нежной набухшей плотью о жесткую ткань его брюк. Прижалась губами к мягкой коже на горле, вобрала ее в себя, предвкушая, когда же можно будет пронзить ее клыками. По всему телу пробегали волны наслаждения, я снова приникла к Малику - мне не терпелось ощутить, как он врывается в меня, как его кровь струится мне в горло, как его клыки пронзают мне плоть…
Я скользнула рукой вниз, по шелковистой стрелке волос на груди, пальцы сомкнулись на пряжке ремня. Пульсирующий жар между ног стал невыносимым, я рванула пряжку и…
- Нет. - На запястье сомкнулись ледяные тиски. - Я не хочу.
Я попыталась вырваться - губы по-прежнему скользили по коже, бедра ходили ходуном.
Он не может мне отказать, мне надо впустить его в себя, мне надо, надо, надо!
Тогда Малик заломил мне руку за спину, дернул вверх - но и боль показалась мне знаком любви. Тогда он свободной рукой схватил меня за волосы и отодрал от собственной шеи.
Он мне не откажет, я не позволю!
Я ударила его со всей силы ладонью в подбородок, снизу вверх, - голова его крепко стукнулась о стенку лифта, - пнула пяткой в колено, визжа от обиды и злости. Малик пошатнулся, начал падать, вырывая мне волосы, - заломленная рука неловко подвернулась, плечо едва не вывихнулось. Мы рухнули на пол - я оказалась снизу. Боль обожгла спину, рикошетом отдалась вдоль хребта. Я снова завизжала, обнажила клыки - впиться ему в горло, купаться в его крови, отыметь его наконец…
Обхватив его ногами, я скрестила щиколотки у него за спиной, прижала его к себе. Он смотрел на меня с бешеной яростью в черных глазах, ощерился, сверкнул четырьмя острыми клыками. Я ерзала под ним, распаляла его, плечо так и горело, но между ног от этого становилось только жарче. Малик утробно зарычал, заставил меня повернуть голову в сторону так, что жилы на шее натянулись, - и я подставила ему горло.
Где-то в глубине моего существа заворочался холодок страха - и притупил страсть.
Малик еще сильнее заломил мне руку, боль стала невыносимой. Страх смела волна похоти.
- Сломай кость и трахни меня! - взмолилась я. Бедра сводило от неутолимого желания - и какая-то часть меня при этих словах скорчилась от ужаса.
Ярость в его глазах превратилась в жаркое пламя, пламя лизало меня, сжигая плоть до костей.
- Нет, - сказал он. - Не стану.
- Сломай мне руку и трахни меня! - заорала я ему в лицо. - Ты же этого хочешь!
- Тихо, - велел он, неотрывно глядя мне на горло, и я замолчала и стала ждать, оцепенев от его приказа, мечтая, чтобы он подарил мне боль, томясь по ней, зная, что он способен доставить мне наслаждение только болью.
- Малик, пожалуйста, прошу тебя…
- Нет, ты этого не скажешь. - В его голосе было столько печали, что у меня словно колючая проволока провернулась в сердце. - Я этого не допущу - ты не она. - Он склонился ко мне, чуть коснувшись губами моих губ. - Ты. Не. Роза.
И исчез.
Колючая проволока растерзала мне сердце и оставила его в крови, я сжалась в комочек, обхватив колени, горечь Малика колотила меня, словно орава гоблинов с битами. На глаза навернулись слезы - мне было стыдно, что я не смогла его ублажить. Я пыталась их проглотить, но они обжигали щеки, топили меня в море безнадежности. Потом буря улеглась, все чувства выключили, будто кнопку нажали, и наступила ледяная тишь - промерзший омут.
Я открыла глаза и посмотрела вверх.
Малик стоял себе у стенки - спокойный и далекий. Показал пальцем на лежавший на полу френч и бесстрастно проговорил:
- Встань и оденься.
Я молча взяла френч и поднялась на ноги; чтобы надеть его, не потревожив плечо, пришлось скособочиться. Ласковое прикосновение шелковой подкладки успокоило меня. Здоровой рукой я вытащила попавшие за воротник волосы и неловко застегнула френч доверху, чувствуя себя совершенно сбитой с толку и внезапно отупевшей.
Что только что произошло? Нет, скажем так: почему это произошло? Зачем я просила его - умоляла! - сделать мне больно? Мне казалось, что чувства при этом были мои, мои собственные, но на самом-то деле они были Розины! Да, чары определенно разладились, иначе как бы мне удалось дважды за один вечер "видеть" ее воспоминания и испытать ее желания? Зараза, мне это не нравится!
Я вытерла слезы рукавом френча и отогнала лишние мысли. Плечо уже не болело - чары его вылечили. Осталось всего-навсего пройти через ритуал вассальной верности, а после этого я уже никогда не буду ими пользоваться, никогда не полезу в Розино тело! Уж придумаю, как навсегда отделаться от них и от нее.
- Что дальше? - спросила я, и все та же частичка меня удивилась собственному спокойствию, хотя я смутно ощущала, как Малик приглаживает мне мысли.
Малик повернул ключик, лифт чуть-чуть нырнул вниз - у меня ухнуло в животе, - а потом огни загорелись, и лифт поехал вверх.
- Надо подготовиться к клятве, а потом, когда мы все сделаем, сразу же поедем в полицию.
Лифт остановился, дверь отъехала в сторону. Перед нами простирался длинный пустой коридор, устланный голубым ковром с узором из мелких серебряных сердечек; по одну сторону тянулся ряд стальных дверей. По приказу Малика я собрала остатки нашей одежды и двинулась за ним мимо полудюжины дверей - босые ноги тонули с пушистом ковре, - пока наконец Малик не остановился.
Он замер, потом приподнял подбородок и втянул носом воздух.
- Кажется, нас ожидает целая компания, - тихо заметил он. - Нехорошо.
Не успела я спросить, кто именно, как дверь уехала в стену, и у меня приключилось очередное дежавю. В проеме стояла Ханна Эшби все в том же наряде вампирской фанатки - приглушенно-оранжевое бархатное бюстье, черная тюлевая юбка.
- Малик аль-Хан и великолепная, как всегда… Роза! - Она заговорщически приподняла одну идеально выщипанную черную бровь. - Может быть, войдете - к чему топтаться в коридоре? - Она глуховато хохотнула, отступила в сторону и пропустила нас.
ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ
Свеженькое вампирское чутье тут же уловило нотки сандала и пачулей в духах Ханны, но от этого запаха почему-то возникло такое ощущение, словно мы вошли в пещеру дракона. Глаза отчаянно защипало. Я уронила одежду и зажала рот и нос ладонью - меня скрутил приступ кашля. Малик подтолкнул меня ладонью в поясницу, и я шагнула в комнату и сразу же побежала к дальней стене, чтобы оказаться как можно дальше от едкой серной вони.
Я прикрыла руками глаза и сосредоточилась - надо было приглушить реакции вампирского организма, чтобы не воспринимать ни ядовитый запах, ни слегка учащенное "тум-тудум" Ханниного сердца, ни горький химический вкус духов на языке, как будто бы я насосалась крови вампирского наркомана, накачанного не только ядом, но еще и крэком. Через две секунды я перестала дышать, сердце у меня остановилось, и от духов осталось одно призрачное воспоминание.
Отняв руки, я похлопала себя по грудине: легкие все еще жгло.
- Что у тебя за духи, прах побери? - спросила я, свирепо глянув на Ханну.
- Мне сделал их Роха Дав по индивидуальному заказу, - похвасталась Ханна. - Это знаменитый "нюхач", его выучили в парфюмерном доме Герлена. Он замешивает в духи жидкое серебро, и я душусь ими, когда мне нужна дополнительная гарантия, что клубные вампиры не станут меня домогаться.
Жидкое серебро! Понятно, почему у меня легкие горят огнем.
Малик стоял на самом пороге, и лицо его полностью скрывали тени. Голая грудь мягко сияла в полумраке комнаты, розовый шрам под сердцем был едва различим, и выглядел мой спутник элегантно и собранно, как всегда, хотя на нем были только брюки от костюма. То ли Ханнино зелье подействовало на него не так сокрушительно, то ли он заранее о нем знал и отключил свои чувства, не успев вдохнуть отравы.
Да и вообще интерьерчик был так себе, не под стать Малику. Так могла бы выглядеть гостиная в номере-люкс плохонького отеля - все выдержано в голубых тонах, а мебель покрыта серебряной краской, - если бы не стеклянная стена у меня за спиной. За стеной открывался великолепный вид на танцплощадку "Голубого сердца" на три этажа ниже, где толпа колыхалась в ритме бас-гитары, который чувствовался даже здесь, хотя слышно ничего не было.
Ханна стояла за одним из диванов, положив руки на широченные плечи знакомого вампира, - конечно, это же Дарий, ее игрушечка. Он развалился на подушках, глядя на меня из-под полуопущенных век. Одет он был в точности так же, как тогда, когда я видела его в последний раз - у меня дома: голый, в одних тугих черных трусиках от Кельвина Кляйна и высоких черных ботинках. На лбу у него поблескивали бисеринки подкрашенного кровью пота, такой же пот струился по накачанной груди, достойной обложки дамского романа. Вид у него был такой, как будто он упился кровью до невменяемости и вот-вот впадет в кровавый сон, - это вампирский аналог глубочайшего, позорнейшего опьянения.
- Естественно, большинству клубных вампиров это не вредит, - щебетала между тем Ханна, ласково ероша мелированную волнистую шевелюру Дария. - Они же все выключенные, когда не едят. А поскольку здесь вдоволь добровольных доноров, а я уже покормила моего милого Дария, больше мне никто не нужен. Так что духи - это мой способ, так сказать, предохраняться…
- Ханна, с какой целью вы здесь? - Голос Малика звучал мягко-мягко, но в нем сквозила нотка угрозы.
Я была готова догадаться с трех раз, что речь идет о некоем яйце Фаберже, потому что Ханна знала о моих маскировочных чарах и к тому же, несомненно, знала, что каждый второй вампир в городе с нетерпением ожидал сегодня появления Розы с Маликом, а я к тому же пропала на пару дней, так что для меня Ханнино присутствие в клубе отнюдь не было сюрпризом.
Ханна безмятежно повернула к нему улыбающееся лицо.
- Я думала оказать вам услугу. - Она запрокинула Дарию голову, показала горло. - Вампиры задумали лишить вас кровной доли - подозреваю, вы об этом уже знаете. Вот я и решила предложить вам кое-что питательное. - Она провела пальчиком по груди Дария, прочертив дорожку в кровавой испарине. - Как видите, он хорошо поел… - (Точнее, обожрался.) -…и готов исполнить любые ваши желания - верно, Дарий? - В завершение она похлопала Дария по щеке.
- Да-а… - выговорил он заплетающимся языком, по-прежнему не спуская с меня мутного взгляда, и уронил голову на плечо.
Малик не пошевелился, даже не моргнул, но я ощутила, как он напрягся всем телом. Это заставило меня вспомнить о собственном голоде - и живот подвело так, что я едва не согнулась пополам.
- Единственное, о чем я прошу, - оставьте его в живых, - добавила Ханна, после чего нагнулась и лизнула Дарию горло. - Он для меня, знаете ли, такое утешение, не хотелось бы его терять.
- Тогда оставьте нас, - приказал Малик.
Ханна подтолкнула Дария в плечо, заставила встать. Он тяжело поднялся на ноги и, пошатнувшись, шагнул к Малику, а тот распростер объятия, прижал Дария, который был выше его на полголовы, к груди, а затем одним плавным движением подхватил его под колени и поднял - как невесту у порога. Судя по тому, как легко это у Малика получилось, весу в Дарий было не больше, чем в его кельвин-кляйновских трусиках.