Евтихий назвал себя "мужчиной" - это означало, что в Деянире он видит женщину.
"Он красивый, - подумала девушка. - По-своему, но очень красивый. Особенно глаза. Серые. Всегда с ума сходила по серым глазам. И щурится забавно… близорукий, наверное".
Мысль о том, что привлекательный молодой человек может к тому же обладать неким увечьем, недостатком, оказалась слишком соблазнительной: у Деяниры закружилась голова.
Она строго произнесла:
- Мастеру нет никакого дела до моей личной жизни. Не станет он надзирать за мной! Если я буду вести себя недостойно, я никогда не сделаюсь полноправным членом гильдии, вот и все. Я сама должна следить за своим поведением. Поэтому… - Она показала Евтихию кинжальчик в ножнах, который носила на поясе.
- Ни к одной женщине я не прикоснулся без ее согласия, - заверил ее Евтихий.
Деянира рассмеялась.
- Вот это мне нравится!
Теперь она больше не выглядела испуганной, хотя бледность по-прежнему покрывала ее лицо, и тени из-под глаз никуда не исчезли. Евтихий решился на вопрос:
- Почему ты вздрогнула, когда я заговорил с тобой в первый раз?
Помолчав, девушка сказала решительно:
- Потому что я боюсь чужих и очень не люблю их. Но ты - не тот, кого я бы испугалась. Обыкновенных людей я не боюсь вовсе, ни мужчин, ни женщин. Наверное, я не испугалась бы даже тролля - будь он обыкновенным.
- Кого ты называешь "обыкновенным", Деянира?
- Таких, как ты, - сказала девушка.
* * *
Прошло три дня с тех пор, как Евтихий обосновался в Гоэбихоне. За все это время он не обнаружил ни следа Авденаго. Тот как сквозь землю провалился.
Знакомых в Гоэбихоне у Авденаго нет. Евтихий в этом не сомневался. Где же он ночует, чем питается? Для Евтихия это оставалось загадкой. Но больше всего тревожило Евтихия то, что он по-прежнему не понимал, для чего, собственно, Авденаго вообще отправился в город.
Евтихий так и не рассказал Деянире о своей жизни в плену у троллей и об освобождении от рабства. Со всеми этими историями была связана еще одна вещь, которая его беспокоила. Настолько беспокоила, что он даже не мог заставить себя заговорить о ней.
Чем больше Евтихий размышлял об Авденаго, тем меньше понимал его. Чем руководствовался в своих поступках бывший хозяин? Некая последовательность в его деяниях, несомненно, прослеживалась. После того, как очередная его выходка приносила первые плоды, становилось очевидным, что у нее действительно имеется определенное место в логической цепочке. Но угадать, что же вытворит Авденаго в следующий раз, и тем более - мысленно проследить ту цепочку, которую он выстраивал своими действиями, представлялось Евтихию невозможным.
В былом крестьянском мире все оставалось ясным и однозначным: погода, работа, урожай. Солдатская жизнь также не заключала в себе никаких сложностей и противоречий: оружие, тренировки, подчинение, сражение.
А вот Авденаго навязал Евтихию самое неудобное, самое раздражающее явление, какое только возможно для человека: свободу. И притом самую неприятную ее ипостась, заставляющую поминутно делать выбор и существовать в одиночестве.
Да, одиночество и выбор - вот что хуже всего. По доброй воле Евтихий ни за что не согласился бы на подобную участь, да кто же его спрашивал! Свободу навязал ему бывший хозяин, этот проклятый Авденаго.
Случалось, у Евтихия темнело в глазах от ненависти. Поэтому он не хотел думать об этом слишком часто.
* * *
Деянира была принята в гильдию гобеленщиков на правах подмастерья. По правде говоря, ее работы давно уже превосходили те, что изготавливал ее мастер, и все об этом знали, включая и саму Деяниру; но существовал определенный порядок. Сократить годы ученичества - каким бы одаренным ни был новичок - не осмелился бы никто.
Пока мастер Дахатан был в отъезде, Деянира заканчивала, по его приказанию, большой гобелен, которому предназначалось украшать пиршественный зал городского магистрата. Большая честь, объяснила девушка Евтихию, когда он поинтересовался ее работой. Старый гобелен утратил яркость красок, поэтому было принято решение заменить его. Дахатан не без труда добился, чтобы этот важный и престижный заказ поручили именно ему… и передал его своей ученице.
- И что, никто не догадывается, кто работает на самом деле? - удивился Евтихий.
Деянира весело пожала плечами:
- Все знают, но молчат. Да я и не вижу в этом ничего страшного! Они могут забрать мои гобелены, но никогда им не отобрать у меня моего дара.
Евтихию было позволено находиться в мастерской.
- Обычно так не делают, - объясняла Деянира. - Ты можешь подсмотреть секреты ремесла, которые открываются только избранным. Кроме того, разговоры с тобой отвлекают меня, и я могу совершить ошибку. Тогда гобелен получится несовершенным, а это, в свою очередь, бросит пятно на репутацию мастера.
Евтихий молчал. Любовался ею: наклоном головы, тонкими русыми волосами, убранными в тугую прическу (в доме Деянира не носила своего громоздкого чепца, ограничиваясь простой лентой). Евтихия завораживала изменчивость ее наружности. Деянира выглядела хрупкой, невзрачной, с крестьянской точки зрения - никудышной: ни ухватить, ни к делу приставить. Но в следующее мгновение, видя, как уверенно она трудится над своей тканой картиной, Евтихий менял точку зрения на прямо противоположную. Деянира сильна - гораздо сильнее, чем кажется на первый взгляд. И тогда нездоровая городская бледность ее щек вдруг поражала самое сердце ослепительной девственной белизной.
Он почти не видел картины, возникающей под руками Деяниры, сколько ни щурился. До сих пор Евтихий существовал в мире крупных предметов. Крупных, а главное - знакомых. Очутившись в полутемном городском доме, где знакомой представлялась разве что кухня с теми же горшками и ухватами, что и в деревне, Евтихий растерялся. Он не мог различить и половины из окружающего.
Деянира каким-то образом догадалась об этом. И как-то раз подняла голову, глянула на него и проговорила:
- Хватит мучиться. Если хочешь рассмотреть хорошенько, подойди ближе и смотри на здоровье.
Он встал, осторожно приблизился. Она не спускала с него глаз. Наблюдала за тем, как он щурится, как подрагивают его нижние веки.
- Ты плохо видишь, Евтихий, - тихо сказала она. - От других ты мог скрывать это, но не от меня.
Она протянула руку и вдруг коснулась его запястья.
- Ты ничего о себе не рассказываешь. Как ты жил? Откуда у тебя эти шрамы?
Он молчал.
- Садись поближе и рассказывай, - приказала девушка.
- Я не умею.
- Знаю, что не умеешь! - досадливо откликнулась она. - Учись.
Он просидел рядом с ней совсем недолго и все это время вертелся и нервно озирался по сторонам, не в силах вымолвить ни слова. Наконец он вскочил:
- Я должен купить продукты.
Деянира спокойным тоном отозвалась:
- Ты пойдешь за продуктами через полчаса, когда изменится солнечный свет. Ближе к вечеру. Я пойду с тобой, потому что работать при неправильном освещении будет уже нельзя. А пока - сиди и рассказывай. Или молчи, если ты такой косноязычный болван!
Счастье было недолговременным и ворованным и оттого ощущалось особенно остро. Сидеть у ног женщины, смотреть, как уверенно и быстро двигаются ее руки над ткацким станком, молчать. Завтра всего этого уже может не быть.
Через полчаса она действительно закончила работу и встала.
Они выбрались на улицы, но вместо того, чтобы идти на рынок, просто отправились бродить. Деянире нравилось показывать чужаку город. Она говорила о домах и колодцах с такой гордостью, словно сама их придумала и построила. Она очень много знала и замечательно рассказывала.
Это показалось Евтихию странным и в конце концов он не выдержал:
- Ты гобеленщица. Кто же учил тебя мастерству рассказчика?
- Никто - я сама умею, - ответила Деянира. - Это такой же дар, как и… другой.
- Другой дар? - Евтихий пристально посмотрел на нее, вымогая ответ.
Она нехотя сказала:
- Ты видел, как я работаю. Вообще-то показываться за работой запрещено. Я тебе уже объясняла. Ты видел мой дар.
- Я все равно не понял, - признался он.
- Я очень хороший мастер, - засмеялась Деянира. - Это редкий дар. Меня почти не нужно учить, я схватываю ремесло на лету.
Она вывела Евтихия на центральную площадь и указала на странное здание, похожее на храм неизвестного божества. Еще в первый раз оно привлекло его внимание - но так и осталось неразгаданным.
- Как ты думаешь, - прошептала Деянира, указывая на фасад, украшенный каменными гирляндами цветов, - что это такое?
- Понятия не имею, - признался Евтихий.
- Ну, выскажи хотя бы одну догадку! - настаивала девушка. - Мне интересно.
Он удивленно поднял брови.
- Тебе интересны мои догадки?
Настал ее черед удивляться.
- Почему бы и нет? Я хотела бы узнать тебя получше, а человек ни в чем так не раскрывается, как в своих догадках!
После долгого молчания Евтихий спросил:
- Ты действительно хотела бы меня узнать получше?
Девушка вдруг рассердилась.
- Ты не отвечаешь на вопросы, а только мямлишь!
Он опустил голову.
- Ты первая женщина, которая так говорит.
- Только избавь меня от откровений, сколько женщин тебя не полюбило… Поверь, это интересует меня в последнюю очередь.
- А что тебя интересует?
- Ты.
Он покачал головой и сдался:
- Мне кажется, это - храм, только вот какому существу он посвящен?
- Это гробница, - сказала Деянира серьезно. - Здесь похоронен человек, который однажды спас город. Он совершил невозможное, передал сообщение, которое, как казалось, невозможно будет передать. Неведомыми путями и в кратчайшие сроки он прошел сквозь армию врагов, осадивших Гоэбихон, и привел подкрепление. Его звали Кохаги.
- Там внутри тьма, - пробормотал Евтихий. - Я заглядывал в окна.
- Внутри тьма, потому что это гробница, - объяснила Деянира. - Ее покой никто не осмеливается потревожить. Никто не знает, что там происходит на самом деле. Там - мертвое тело. Саркофаг. Тьма создает абсолютный покой, и она же оберегает его.
Тихий свист привлек внимание собеседников. Евтихий вздрогнул, поворачиваясь на звук: он узнал человека в плаще с кровавым пятном. Не разглядел его, не увидел, а именно узнал: повадку, манеру держаться. Не увидел, а ощутил его присутствие.
Деянира сразу уловила перемену в настроении своего спутника.
- Что там такое?
- Просто один человек, - нехотя сказал Евтихий.
- Ты с ним знаком? Он как-то странно на нас смотрит.
- Нет, я его не знаю, - ответил Евтихий быстро.
- Этиго! - крикнул чужак и снова свистнул.
Деянира поджала губы. Евтихий молча смотрел себе под ноги и не трогался с места.
- Эй! - закричал незнакомец опять. - Как там тебя! Евтихий!
Деянира сказала сухо:
- Ступай. Тебя, кажется, зовуг.
- Я не хочу к нему идти! - взорвался Евтихий. - Мне нет дела до того, что он меня зовет! Я ему больше не слуга. Он сам отпустил меня.
- Так вот кто ты такой, - проговорила девушка, глядя на него пристально. - Вот откуда у тебя шрамы… Поверь мне, эта связь никогда не разорвется. Бывшие жены, бывшие господа, бывшие друзья… В таких делах не бывает "бывших". Люди, с которыми тебя когда-либо связывали тесные узы, не отпустят тебя до конца твоих дней. Они вечно будут стоять на твоем пути. Они вечно будут жить в твоей душе. И в любой миг - в любой, Евтихий, поверь мне! - они могут возникнуть перед тобой и потребовать своего. Это произойдет, когда ты меньше всего будешь ждать, когда ты вообще не будешь готов к подобной встрече… Я очень хорошо понимаю тебя. Сейчас. - Она покусала тонкий пальчик в попытке приглушить страдание. - Слишком хорошо я понимаю тебя, Евтихий… Иди к нему.
Неожиданно Евтихий коснулся ее локтя.
- Ты не могла бы… Деянира… пойти со мной?
Не дожидаясь, пока Евтихий подчинится, Авденаго приблизился к нему сам.
- Привет, Этиго, - сказал он беспечно. - Ты тоже здесь. Это случайность?
- Нет, - угрюмо отозвался бывший раб. - Не случайность. Я следил за тобой почти от самого замка.
- Почему?
- Не знаю… Стало любопытно.
- Почему?
- Плащ, - криво улыбнулся Евтихий. - Этот плащ ты снял с убитого солдата. Ты переоделся и поехал в Гоэбихон.
- Возможно, у меня тут есть одно дело.
- Вот и я так подумал. И не называй меня больше "Этиго". Мое имя - Евтихий. Помнишь? Евтихий.
Авденаго перевел взгляд на Деяниру. Девушка знала, что рано или поздно этот момент наступит, и подготовилась. Она встретила взор светлых глаз чужака холодно и надменно. Авденаго хмыкнул.
- Твой спутник - невежда, но ты должна простить его, прекрасная дама: он увидел меня и просто потерял голову.
Девушка созерцала его, стараясь не утратить высокомерного вида.
- Меня зовут Авденаго, - продолжал молодой человек. - Этиго… То есть, Евтихию следовало меня представить - так, кажется, это делают в приличных домах Лондона?
Она вздрогнула всем телом, как будто он ее ударил.
- Меня зовут Деянира, - произнесла она после долгой паузы. - Говори, что тебе нужно, и убирайся, пока я не позвала стражу. Учти, я - уважаемая мастерица гильдии гобеленщиков, и если ты…
- А, да брось ты, красавица, - развязно ухмыльнулся Авденаго. - Твой милейший Евтихий тебе не объяснял, кто он такой - и кто такой я?
- Возможно, - сказала Деянира.
- Мое имя тебя не пугает? - Авденаго насмешливо погрозил ей пальцем. - Неужели гильдия гобеленщиков так могущественна?
- Неужели твое имя более могущественно, чем гильдия гобеленщиков? - парировала Деянира.
- Отлично! - воскликнул Авденаго, потирая руки. - Она не разбирается в именах, и это меня возбуждает. А, Этиго? Тебя это не возбуждает?
- Прекрати, - с трудом выговорил Евтихий. Присутствие Авденаго как будто душило его, не позволяло глотнуть воздуха.
- Хорошо. Прекращаю. Видите вот эту гробницу, дети мои? - Авденаго указал на здание посреди площади. - Мне нужно забраться внутрь.
- Это кощунство, - сказала Деянира.
- Знаю, - кивнул Авденаго. - Но мне очень нужно. Я не прошу вас идти со мной, но… Этиго… То есть, Евтихий… Раз уж мы так удачно с тобой встретились, - не согласился бы ты посторожить? Если появится стража, отвлеки ее, пожалуйста. Любым способом. Ну хоть подерись с этой милой дамой. Как ты полагаешь, если ты начнешь бить госпожу Деяниру, а госпожа Деянира при этом начнет лупить тебя, - стражники заинтересуются?
Евтихий сжался. В его груди как будто начал расти огромный, ледяной камень.
- Ты уверен, - произнесла Деянира отчетливо и без всякого страха, - ты уверен, Авденаго или как там тебя, что в лучших домах Лондона принято драться с прекрасными дамами?
Авденаго молча взял ее лицо в ладони. Несколько мгновений он всматривался в ее глаза, потом чмокнул в нос и весело произнес:
- Стало быть, вы оба согласны!
- Погоди, - хрипло выговорил Евтихий. - Кто ты на самом деле, Авденаго?
- Два вопроса, - Авденаго растопырил два пальца и указал ими на Евтихия, точно делая ему "рога". - Почему ты спрашиваешь об этом? И почему ты спрашиваешь об этом теперь?
- Я до сих пор не знаю, кто ты такой… а сейчас ты опять появился и требуешь, чтобы я что-то делал для тебя, - сказал Евтихий. - Я ведь могу и отказаться!
- Но не отказался и не откажешься, - уверенно ответил Авденаго. - Я уже говорил тебе, кто я. Я человек - но только по крови. И намерен воспользоваться этим обстоятельством на благо моему истинному народу.
- Где ты был все это время?
- В Гоэбихоне, как и ты.
- Я нашел себе жилье, работу… - продолжал Евтихий, явно осмелев. - А ты? Я же знаю, что в Гоэбихоне нет постоялых дворов.
- Я тоже это знаю! - засмеялся Авденаго. - Ладно, крестьянская морда, расскажу тебе мой самый главный секрет. Человек вполне может проспать пару ночей под мостом и пару дней ничего не есть. Он от этого не умрет. Вообще никак не пострадает. Я - лучший солдат, чем ты, Евтихий. Ты слишком заботишься о сохранности своего тельца. Это в тебе от мелкого собственника. Постарайся избавиться от подобной озабоченности, потому что когда-нибудь она может тебя погубить.
- Тебя тролли этому научили?
- Люди, Евтихий, люди… Хватит болтать о троллях, да еще на ночь глядя. Ты напугаешь даму.
Деянира фыркнула, всем своим видом показывая, что напугать ее не очень-то просто.
Авденаго щелкнул пальцами и направился к гробнице.
* * *
Тьма была вязкой. Ее приходилось раздвигать руками, разрезать ножом. И еще Авденаго ощущал некое удивление, исходившее от этой субстанции. Десятилетиями ни один человек не осмеливался войти сюда. Никто не тревожил покой, создаваемый в гробнице. Здешняя тишина сгущалась год за годом. Она была желанной. Она была почитаемой.
Авденаго оказался первым за много лет, кто проник в гробницу.
Он ослеп и оглох. Мрак облеплял его, как будто он погрузился в банку с черным желе. Двигаться приходилось наугад. Где-то здесь лежит истлевшее тело. Впрочем, не исключено, что оно вовсе не истлело, а напротив - сохранилось в неприкосновенности.
"Странными способами люди могут почитать своих героев, - думал Авденаго. - Взять тот же мавзолей Ленина. Целый институт завели, чтобы труп не разваливался. А бабушку сожгли и в вазочке сунули в стенку колумбария. Клумба такая, с покойниками. С их пеплом. Да ну, лучше пусть вообще прах развеют. И вообще, какое дело покойнику, как его похоронят".
Тьма набивалась ему в глаза, в рот, в ноздри. Авденаго обтирал лицо рукавом, но это ему не помогало. Он и без того был совершенно слеп. Комки приклеивались к его пальцам, и он утрачивал осязание - последнее из пяти чувств, что связывали его с действительностью.
Спустя некоторое время он понял, что уже вечность барахтается в гробнице. Как и Кохаги с его деревянной ногой. Вечность без просвета, без надежды, без выхода.
А потом тьма набросилась на него.
* * *
- Что он говорил о троллях? - спросила Деянира, беспокойно поглядывая на гробницу.
- Это я говорил о троллях, - уточнил Евтихий. - Ничего особенного.
- Авденаго - он ведь твой бывший хозяин…
- Сейчас это не имеет значения, - ответил Евтихий. - Он больше надо мной не властен.
- Он у тебя вот здесь, - она коснулась пальцем его лба. - Ты не в силах избавиться от него.
- Не имеет значения, - повторил Евтихий. - Особенно после того, как он умрет.
- А как он умрет?
- Очень просто - я убью его.
- Ты сможешь убить человека?
- Он не человек, Деянира. Он ведь сам признался - ты же слышала! Он тролль.